Я летел к далекой планете, легкомысленно кружившейся вокруг звезды с красивым именем Сириус.
Незадолго до этого неугомонные астрофизики наладили радиоконтакт с жителями планеты. На меня же возлагалась задача воочию убедиться, что они существуют. Лететь туда я вызвался добровольно, ибо на Земле мне не светило; трудоустроиться я не смог (моя профессия – наладчик аппаратов обучения речи земноводных котировалась гораздо ниже, чем, к примеру, специальность оператора по разделке говядины), а кроме того, мне не повезло в любви. Увы, я был неперспективен и далеко не красавец.
На далекой планете меня ждет прекрасная туземка, то есть тупланетянка, – мечтал я, хотя меня предупредили, что «братья и сестры по разуму» могут выглядеть иначе, чем мы, и поэтому я всю дорогу усиленно готовился к встрече: смотрел «фильмы ужасов», читал гоголевского «Вия» и давал волю своей фантазии.
Но все-таки я мечтал: на далекой планете меня ждет прекрасная...
Она меня ждала... Увидев ее, я понял, что пути эволюции неисповедимы. Если мы, согласно Дарвину, произошли от обезьян, то жителей этой планеты, по-видимому, подвело богатство выбора: они сначала хотели произойти от осьминогов, но в последний момент передумали и произошли от немыслимого гибрида чешуеносых и перепончатоглазых, причем туда затесалось и семейство плоскоухих.
Она, именно она, – я понял это по ее воздушной походке, плавно поводя глазами (их было семь), находившимся на щупальцах, которые свободно двигались вокруг головы, по форме напоминающей два мяча для игры в регби, подошла ко мне. Я разглядел в ней еще много отличий от нас и понял, что недостаточно разогревал свое воображение.
«Сестра по разуму» сразу положила на меня глаз. И в прямом, и в переносном значении: ближайший ко мне орган зрения уперся в мое лицо и прямо-таки пожирал меня одиноким взглядом.
И полилась беседа. Я не знал их языка, она не понимала нашего, но язык любви обходится, увы, без слов.
– Ты мне нравишься, – произнесла она.
Я возразил:
– Мы такие разные.
– Крайности сходятся, – философски заметила она.
– Да, сходятся, – согласился я, а потом, не удержавшись, добавил, – и расходятся.
– Я кажусь тебе не совсем красивой? – обиделась она, капризно опустив нижнюю губу сантиметров на шестьдесят.
– Нет, что ты! – воскликнул я, хотя про себя усмехнулся, – надо поменять местами «не» и «совсем»: «совсем некрасивой».
– Я увидела тебя, – промолвила она, – и моя печень затрепетала от страсти!
Так нечаянно я узнал, какой орган у них выполняет поэтическую функцию нашего сердца. Пришлось подыграть ей:
– Да, у меня тоже печень пошаливает, – признался я, но тактично скрыл истинную причину недуга.
– Тебя так мало, – пожалела она меня, намекая на приоритет количества над качеством, – всего два уха, два глаза, один нос...
– Зато волос много! – парировал я, – выпадают, правда, но пока много. – И зло подумал: «Дура!»
– Дурачок, – ласково сказала она, и я понял, что сопротивление бесполезно: дело пошло на лад, и она принялась за меня всерьез.
– У тебя там, на Земле, был идеал красоты? – ревниво поинтересовалась она.
Я не придумал ничего лучшего, как назвать Венеру Милосскую. И тут же соврал: «У нее такие же красивые руки, как и у тебя». У моей «возлюбленной» было семь рук, больше похожих на ноги, но на такие, которые ни один человек не согласился бы иметь.
А она уже совсем потеряла голову. Натурально. Ее туловище осталось слева, а голова, которая, оказывается, была способна на автономное существование, подкатила ко мне справа.
– Почитай мне стихи, – попросила голова, туловище же угрожающе приблизилось ко мне. Мое туловище отодвинулось, от страха я смог вспомнить лишь пушкинское:
«Я помню чудовищное мгновенье
Передо мной свалилась ты...»
Три ее глаза томно опустились, остальные стали игриво подмигивать мне. Два уха нежно трепетали у моих уст, внимая стихам; третье ловило каких-то насекомых, которых тотчас поедал один из ртов.
– Хочешь, я спою тебе, – предложила голова. Я неосторожно согласился. «Работай она в банке сигнализационным устройством – цены бы ей не было, – подумал я, но героически дослушал пение. Отделавшись вывихом правого уха, я решился на комплимент:
– Ты – девушка редкой красоты! – и невольно оказался прав: действительно, хотелось пореже смотреть на эту «красоту».
– Идем, я познакомлю тебя с моими родителями, – предложила она, но я отказался, сославшись на усталость и излишнюю впечатлительность.
А она размечталась вовсю: «Поженимся, у нас будет трое детей. Умные и красивые. Пятки будут твои», – пригрозила невеста.
Как она догадалась, что самое красивое у меня – пятки? Особенно пятка левой ноги – предмет тайной гордости.
В ответ пришлось раскошеливаться на красивые слова:
– Ради тебя я готов пойти на край Вселенной, – с пафосом заявил я, и вполголоса добавил. – Лишь бы тебя рядом не было…
– Поклянись! – потребовала она.
– Клянусь! – сказал я. – Гадом буду! – По сравнению с ней, я и вправду казался гадом...
Я летел к далекой планете, легкомысленно кружившейся вокруг звезды с красивым именем Сириус.
А всё остальное мне приснилось.