(попытка написания в стиле чеховских времён)
Купец второй гильдии Самсон Смородин-Кукуевский считал себя человеком незаурядным. Свято верил он в то, что родился на свет не просто так, а для ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ! Часто, увидев какой либо сон, говаривал, что это у других сны надобно расшифровывать, а он что увидит, то и сбудется. А видел он далеко, на двадцать, а то и на пятьдесят лет вперёд. Иногда, если в его родном городе N происходило из ряда вон выходящее, он ходил по друзьям и знакомым и с важным видом доказывал, что де, он ещё десять лет назад видел это событие во сне, помните, помните, ну под самую Пасху. Друзья, разумеется, ничего такого не помнили, но, чтобы не обидеть доброго купца вежливо кивали и спрашивали «А расскажи-ка нам снова свой сон». И тогда гордый Самсон, важно поправив золотую часовую цепочку, начинал живописно рассказывать происшедшее в городе. Знакомые вежливо поддакивали, ахали и всплёскивали руками, как всё-таки точно сбылся сон. Во всём остальном был Самсон человеком незлобным и безобидным. Можно даже сказать добрым. Жена и дети души в нём не чаяли. Работников своих не обижал. На всякие церковные праздники, на паперти раздавал копеечки нищим, никого не пропускал.
Однако же, внешне на купца мало походил. Скорее, на какого-нибудь профессора. Он не носил большой окладистой бороды, а только профессорская скобка вокруг ярко красных губ, брил гладкие румяные щёки. Не ходил в косоворотке и сапогах бутылочкой, а в цивильном костюме-тройке и начищенных чёрных штиблетах. Кроме всего, верил он в маленькие, ничего не значащие приметы. В маленьком кармане жилетки обязательно должен был лежать рубль с профилем государя. А ежели в кармане лежал платок с синей каймой, скажем, то и галстук должен был иметь синюю крапинку. И костюм и бородку и рубль он точно срисовал со своего отца, которого любил неистово. А ещё свято верил он в «закон конца». Часто говаривал «Вот закончится у меня табак в маленькой баночке и пойдёт долгожданный дождь». Или же «Вот как закончится бутылочка дорогого италийского вина, так и приедут гости оттуда».
В детстве Самсон любил наблюдать, как отец бреется. Старая потрёпанная кисточка и опасная бритва с непонятной арабской вязью по клинку казались ему сокровищем из пещеры Аладдина.
В тот год, в Рождество получил он свой самый первый большой барыш. И с этого барыша купил подарок отцу. А потом с трепетом наблюдал, как отец неторопливо снимает ленту и белую вощёную бумагу с его подарка. Потом отец открыл деревянную коробочку оббитую бархатом и добрая улыбка на его лице сменилась вдруг на неуверенную и печальную. В коробочке из ароматного сандалового дерева, каждый в своём гнезде лежали: прекрасная мягкая кисточка, две бронзовые ёмкости, одна в виде стаканчика, а вторая в виде мисочки и блестящая бритва с перламутровыми накладками c надписью по клинку «Solingen».
- Сынок, это очень дорогой подарок. Я не смогу тебе…
- Нет, у тебя есть подарок, который сделает меня таким счастливым! Это твоя старая бритва.
- Ты это, наверное, говоришь специально, чтобы утешить меня? Кому же может понравиться старая, стёртая бритва…
- Ну, пожалуйста…
В тот вечер не было, пожалуй, в городе более счастливых, чем отец и сын.
А потом уже в изрядном подпитии, когда Самсон любовался СВОИМ бритвенным набором, нежно гладил старую кисточку, словно голос какой то произнёс у него в голове «Вот вывалятся все волоски из этой кисточки и не станет твоего отца».
Нет. Он не перестал бриться отцовским набором. Просто делал это аккуратно и нежно, словно боясь сделать больно старой прореженной кисточке. А волоски выпадали, и кисточка становилась всё жиже и жиже. Каждый раз, беря её он не терял ощущения, что держит в руках жизнь любимого человека. Увы, отец умер не дожив до восьмидесяти. Доктор, осматривавший его, пожал плечами и сказал, что всё естественно, просто время пришло. А у Самсона в голове опять тот же грозный голос сказал «Когда вывалится последний волосок, умрёшь ты». Но, ему было всё равно. Он готов был хоть сейчас пойти вслед за отцом, однако же, христианская вера строго-настрого запрещала подобное.
Вот уже годы пролетели незаметно. Выросли дети. Уже внуки ведут собственные дела не оглядываясь на стариков. Странный мир стал непонятный. Одна отрада осталась: сесть вечерком с друзьями, попить лафиту или наливочки, да расписать пульку на четверых. Очередная зима минула незаметно. Весна на пороге. Как то после долгой ночи с пулечкой, захотелось вдруг Самсону Никифоровичу тряхнуть стариной. Приготовил он свой любимый костюм, начистил штиблеты, да побрился. Но, видно сказалась бессонная ночь. Как то неосторожно поставил на край раковины кисточку, зацепил рукой и…
Кисточка лежала на полу а вокруг неё белело облачко рассыпавшихся волосков. Он некоторое время в оцепенении смотрел на это белое облачко, потом постоянно приговаривая «Как же это?» начал сгребать мокрой ладонью в кучу. С того дня стал Самсон каждый день ждать смерти. Всё ходил, прислушивался к себе. Вроде, ничего не болит. Сердце не щемит. Аппетит не ушёл. Он перестал бриться, следить за собой. Порой даже верная жена, которая раньше ворчала, когда он уходил к друзьям на ночную пульку, начала поджучивать.
- Самсон Никифорович, сходил бы уж Алексею Алексеичу, уж третьего дня как звали к себе. А я бы вам наливочки дала с собой, а?
Но, он только сидел уставясь в окно и думал о чём то своём.
Однажды зашёл к ним в гости купец Азраилов.
- Ах, душа моя, Самсон Никифорович, совсем забыл ты старых друзей. Мы уж думаем, не обиделся ли на нас, часом?
И видя слабые протесты Самсона, решительно воскликнул:
- Всё, идём-ка, брат, ко мне. Одевайся.
- А что, и пойду! – решился вдруг Самсон. Вот только побриться надо. Негоже в хорошем обществе появляться вахлак вахлаком.
Он пошёл к себе в спальню. Из нижнего ящика огромного полированного шкапа достал богатую коробочку сандалового дерева с бритвой, которую когда то давно дарил отцу. С трепетом вдохнул давно забытый, такой родной запах. А потом они весело переговариваясь шли по быстро темнеющей улице.
- А давай-ка, через озеро, напрямки. Так быстрее – предложил Алексей Алексеевич. Лёд хороший. Вон молодёжь на коньках как гоняет.
- А пошли – весело согласился Самсон.
Они уже дошли уже до середины озера, когда раздался странный треск и Самсон оказался в ледяной воде. Холодная, злая, она разом закрутила обоих путешественников. Упругие потоки тянули всё сильнее и сильнее под острый край льдины. Последнее, что увидел он, как подбежавшие молодые люди с шумом и криком вытаскивают на лёд Азраилова. И только обрывки мыслей «А как же я?... Кисточка… Отец… Сбылось…»