Первое фиаско кавалерии генерала Рыжова
… Тем временем генерал-майор И.И. Рыжов оседлал высоту, на которой находился редут № 4, где временно устроил свой командный пункт. Отсюда он разглядел в подзорную трубу то, что, по мнению нашей разведки, являлось либо артиллерийским парком, либо «вагенбургом», либо даже «обозным лагерем», а к юго-востоку от него - неприятельскую пехоту – это ожидал своей славы 93-й шотландский пехотный полк.
Забегая вперед, скажем, что на самом деле Рыжов увидел один из полевых палаточных лагерей английской Лёгкой бригады, оставленный ею к тому времени. Повинуясь указаниям Ивана Ивановича, и в полном соответствии с принятой диспозицией бывший (и через несколько лет будущий) Киевский (Лейхтенбергский) гусарский полк полковника Войниловича стремительно ворвался в «вагенбург», чтобы сокрушить коновязи и перевернуть столы с расставленной на них, очевидно для a full English breakfast (полного английского завтрака), дорогой фарфоровой посудой. Грабёж настолько увлек гусар, что покинуть лагерь они заставили себя лишь в виду приближения эскадронов Тяжелой бригады Скарлетта...
Именно в эти мгновения штаб-офицеры Реглана обратили внимание лорда, успевшего ободрить «насмерть» стоявшего Кэмпбелла, на угрожающее движение крупной кавалерийской массы противника в сторону правого фланга дивизии Лукана. Посовещавшись со своим начальником штаба, командующий отдает приказ следующего содержания:
- командиру Тяжелой бригады барону Джеймсу Йорку Скарлетту выдвинуться силами четырех драгунских полков к занятому противником палаточному лагерю Легкой бригады и атаковать неприятельскую конницу;
- Пятый полк Тяжелой бригады и вся Легкая бригада остаются в резерве командира дивизии между редутом № 6 и подножием Сапун-горы, поскольку оттуда для русских они не видны, зато при случае могут неожиданно атаковать их.
Еще не зная об этом приказе, Скарлетт, тем не менее, решил не стоять на месте. Его люди, соблюдая осторожность, медленно двигались по направлению к большому винограднику, возле которого располагался тот самый лагерь Легкой бригады, в котором бесчинствовали Киевские гусары. Здесь Скарлетту доложили, что видят на холмах, на левом фланге, примерно в 750 ярдах от того места, где он находится, неприятельских всадников с пиками (уральских казаков?). Вскоре барон и сам разглядел две длинные колонны русской кавалерии, медленно спускавшиеся с холма.
Консультироваться с начальством Скарлетт не стал. Он сразу же приказал своим эскадронам приготовиться к атаке. Бригада начала развертываться в боевой порядок, перестраиваясь в три линии. Пятый драгунский полк, в тот момент оставивший фланг «тонкой красной линии», должен был составить третью линию атакующей Бригады.
По свидетельствам англичан, русские, заметив «тяжелых» драгун, остановились: «передние шеренги русских замерли, давая подтянуться остальным. Эскадроны подходили один за другим, и вот уже вдоль гребня выстроились уланы, драгуны (английские очевидцы ошибаются – ни улан, ни драгун у Рыжова не было – А.А.) и гусары. Они встали в две колонны поэшелонно, и еще один эшелон составил резерв».
То была роковая ошибка, допущенная генералом Рыжовым (после захвата «вагенбурга», он оставил свой наблюдательный пункт и возглавил «атаку» гусарской двухполковой бригады). Генерал впоследствии так объяснял свои действия:
«… я остановился, имея в виду, что мне предстояло пройти до неприятеля версты полторы; причем неизбежно лошади не имели бы такой силы, какая требовалась для атаки». С этими словами трудно сопоставить другое утверждение Рыжова: «каждому начальнику части были переданы меры на всякий могший произойти случай ясно, основательно и подробно». Если все знали, что делать в случае неожиданного появления неприятеля, почему же никто ничего не сделал?
А не растерялся ли наш генерал Рыжов, засомневавшись, туда ли он движется, откуда здесь, вместо долженствующей быть по диспозиции вражеской артиллерии, взялась вражеская кавалерия, да еще в таком немалом числе? Во всяком случае командир русской кавбригады совершил второй непостижимый просчет: оставив за себя генерал-майора Халецкого, он покинул отряд и отправился к Липранди (располагавшемуся в двух верстах от него), чтобы доложить обстановку и уточнить свои действия.
Выслушав Рыжова, Липранди, видимо, понял, что тот не только не ориентируется на местности, но и не способен на самостоятельные действия. Так или иначе, главному кавалеристу выделили штаб-офицера («проводника»), передали ему для защиты флангов уральских и донских казаков из резерва командующего и приказали не атаковать, а прикрывать захваченные пехотой редуты.
В мемуарах Рыжов, кстати, оговорит Хорошихина: «Уральский казачий полк, принявший много направо от неприятеля, по опушке горы, в том же порядке, как и с места, то есть по шести, двинулся со страшным «ура!», быстро носился взад и вперед какой-то вереницей, не сближаясь, впрочем, с неприятелем».
Здесь следует напомнить, что в кавалерийском резерве Липранди оставался теперь только сводный уланский полк, сформированный «по недостатку кавалерии с миру по сосенке» из резервных частей шести легких кавалерийских дивизий. Командовал полком полковник Василий Иванович Еропкин, которому предстояло сыграть заметную роль в судьбе Легкой бригады Кардигана…
Вернемся к Тяжелой бригаде. Пока она развертывалась в боевой порядок, адъютант графа Лукана передал Скарлетту приказ командующего о том, что барон собирался провести по собственному почину. Перестроения «Тяжелых» показались нетерпеливому командиру дивизии слишком медленными, поэтому он приказал своему трубачу играть сигнал к атаке. Однако Бригада не сдвинулась с места. Тогда Лукан заставил трубача повторить сигнал. И вновь – без результата.
Скарлетт попросту запретил своим подчиненным реагировать на чьи-либо команды, кроме его собственных. Ингерманландских гусар, должно быть, удивили эти дважды прозвучавшие сигналы к атаке, но поскольку ничего не происходило, они продолжали топтаться на месте. Английский историк К. Хибберт пишет: «В отличие от плотных тёмных рядов русских всадников, кавалерия англичан, расположившихся на холмах западнее, выглядела неубедительно» (численность британцев оценивается специалистами в 800-900 человек, наших, если не считать казаков, было около 1200).
Скарлетт решил атаковать фланги русских, используя виноградник и лагерь Легкой бригады как прикрытие от русского фронтального удара. В первой атакующей линии выстроились Шотландские Серые (официальное название – 2-й Королевский Северо-Британский драгунский полк), во второй, выстроенной сзади и чуть правее, уступом – драгуны 6-го (Иннискиллингского) и 4-го (Королевского Ирландского гвардейского) полков. Вторая линия атакующих, как и 5-й гвардейский драгунский полк, размещались в низине, скрытой от русских глаз.
Сделав всё так, как он хотел, Скарлетт обнажил саблю и повел своих Серых на «серую массу» нашей кавалерии – эскадроны бывшего Ингерманландского гусарского полка (русские гусары в тот день были облачены в шинели серого цвета).
Находившиеся на атакуемом британцами участке фланга ингерманландцев казаки-уральцы перед самим носом «Серых» виртуозно рассеялись, видимо, посчитав, что не дело «иррегулярной кавалерии» противостоять регулярной (браво, подполковник Хорошихин, знающий свое дело!). Приняв неожиданный, ввиду неожиданности маневра уральцев, удар во фланг и понеся потери, наши гусары первое время держались стойко. Они не позволили пробить брешь в линии своих эскадронов; напротив, стало казаться, что атакующие увязают в «серой массе», которая грозит окружить и поглотить их.
В этот момент, и снова нам во фланг врезалась вторая линия Тяжелой бригады, которая и принесла британцам конечный успех, расстроив ряды Веймарского полка.
Четвертый гвардейский драгунский полк, следуя уступом, атаковал правое крыло русской конницы и полностью дезорганизовал построения наших гусар. Им пришлось выдержать, или, скорее, не выдержать, еще один удар, нанесенный чуть позже «королевскими драгунами» Первого полка «Тяжелых», командир которого подполковник Джон Йорк проигнорировал приказ Лукана оставаться на месте и атаковал по собственной инициативе, врезавшись в другой незащищенный фланг противника.
Незащищенным он оказался потому, что, лихорадочно перестраивая бригаду, чтобы отразить Серых шотландцев, генерал Халецкий сместил первую линию ингерманландцев влево — и правофланговые эскадроны второй линии гусар оказались открытыми для ударов во фланг и тыл.
Здесь уместно вспомнить о графе Лукане и Легкой бригаде, к которой наконец присоединился ее командир «яхтсмен» Кардиган. Бригада находилась в идеальной позиции (ярдах в пятистах от противника) для нанесения сокрушительного удара по открытым флангу и тылу русской кавалерии. Однако Лукан не решился проявить инициативу, а Кардиган не счел нужным общаться с шурином, которого, как нам уже хорошо известно, терпеть не мог. В этой ситуации нервы не выдержали у нескольких нижних чинов 17-го (герцога Кембриджского) уланского полка. Пока их командир, капитан У. Моррис, препирался с Кардиганом, требуя атаковать русских, они пришпорили лошадей и понеслись на неприятеля, наплевав на субординацию и дисциплину. Победителей не судят…
Ожесточенный кавалерийский бой, длившийся, по свидетельствам и расчетам специалистов, 7-10 минут, фактически завершился – нашим решительным поражением. Большая часть гусарских эскадронов второй линии, даже не вступивших в соприкосновение с напиравшим противником, обратилась в бегство. Выходившие из боя гусары, помчались вверх по склону, которым спускались, а дальше - галопом по Воронцовскому тракту.
По воспоминаниям участников этого столкновения, когда русским, удалось оторваться от преследователей, три английские артиллерийские батареи, заняв позиции на возвышенности, открыли огонь шрапнелью по арьергарду бригады Рыжова.
В своих воспоминаниях штаб-ротмистр Е. Арбузов, чей эскадрон бывшего Ингерманладского/Веймарского гусарского полка находился во второй линии наших боевых порядков, писал:
«При отступлении нас стали осыпать неприятельские снаряды, и ряды эскадрона с каждым шагом становились все реже и реже. Когда же мы вышли из-под огня, мой лейб-эскадрон превратился в полуэскадрон. В нем оказалось лишь по пять и шесть рядов во взводе, а в дело вошли по двенадцать». Отметим, что ранее на лейб-эскадрон Арбузова пришелся удар с тыла, нанесенный полком «…гвардейских драгунов Королевы Виктории» (здесь Арбузов ошибается; вероятно, он имел в виду 5-й гвардейский драгунский полк Принцессы Шарлотты Уэльской).
Батарею I капитана Мода, выдвинувшуюся на удобную позицию на гребне холма между редутами №№ 1 и 2, нашим артиллеристам удалось довольно быстро подавить. Капитан Мод получил тяжелое ранение…
Во время отступления кто-то сообразительный повел гусар не тем маршрутом, по которому наши гусары явились сюда (мимо редута № 4), а проходом между вторым и третьим редутами. Согласно одной из версий, неизвестно где обретавшийся генерал Рыжов, якобы решивший, что атакован всей английской кавалерией, хитроумно скомандовал отступление «серой массы» через проход между вышеупомянутыми редутами, дабы подставить вражеских драгун под перекрестный огонь наших батарей.
Именно в этот проход и устремились бывшие ингерманландцы с лейхтенбергцами, заманившие за собой передовые эскадроны преследователей. Наши артиллеристы не дремали и действительно обстреляли увлекшихся погоней королевских драгун. Кинжальный огонь сделал свое дело: от него кавалеристы Тяжелой бригады потеряли больше людей, чем в схватке с нашими гусарами.
Благоразумный Скарлетт, несмотря на раны и ушибленную голову, тут же приказал трубить отбой, предоставив славной русской кавалерии в полном беспорядке откатиться к Чоргунскому ущелью и спрятаться за жерла орудий передислоцированной туда Третьей Донской батареи.
В итоге мы потеряли около 50 человек убитыми, среди них - около 30 ингерманландцев; британцы, по их данным, - 15 человек убитыми и 87 ранеными. «Хорошая работа, Скарлетт», - так, в присущем ему лапидарном стиле, оценил лорд Реглан действия Тяжелой бригады.
Об общем превосходстве британской кавалерии того времени над нашей мы скажем позднее. А к печальному итогу описанной схватки привело прежде всего неумелое командование, точнее - его полное отсутствие. Справедливо заметил один из русских очевидцев боя: «…за исключением нескольких блестящих имен, большинство не было подготовлено к распоряжению войсками всех родов оружия, не умело восстановить связи между частями, входившими в состав вверенных им сил, не умело поддерживать связь по фронту с соседями; … во главе кавалерии стояли лица не только не подготовленные к руководству военными операциями, но даже не знакомые с употреблением в бою этого рода оружия».
Выигранное Тяжелой бригадой столкновение с гусарской бригадой Рыжова подтвердило три старые закономерности конных схваток: 1). Атака на стоящую кавалерию всегда успешна; 2). Удар во фланг опрокинет любую кавалерию; 3). Самые большие потери несет отступающая кавалерия.
На этом фоне резюме генерала Рыжова звучит несколько странно, если не сказать неадекватно: «…С помощью Божией конец для нас был славный. Гусары, рубившись на месте минут семь, хотя и понесли значительную потерю … заставили, однако, стойкого врага показать нам тыл. Английская кавалерия, повернув назад, скрылась за свою пехоту (? – А.А.). Я признал необходимым остановить, сочтя этот момент самым удобным для возвращения. Тут же под самым сильным огнем с неприятельской батареи от Кадыкиоя сколько возможно было я построил их и в порядке, в глазах нашего отряда, спустился с горы на место, которое следовало занять кавалерии, построил вновь в две линии, заняв всю поперечную часть долины, указал места артиллерии и велел снять орудия с передков… Я никогда не видал кавалерийской атаки, в которой обе стороны с равным ожесточением, стойкостью и, можно сказать, упорством рубились на месте такое продолжительное время, да и в военной истории кавалерийских атак немного встретишь таких примеров… Атака эта самыми недоброжелательными для нас людьми не может быть названа иначе как самою смелою, решительною, образцовою…»
У многих исследователей боя возникает вопрос: а сражался ли в нем генерал Рыжов? Скарлетт сражался, получил пять ран, его голову от гусарских сабель спас изрядно помятый шлем. Назначенный незадолго до этих событий на пост командира двухполковой бригады 6-й Легкой кавалерийской дивизии генерал-майор Иван Альбертович Халецкий сражался, получил рану в шею, потерял в бою свой прекрасный клинок из дамасской стали и, увы, левое ухо, отсеченное ему британским драгуном.
Сражался полковник И. Войнилович, а генерал А. Бутович, располагаясь в третьей линии нашей бригады, ничего, кроме команды отходить, не предпринимал, хотя впоследствии почему-то удостоился за участие в бою «монаршего благоволения». А что же Рыжов? Где он? Этого никто не знает. Однако становится понятным, что в критический момент боя русская кавбригада осталась без своих высших командиров.
По одной, сказочно-эпической версии, под Иваном Ивановичем была убита лошадь, сам он получил ушибы и контузию и не будь рядом безымянного и неизвестно откуда взявшегося унтер-офицера Ингерманландско-Веймарского полка не избежал бы плена. Унтер отдал свою лошадь генералу, умудрился поймать неприятельского коня, расседлал, надел на него генеральское седло с принадлежностями и был таков.
Сам Рыжов никогда не распространялся на сей счет. Скорее всего, переговорив с Липранди, он так и не успел вернуться к своим гусарам. Похоже, командир гусарской бригады вновь забрался на редут № 4, откуда имел несчастье наблюдать ее беспорядочный отход к Чоргуну...