Большую часть времени вне дома мы, конечно же, проводили во дворе. Важной характеристикой этого досуга было смешение всех возрастов, что превращало дворовое времяпрепровождение в школу жизни. Важную роль здесь играло общение не столько со взрослыми, а, в первую очередь, со старшими братьями-сёстрами наших друзей, которые служили примером чего-либо или источником информации. Так, например, довольно легендарным человеком был старший брат нашей ровесницы, которая и сама могла неслабо дать сдачи, но не всем. А вот когда какой-то пьяный незнакомец, случайно оказавшийся в нашем дворе, пнул всеобщую любимицу детворы собачку Бульку, наша ровесница кроме крика брату ничего не смогла сделать. Зато брат, выскочив на её призыв, и поняв, что вызвало кипеж, так приложил ногой под задницу этому пьянчужке, что тот улетел на пару метров и приземлился в газоне. Нашей радости не было предела, так как справедливость восторжествовала и зло было наказано. Много дней после мы вспоминали эту историю, восхваляя Кольку. Скажу здесь, что животных мы все очень любили, и они играли важную роль в проведении времени во дворе.
Одиноко шествующие по двору слепые мужчины вызывали страх, как и немтыри. Непонятно было как себя вести с ними. Слепого Аркашу я обходила стороной, не здороваясь, хотя мы и дружили с его детьми, а вот его слепую жену тётю Валю я всегда громко приветствовала. Они оба были довольно страшненькие с виду, но на слепом лице Вали всегда было выражение доброты, что и привлекало, а у Аркаши была какая-то застывшая маска преодоления этой жизни, маска вечной борьбы с обстоятельствами. Один очень осанистый слепой (мы с ним вместе даже играли в одной пьесе в клубе) с сигаретой в руке однажды натолкнулся на меня на узком тротуаре и сигарета выпала у него из рук. Он громко и требовательно закричал, чтобы Некто, то есть я, вернулся и поднял сигарету. Но я испугалась и убежала. И еще всегда неудобно было шмыгать в подъезд мимо сидящих на лавочках слепых: непонятно, здороваться или нет, если они тебя не видят?
Всё на виду – это было отличительной чертой соседского общежития в многоэтажках ХХ века. Семья Сухаловых (слабовидящая эффектная Фая на производстве работала, а её зрячий муж был в клубе физкультурником) приобрела запорожец, что было ещё в новинку в то время. Они всегда мыли и протирали его на виду у всего двора, испытывая глубокое удовлетворение от обладания машиной. Не знаю, завидовали им или нет зрячие, но точно посмеивались, так как машина была маленькой и подержанной, а Фая важно к месту и не к месту произносила слова «салон нашей машины». Фая эта была фигуристой, громкоголосой и ярко в рыжину красила хной волосы, а её скромный муж подчинялся всем капризам жёнушки. Немного портили её внешность непривычно тусклые глаза, один из которых был частично с бельмом, но это она компенсировала стремлением к внешней яркости и беззастенчиво активным поведением.
И любовь, и горе, и измены, и успехи – всё выносилось на суд соседей в этих домах. Время шло, и даже новый соседний дом, граничащий с нашими слепецкими домами, тоже постепенно включался в соседские взаимоотношения. Во-первых, обозначились, как ни странно, родственные связи, которые реально работали на коммуникацию. А, во-вторых, между домами завелись знакомства, дружбы и любови. У одной девочки из кооперативного дома мать имела любовника, и временами очень страстно с ним прощалась, целуясь и обнимаясь прямо за углом между домами. Мы все это наблюдали, гуляя во дворе, а подружка наша ужасно смущалась, но ничего не предпринимала. Да и что она могла поделать?
В кооперативном же доме купили однокомнатную квартиру молодожёнам, и нам сообщили, что отец юной супруги председатель какого-то колхоза. Почему-то это произвело на всех впечатление, формируя картинку особого богачества пары, и это широко обсуждалось. Как-то в субботу мы специально пришли посмотреть как эта молодая жена вынесла во двор практически новые стулья от подаренного на свадьбу гарнитура, и покрывая каждый сырой белой тканью, стала выхлопывать их сиденья, освобождая от пыли. Вот это было в новинку. Даже в кооперативном доме никто так тщательно не ухаживал за мебелью (и месяца после свадьбы еще не прошло), а уж в слепецких домах никто бы не стал так дырякаться! То есть все про всех всё знали, а самое главное, никому особо и не приходило в голову что-то скрывать. Наоборот шли «в люди», чтобы обсудить и получить помощь.
Ещё один случай связан с печальными событиями в семье моей подруги из кооперативного дома. Они имели зрячих родственников в первом слепецком доме, которые получили квартиру, работая на УПП ВОС. Семьи общались, и когда отец моей подружки в пьяном виде ударил ножом свою жену, она не вызвала сразу «скорую», а побежала через два двора к родственникам, зажав рану рукой, и громко голося на весь двор, сообщая о происшествии. Это было страшно наблюдать! Муж её потом, отсидев несколько лет, вернулся и таки убил свою жену, а сам тут же повесился, оставив двух подросших дочерей полными сиротами. Такие происшествия, конечно, были редкостью, но и все мелочи жизни выносились на суд соседей.
И ещё надо вспомнить замечательного человека из кооперативного дома, который тоже имел родственников в первом слепецком доме, и сыграл значительную роль в судьбе своего внучатого племянника. Этого человека знали как власти города, так и его жители, не говоря уже о соседях по дому, и по общему со слепыми двору. Застали мы его уже почти пожилым, но очень активным человеком, который не проходил равнодушно мимо какого-то непорядка в городе, а напротив, «бил во все колокола». В наших дворах это проявлялось в том, что он частенько ругал детей за какое-то баловство, по его мнению наносящее ущерб домам и их жильцам. Мы, конечно, его за это не любили и боялись, что естественно, так как ругался он громко и часто. И лишь с возрастом, узнав его в силу обстоятельств поближе, и оценив его вклад в городскую жизнь, я лично его вспоминаю как прекрасного и неравнодушного человека.