Канаву я помню с момента нашего переезда во второй дом в трехкомнатную квартиру, то есть лет с 5-6. Помню потому, что мы с подругой раздобыли дома спички, и пошли пробовать их разжечь именно в сухой траве этой канавы. Наверное это был конец лета, так как трава стояла жухлая. Мы долго чиркали спичками по коробку, но у нас ничего не получилось с поджогом. Вскоре нас обнаружили в этой канаве (но не помню кто), и привели домой, где мне лично сильно попало. Не то, чтобы этот длинный ров, имеющий песчаные берега, поросшие травой, был нам запретен для игр. Беспокоило родителей то, что надо было уйти со двора и перебежать дорогу, которая отделяла наши дома с магазином «Заря» от этой канавы. Движение машин тогда было довольно слабым, но все же было! Ну и сам факт игры со спичками в сухой траве был осуждаем.
Весной, когда вода, тёкшая по дну канавы, оттаивала (естественно мы ее состояние и глубину мерили резиновыми сапогами), а потом становилась тёплой и местами даже пересыхала, образуя небольшие лужи, наступал этап наблюдения за головастиками и лягушатами. Мы много времени проводили за этим занятием, и, соответственно, ноги были мокрыми, а руки - постоянно в «цыпках» (красные и шершавые), из носа часто текло. Кроме вазелина для лечения рук дома ничего не предлагалось, но он помогал слабо. Ну и перчатки дети весной и осенью тогда не носили, имели только зимние варежки. Мокрые руки на прохладном ветру «паршивели» снова.
Справа от первого слепецкого дома (если встать к нему спиной) через канаву был переброшен небольшой мостик без перил, по которому надо было идти в восьмилетнюю школу, где мы все учились (причём проходить надо было мимо «немтырей»). С этим мостом тоже были связаны игры, так как под ним было пространство, и можно было спрятаться, играя в прятки.
А слева от второго дома не то чтобы мост, а какая-то насыпь помогала пройти к хлебному магазину (в наше время слева от этой насыпи канава заканчивалась болотинкой), который при отсутствии хлебного отдела в «Заре», пользовался популярностью. Кстати, в советское время магазины рано закрывались (как правило в 19.00) и, если приспичит, надо было идти «в город» в дежурный магазин, который работал до 21.00 ч. И еще магазины имели обеденный перерыв, как правило с 14.00 до 15.00, что также было очень неудобно.
Когда было тепло и песчаные берега канавы становились рыхлыми, наступало время «гигантских прыжков», которые можно было делать, соревнуясь друг с другом на скорость и длину, вниз по этим песчаным кучам. По этим берегам можно было бегать и вдоль канавы, прыгая по песку. Правда, в канаву сбрасывали всякую грязь со дворов, и даже топили там котят или бросали трупы задавленных собак. К сожалению всё это было, но мы там всё равно играли.
Зимой, естественно, в канаве катались с горок, которые не надо было делать специально, а просто они накатывались десятками детей прямо по снежной насыпи берега этого рва. Но особой популярностью пользовалась одна из них. Напротив магазина «Заря» через дорогу на берегу канавы на естественном возвышении ближнего к нашим домам берега был построен ларёк для сдачи бутылок. Его покрыли грязно-жёлтым волнистым пластиком, на куске которого так лихо можно было скользить вниз на дно канавы. Здесь собирались толпы подростков, итогом чего было печальное зрелище задних и боковых стен ларька, с утерянными понизу жёлтыми панелями, которые были неровно отодраны катающимися на горке детьми. Это веселье продолжалось не один сезон и собирало детвору со всего города.
Канава служила и местом всяческих уединений. Мальчишки повзрослее там курили. А в первом классе нам со школьной подружкой (признанным красавицам) в этой канаве одноклассник признавался в любви, стесняясь выговорить всю фразу, а только повторял, что он нас «Эл!». Он долго не мог выбрать лучшую, и поэтому говорил нам обеим это в канаве одновременно. Ну потом я его почему-то уступила подруге сама, и мы играли у нас дома в «свадьбу», прилаживая на голову Наташке кружевную белую накидушку с родительской кровати вместо фаты.
Этот ров был виден из окон нашей квартиры во втором доме, что тоже немаловажно в моих воспоминаниях. Слово «заканава» имело для нашего города особый смысл, хотя уже и не существовало большой разницы между жителями двух миров, которых этот ров разделял в прошлом.
Кроме игр в канаве, были и другие формы детского досуга, вырастающие из дворового времяпрепровождения. Так, например, слабовидящие тётя Вера и дядя Саша Денисовы, имея взрослую дочь, но ещё не имея внуков, собирали дворовую малышню у себя дома и показывали диафильмы. Не помню, сколько раз это было, но на одном таком сеансе я точно присутствовала, а остальные могла пропустить, так как часто гостила у бабушек, и летом проводила по 2-3 смены в пионерском лагере. Жили Денисовы в первом старом доме и были очень добрыми людьми, за помощью к ним обращались многие слепые.
Еще помню один раз моя собственная мать собрала дворовых ребят и повела нас в первый бор (был у нас и второй бор!), чтобы поучить составлять букеты цветов и делать поделки из шишек. Она этого факта конечно же не помнит. Но я вспоминаю свою гордость по этому поводу, что вот моя же мама нас всех повела туда на прогулку!
Ходить в этот бор нам вообще-то не очень и разрешали, хотя в 1960-е гг. в летнее время он был полон народу, так как там располагалось небольшое озерцо, в котором можно было искупаться. Но подростками время мы там проводили часто. В тёмное время суток жути нагоняло присутствие недалёкого старого кладбища.
Вот этой атмосферой и воспользовался один раз, будучи ещё молодым, местный фотограф, ставший позже довольно известным в городе, который подошёл к нашему костру в этом первом бору. Зачем мы так поздно сидели там и жгли костер, я уже не помню, но было нас человек 6-7 обоего пола. Куда шёл через бор этот Юрий Сеначин, и зачем он к нам подошёл, тоже неясно. Но подсев к нам, он стал пересказывать разные сюжеты о «кругах ада» и о «жизни после смерти», и делал это так увлечённо, что не запомнив особо содержание его повествования, я всю жизнь помню сам этот факт, и это воспоминание через много лет смогла сопоставить с его личностью, хотя возле того костра даже не знала как его зовут.