Легенда Три-Четыре

ТОЧКА В ПРОСТРАНСТВЕ
    В этой крохотной точке, занимающей всего пять миллиардов квадратных миль кипящей и скручивающейся жгутами поверхности, удерживаемый магнитными полями, назревал прорыв. Пытаясь его сдержать, напряжение магнитного поля росло, приближаясь к беспределу. И растущий под точкой жар отступал глубже, создавая тёмное пятно. Там множились силы и прорыва, и удержания. На последних секундах магнитная поверхность выгнулась и, плотно свёрнутый, рукав плазмы, раскручиваясь, пробил магнитный запрет и метнул избыток энергии прочь.
    Солнце, тихонько чихнув, вздохнуло облегчённо…
    Именно таким было начало Легенды. Всё о Легенде не знает теперь никто и автор постарался свести все известные факты к общему знаменателю. Глубоких противоречий сюжета это не вызвало. Всё течёт в одном бешенно скачущем ритме.

Глава 1. Спуск на планету
МАРС. СОБЫТИЯ В АТМОСФЕРЕ. ПАВЕЛ
    «Зою», до входа в атмосферу казавшуюся такой уютной, рывками трясёт и раскачивает. За ней ступеньками распахивается огромный тормозной парашют. После трёх с половиной месяцев жизни в невесомости шестёрка исследователей собирается хлебнуть всех благ гравитации на одной из самых лёгких, гравитационно-твёрдых планет. И интеллект-модератор тяжёлого пилотируемого корабля ждёт момент, когда надо запустить движки, на малых оборотах раскручивает турбины.
    — Внимание, высота пять тысяч. Ждём отстрел. Ух, как будет весело! – штурман Вовчик не дремлет, острит, чтобы первопроходцы ненароком не заскучали.
    Торможение атмосферой настолько же сильное, как при спуске на Землю. Сила, с какой вдавливает людей в скафандрах в ложементы, такая как там. Только скорость спуска много больше, даже огромный парашют в этой атмосфере мягкой посадки не обеспечит!
    Экипаж молчит и ожидание немного затягивается. Парашют полностью распахнулся давно, скорость немного снизилась.
    И вот он, момент истины: небольшой перекос, треск пиропатронов, подрывающих натянутые райзеры, парашют отстрелян и снова невесомость. «Зоя» падает с ускорением, но движки молчат...
    Как должно происходить формирование всех операций по посадке известно точно, многократно переигрывалось на симуляторе, но сейчас что-то идёт не так.
    Выход к точке орбиты был безупречен, тормозной импульс прошёл в нужное время и длился требуемые секунды. Скорость снизилась до двух километров и «Зоя» сошла с орбиты как по нотам!
    Но парашют отстрелился позже и движки не запустились в тот же момент. Всё должно работать синхронно... Время ожидания перевалило допустимое отклонение. При этом «Зоя» в потоке газа стала закручиваться. Началась корректировка и это был самый неприятный момент. Несколько раз хорошо сработали активные фиксаторы в шлемах. Кто-то из экипажа охнул, но этим звуковое сопровождение и ограничилось.
    Всё восстановилось на последней секунде, когда заорали тормозные бустеры. Мир в кабине обрёл чёткую вертикаль, зафиксировав низ, ускорение стабильно прижимает к креслу. С крайнего тыла серьёзным голосом Вовчик вещает:
    — Спускаемся. Небольшой перелёт, поэтому дросселирование минимальное, но до точки всё равно не дотягиваем.
    Голос капитана:
    — Сколько не дотягиваем?
    — Ушли километров на двадцать, сможем компенсировать процентов семьдесят, не больше.
    — Вашу ж мать! – выругался капитан.
    — Надо говорить: «Пи-ип»! – ангельски рекомендует капитану Вовчик, он в своём амплуа.
    Это он шутку включил чтобы ослабить потрясение! Только зря. Все понимают: ещё до посадки всё пошло по худшему сценарию. Такси здесь не бывает и такое расстояние придётся измерять шагами. И тащить туда же по неведомым путям шестнадцатитонный корабль. Других способов соединить взлётную ступень с пилотируемой кабиной ещё не придумали.
    Даже через амортизирующие и гасящие звук структуры рёв турбин режет уши. Но это так, как и должно быть. Тяга максимальная, уже ничего не изменить.
    — Высота две сто. Скорость снижения в средних значениях. Сядем через четыре минуты. Точка внизу ровная. Ветер ноль пять, на небе ни облачка.
    Вовчик держит амплуа, про отсутствие облачков – шутка. Эти явления здесь настолько редкие, что увидеть это – мечта любого. Климат на планете исследован лишь фрагментарно, до целого не хватает пары-тройки поколений наблюдателей. А в возможном ухудшении видимости чаще виновны не лёгкие облачка, а тяжёлые пылевые бури, в конце зимы они несколько месяцев в полумраке засыпают всё сухой пылью. Что лишает не только возможности безопасной посадки, но и надежды хоть какое-то время оставаться на поверхности.
    Впрочем, волноваться рано, до ближайшего весеннего шторма более девяти месяцев по земному календарю. За это время экипаж должен отработать программу по полной и Громовержец-4.1 вернёт их в уже обжитую людьми часть Вселенной.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Из пресс-секретариата Роскосмоса Марина Корнилова:
    — Всем доброго времени! Накануне опубликована информация: спускаемый аппарат «Зоя» должен в это время осуществить посадку в расчётном районе, но из-за десятиминутной задержки сигнала, для нас с вами корабль всё ещё спускается в атмосфере. Сеанс связи с экипажем был прерван из-за нахождения аппарата в облаке плазмы. Информации не будет ещё минуты две-три. После торможения в верхних слоях должен раскрыться парашют и будем ждать доклад о прохождении этой сложной и опасной фазы полёта. Картинка в высоком качестве будет готова только к вечеру, а видеосвязь начнётся в лучшем случае через несколько дней, когда будут выведены, отработаны и запущены все звенья системы связи. А пока наш корреспондент в студии Ижевска передала фрагменты интервью научного консультанта проекта, доктора технических наук Виктора Алексеевича Симака.
    Корреспондент:
    — Добрый день, Виктор Алексеевич. Поясните пожалуйста для наших зрителей, почему мы не можем именно сейчас осуществить прямую видеосвязь с кораблём, как например с базой на Луне или между абонентами на разных континентах матери-планеты.
    — М-м, да, вопрос понял! Про то, чего не знаю, говорить не буду, но и на Земле не всё так просто, как кажется. Самый простой случай когда связь идёт только через один-два транслятора, расположенных, как правило, на расстоянии не дальше горизонта. В случае с континентами трансляторов могут быть десятки и расстояния сотни, даже тысячи километров. А связь между двумя точками, находящимися в беспрерывном движении по траекториям в глубоком космосе…
    — Исчисляется сотнями?.. – предположила корреспондент.
    — Нет же! – яростно возразил Симак. – Связь между двумя точками в космосе вынуждена балансировать на грани неизбежного обрыва. При таком расстоянии количество единиц роли не играет, важна единичная мощность дальнего передатчика, площадь зеркала приёмника и взаимная ориентация и позиционирование. Требуемыми параметрами на орбите Земли обладают не более сорока семи станций, и только девять станций сейчас находятся вблизи Марса. Это нацеленная антенна самого «Зевса-4.1» и ещё до конца не выведенные на целевые орбиты трансляторы ФиТ, готовые объединится в единую интерференционную сеть с огромной базой. Единственный прямой канал Земля-Марс-Земля в состоянии поддерживать общение двадцать часов в неделю из Евпатории, но только не сейчас…
    — То есть сейчас в Евпатории станция не готова к связи?
    — Евпатория готова и ждёт, Марс почти в зените, но он не готов. Пока не произойдёт посадка и экипаж «Зои» не развернёт антенный комплекс, связаться с ними даже через Зевса не сможем. Пока доступны лишь короткие сообщения…
    — Тогда, внимание! – перебила подключившись из пресс-секретариата Марина Корнилова. –  Я зачитаю последние короткие сообщения, полученные до входа в атмосферу Марса. Их ещё не успели получить все заинтересованные стороны. Они сейчас как горячие блинчики, самые свежие и самые вкусные!..

МАРС. ПОСАДКА. ПАВЕЛ
    — До касания двадцать секунд. Всем приготовиться, принять контраварийное положение. – голос капитана звучал ожидаемо спокойно. – Бортинженер, поднять давление в кабине и контролировать герметичность.
    Это уже ко мне, так как бортинженер – я.
    Переместил движок на две позиции вперёд и проконтролировал реальное поднятие давления в кабине. Пяти секунд хватило. В случае небольшого удара высокое давление не позволит смяться обшивке, а такое смятие сделало бы возвращение к «Зевсу-4.1» уже трудно- или даже вовсе невыполнимым.
    Для экипажа мои игры с давлением незаметны, все надёжно капсулированы в лёгких рабочих скафандрах.
    По датчикам высоты, за три секунды до момента касания, турбины взвыли, доведя тягу до ста пятидесяти процентов и тяжесть ударно возросла. Всё кончилось лёгким толчком просевших амортизаторов и сипящим стравливанием остатков топлива из систем двигателя.
    — Есть посадка! – штурман проинформировал серьёзным голосом.
    Надолго такой серьёзности у него не хватает, и Вовчик остался при своём. Так же безразлично сообщил:
    — Этот повод надо озвучить, братцы!
    И мы все, включая Тефтельку и капитана, рявкнули:
    — Ура-а!
    Вышло достаточно дружно.
    МЫ ПЕРВЫЕ!
    С меня обязанности бортинженера никто не снимал:
    — Снижаю давление до нормы. Посадка прошла успешно, герметичность подтверждена.
    Напрягать дальше воздушную систему не стоило, запасы воздуха и энергии теперь намного дороже остального.
    При посадке мы сэкономили топлива более чем на тридцать секунд полёта, что на полтонны больше максимального резерва. Но это не ко мне. Посадка оставалась в руках второго пилота со штурманом и ещё в шестерёнках Зоиного автопилота.
    — Бортинженер, подготовь связь с Зевсом-4.1. Нужно передать сообщение об успешной посадке. Текст готовлю сам. Для всех остальных отдых, привыкаем к гравитации.
    — Ох ты!.. – вскрикнул Кузяев за моей спиной. – Только гляньте, камера шесть!
    Вместо отдыха все тут же принялись искать источник беспокойства на мониторах. И пока я готовил наружную связь, в кабине стоял неумолкающий гам:
    — Падает-падает!.. Видите? – это Кузяев.
    — Парашют! – спокойно оценил пилот Тихон.
    — Но он отстрелился на пяти километрах. Как же он здесь и сейчас?.. – возразил Кузяев.
    — Ты думал будет как на Земле? – это уже Вовчик. – Парашют просто свернулся и падал, а мы спускались на тяге. Я удивлён, что он не упал раньше.
    — Но с такой высоты ветром парашют унесёт. – снова Кузяев.
    — Работа над климатом Марса ещё в теории, а ты про какой-то ветер… – подключилась и Тефтелька, сгоряча назвав планету по имени. Делать это под запретом у исследователей.
    Вовчика с его идеей одинаковых условий, в последний момент поддержал я:
    — Совпало. Нас сносило синхронно.
    Когда антенны «Зои» раскрылись, пошло сканирование радионебосвода над нами. В это же время случилось падение бело-красного комка парашюта вместе с паутиной строп недалеко от нас, над крутой извилиной ухаба, где бесшумно взвилось облако пыли.
    — Трах-бабах! – бесшумное падение озвучил Вовчик.
    — Да чёрт же побери! – каркнул капитан. – Отдыхайте, ещё насмотритесь!
    Все смолкли. А я, отмотав назад, падение скопировал и перекинул на интерфейс капитана. «Зачем?» – тут же письменно ответил он, пояснив вслух:
    — Спасибо, Паша, я видел. Сохрани для Мясищева.
    «Мясищевым» мы за время полёта привыкли звать наш ЦУП в Филях, на улице Мясищева.
    Меня никто не просил, но в папку «для Мясищева» скинул кое-какие видеозаписи от вчерашней расстыковки с «Зевсом-4.1», до касания этого участка планеты опорами «Зои».
    Всего вышло чуть более суток записей, откуда, будет время, отсею три четверти, а из оставшегося друзья в Центре нарежут эффектных кусков для фильма с безусловно оптимистичным и немного детским названием: «Три-четыре…», что по их мнению должно символизировать перелёт с третьей планеты системы Солнца – Земли, на четвёртую – эту.
    Мы сели и оборудование корабля, который оставляет экипаж, нуждалось в консервации. Прежде всего консервирую то, что не нужно уже сейчас и не потребуется в течение нашего здешнего «отпуска». Отключил пусковые аккумуляторы, заглушил генерацию, наглухо запер топливные системы и проверил надёжную работоспособность систем связи и защиты. Это останется работать без нас.
    Наружные камеры смотрели после посадки в разных направлениях: в небо, под посадочные опоры и во все стороны горизонта. Симулятор создавал теперь на мониторе общее объёмное изображение, дающее представление о том, где сели. Точки координат плавали по всему изображению. Только понять, куда в этих условиях нужно двигаться, нельзя. Невозможно угадать место, куда «Зевс-4.0» два с половиной года назад закинул возвратную ступень для «Зои» и две грузовые платформы с нагрузкой для нашей жизни и работы в условиях колонии, то есть саму станцию. И все эти три беспилотные посадки прошли безупречно в одном районе, только самой экспедиции не повезло сесть далеко!
    Кругом, кроме рухнувшего парашюта, ни единого следа земной цивилизации. Поэтому пришлось побеспокоить штурмана, тот должен контролировать в каком направлении от расчётной точки мы сели. Дунул в микрофон у щеки и запросил:
    — Пе;трович, в каком направлении база?
    Решил для разнообразия не звать его ни Вовчиком, ни Вольдемаром. Пе;трович – с ударением на первом слоге совсем не отчество, это фамилия нашего штурмана, природного серба. Чтобы мы не путались с непривычным звучанием, он придумал себе лёгкое имечко: «Вовчик». А потом также легко и щедро раздарил ники для большей части экипажа.
    — Север-северо-восток. – ответ от Вовчика точный, но непривычно краткий и бесцветный.
    В том направлении в полукилометре начиналась область песчаных дюн, вздымающихся над поверхностью. Так что база пряталась там, за дюнами и горизонтом. Бесконечно далеко. Так по крайней мере казалось.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Марина Корнилова из пресс-секретариата Роскосмоса:
    — Сообщение: «Сели, радуемся». Короче и ясней не придумать! Здесь и удачное начало, и бодрое настроение. Прокомментировать событие первой посадки на другую планету согласился ведущий специалист корпорации Герман Борисович Третьяк. Скажите, Герман Борисович, какие проблемы пришлось преодолеть для успешной посадки на поверхность? Можем ли мы быть уверены, что всё для безопасного нахождение на необитаемой планете предусмотрено? Как будет обеспечена связь? Я заметила, не всё так уж гладко со связью. А ведь это должен быть годный для людей, обжитой космос!
    Специалист ответил так:
    — Про связь расскажут вам другие, а понятие «обжитой космос», до последнего времени включало пространство с высоты ста пятидесяти до четырёхсот, то есть там, где люди могут обитать и легко перемещаться с Земли и на Землю. С расширением исследованного космоса до орбиты Марса, скоро в это понятие можно будет включить и Луну, и даже точки либрации Земли, находящиеся в миллионах километров! А Марс будет следующим этапом. Но сейчас как доставка, так посадка и работа на поверхности имеют свои особенности и опасности. Представьте, давление на поверхности такое, как у нас в стратосфере, практический вакуум. Спуск челнока возможен только по комбинантной схеме. Температура поверхности всего минус 15 днём. При этом и атмосферное давление, и температура в этих координатах и солах, достаточно высокие. Отечественные скафандры и разного тоннажа роверы создавались для эксплуатации в тяжёлых условиях других планет. Всё оттестировано на лунных полигонах, все замечания учтены, недоработки исправлены…
    — Вы сказали про солы. Это что?
    — Сол – марсианские сутки…
    — Почему бы тогда их так и не назвать? Сутки марсианские! Наш зритель большей частью в астрономии не имеет ваших знаний и вряд ли поймёт…
    — И всё-таки надо привыкать к принятому в науке. Сол на Марсе это 24 часа, 39 минут и 35 секунд, то есть более чем на полчаса больше земных суток. В марсианском году солов набирается более 668, что на 45% больше чем дней у Земли. И сейчас там ранняя осень, которая, не удивляйтесь, будет длиться ещё шесть земных месяцев пока планета движется к афелию, самой дальней точке орбиты. Сейчас самое удобное и безопасное время для экспедиции…
    — Коротко расскажите о скафандрах наших «марсиан» … – перебила научные рассуждения Марина Корнилова.
    — Коротко? Отлично! «Альбатрос-МК13» весит сто тридцать килограмм, имеет двадцать часов автономности, высокую ударопрочность и отличную термостабильность. В нём можно спать на ледяном грунте Марса, при этом автономность сохранится…
    — Спать в скафандре наверное не только необычно, – перебила Корнилова. – мне кажется, что это неудобно и опасно…
    — От человека, который испытывал его на Луне, я слышал иное. Он считал, что скафандр очень комфортен, поддерживает на высоком уровне безопасность и рассчитан на длительную носку. Никаких неудобств исследователи Марса чувствовать не должны. Даже во время зарядки они могут не покидать свои оболочки, заправлять скафандры на себе. Это безопасно! В транспортных средствах: в челноке «Зоя», на ровере «Леонов» и базовом жилом модуле обеспечены системы зарядки.
    — А как же работа? Вы сказали скафандр весит сто тридцать…
    — На Марсе всё немного легче. И сто тридцать будет ощущаться как пятьдесят. Это тоже немало, но конструкция облегчает и сохранение равновесия и хождение по пересечённой местности. При низкой гравитации это важно. Руки и ноги скафандра усилены гидравликой.
    — Ну, низкой гравитацией космос не удивишь…
    — Даже когда работали двигатели «Зевса-4.1», экипаж был почти в невесомости. Это привело к определённым расстройствам вестибулярного аппарата. И первые сутки на поверхности покажутся самыми тяжёлыми…
— Благодарю! К нашей беседе хочет подключиться дежурный смены ЦУПа Олег Коротаев со срочным сообщением. Вам слово, Олег Витальевич!
    — Спасибо! Минуту назад в наш Центр пришёл с китайского орбитального аппарата снимок места посадки челнока «Зоя». По снимку челнок опустился в шести километрах от расчётного места и мы получили нерасчётную, но всё ещё допустимую ситуацию. Теперь чтобы перебраться в лагерь, начать расконсервацию, космонавты вынуждены преодолеть это расстояние по неразведанному маршруту. В ЦУПе уже создаётся комиссия, которой предстоит выяснить причину сбоя и способы решения возникшей проблемы…
    — Вы сказали «проблемы». А в чём она? Расстояние шесть километров считается труднопреодолимым? Потому что шесть не так уж много…
    — Не спорю. Но даже те из городских, кто регулярно ходит пешком, не представляют трудностей движения в кислородном скафандре по пустыне, где нет дорог и редки горизонтальные поверхности, а любая прямая является лишь проекцией бесконечного множества кривых. Вверх, вниз, вправо, влево, вперёд и назад. Маршрут мы уже начали прокладывать, но только приблизительный, тактически не учитывающий реальных условий. Там, на месте, всё может быть сложнее…

Глава 2. Высадка
МАРС. ПОВЕРХНОСТЬ. ПАВЕЛ
    С тем, чтобы кто-то из нас, желательно самые ловкие и быстрые, достигли беспилотного космодрома и пригнали сюда роверы для комфортной перевозки остального экипажа, капитан не стал планировать. Это его право. Решил, пойдём вместе. Сообщил:
    — Экипаж! Приготовиться к покиданию челнока. Переключаем модератор в позицию восемь, где скафандр переводится в автономный режим. Бортинженер по общей готовности перекрывает магистрали и травит давление воздуха до забортного. Поехали!
    Я бортинженер и команда «поехали!» касается только меня. Все остальные получают позицию восемь в автомате и интеллект-модератор скафандра отсылает в сеть сигнал о выполнении в виде флажка.
    Шесть синих флажков появляются почти одновременно. Тут же объявляю:
    — Все флажки здесь. СК отключаю!
    СК – это «система-кислород». Так творцы назвали многоуровневое жизнеобеспечение пилотируемых космических тел. На рабочем пульте щелчком перекрыл общий кислородный клапан и связанные с ним структуры. Когда пришёл положительный ответ, объявил:
    — СК отключен, сброс!
    Все слова в общем селекторе при таких мероприятиях являются обязательными. Искусственный интеллект всегда следит, чтобы речь бортинженера соответствовала допустимому в данной ситуации. Если клапан открывается, а звукового подтверждения нет, прежде чем отменить, интеллект-модератор челнока запросит экипаж. Если ответа не последует, клапан не откроется и запускается программа спасения, если конечно обстановка этого потребует.
    После слов о сбросе интеллект открыл клапан сообщения с внешней средой. Затягивать нахождение в этом уютном месте не стоило, в мёртвом Космосе всегда всему своё время!
    В тишине скафандра зашуршала его оболочка, это относительно мягкие перчатки, выгибаясь наружу, внутренней поверхностью увеличивали зазор с кожей рук. Каждый знал, свободные перчатки – тот самый первый признак низкого давления снаружи. Редеющий воздух в кабине затуманился, и это длилось несколько минут.
    — Готовимся к вылуплению… – разбавил тишину салона Вовчик. – Клювы вперёд!
    Когда атмосфера стала прозрачной, я с пульта разблокировал выход, отстегнулся от ложемента, встал и в выходной нише шлюза перевёл рычаг механической блокировки вверх до упора.
    Эта защита предназначена для вящей надёжности от попытки случайного открытия после разблокировки. Хотя и искусственный интеллект продолжал контролировать все действия экипажа. Теперь люк держит небольшое остаточное давление воздуха и механическая защёлка на ручке, как последняя ступень защиты. Снова предупредил:
    — Открываю!
    Ухватился левой за поручень у люка и правой начал поворачивать ручку. Манёвр с двумя руками тоже защита, если так не сделаешь, то распахнувшийся от остаточного давления люк выбросит тебя наружу.
    Какое-то давление воздуха сохранялось, поэтому в конце поворота послышался откупоривающий хлопок. Люк отошёл на пару сантиметров и настала разгерметизация настолько полная, насколько здесь позволяла слабая атмосфера этого небесного тела. Толкнул люк дальше и перчатка на ручке, первой попала в луч местного звёздного света.
    Источником света было не земное ослепительное изжелта-белое Солнце, а сдувшаяся бело-голубая звёздочка, которая с привычным Солнцем уже не соотносилась. В местной атмосфере поглощать ультрафиолет нечем и синяя часть спектра здесь полная. Нас, космонавтов, привыкших видеть эту звезду вне атмосферы, пытались напугать вероятностью ожога сетчатки. Ха-ха!..
    — Чего ждёшь? Вперёд! – постучал пальцем в люк ранца поднявшийся за мной капитан.
    Тесная конструкция «Зои» предусматривала только определённый порядок входа и выхода экипажа. Первым заходить должен всегда Вовчик, место штурмана самое дальнее, а выходить первым всегда приходилось мне. В скафандре по-другому не выйдет, уж такая получилась конструкция.
    И надо выходить, но я осмелился заартачиться и нашёл этому удачное оправдание:
    — Да чего-то в руке не хватает. Отходы выкинуть надо!
    — Какие ещё отходы? – не понял капитан.
    Работы с отходами не предусмотрены в плане выхода. Для пояснения пришлось конкретизировать:
    — Ну, не знаю! Памперсы, окурки, беспылевые маски, использованные фильтры, шприцы, тряпки, бумажки из гальюна в конце концов.
    — Ты бредишь! – констатировал капитан.
    — А он прав! – в мою защиту выступил Вовчик. – Первым у Армстронга Луны коснулся первопроходец – пакет с мусором. И это было без малого двести лет назад.
    Ответом ему было недолгое молчание, народ, до которого дошло, оценивал, и оживился, когда оценил. Кузяев высказался первым:
    — Действительно, корабль должно покинуть то, что возвращать не надо.
    И тут же созрел спор.
    — Экологию планеты нарушать не позволю! – вставила своё, правильная Тефтелька.
    У неё, Тефтельки, опыт в космосе нулевой и остальные члены экипажа к её замечаниям относились терпеливо и отвечали, стараясь скрыть сарказм.
    — Есть теоретическая экология и практическая, житейская… – мягко возразил Кузяев.
    — Слабое оправдание. Житейская или практическая экология обязана быть только разумной.
    — Я так и сказал, традиция первопроходцев… – начал Кузяев.
    — Теперь по каждому поводу свинячить что ли? – обострила войну за стерильный объект Тефтелька.
    Этим же, только в более спокойной форме, они занимались весь полёт. И умный инженер Адам Кузяев немного повозражав, обычно уступал.
    — Всё это красивые… то есть некрасивые слова... – он пытался в этот раз не уступить.
    Похоже, сцепились не на шутку. Впервые за полёт, и в такое неподходящее время. Но всё же победу Тефтелька завоёвывала явно. Портить эту планету сейчас никто бы не решился.
    Но тут включился третий, совершенно неожиданный:
    — Красивые слова потом… В конце концов, почему бы нет, пусть будет такая традиция… – сказал, обычно игнорирующий споры, пилот Тихон.
    Он был не против поддержать традиции.
    — Очень плохая традиция: загаживать место прибытия! – от души выдала и ему Тефтелька.
    — Назови хоть одну правильную традицию, которую некому оспорить!.. – совершенно напрасно ещё и Вовчик подключился.
    Конфликт захватывал слишком много всего, пришлось вмешаться капитану:
    — Тихо, тихо… – капитан всегда чётко умел осаживать любые конфликты. – Если это бунт, развешаю на реях. Успокоились уже! – и после негромко ко мне: – Возьми, Паша, мой светофильтр и брось! Сломаться не сломается, мусором не станет. Я подберу и снова нацеплю. – и для всех громче: – А улетать будем, оставлю здесь, на станции, как артефакт, случайно первым оказавшийся на поверхности.
    Гениальное, по-моему, решение, капитан фразу обыграл для Тефтельки, но не забыл подчеркнуть фальшивое слово «случайно» для Тихона и остальных.
    — Ух, ты! Безусловно плюс! – восхитился решением Вовчик. – Творение артефакта…
    Тефтелька не желала уступать:
    — Зачем нужны эти ваши дурацкие традиции? Охота поиграть, скука заела?..
    Пришлось капитану осадить окончательно:
    — Отставить споры! Давай, Паша! – это ко мне.
    В моей руке оказался отстёгнутый капитаном со шлема светофильтр, легко заменяемый защитный элемент скафандра.
    — Катапультируй! – дослал с галёрки Вовчик.
    Рука моя вынесла наружу зажатый в пальцах светофильтр и пальцы разжались. Тускло сверкнув золотом на солнце, рыцарское забрало капитана неспешно исчезло за чёрным пластиковым порогом. Пять секунд жду, но звука падения нет и это естественно. Надо привыкать! Скафандр по восприятию наружных звуков в разреженном воздухе не оборудован ничем. Конструкторы почему-то посчитали это лишним. И лифта для выхода на поверхность тоже не предусмотрели.
    Из низкого обтекаемо-пышного корпуса «Зои» выдвинулась маленькая площадка с перилами под один, помещающийся на ней, скафандр. Дальний край площадки разложился в лесенку, опустившуюся до грунта. Шаг на площадку, разворот и попытка ногой нащупать верхнюю ступеньку. Нащупав и встав двумя ногами, ухватился за перила и стал шагать, спускаться с высоты кабины.
    На тренировках в Центре подготовки такое было проще даже несмотря на втрое больший земной вес. При слабой гравитации здесь приходилось ловить моменты инерции и, перенося вес, правильно ставить руки и ноги. Затвердевшая раскладная лестница в конце немного играла, приходилось крепко держаться руками.
    Лет семь назад когда создатели обсуждали технику выхода на поверхность, на заводе кто-то предложил применить для безопасного выхода аналог спасательного гибкого рукава. Это было бы быстро и абсолютно безопасно. Этому инженеру в ответ конструктор Авдеев предложил подняться по этому рукаву обратно в кабину. До сих пор анекдоты об авдеевском подъёме гуляли среди новичков.
    Переношу свой вес со ступени на ступень, остались последние несколько.
    — Чего молчишь? – звучит голос Вовчика, наблюдающего за выходом со своего места. – Скажи же что-нибудь умное про семимильное движение вперёд!
    Я не Армстронг, ничего такого не готовил и философствовать не стал:
    — Я лучше песенку про яблоки – имея в виду последний хит вэнч-ассоциации «Орбиталь».
    — Про яблони. – исправила Тефтелька, вероятно вспомнившая древнюю фантастическую песенку про цветущие здесь плодовые деревья. Как видно, больше возражала Вовчику чем исправляла меня, не могла простить ему то, что считала личным оскорблением.
    Последняя ступенька слишком высоко, если попытаюсь сойти – колено упрётся в грудь и обязательно шлёпнусь навзничь. Стоя вертикально, отталкиваюсь от лестницы и через секунду ноги стукаются в грунт. Выдаю:
    — Оп! – сейчас не до песен.
    Подошвы ткнулись, слегка уйдя в мягкий песок. Взмах руками для покрытия небольшого дисбаланса и видимость до колен прячется пылевым туманом.
    — «Оп» тоже неплохо! По крайней мере, что-то новое в космолингвистике. – серьёзно комментирует Вовчик.
    Здешний грунт не такой звонкий и липкий, как на спутнике Земли, но всё же не заскользил и провалился неглубоко. Масса скафандра из квадрокомпозита, называемого лёгким, оставалась большой.
    — Шагай дальше, Паша! – посоветовал спускающийся следом капитан. – Желающих сойти не удержать.
    Тут же новый комментарий от Вовчика:
    — На этой остановке выходят все! И осторожней, планетка маленькая, далеко не бегаем, а то свалимся.
    Поднять настроение Вовчик умел, даже Тефтелька хмыкнула. Но тут же исправилась: «Остряк!»
    Как попросили, сделал в сторону пару шагов и вспомнил о культовом предмете, сыгравшем священную роль первопроходца. Светофильтр невредимым лежал возле утонувшего в грунте большого упорного диска посадочной ноги. Диск при посадке утонул, но двигатели на последнем выдохе сдули с него бо;льшую часть песка, проявив центральное углубление.
    Последним на почву сходил Вовчик. Ему напоминать ничего не пришлось, спускаясь, сам перевёл в положение охраны рычаг закрытия, при этом продолжая шутить:
    — Пора крылатых миновала, теперь как мулы, по песку копытами!
    Пока все молчали, штурман добавил больное:
    — Если, конечно, нету колёс…
    Мы предчувствовали и были готовы ко всему и такое напоминание сочли лишним.
    Пока выходили, с орбиты инженерный интеллект-модератор «Зевса», не дожидаясь просьбы, провёл кривую и скинул карту маршрута, учитывающую минимальные перепады высот по пути к точке, где должны создать лагерь. По расчётам не меньше десяти тысяч шагов, а в реальности – как повезёт. Шагать настолько далеко ни мы, ни инженеры на Земле не планировали. Но с созданным прежде планом реальность оказалась по разные стороны.

ТАМ ЖЕ. ПАВЕЛ. ЗНАКОМИМСЯ: ЭКИПАЖ.
    Вне челнока как бортинженера, так и пилота со штурманом больше не существовало, они сыграли свою полётную роль, доставили экспедицию на место. Пришла новая реальность, настала пора смены приоритетов.
    Мы все, за исключением Тефтельки, достаточно широкие, универсальные специалисты. Так что поговорим о каждом из нас конкретно.
    Капитан Игорь Трофимов, семнадцать лет назад только окончивший военную академию по десантной работе в космосе, вероятно тогда уже догадывался что впереди у человечества маячит освоение этой, слишком давно необжитой планеты, и стал сюда активно стремился. За эти годы он работал с конструкторами, создающими средства освоения, трудился в пространстве, на орбитальных станциях, трассах и поверхности Луны. Общее время внешлюзоваых работ перевалило тысячу часов, больше чем у любого другого землянина. Он взялся испытывать тяжёлый скафандр, обладающий искусственным интеллектом, радиационной защитой и суточной автономностью, предшественник лёгкого «Альбатроса».
    Вовчик, придумывая ему кличку, опробовал несколько вариантов, но не прижились, все Трофимова звали привычно: «капитан». Да и сам капитан Трофимов никогда эти клички не приветствовал. Но у него такая должность, а нам нравилось, вносило какое-то разноцветие в серые межпланетные будни.
    Пилот Степан Ремизов. Пилот от бога: первый класс воздушно-космической категории, лучший среди пилотов нового поколения. Профессиональный испытатель с пятнадцатью годами работы на низкой околоземной орбите, с посадками на аэродромы, палубы авианосцев, лес и заболоченные пустыни. Современная легенда космоса. Тонкий расчёт и взвешенный анализ. Всегда всё делает продуманно и верно. Только услыхать про это от него самого нереально. Степан молчун, каких мало! Например о сегодняшнем промахе «Зои» в лучшем случае что-нибудь скажет при возвращении на Землю. Вовчик ему выписал прозвище: Тихон. Степан принял это спокойно. Он вообще такой спокойный и бескорыстный человек.
    Третий по важности в экипаже – штурман, Вольдемар Пе;трович, наш Вовчик. По первому образованию, гуманитарий, историк. Любимая область истории: исследование космоса со средневековья до наших дней. Именно поэтому он ещё двадцать лет назад выбрал второе и третье образования: космическая навигация и русская литература. Мне кажется, русская литература дала этому сербу больше всех остальных наук. Он научился рассуждать, мыслить и излагать всё на прекрасном русском. Наш человек!
    И, кстати, в навигации он тоже не последний. Звёздная личность! Интерес Национального Космического Центра коснулся Вовчика восемь лет назад, ещё когда он учился. Дальше была практика на челночных трассах к Луне. Он выводил челноки навстречу с орбитальными объектами с точностью до секунды. Пилотаж роверов и грузовых космоскафов у него профессиональный. Когда три года назад наш штурман работал на знаменитой базе «Маскон-центр» в Сказочном районе Моря Дождей, его заочно и без конкуренции выбрали штурманом экспедиции.
    Наш ядерный технолог Адам Кузяев. Его, как и капитана, Вовчик по многим причинам не наградил кличкой. Но в отличие от штурмана, Адам был включен в основной экипаж только в прошлом году, так как заочно тягался с тремя равновеликими конкурентами. Но в конце смог убедить комиссию, что при общем равенстве, более остальных причастен к созданию самовоспроизводящей активной зоны реактора на быстрых нейтронах для нашей базы.
    Хотя говорят, положительную роль сыграло его давнее знакомство с консульской службой Центра подготовки, которая имела тогда влияние на решения комиссии. Но это лишь слухи…
    Осталось обсудить единственную женщину, странным образом попавшую в экипаж, нашего планетолога. Профессия планетолог чрезвычайно редкая для блуждающих в пространстве, к тому же она женщина, что в исследовательском экипаже вообще исключительное явление. Но так уж сложилось. И Вовчик имя ей придумал случайно.
    Как-то на пятьдесят девятые сутки полёта, накануне выхода ядерного буксира «Зевс-4.1» на орбиту планеты, я услыхал её вопрос капитану:
    — А кто это у вас «тефтелька»?
    Как минимум, это знали все! Знал экипаж, знали сотрудники Центра Управления Полётом, многие консультанты из ISRO, JAXA, NASA, ЕКА и национальной аэрокосмической администрации Китая. Во Вселенной она одна осталась не в курсе!
    Что тогда ответил капитан, осталось тайной, но планетолог с того дня старалась так или иначе избегать общения с Вовчиком и перестала улыбаться его шуткам.
    Вообще же Евгения Зимина большой теоретик планетологии. Быть может даже великий. Увлечённо занималась селенологией никогда не покидая Земли, пользуясь лишь изобилием чужих материалов. При этом умела открыть много нового в очевидном, занимаясь анализом различных точек зрения.
    В реальном космосе она впервые. Заявляя о готовности работы вне Земли, ориентировалась по мемуарам других (в работе с документами она спец!) Но даже не опыт, а какие-то навыки получила только на тренажёрах и занятиях в Центре подготовки. С ней в полёте занимался и капитан, не желавший тащить с собой сырых, недостаточно подготовленных и потому опасных. Увидев первые сутки привыкания её к невесомости, Вовчик ласково обозначил девушку как «Тефтельку», и это прилипло. Экипаж так и стал между собой звать её. Втихушку, естественно, опасаясь обидеть.
    Ну и о себе. Много говорить не буду, скажу вкратце. Земнухов Павел, три высших и одно узко специальное образование, в космосе опыт работы в качестве пилота и исследователя. За земную часть своей жизни успел приобрести разряды по парашютному спорту и альпинизму.
    Чуть меньший чем у капитана опыт ВнеКорабельной Деятельности на лунных станциях. И в сумме около года ВКД открытого космоса, что котируется у спецов выше.
    Вот и всё. Хотя, нет, забыл про кличку. Вовчик, когда ещё нас знакомили в Центре подготовки, сказал, протягивая руку:
    — Твоя фамилия будет там напоминать о доме, Зем.
    — Договорились, Вольдемар! – хмыкнул и ответил на рукопожатие.
    Кличка Вовчик тогда ещё не была в ходу.

ТАМ ЖЕ. ПЕШКОМ ЗА ГОРИЗОНТ. ПАВЕЛ
    После осмотра удивительно глядящегося здесь, на безжизненной поверхности, парашюта, час топали по холодной рыжей сухой и иссечённой равнине, всё дальше уходя от челнока, который урезался, проваливаясь за дюны. Марева, тумана и миражей в таком жидком воздухе не бывает. Да и ветра тоже. Так что этот час мы были будто на Луне. Небо только над головой было чёрным, и светлело ближе к горизонту.
    Собственные шаги слышались из-за звуковой проводимости натянутой наружной оболочки скафандра. Шорох пыли, стук подошв о камни и плиты. Среди красноватого песка попадались звенящие под ногами плиты жёлтого спаянного грунта. Крупные камни на таких плитах приходилось перешагивать. В песке они тонули, а на плите могли предательски скользить.
    Потом путь пролегал через полные камней дюны. На Земле такого не бывает, по крайней мере, я не видел. Камни лежат на поверхности и выступают из-под неё. Мелкие, побольше и целые скалы. Как и на Луне камни с необкатанными разломами, только здесь они трёх основных цветов: чёрные, тёмно-красные и жёлтые, с оттенками.
    Дюны сперва шли высокие, в форме неправильных волн, потом мельчали, разбитые на рябь из островков с провалами различного шага и глубины. Приходилось выписывать петли, стараясь следовать без спусков и подъёмов, змейкой огибая неровности и препятствия. С орбитального расстояния фотоника «Зевса-4.1» всех неприятных нюансов пути не могла разглядеть. Как не различила и огромную трещину на краю древней плиты, пересекающую низину, в которой мы будем жить два месяца. Но остановить нас такие мелочи не могли. За нами оставалась неширокая зигзагообразная тропа со множеством следов.
    Отыскивать доступный путь было нелегко, это был настоящий лабиринт. Вместо предложенного «по прямой», мы двигались нерасчётными зигзагами, стараясь удержать конечное направление. Несколько раз возвращались после очередного попадания в тупик, и всё-таки шли, двигались в верном направлении.
    Удобный в но;ске жизнеобеспечивающей системы скаф оказался трудным средством передвижения. При долгой ходьбе вызвал усталость. В ушах гул от напряжённого дыхания шестёрки пилигримов науки, но аварийных сигналов пока нет. Скафандры вполне надёжны, а экипаж достаточно подготовился физически.
    Несколько раз неутомимая Тефтелька даже пыталась, вопреки требованию идущего за ней капитана, срочно начать исследования. Слышался её возглас:
    — Ой, ну вы посмотрите!..
    — Евге-ения Александровна!.. – следовало укоризненное от капитана.
    — Ладно-ладно. Боюсь, такого больше не увижу… – огорчённо соглашалась планетолог.
    Для неё это было путешествие через страну чудес. А мы, остальные, топали побеждать пустыню.
    Только один раз остановились, когда возле ровной сферической вмятины, которую я повёл обходить по периметру, Вовчик встал и неожиданно сказал:
    — Примерно две килотонны…
    Это он сказал про вмятину. По-видимому сравнил с результатом работы ядерного фугаса на Луне. Тефтелька, не останавливаясь, вяло возразила:
    — Просто карстовая воронка. Третье или четвёртое тысячелетие…
    Надо же! Это хороший признак, Тефтелька наконец ответила Вовчику без обычной своей язвительности.
    Большая и яркая голубая звезда на искрасна-чёрном небосводе медленно сползала к закату. Чёткая тень скафандра на волнистом грунте удлинялась. Температура жиденькой атмосферы дошла до максимума разогрева – минус двенадцать и, не задерживаясь, стала падать обратно. Такая здесь скоротечная «жара».
    Двадцатиметровые, раскрашенные красно-синими шахматными поясками, ракетные башни стали подниматься над горизонтом только на четвёртом часу пути. Бежать туда в скафандрах невозможно, как и бегать вообще, и мы по каменистой пустыне двигались туда ещё час по относительно зачётному полю. Дюны с небольшим перепадом высот и обширной территорией жёлтых плит, идти по которым можно как по асфальту.
    Что ни говори, это удача: повторить подвиг прежних первооткрывателей, идти пешком по неисследованной и пока ещё загадочной стране, которая требовала немедленного своего открытия. Картинки и беспилотные исследования – это хорошо, они создавали какое-то первое впечатление, теперь дело за нами. Начинаем исследовать эти исходные территории, в которых предстояло теперь жить и работать. Этот, до горизонта рыжий мир.
    Да, мы спешили. Но средняя скорость перемещения составляла всего метров двадцать в минуту. Что в три раза меньше чем может позволить себе обычный пешеход на гравитяжёлой Земле. Идём в скафандрах, топаем по неровной песчано-каменистой пустыне!
    И уже не терпелось привести в рабочее состояние ровер. Скафандр, в конце концов, нужен лишь для поддержания минимума жизнедеятельности, но не как транспортное средство.
    Когда достигли базы, сразу полез на посадочную платформу II. Бывший пилот Тихон с бывшим штурманом Вовчиком развернули у основания пандусы и мне первому довелось выкатить на поверхность расчехлённый и отстёгнутый с расчалок малый ровер. Заряд, несмотря на год простоя, был полным благодаря укрытым прозрачной плёнкой солнечным батареям на крыше.
    Мягко отвёл ровер в сторону, подальше от модуля и оставил ждать. Грузовой ровер с загруженным на него жилым модулем выкатил на ровное место Тихон. Общими усилиями сняли и закрепили на грунте надувную жилую конструкцию. Чинить отверстия, пробитые межпланетными камнями не пришлось, их не было.
    Мы безвылазно в скафандрах уже вторые сутки, нам требовался отдых а спецкостюму – подзарядка. Я сам мечтал о каких-то давно забытых мелочах: поспать не в притянутом к стенке спальном мешке, поесть ложкой из тарелки сидя за столом, походить босиком по полу, имеющему не воображаемый, а вполне реальный, гравитационный низ, принять душ. Ах, какое богатство мы не ценили там на Земле!
    Модуль собирали и подключали ещё до сумерек. Солнце проваливалось за западный горизонт когда всё было закреплено растяжками, надуто кислородом и временно подключено к аккумуляторам грузовой платформы.
    — Блокгауз возведён. Теперь завоёвываем племена! – это конечно Вовчик.
    И в это же время захватывающее зрелище, закат! Первый закат на Новой земле. Когда белая монетка звезды, которую называть Солнцем не поворачивался язык, погружалась за горизонт, она сперва макнулась в густеющую тёмную полоску над горизонтом, свечение за затягивающей горизонт пылью медленно меркло, и над ним стал виден голубой туман. Светило наконец скрылось и над горизонтом остался вполне земной розовый закат… Такого не видел ещё никто. Впрочем, как выглядит всё без электронного облагораживания стекла скафандра, то есть в натуре, нам ещё предстоит увидеть через простые иллюминаторы жилого модуля.
    Ненужные теперь снаружи Тихон, Вовчик и Тефтелька прошли шлюз чтобы вести расконсервацию и обустраивать быт внутри, а мы с капитаном и Адамом Кузяевым стащили рабочим ровером с платформы тяжёлый реактор и занялись подготовкой энергоцентра. Можно было и подождать, но многие функции зависящей от аккумуляторов базы остались бы нереализованными. Это и кухня и кислородный генератор, сейчас база использует только привнесённый с Земли кислород, для остального расходуя энергию аккумуляторов, заряженных на Земле. Но и этого, если реактор не запустить, хватит лишь на сутки…
    Только хорошая работа нам, заброшенным в первобытное состояние дикого мира, обеспечит шанс выжить. Законы космоса неумолимы, и здесь, так далеко от Земли, неумолимы вдвойне. В случае критической аварии физическую помощь ждать бесполезно! Даже сигнал отсюда бежит до Земли минут десять-пятнадцать, расстояние 240 миллионов километров и продолжает расти. Планеты расходятся на своих орбитах.
    К роверу прикрутили ковш с опорами и отвалом, я сел в кабину, загерметизировал, с облегчением вылез из скафандра в холодную пока кабину и начал работать. Грунт до порядочной глубины оставался сыпучим, можно было не долбить, а только сгребать. И через час углубление имело впечатляющий вид: в него легко мог поместиться весь жилой модуль. Сдвигали реголит к восточному краю разметки, где быстро выросла солидная горка. Ниже трёх метров грунт пошёл светлее и жёстче, а ковш начал цепляться и застревать. Приходилось запускать вибратор. Глубже пяти вибратором работал уже беспрерывно. В свете прожектора стал подниматься холодный туман. Лазерный сканер показывал воду с углекислотой. Это местная газировка в летучем виде, а вода для экспедиции была бесценной находкой, но отвлекаться времени нет.
    На транзитной базе Центрального Залива Луны, где в прошлом году я, Вовчик и Адам Кузяев, испытывали ровер, реголит был сцепленным гранями до большой глубины. Большие осколки камней плотно завалены мелкими и всё сцементировано едкой лунной пылью. Приходилось использовать для рыхления взрывпакеты, даже вибратор не спасал.
    Хорошо, что здесь обошлось без взрывных работ и до отметки минус восемь дошли за три часа. Ещё через два завершили установку, монтаж и стали засыпать ядерную яму грунтом с добавками теплоотводных присадок.
    Когда разравняли площадку, капитан сам на грунте изобразил широкую красную линию, заступ за которую при работающем реакторе допускался лишь в скафандре тяжёлого класса. Мы отошли за линию и Кузяев тут же провёл тестовый запуск.
    Разгонялся, набирал мощность реактор полчаса. В конце выдал требуемые тестом триста киловатт. Капитан выразил одобрение возгласом «Вау!», Адам сбросил мощность и мы стали подключать всё подряд.
    У торца жилого модуля я подцепил к зарядке изрядно опустошённый по запасам энергии ровер, помог Кузяеву с общим подключением станции, и мы полезли в модуль. Теперь аварийный люк, через который вошли наши друзья, был заглушен и мы опробовали ленточный вход.
    Напоминающая стоящий на боку рентгеновский пропускник космопорта конструкция принимала проходящих в разных направлениях. Как только подошёл и прижался к воронке входа, автоматика втянула и плотно обжала со всех сторон. Всё это позволяло легко проникать на станцию и выходить на поверхность без утечек воздуха.
    Через минуту вышел в шлюз на той стороне, где был воздух, но распаковываться не стал, это всего лишь промежуток между атмосферой и кислородным жилищем. Следующее помещение, где должны храниться скафандры, в экипаже звали скаф-отсеком, а конструкторы на Земле шутливо скафандерной, и она отделена была гермолюком. Люк заперт. Перед ним ждали, вошедшие раньше Кузяев и капитан, также запечатанные в скафандры. Открывать люк можно только после выравнивания давления. Сейчас разница составляла 50 миллиметров, что показывало табло над люком. По запросу автоматика открыла клапан и после недолгого шипения люк открылся.

Глава 3. База
ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Планета Марс, новости. У нас новостей пока никаких, после посадки экипаж прислал короткое сообщение: «Выходим», с тех пор, а это уже больше семи часов, на связь не выходили. Минуту назад пришёл чёткий снимок с орбитальной станции «Зевс-4.1»: похоже, что с экипажем всё в порядке. Прокомментировать изображение прошу специалиста Центра Управления. С нами главный технолог внеземных жилищ Антон Фернанде;с. Скажите, Антон, что мы видим на снимке?
    — В той части планеты уже ночь, но инфракрасная фотоника позволяет разглядеть даже небольшие детали… я буду отмечать стилусом… Вот здесь на снимке большая дуга. Это южная часть вала большого кратера, солнце только зашло и западный склон теплее восточного… А на расстоянии километра на север, на площадке размерами два на восемь, места посадки трёх беспилотных устройств, они, нагретые на солнце, тоже теплее. Этот и этот с грузами и вот она первая ступень возвратного челнока… Сейчас попробую увеличить… А где-то здесь мы ожидали посадку пилотируемого…
    — Они уже семь часов там! – вмешалась Корнилова, включаясь в диалог.
    — Да, почти восемь. – ответил Фернандес. – За это время они должны уже дойти до базового лагеря и начать работы по обустройству…
    — Что вы понимаете под работами по обустройству?
    — Очень много работ попадают под такое определение: развёртывание жилого модуля, подключение систем энергообеспечения, снабжения, связи…
    — Интернет, служба доставки… – не преминула пошутить Корнилова.
    — Вы смеётесь! До интернета ли сейчас ребятам на Марсе! Своя цивилизация там появятся нескоро, а связь с другими телами дело долгое и тонкое.
    — А где же на снимке космонавты? – корреспондент перевела тему обратно к изображению.
    — Даже если форсировать увеличение, людей не различить. Зато можно разобрать следы их деятельности. На левой части изображения, видите, здесь, появилась светящаяся запятая – это вероятно жилой модуль экспедиции, «Вигвам» из серии «Колония». Вигвам – это не шутка, так назвали жилой модуль для этой экспедиции. На дневных снимках это место пустое, серое. Жилой модуль сделан чёрным, чтобы накапливать днём солнечное тепло. Он и теперь теплее окружающей поверхности, поэтому светлый. А вот тут, видите, маленький блик и тепловые следы вокруг. Я предполагаю, там ведутся работы с энергоблоком. Разобрать на этом снимке трудно. У нас на низкие орбиты выведены восемь микроспутников связи и наблюдения, но пока они не объединятся в сеть, получить чёткое изображение нельзя. Когда спутники выйдут на свои координаты, произойдёт объединение в систему… Впрочем, об этом говорить рано. Мы надеемся ещё на снимки с китайского спутника Хуосинь…
    — Надеетесь, что разрешение выше?
    — Не могу сказать, не знаю! Людей, скорее всего, с такого расстояния и при таком освещении никакая фотоника не различит. Да нам этого и не надо. Пока нет связи, достаточно видеть динамику изменений, которые они вносят.

МАРС. БАЗА ЮЖНЫЙ КОМПАС. ПАВЕЛ
    У меня спина почувствовала холод едва распахнулся люк скафандра. Станция была ещё необжитой, не согретой, несмотря на работающие нагреватели и вентиляцию, снизу на стенках белел иней. Мы втроём были выжаты как лимоны. Капитан, выйдя из скафандра, лёг на пол, закрыл глаза и улыбнулся:
    — Мы молодцы!
    Но несмотря на усталость, когда уже вышли из скаф-отсека, капитан принялся руководить. Его стойкости можно завидовать!
    Кузяева капитан заставил вернуться проверять зарядку и состояние скафандров, меня погнал обеспечить связь, а сам пошёл проверять состояние жилой части станции.
    Я протопал через начавшую согреваться кают-компанию в по-прежнему ледяной агрегатный отсек. Здесь, за гудящим кислородным генератором и тихо шипящей вентстанцией была стойка связи. При наддуве стен и кислороде внутри, автоматика обязана запустить связной комплекс, выведенный на верхнюю часть обшивки.
    Обязана, но не запустила. Связь жилого модуля с окрестным миром отсутствовала.
    Когда мы были в скафандрах, связь через «Зою» была, но докладывать о своих тактических шагах на Землю капитан не желал. И вот пришла пора связаться с Землёй, а автоматика не сработала.
    Страшного ничего, пока нет нужды консультироваться. Всё проходит в штатном порядке и до полного обустройства далеко. Но поставить в известность Центр именно сейчас стоило.
    Нашёл в памяти айти-экзекьютера тест и запустил. Через минуту неисправность была чётко определена: ошибка связи с антенным куполом на крыше. Стал проверять весь жгут кабелей. Одна из четырёх оптических линий дала отражённый сигнал: обрыв! Кроме прочего, там шла информация с датчиков температуры купола. Она, эта температура, не определялась. Видно, путь сюда выдался трудным, два года назад такой же тест на космодроме прошёл успешно.
    Запустил перестройку тракта. Через три минуты всё было улажено, резервная линия приняла все каналы дефектной. Температура антенного кластера определилась как минус тридцать пять по Цельсию. Это даже ниже допустимых тридцати трёх, и зимняя смазка стала вязкой, поэтому ИИ тут же включил нагрев. Это единственная функция блока, завязанная с агрегатным отсеком, так как вся энергетика управляется отсюда. Нагрев пошёл и через десять минут запустилось сканирование.
    Орбитальный «Зевс-4.1» был в преддверии ухода за северо-восточный горизонт, а два ФиТа номера 5 и 4 почти в зените, но поскольку целевой орбиты не достигли, обращаться к ним не стал. Китайский низкоорбитальный «Огневая звезда – 7.127» выходил из-за горизонта, с его интерфейса пришёл запрос: «Помощь требуется?». Здесь, вдали от Земли, все мы были одним целым. Под свою ответственность скинул: «Спасибо, нет», на что благоразумный спутник пожелал: «Удачи!»
    У люка в агрегатный нашёл связную гарнитуру, повесил на ухо, включил и сказал:
    — Капитан, связь есть!
    Это послышалось на всей базе, даже здесь сквозь переборку и шум оборудования. Вскоре пришёл спокойный ответ капитана:
    — Паша, иди обедать! – и он добавил. – Только оставь гарнитуру там и выключи. Здесь даже твоё дыхание с сердцебиением слышно.
    — Хо-хорошо, что не слышно как зубы лязгают. – ответил, передёрнув плечами, отключил и снял гарнитуру.
    Холод уже стал доставать. В лёгком комбинезоне здесь долго не протянешь. Агрегатный отсек имеет отопление только через переборку, то есть не отапливается вообще. Когда вернулся в тепло соседнего отсека и более тёплую часть кают-компании – кухонный угол, встающий из-за стола Вовчик хлопнул по спине:
    — Вместе с тобой это разогревать надо. На!
    Вовчик был серьёзен. Вероятно, устал. Он сунул мне нераскрытый и холодный пищевой пакет из кладово;й и добавил:
    — Этикетки нет. По-моему должна быть манная каша с клубникой.
    Я хмыкнул: каша с клубникой… Клубника с манкой была поощрительным десертом и попадала в меню не каждый день, тогда как пюре во всех видах оставило мозоли на языке и всём остальном. Привычно зарядил пакет горячей водой, встряхнул, вставил в термопод и дождался сигнала.
    Да, а вместо обетованной манки с клубникой в пакете оказалось надоевшее пюре с овощами. Вовчик всё-таки опять шутил.
    Дичь на вертеле с дымком виделась только в очень счастливых снах. Здесь, на планете, такое может случиться только через миллионы лет. И то в лучшем случае. Сейчас планета – мёртвая пустыня.
    Сидеть за столом в условиях даже такой гравитации лучше, чем парить вокруг кухонного узла в невесомости. В обеденный комплект теперь могут попасть столовые приборы, бывшие запретными в невесомости. Ножи, вилки, тарелки… Стоит здесь выпустить ложку из руки, она не будет летать по кабине и тормозясь и разгоняясь столкновениями на своём пути, а легко сыщется внизу.
    На станции прозвучал усталый голос капитана:
    — Внимание, колонисты! Всем, кто справился, готовиться ко сну и спать. Жить с этого момента начинаем по новому времени. Кончился первый сол, завтра встаём в десять вечера по Москве. Спокойной ночи, друзья!
    Вот так, теперь многое станет у нас инопланетным. Кроме времени. Которое будет отсчитываться по Москве, корректируясь местными космическими условиями от восхода до заката.
    Инопланетные причёски тоже будут. Весь полёт мужчины брили головы. Теперь четыре месяца впереди на отращивание сбритого в полёте, используя при этом почти забытые расчёски и шампуни. Впрочем, возможность шампуней предполагала добычу из грунта в достаточных масштабах воды в ближайшее время.
    Коротко стриженная Тефтелька всегда носила на голове, скрывающую волосы, синюю шапочку, подписанную белыми буквами «РОСКОСМОС». Мы почти забыли, что светлые волосы у неё тёплого жёлтого оттенка.
    Жилой модуль больше пятнадцати метров в длину, но при заполнении экипажем, кажется маленьким.
    Бытовая часть модуля имеет четыре независимых отсека. Один общий – так называемую кают-компанию, где можно обсуждать различные вопросы, работать, питаться, там частично была кухня с аварийным запасом продуктов, можно было также проводить такое важное мероприятие, как связь с Землёй.
    Второй отсек был личной каютой капитана Трофимова, третий – Тефтельки, единственной женщины в экипаже. В четвёртом помещались остальные четверо.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    В Москве апрельский полдень. На улице солнечно, немного прохладно, голуби, прогуливаясь по газону обходят тонкий лёд на лужах. Пять Цельсия. Помещения в Филях подогреты до двадцати трёх в плюсе. Там сейчас жарко.
    Информационный отдел, получив сообщение Трофимова об отдыхе экипажа, специально извещать об этом СМИшников посчитал лишним, записав в бюллетене: «Экипаж отдыхает». А сотрудники Центра занялись своими делами, стараясь игнорировать путающихся под ногами репортёров с порхающей вокруг аппаратурой.
    — Чем вы сейчас заняты? – обозреватель интернет-издания «Немыслимая Суть» Павлюков спросил у сидящего без видимых занятий с планшетом на коленях сотрудника в синем жилете «роскосмоса», без бейджика с именем и должностью.
    — Бездельничаю! – буркнул ведущий специалист по связи проекта «АресИнтерСвязь» Самшитов. – У меня перерыв. – это он чтобы только репортёр отстал. На самом деле ведущий следил и ждал главного события на данный момент. Ждал ассоциации всей околомарсианской спутниковой системы в единую сеть Земля-Марс, которая позволит безотрывно связываться в любой момент времени с «марсианами».
    Жаль, что спутниковую систему не удалось запустить раньше посадки пилотируемого челнока. Историческое событие прошло без контроля Земли. Всё осталось где-то в памяти передового отряда. Тем ценнее будет это всё, когда вернутся.
    — А что у вас за цифры на планшете? – продолжал стоять над душой Павлюков. Он считал себя качественным обозревателем и не мог сорвать начавшуюся беседу своей пассивностью. При активной работе респондент должен открыться, довериться ему как собственному хроникёру.
    — Цифры? Я так общаюсь со своим кругом.
    Павлюков широко распахнул глаза:
    — Это же не общение. Тут что-то серьёзное.
    — Вот видите, вы тоже в цифрах разбираетесь! – подколол ведущий.
    — Разбираюсь, но у вас неясно что…
    Самшитов внимательно посмотрел в глаза обозревателю.
    — У вас, кстати, какое образование, если не секрет?
    Павлюков взглянул на собеседника гордо:
    — Никаких секретов! Ломоносовский универ в Москве и универ Амстердама, факультет общественных наук… Я в журналистике уже больше десяти лет.
    — То есть гуманитарий, технически безграмотный, – заметил Самшитов. И потому решил просто подтрунить. – И как там, в Амстердаме знаменитый квартал Красных Фонарей?
    — Ну, это вы… – слово «зря!» он сказать не успел.
    — Нет, там меня не было. – Самшитов окончательно отрезал обозревателя.
    Доверительная беседа у Павлюкова к большому сожалению срывалась! Но «совсем ничего не вышло» – это окончательный приговор. Павлюков срочно меняет направление:
    — Простите за грубость. Я должен был сначала представиться! Егор Борисович Павлюков, обозреватель издания «Немыслимая Суть». А кто вы, уважаемый?
    — Простите и меня, Егор Борисович! Сейчас не время отвлекаться: устанавливается связь с Марсом… Просто сидите тихо и не мешайте! Поговорим потом! – и добавил: – Если получится…
    А на планшете Самшитова циферки складывались в строгую структуру, подтверждённую окончательными звёздочками во всех разрядах. Пришёл сигнал с последнего в экваториальном ожерелье микроспутника ФиТ и появилась звезда, характеризующая постоянство сигнала. Приём с базы Южный Компас был теперь уверенным. В ближнем космосе ретрансляторы готовы, а «Зевс» на полярной орбите Марса будет передавать-принимать суммирующую информацию беспрерывно.
    Неодушевлённый интеллект ЦУПа спросил Самшитова: «Нужны ли дублирования?»
    Ведущий скинул: «нет», вздохнул облегчённо и тут же передал информацию дежурному ЦУПа, сопроводив восклицанием: «Всё отлично!»
    Видя довольное лицо Самшитова, Павлюков оживился:
    — От Марса было хорошее сообщение?
    — Да, немножко… – бормотнул Самшитов.
    Это был не ответ. Сказал тихо, только для себя. Но Егор Павлюков был бы негодным в своей профессии, если бы не услыхал.
    — Так поделитесь, мои подписчики будут только благодарны. –  попросил обозреватель.
    Но ведущий отфутболил нахала:
    — Думаю вам лучше обратится к ресурсу ЦУП, там всё будет сейчас опубликовано! От себя могу добавить лишь одно: всё, что не секретно, будет там!
    — А что секретно? – хитро прищурился Павлюков, ожидая внезапных озарений.
    — Там публиковаться не будет. – безжалостно сообщил Самшитов.

МАРС. ПЕРВОЕ УТРО НА ПЛАНЕТЕ. ПАВЕЛ
    Звон ворвался в сон и сразу же вернул всю математику сознания. Девять утра на планете, пора начинать. На этот день большие планы: расконсервация и зарядка всего флота роверов, прокладка маршрута к «Зое». Прежде чем пытаться перебросить к месту старта челнок, необходимо проложить безопасный маршрут.
    Ещё должно быть глубокое бурение в нескольких сотнях точек в определённом Землёй месте. И надо определить возможность добывать подземную воду в приемлемых количествах. Вода – необходимость. Если найдём, то отработаем на планете по полной, ну а нет, тогда и разговор короткий: не справились. Вода в этой экспедиции, пожалуй, важнее всего.
    Затем планетология станет существенным пунктом и начнётся с исследования кратера Южный Компас. Здесь специалисты с Земли определили богатое месторождение тяжёлых металлов и редкоземельных элементов. Потому и определили точку посадки вблизи.
    А после перевозки челнока и нахождения надёжного источника воды для поселенцев настанут полные дни планетологии.
    Но капитан Трофимов один имеет право определять первоочерёдность и порядок выполнения задач. Здесь мы от него зависим больше, чем в полёте. Капитан сказал:
    — Сегодня абсолютно все… – он сделал паузу, оглядел лица и продолжил: – работают на комплексе. Никаких сторонних работ! Техники Кузяев и Земнухов занимаются расконсервацией оборудования на посадочных платформах, в первую очередь средств передвижения. Проверяют состояние, перегоняют к жилому модулю и заряжают. Технолог Ремизов с помощью Вольдемара Пе;тровича обустраивают территорию лагеря, ставят ограждения энергоцентра, проводят дороги, отбрасывая крупные камни на край и ставят предусмотренные знаки. А я с Евгенией Александровной работаю по расконсервации и обустройству здесь, в жилом модуле. Всем, кто снаружи, камеры на скафандрах не выключать. Буду иногда контролировать! Вопросы есть?
    — Есть! – отозвался бывший пилот Тихон (он же теперь технолог Ремизов). – Вчера Центр Управления просил краткое видео со всем экипажем…
    — В Москве будет ночь. – тут же отозвался Вовчик. – Можно снять вечером. Эффект тот же!
    — Отставить! – это капитан. – Сделаем запись сейчас. А вечером сделаем ещё. Если будет о чём сообщать.
    Беседовать со своими земными собеседниками, как в ближнем космосе, нельзя. При полёте на «Зевсе» уже на второй неделе, когда вопрос и ответ разделяли минуты, мы собирались в одном отсеке, весело болтали о том, о сём, пока сигнал шёл туда и обратно, потом отвечали на вопросы находящихся на том конце.
    Теперь же и это потеряло всякий смысл. Чтобы краткое интервью не тянулось часами, мы и Земля высылаем своё видео, а получая встречное, можем обдумать план следующего.
    Когда улыбки закончились и мы закрыли эфир нашей беседы, пришёл ответ с той стороны. Земля начала сеанс синхронно с нами:
    — Здравствуйте колонисты!..

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Настроение здесь в Центре Управления боевое. Смена провела сеанс видеосвязи с Марсом и мы теперь знаем, что они с трудностями умеют справляться. Впереди у них долгие четыре месяца жизни на планете. Они должны приспособиться к непривычным и жёстким бытовым условиям. Я уверена, что колонисты, как теперь называют здесь экипаж исследователей, с честью пройдут этот нелёгкий путь и вернутся домой победителями! Для беседы я пригласила одного из руководителей этого полёта, ответственного за программу исследований, Лебедева, назовём его Бэ Бэ. Сам ответственный не рекомендовал мне расшифровывать инициалы, но его подчинённые зовут своего босса Бор Борыч. Итак, уважаемый, чем вы можете поделиться в вопросе реализации исследовательской программы…
    — Ареологические исследования на планете подразумевает поиск таких полезных ископаемых, как тяжёлые и лёгкие металлы, редкие химические элементы, источники воды…
    — Вы сказали – воды. – перебила Лебедева Корнилова. – Это у нас на Земле хоть и ценится, но необходимости доставки с Марса пока нет…
    — Доставки – нет, это точно! – каламбуром остановил Корнилову Лебедев. – На нашу планету возить воду с Марса – изначально убыточное мероприятие. Но требований колонистов никто не отменял, а они как и здесь нуждаются в питье, дыхании…
    — Вода для дыхания? – съязвила корреспондент.
    — Да. – согласился работник «Роскосмоса». – В космосе без воды никто даже дышать не может. Вода – основа всей жизни!
    — Неужели же снаряжение экспедиции такое слабое? Снабжаем наши орбитальные группировки, снабжаем Луну, а для Марса не смогли отправить достаточный запас.
    — И околоземные орбитальные объекты и Луна Землёй обеспечиваются по минимуму. Там работает инфраструктура, добывающая воду на месте. На Марсе такого ещё нет. И задача первой экспедиции отработать принцип и методы такой работы. По сравнению с Луной воды на Марсе много, но только не в атмосфере и не на поверхности. И океанов подземных там давно нет. Есть шапки льда на полюсах, вода оттуда будет колонистам надолго, но сейчас для них недостижима. Им придётся обходиться тем, что под руками… в смысле, под ногами. Воду планируем добывать из-под поверхности бурением.
    — Как нефть?
    — Почти. Главное отличие – там вода летуча и из твёрдого почти сразу переходит в газообразное состояние. Поэтому полученный продукт нуждается в конденсации, а также фильтрации и обогащении полезными добавками. Требуется только найти на поверхности область с достаточным содержанием подповерхностной воды. У нас есть расчётное местоположение таких районов. Надеемся, что не ошиблись и колонисты смогут себя обеспечить…
    Корнилова:
    — И мы все надеемся на это… Что?.. Мне подсказывают, что на Солнце не так давно произошла вспышка. И на этом чудесном месте мы… Мне снова подсказали, что есть вероятность прохождения потока солнечной плазмы вблизи Земли. Я надеюсь, что никто из землян от этого не пострадает. Репортаж вела Марина Корнилова.

МАРС. РАБОТА. ПАВЕЛ
    Будущую базу назвали по общему решению сотрудников Национального Космического Центра базой Южный Компас по имени небольшого кратера, центральная горка которого, протянувшаяся с севера на юг, при утреннем восходе визуально напоминала короткую стрелку компаса. Экватор проходит чуть севернее кратера, значит у нас это Компас Южный!
    Тридцать лет назад в центре этого кратера было обнаружено богатое месторождение редких элементов. Туда и направились вместе с буровой: техник Кузяев с планетологом, с Тефтелькой. Сдержать планетолога, рвущегося в бой, было уже невозможно.
    Работы там у них много, не на одну неделю, а запасы воды в лагере при всей экономии тают быстро, поэтому капитан ограничил работы в кратере двумя днями, значит тогда мы станем искать воду.
    С Вовчиком и Тихоном на двух тяжёлых роверах прокладываем путь через дюны, чтобы доставить «Зою» сюда, к реверсной ступени, состыковать, зарядить и подготовить наше нескорое возвращение. Как сказал Вовчик: «Зевс на орбите пообещал, он будет ждать».
    Мы с Вовчиком выравниваем путь катками и отвалом, а Тихон за нами тяжёлым вибратором повышает плотность хайвея. Когда всё это пройдём, на перевозку «Зои» уйдёт всего шесть-семь часов по идеальной дороге. Капитан предложил уложить сверху термобетонное покрытие, чтобы избежать провалов. Но материала на термобетон у нас всего одна тонна, так что использовать будем только в ответственных местах. Надо закончить всё за день, пока не начнём прокладывать пути к новым месторождениям.
    Закончить-то надо, но путь только первые два километра ровер шёл легко, когда начались каменные джунгли, объём передвигаемого грунта вырос в разы. Появились места, нуждающиеся в подсыпании извне и места требующие удаления грунта. Одного ровера с ковшом стало не хватать. И к вечеру к нам в помощь прибыл капитан со средним ровером…

Глава 4. Звёздные явления и вода
ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ПОЛЁТОМ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Вчерашний взрыв на Солнце, как мне объяснили в солнечной обсерватории на Памире, землянам никакой опасности не несёт. Кратковременное повышение солнечной радиации было, но прошло. А коронарный выброс, названный быстрым, после вспышки минует нас в шестнадцати миллионах километрах за орбитой Луны. Это большое расстояние. Зато астрономы с нетерпением ожидают реакцию следующей цели, кометы, которая возможно пересечётся с траекторией движения быстрого коронарного выброса почти в астрономической единице за орбитой Земли. Возможности наблюдать такое у нас не случалось ещё никогда. Вероятно смогут наблюдать это в вечерние часы и наши колонисты с Марса. Что ж, ждём и будем следить с интересом!

МАРС. СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ. ПАВЕЛ
    Ещё этой ночью в небе над восточным горизонтом возникла разлапистая серебристая комета. Несколько минут, пока капитан не прогнал спать, снимал это небесное явление с восточного крыла модуля на профессиональную камеру. В живую никогда раньше такого не видел. Завтра скину весь собранный материал из папки «для Мясищева» вместе со снятым сегодня.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Я пригласила к беседе действительного члена академии наук Бо;дова Константина Павловича, специалиста по эволюции звёзд. Скажите, выброс такой силы на солнце — это явление нормальное? Потребители нашего интернет-ресурса спрашивают: не является ли такая вспышка свидетельством того, что наше Солнце, отработав своё, переходит в другое, более активное состояние, после которого начнётся рост размеров звезды с захватом всех ближних планет.
    — Волнения напрасны. Ваши потребители могут спать спокойно. Ничего катастрофического не случилось, активность Солнца вполне обычна. Вспышки такого характера бывали и раньше, при этом и более мощные…
    — Хотите сказать, выбросы более тысячи километров в секунду были раньше?
    — В двадцатом веке были зафиксированы быстрые выбросы со скоростью плазмы до двух тысяч. Это почти семь процентов от скорости света!
    — Что же было бы с Землёй?
    — Попаданий таких выбросов мы ещё не фиксировали. Но магнитосфера планеты выдержит без сомнения и Земля не пострадает. Только объекты на орбите и Луне…
    — Да, нам повезло, что этот поток прошёл в миллионах километров от нас и инфраструктуру планеты не задел. И, если, Константин Павлович, можете рассказать о вероятной встрече потока с кометой, поделитесь!
    — Встречи солнечной плазмы с кометами уже происходили с эффектным сдуванием хвоста. Сейчас на комету Чжен II будут нацелены все мыслимые астрономические инструменты на орбитах, Земле и Луне. Я тоже очень надеюсь на любопытное зрелище. Подобного события с возможностью детальной фиксации мы не ждали, но готовы встретить во всеоружии. Редкое везение!
    — Известно, когда оно произойдёт?
    — Да, достаточно точно. Если расчёты верны, это случится послезавтра от четверти до полпервого ночи по Гринвичу.
    — Всей нашей миллиардной аудитории от души желаю увидеть всё на нашем канале. Всегда с вами специальный корреспондент в Национальном Космическом Центре Марина Корнилова.

МАРС. ПЕРЕВОЗКА ЧЕЛНОКА. ПАВЕЛ
    Меня, как главного специалиста-дорожника поставили везти «Зою» на двух сочленённых тяжёлых роверах. Конструкция получилась хлипкой. Земные инженеры не предусматривали такой дальней и трудной дороги. Буду трогаться, поворачивать и тормозить с нежностью. Второй тяжёлый ровер беспилотный. Будет идти за мной в связке, мощности одного недостаточно.
    Ещё два средних с мощной конструкцией для снятия-установки будут работать в начале, конце и при возможном опрокидывании в пути. Давление внутри челнока я предварительно поднял до двух пунктов. Это уже аксиома.
    Тронуться с места получилось с шестой попытки. Если придётся останавливать на подъёме, которых по трассе аж восемь штук, перевозка сильно затянется. В район дюн мы всей кавалькадой въехали уже через час. Впереди на лёгком ровере сам капитан, за ним мои тяжеловесы с челноком на хребте, замыкают колонну Тихон и Вовчик на каботажниках с кранами. Безопасность прежде всего!
    Адам с Тефтелькой последний день бурят в кратере Южного Компаса. Все при деле.
    Время для перевозки выбрали с утра, чтобы избежать затенения грузом солнечных батарей роверов. Но всё равно, к первому кратеру подошли с половинной зарядкой. Капитан предложил заряжать на ходу от своих батарей, которые в полдень будут выдавать максимум. Но в полдень мои тяжеловесы шли без остановки и я отказался. Заряд падал до 30, потом до 20… Когда стал только 10, я перед спуском остановил. Заряжать меня подъехали все. Я сам вошёл в скафандр, вылез из кабины, достал из агрегатного отделения ровера зеркальную плёнку, развернул её на освещённой дюне для подсветки своих батарей и пошёл руководить зарядкой.
    Солнышко здесь слабое. До половины заряжались два часа и в пять пополудни двинулись. На спуске мои роверы синхронно тронулись с первого раза, хорошо разогнались и следующий подъём взяли легко. Надо будет вспомнить об этом на следующей связи и поблагодарить конструкторов. Летела пыль и «Зоя» очень устойчиво плыла над проложенной трассой. Последний километр прошли перед закатом. Стыковать челнок со ступенью в темноте опасно и роверы разряжены, начнём завтра, на сегодня всё!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    — У нас на Земле сейчас столько вбросов про выстрел Солнца магнитным облаком по комете, что некоторые стали забывать про Марс. Напоминаю, сейчас на Марсе начала работать экспедиция Роскосмоса в составе шести космонавтов под руководством капитана Звёздного десанта Игоря Трофимова. Мы подготовили материал, и сейчас намерены представить его вашему вниманию!
    Это была заставка, снятая Мариной в МКЦ для перехода к ежедневной рубрике, названной «Три-четыре», часть первая «Сильное звено».
    — Всё начнётся со знакомства с проектом, и подготовки экспедиции, начиная со времени первого осмысления идеи, до момента старта буксира с лунной орбиты. Углублённые испытания всех компонентов оборудования, разработка последнего поколения ядерных буксиров для полётов к Марсу, подбор экипажа и обеспечение связи. Ежедневно, и только у нас, будут встречи с теми, кто подготовил этот рывок в будущее, с конструкторами, разработчиками и исполнителями. И конечно же с теми, кто решился на этот полёт и работу так далеко от дома, что даже дух захватывает! С людьми, первыми вышедшими на поверхность иной планеты! Итак, дальнее будущее настаёт сегодня на нашем канале!
    Когда камера вернулась на ладонь Корниловой, подошедший генерал-майор космодесантных войск с бейджиком «г-м Ванин З.Ю. генеральный инспектор», внезапно сказал:
    — Ух, как же у вас всё это предсказуемо и пошло! Если бы я привлекал к работе людей вашими методами, в космос летали бы только актёры в красиво-виртуальных «как будто» кораблях…
    — Но по счастью у нас с вами разные цели и способы… Вы хотите мне возразить?
    — Нет, я соглашусь с вами. У нас с вами всё слишком разное! Ваша система плодит идиотов интересующихся всем и безразличных к важному, а мне нужны только умные, способные творить и отвечать за своё.
    — И всё-таки мы работаем вместе и на одно дело.
    — И цели у нас разные! – игнорируя Корнилову, выдал Ванин. – Вы желаете приукрасить действительность, а нам важно сохранить всё как есть, во всех мелочах.
    — Смотреть такое никто не будет…
    — Вы даже не пробовали показать!
    — Ещё как пробовали! Вот у вас, генерал, челнок «Зоя» не попал в расчётную точку на поверхности и наши зрители узнали об этом первыми…
    — И вы тут же начали всё приукрашивать. Зритель теперь решит, что это ваш рекламный ход, чтобы привлечь их внимание.
    — Ну да, немного было! А что бы вы сделали, чтобы не потерять аудиторию?
    — Я не потеряю. Загружаю расследование, все данные в реальном времени снимаются с борта. Расследует не только супермашинный интеллект, главное – команда специалистов в различных областях… Впрочем, это я о своём. У вас не будет данных, пока с ними работают мои спецы.
    — Вот видите! Сначала разбираются спецы, а зрители потом получат всё тщательно пережёванным и отутюженным. Почему бы вам, генерал, не поделиться с более широкой аудиторией? Ведь знание сложности и опасности обостряет ощущение. И гениями не рождаются, ими становятся! Всякое интересное решение, пришедшее в голову зрителю, имеет право на существование.
    — Меня больше интересует мнение своей команды. Ладно, Марина Сергеевна, вы меня почти убедили. Но первыми данные всё равно получат мои. А ваши будут довольствоваться промежуточными результатами, и только через меня. Как там у вас говорят… законы жанра?

МАРС. ИСТОЧНИК ЖИЗНИ. ПАВЕЛ
    За эти два сола красноватый цвет пейзажа перестал быть основным и стал отмечаться как фоновый. Интересует объехать россыпь угловатых зелёных камней, сосредотачиваешься на них и всё другое уже не замечаешь.
    Когда нашли посреди дюн оплавленную железку, тоже объехали. Вовчик сказал:
    — Это империя Маска сюда что-то сбрасывала в двадцать первом веке. И хорошо, что атмосфера мёртвая, иначе бы всё заплесневело земными инфекциями.
    Мы со штурманом катили на буровом вслед за малым ровером с Тихоном и Тефтелькой. Они отыскивают нужное место, а мы забуриваем отверстие и ставим у него водоуловители. Следующий сегодня будет уже седьмым. Предыдущие оказались маломощными. Теперь подбираемся к самой нижней точке котловины, где ожидается более богатое месторождение воды с дебитом хотя бы полкуба в сол. Нам такого расхода будет достаточно. А когда будем уходить, законсервируем и следующие ребята будут получать требуемое уже как в квартире с подачей воды.
    Буровой ровер – единственное транспортное средство, работающее на термоядерной энергии. Восьмитонный реактор тяжелее остального оборудования, поэтому находится при движении в центре масс, сразу за большой кислородной кабиной. Зарядке его реактора тоже нужна вода.
    — Пробуем здесь! – уверенно говорит Тефтелька.
    Малый ровер останавливается. Тихон за пультом добавляет:
    — Становись, Зем, у правого борта. Площадку видишь?
    Подхожу куда указано. Вовчик ждущий в скафандре, выходит через шлюз. Шлюзом, как и реактором машина также уникальна, остальные наши роверы работают, как и «Зоя», с полной разгерметизацией при выходе и входе, поэтому возят большие запасы кислорода. Работать в скафандре на них невозможно. Накачивать воздух и подогревать надо каждый раз, возвращаясь «с прогулки».
    Выпустив смерч из воздушного конденсата, наружу выходят Тихон и планетолог, вытаскивая для просвечивания грунта переносной мультисенсор. И начинают колдовать, определяя место, куда необходимо погрузиться мне с буром. Тихон с Вовчиком поочерёдно работают гидромолотом, не заглублённый до конца сенсор, выдаст ложные данные, соврёт.
    — Тычь своим буром хоть куда! – выдал Вовчик в конце. – Здесь везде вода.
    Сделали за полчаса обычную, двадцатиметровую скважину, туман был, но сенсор бура показал ноль. Продолжили бурить и уткнулись в плотную скалу, с которой бились час на максимуме мощности реактора. Зато когда прошли, из шнека пошла богатая струя холодного пара. Капитан нас поздравил, а Вовчик предложил:
    — Назовём это: источник Зиминой! – а я уж забыл что планетолога Тефтельку зовут так.
    Но это действительно праздник! Последние сутки, чтобы не останавливать роверов, стали экономить воду даже в еде. В пакеты заливали только три четверти необходимого. Еда от этого была суховатой, но никто не жаловался, даже Тефтелька.
    И теперь все сложности позади, мы нашли воду для жизни!
    Когда из котловины, скачав небольшое количество отфильтрованной воды, вернулись в лагерь, комета на востоке была видна ещё до заката. А когда прошли в жилые отсеки, нас ждал праздник, организованный оставшимися сегодня дежурить: капитаном и инженер-технологом Кузяевым. На столе в кают-компании стояли четыре полных стакана с водой – наша премия. Это было даже слишком шикарно!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Дежурный смены Коротаев на утреннем докладе Ванину:
    — Ночь прошла спокойно. Колонисты нашли в окрестностях лагеря воду и сейчас отдыхают. Погода спокойная, температура, по-видимому в связи с кометой, стала на градус ниже. В шестистах километрах на северо-западе со спутников зафиксированы множащиеся пылевые вихри высотой до тридцати метров. Это ветер. Если сдвига ветра не случится, через сутки смерчи достигнут кратера Южный Компас. Прогноз, что ветер со временем ослабнет, оспаривается многими, единого мнения нет. Ещё по комете: коронарный выброс задержался и достигнет кометы через шесть часов. Прогнозируется воздействие на кометное ядро. По неподтверждённым данным, осколки, если так случится, могут, достичь и Марса. Виртуальное подтверждение может прийти через час-полтора.
    Ванин:
    — Грозит ли это чем-то колонистам? – Коротаев пожал плечами. – То есть, не знаем. – констатировал Ванин. – А теперь, вы знаете что с расследованием посадки?
    — Нет.
    — Так поинтересуйтесь. И потом изложите кратко версию для Корниловой. Скажете, это от меня!

МАРС. СВЯЗЬ С ЗЕМЛЁЙ. ПАВЕЛ
    А после щедрого ужина с радостным чоканьем и водопитием капитан организовал сеанс связи. Вчера мы этого не делали, но сегодня славный повод!
    Правда Вовчик не выдержал до конца. Когда уже надо было прощаться и помахать Земле рукой, голова его упала на плечо Адама и он блаженно всхрапнул. Да, сегодня ему досталось! И побегал, и потаскал тяжёлый гидромолот. Хотя мог бы сам справиться с буровой, но работал у меня подсобным.

Глава 5. Взрыв
ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Мариночка, подойдите сейчас к кабинету РУП…
    Связь сработала, когда готовилась снова заслать в эфир вечерний выпуск.
    РУП – это руководитель управления полётом, Захар Юрасович Ванин, генерал-майор. Самая большая власть здесь. Мне не прийти когда он поманит пальцем, значило попрощаться с дальнейшей карьерой.
    Горстью из саквояжа захватила сразу несколько заряженных камер, и к нему. Что там нового придумал?
    Дверь с табличкой «РУП» закрыта, у двери никого. Запустила, развернув к себе, камеру, поправила причёску и провела бейджиком рядом с электронным секретарём. Дверь открылась и я вошла.
    Людей в кабинете бездна, не протолкнуться! Но Захар Юрасович со своего места машет рукой. Пробираюсь, стараясь не лишиться в этой обстановке чувства собственного достоинства. Невзначай толкнут и растянусь на полу в самой нелепой позе. И на записи это не исправить!
    Кто-то по дороге поймал скользящую в воздухе и по-прежнему нацеленную на моё лицо камеру, умело отключил и сунул мне в ладонь. Как у них сегодня всё строго!
    — Марина Сергеевна, помните, я обещал подключать к нашей работе вашу аудиторию? – я кивнула. – Так вот… мы решили, что с сегодняшнего дня вы будете получать информацию из первых рук. Не вижу у вас улыбки…
    Тут же создала на лице подходящее выражение. Типа: улыбаюсь, но не всё понятно!
    — Теперь о делах. Полчаса назад на Марсе был взрыв…
    Всё в голове понеслось в каком-то бешенном ускорении. Взрыв на Марсе – этого без людей бы не произошло… Что там у них могло взорваться? Бессознательно в голову пришло: у них там два атомных реактора и ракета с топливом для полёта обратно… Что из этого рвануло?
    Но это значит, что скорей всего они вряд ли вернутся…

МАРС. ПАВЕЛ. КОГДА НЕ ЖДЁШЬ, ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПРИХОДЯТ САМИ.
    Посреди ночи разбудила сирена. Точнее, сильный толчок и последовавший вой. Мы вчетвером выскочили из своего отсека и бросились в кают-компанию к мониторам. Оказалось, снаружи был взрыв. Ударная волна через грунт встряхнула все конструкции, кроме жилого модуля, стоящего на поглощающих колебания мешках. Нас только оглушило и всё ещё покачивало. Наружные камеры показывали сплошной туман из летящей пыли. Адам Кузяев и Вовчик кинулись в скаф-отсек, желая немедленно выйти наружу, но появившийся следом капитан глянул на экраны и приказал:
    — Никому не выходить!
    Мы с лёгким удивлением смотрели на него. Выйти сейчас всем казалось лучшим из зол. По крайней мере это что-то бы да прояснило, но капитан предлагал бездействовать и постарался успокоить:
    — Адам, проверь состояние реактора! Вольдемар, сделай снимок лагеря с ближних ФиТов…
    Он предлагал какие-то мелкие, частично проясняющие действия с ненадёжным эффектом, вместо быстрых и верных. Взрыв реактора в пятидесяти метрах от нас, не оставил бы «камня на камне», а снимок с орбиты в инфракрасном диапазоне покажет примерно то же, что и на наших камерах, то есть, практически ничего.
    — Паша, – капитан обратился уже ко мне. – проверь все наружные конструкции: где и в каком они состоянии. Обрати особое внимание на оставленный в ложбине буровой ровер и «Зою».
    Сделаю. Молча взял дежурный планшет, сел между Адамом и Вовчиком, стал смотреть и проверять. Все роверы, включая и бурового оставались там, где их вчера оставили, заряженные и готовые к работе. «Зоя», состыкованая со своей возвратной ступенью, не дозаряжена. 72% аккумуляторы и 34% кислород для дыхания. Остаток топлива 25%. Всё осталось как прилетели!
    А вот грузовые платформы… С первой, стоящей в полукилометре, связи не было вообще. Может рыжая пыль, богатая железом, экранирует? Вторая платформа, здесь, возле жилого модуля жила какой-то странной жизнью: половина датчиков на ней была отключена, остальные почти в нерабочем состоянии. Оставшийся после посадки в баках кислород катастрофически убывает, одна из опор подломилась и остатки оборудования должны скатиться на грунт. Пожалуй, неверно было отстёгивать всё с расчалок. Но мы готовились завтра выезжать для работы в Южном Компасе и готовили для этого всё, а тут такое…
    Капитан на нас посмотрел, и первым стал отчитываться энергетик. Кузяев:
    — В энергохозяйстве никаких обрывов, замыканий, повреждений не наблюдается. Температура рабочего тела реактора триста пятьдесят, на радиаторе – плюс сорок два. Съём – сто десять киловатт. Никаких замечаний! – он как всегда краток и точен.
    — У меня есть замечания! – моё было более важным и я не стал ждать Вовчика. – Платформа два потеряла устойчивость и накренилась, кислородный бак пробит и газ утекает. «Зоя» в порядке, все рабочие роверы в порядке. А платформа один не откликается. Надо смотреть, возможно снесло антенны, или питание отключилось. – и повторил. – Надо смотреть!
    Капитан вздохнул, покачал головой и спросил:
    — Это у платформы два был взрыв кислородной ёмкости?
    — Бак просто пробит. Если бы разорвало, давление бы обнулилось.
    Капитан теперь гнал:
    — Что же взорвалось?
    Руки в стороны, ответа нет.
    — Тогда идём! – капитан кивнул на скаф-отсек. – А остальные сидят, ждут.
    — Пыль садится. – нам в спину сказала Тефтелька.
    Оказалось, она тоже вышла из своей каюты и стояла, контролировала мониторы.
    — Пыль садится, значит ветра нет. – пробормотал капитан, залезая в свой скафандр.
    — И значит был большой взрыв… – добавил я.
    — И могут быть осколки… – продолжил капитан.
    Из кают-компании за нами послышался голос Вовчика:
    — Получен снимок в хорошем качестве! Платформы один больше не существует.
    И мы с капитаном, не выходя из скафандров, вернулись обратно. Скинутое с ФиТа изображение было пугающим. Небольшую северную часть этой нашей площадки занимал очищенный круг с центром в том месте, где раньше стояла платформа. Её осколки были разбросаны в стороны, а в центре теперь ровная площадка, грунт с неё взрывом разметало.
    Роверы и платформа два грунтом засыпаны по самый-самый! Перед накренившейся пустой и покорёженной платформой огромный бархан. Жилой модуль оказался совершенно не тронутым из-за того, что всё приняла на себя платформа два. Тридцатиметровая красавица «Зоя», укрывшись от точки взрыва за огромным утёсом в центре беспилотного космодрома, тоже оставалась нетронутой. По крайней мере так виделось с орбиты.
    Капитан повернулся и пошёл в скаф-отсек снимать скафандр. Когда вернулся, посмотрел на меня:
    — Решил не снимать? Молодец! Съездишь к скважине, заберёшь воду. И по дороге сходи, поснимай «Зою». Не дай всевышний, что-то покалечено и нельзя ремонтировать. На связи с тобой останется Зимина. – повернулся к экипажу. – Остальным спать до восхода!
    Малый вездеход у самого шлюза остался самым не засыпанным. Смахнул перчаткой с прозрачного фонаря пыль, проверил и отключил зарядку и полез внутрь. Здесь вчера командовал Тихон. Когда уходил, тряпочкой даже протёр всё на пульте. Типично, его порядок!
    Застегнул вход и открыл воздушный кран. Давление в кабине поднялось быстро. Даже появился иней на бронестекле. Прогрел обстановку, но решил не вылезать из скафа.
    Управление: два джойстика и педаль под любую ногу на три положения. Производители сделали всё для удобства работы в скафандре. Но в большинстве случаев удобней было выходить и работать голыми руками.
    Сел, включил подсветку впереди, тронулся. Новые барханы, усами расходящиеся от оставшейся платформы, оказались нестойкими и сыпучими, в них можно было утонуть. Пришлось делать круг, объезжать. Площадка, взрывом очищенная от грунта непривычно звенела под колёсами.
    Вот лежит чёрный топливный бак из-под первой платформы. Следов взрыва никаких, всё целое будто с завода. Но при взрыве в одном из четырёх баков, остальные были бы в клочья разорваны осколками, так как продолжали хранить давление. Достал камеру, вышел и тщательно отснял. Рядом лежала согнутая рифлёная площадка с ровным круглым отверстием. Снял это тоже, пусть кто-нибудь из головастых поразмыслит почему пробоины были, а чёрный бак остался целым.
    Вокруг ночная тьма, только от прожекторов спереди немного света. До вчерашней водяной скважины ехал не спеша. Даже Тефтелька не выдержала, вызвала:
    — Павел Петрович, алё! У вас всё в порядке? Вы молчите и молчите…
    — Пока только проехал место взрыва, Евгения Александровна. – Тефтелька обратилась по имени-отчеству, ответил тем же. Обращаясь друг к другу, мы довольствовались только именами. – До водяного месторождения ещё не добрался. Хвастаться нечем.
    — Как там? Ясно что взорвалось?
    — Насчёт взрыва не уверен… Но я снял что здесь лежит, сейчас отошлю! – камерой снимать удобно и в скафандре, но чтобы отсылать снятое, лучше иметь оголённые пальцы. Потыкал мягкими кончиками перчаток, ничего не получил и вслух добавил об истинном положении: – В скафандре не выходит, так что когда поеду обратно…
    Волны сметённого грунта мельчали и, когда доехал до месторождения, кончились вообще. Дебит был по-прежнему богатый, за шесть часов с нашего отъезда, в трёхкубовой подогреваемой ёмкости скопилось уже литров семьсот. Подключился к ёмкости и всё отфильтрованное залил на борт. Теперь можно дня два сюда не ездить. При заполнении скважина запрётся автоматически, а в семистах литрах мы теперь купаться можем!

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    — Марина, не всё, что будет здесь сказано подлежит публикации. Но вы до сих пор вели себя достойно и честно. И мы решили выдавать через вас больше и, сколь возможно, правдивее. Это моё личное решение и те, кто здесь собрался, в большинстве его поддерживают. Теперь о том, что произошло на Марсе…
    Ванин поводил глазами по собравшимся, нашёл нужного и продолжил:
    — Вам об этом доложит дежурный смены Коротаев! Олег Витальевич, прошу!
    Дежурный смены кивнул и пробрался ближе к Корниловой. Здесь по-видимому все были осведомлены, и действа с публикой и докладом предназначались только для меня.
    — В восемнадцать двадцать по Москве в районе марсианской базы произошла вспышка, свечение длилось тридцать пять секунд. Яркость вспышки превышала восемьсот тысяч кандел в эпицентре. Это много, но явно недостаточно для полного выгорания топлива возвращаемого челнока. И спектр говорит о неядерном характере вспышки…
    У меня как-то полегче стало на душе. Хотела спросить, что говорят об этом колонисты, но решила подождать, послушать.
    — Когда после вспышки оптика спутника адаптировалась, мы получили такой снимок. – Коротаев открыл планшет и, потыкав пальцем, перевёл изображение на стену.
    Там на нечётком пятнистом сером фоне светились яркие красные точки с подписями: «ЧЗ», «РЛ», «БР», «ЖМ» и другими, настолько же непонятными.
    — Простите, это интеллект начал разбирать. – дежурный смены смутился. – Сейчас найду первичное изображение…
    Коротаев снова уткнулся в планшет. Народ вокруг стал высказываться критически:
    — Не было что ли времени приготовиться?..
    — Как же ты так…
    Генерал-майор утихомирил растущее недовольство:
    — Успокоились!
    И гомон послушно стих. Наконец Коротаев нашёл, что искал.
    — Это база, здесь стоят пять роверов возле модуля «Вигвам». – изображение было более чётким, чем предыдущий вариант. – Шестого я не нашёл, но это не важно… Вот это пятно – грузовой беспилотник. С него всё снято, по крайней мере на платформе пусто. Второго грузового не видно. Он должен был стоять вот здесь, в центре этой окружности.
    По изображению бегал-курсор, кругами и точками выделяя озвученные объекты.
    — Так что вспышка произошла здесь.
    — А где челнок? – спросил кто-то из присутствующих. – И ещё шестой ровер где?
    — Челнок? – повторил докладчик. – А вот, на самом краю изображения… А ровера я тоже не вижу, но это оттого, что ночное поле зрения у спутников маленькое. Надеюсь, колонисты его для своих нужд увели куда-то…
    — А что говорят сами колонисты? – наконец задала Марина свой вопрос.
    — Связь… – начал Коротаев.
    Но его перебили:
    — Они ещё спят. Вы же видите, сейчас там ночь…
    — Не думаю, что спят. – возразил дежурный. – Там работает связь и наверняка при вспышке проснулись. Но мы не должны им мешать! Они живы, сами расскажут, только позже…

МАРС. РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМ? ПАВЕЛ
    «Зоя» стояла как мы её оставили вчера утром. Челнок и его нижнюю ступень дальний взрыв не задел. Но пыли вокруг прибавилось. Вчерашние следы были уже засыпаны. Продолжая снимать, заглянул под корпус к двигателям. И тут фонарь на камере погас. Более неприятного момента трудно было ожидать. Тьма навалилась и замкнулась.
    Пока нащупывал на рукаве выключатель нашлемных фонарей случилась какая-то вспышка не связанная ни с одним источником света. Долю секунды тень скафандра росла на насадке сопла.
    Обернулся, но никакого света сзади, как и вокруг, не обнаружил. То ли кто-то шутит, то ли произошло нечто неожиданное. Молнии при здешней атмосфере не исключены, но для этого необходимы напряжения разряда трудновоспроизводимые. К тому же вспышка произошла в стороне от лагеря, что исключало человеческий фактор…
    Щёлкнул выключатель и свет залил ближние окрестности.
    — Что это за вспышка? – раздался голос Тефтельки.
    Совсем забыл, что камера включена в локальную сеть, как мы её называли: «Планета.нэт», и всё, что видит объектив, сеть заваливает и в жилой модуль.
    — Не знаю. – ответил. – Что-то за спиной сверкнуло.
    — Метеорит?
    — Очень может быть!
    — Как думаешь, следует будить капитана?
    Будить капитана… В этом что-то было! Но настолько ли опасна создавшаяся ситуация с метеоритной бомбардировкой? Да, платформы один больше нет, мелкие камушки от взрыва до сих пор могут падать. И виной всему по-видимому вчерашняя комета. Её пылевой хвост атакует планету со стороны подлёта…
    — Минуту, Женя!..
    У меня был способ узнать траектории встречи космических гостей с планетой.
    — Внимание! Вызываю Зевс четыре-один! – это опять же способ беседы с искусственным интеллектом.
    С орбиты ответ пришёл через секунду:
    — Зевс четыре-один, слушаю!
    — Рассчитать траекторию движения частиц хвоста кометы по отношению к точке Икс на планете. Время выпадения на поверхность и период вероятных воздействий. Ответ устный!
    Точка Икс – код места нашего лагеря. При этом не нужно сообщать никаких координат. Все координаты прочно зашиты в мозгу интеллекта, как и движения планеты в пространстве. Комета со своим хвостом уж точно известно как пересекает эклиптику в этом районе. Только сможет ли чудовищный интеллект-модератор ядерного буксира просчитать влияние гравитации планеты на частицы хвоста?
    — Для полного расчёта необходимо два часа, сорок две минуты, одиннадцать секунд. Будете ждать?
    Вот уж на фиг!
    — Сократим расчёт до десяти точек по всей длине хвоста!
    — Сокращённый отчёт готов. Сегодня единственная дата выпадения частиц в точке Икс. С часу пятидесяти трёх, до восьми часов, ноль двух минут. И с двадцати двух часов, тридцати семи минут, до двадцати трёх часов, пятнадцати минут.
    — Спасибо, Зевс четыре-один! – после этой фразы Зевс обязан отключаться. Дальше обращаюсь к Тефтельке: – Женя, думаю капитана надо разбудить. Я буду через десять минут.
    Сейчас на часах половина шестого и два с половиной часа будет сохраняться опасность падения частиц кометы.
    Когда влезал в ровер, оглянулся на горизонт, где вчера видел комету. Но комета теперь сияла высоко в небе. Первый раз увидел её так близко!
    И с ней что-то происходило. По крайней мере два хвоста были отделены от комы, головы кометы. Но это всё мелочи… По инерции прошёл в кабину и сел за пульт…
    Но мысли продолжали беспокоить. В конце концов, всё что происходит сейчас, супернеобычно, и под понятие «мелочи» никак не подходит.
    Да, это не мелочи! С кометой вообще происходит что-то необычное. Снова поднялся и выглянул за люк. Камера как прежде в руке, нацелил на комету, включил запись с координацией и примагнитил камеру на верхнюю плоскость фонаря, пусть сама следит за точкой в небе! Залез обратно и тронулся, не закрываясь.
    Снова огибание двухсотметрового «уса» и установка ровера к зарядке у шлюза.
    Когда возникал из воронки, в шлюзе встретил капитана:
    — Объясни, что случилось? Евгения говорит ты запрашивал интеллект-модератор «Зевса»? Это так?
    Начинать с последнего я не собирался:
    — Видел куски платформы-раз. Чёрный бак целый, а рифлёный лист платформы пробит…
    — Не понял!
    Пришлось объяснять:
    — Четыре бака крестом, два с топливом, два с окислителем. Любой бак взрывается и все остальные в клочки!
    — Ну?
    — В клочки, то есть целого ни одного.
    — Но ведь взрыв был!
    — Баки,,, разрушены,,, метеоритом…
    — Но целый остался…
    — Метеорит вскрыл бак без разрыва оболочки и чёрный отброшен потоком газа. Но это не всё! Мы сейчас в потоке метеоритов из хвоста кометы. До восьми ноль двух дождь не прекратится. И потом будет повторение с двадцати двух часов, тридцати семи, до двадцати трёх, пятнадцати.
    — Про метеоритный дождь сведения откуда? Мне с Земли такого не сообщали.
    Пришлось объяснять дальше:
    — Когда рассматривал двигатель «Зои», сзади была вспышка…
    — Где-то зафиксировал?
    — Но когда предложил «Зевсу» просчитать выпадение частиц на эту точку, он и выдал эти периоды. По крайней мере платформа поражена не внутренними проблемами…
    — Вот тут ты ничего не докажешь! Взрыв бака сложный процесс…
    — А мнение интеллекта?..
    — Сложная система имеет право на ошибки!
    — А вспышка?
    — Могла произойти в тысячах километров. ФиТ, например, вышел из-за горизонта и сверкнул на солнце. А ты всё меришь под одно… Поэтому иди спать, до утра у тебя ещё есть время.
    — Но комета?..
    — Беру всю ответственность на себя!

Глава 6. Новые времена
ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    Марина:
    Сирена в Центре звучала впервые. Корреспонденты глядели вокруг удивлёнными глазами. Персонал, знакомый с правилами, но не встречавшийся с этим, тоже был не готов к такому развитию событий.
    Я, лучше всех ориентировавшаяся в местных лабиринтах информации, сразу же устремилась к знакомому кабинету на сорок девятом этаже. Туда же кинулось множество других, проходящих без размахивания бейджиком.
    Попытавшись проскользнуть между ними, получила неожиданный отпор. Коротко вякнула система защиты и на секретаре входа зажёгся красный сигнал. То есть, нельзя!
    Шедшие следом сдвинули меня к стене, прошли без задержки и дверь за всеми закрылась. Бегать, что-то выяснять в такой обстановке бессмысленно. Захар Юрасович пригласит и сам всё расскажет!
    Но дверь за двадцать минут не открылась ни разу. Когда ещё через пять минут оттуда вышел некто и отправился по своим делам, дверь снова закрылась. Нервничать было рано, вздохнула и вновь прижалась к стене.

МАРС. НОВЫЕ ВРЕМЕНА. ПАВЕЛ
    Утром даже капитан не стал готовить улыбки для Земли. У нас всё было плохо. Первая платформа со всем оборудованием погибла, со второй взрыв смёл остатки железа, нужного нам сегодня. Придётся откапывать его и оставленные под напором песка роверы.
    А утреннее сообщение от Центра Управления вскрыло правду, которую я ночью пытался донести до капитана. И аналитики Земли ещё добавили жару, который касался того, что я видел, но не успел осознать всей опасности виденного. Земной супервайзер успокаивал:
    — Держитесь, колонисты, вы не одни, Земля вас не оставит! Пришли трудные времена, и этого выброса, и его встречи с кометой возле орбиты Марса никто не ожидал. – он сгоряча назвал планету по имени. – Рассчитать такое стечение событий в долгосрочной перспективе пока невозможно, с подобным человечество не сталкивалось никогда. Но вероятное последствие произошедшего мы анализируем. Столкновение ударного фронта с ядром кометы вызвало не только разрушение ядра, но и изменение параметров его движения. Теперь крупные осколки ядра массой до двух миллионов тонн пройдут вблизи планеты и гравитационное их разрушение вызовет метеоритный дождь значительной интенсивности. Падения распределятся в экваториальном поясе планеты. – он не стал напоминать, что Жемчужная земля, где мы сейчас, тоже находится в экваториальном поясе. Но супервайзер тут же смягчил: – Особенно достанется равнине Амазонии, на неё выпадет около семидесяти процентов масс осколков. Но падение остального будет длиться несколько суток и точки падения, и интенсивность дождя не прогнозируются ничем – дело случая. Как себя вести решайте сами, но лучше будет вам находиться вместе и в скафандрах, если это возможно. И нежелательно пока садиться в челнок и стартовать. Космос теперь будет мусорным…
    Утешил, называется! Сидите и не дёргайтесь, вас всё равно чем-нибудь прихлопнет…
    Капитан, как всегда, спокоен. И принимает всегда решения самостоятельно. Советы землян может выслушать, а сделает так, как решит!
    — У кого какие замечания я выслушаю позже. – моё предвидение сбывалось. – Но сейчас хочу извиниться перед Павлом! Надо было вчера тебя послушать. Показалось, ты придумываешь. Прости, Паша!
    Я кивнул. Не ожидал от него такого!
    — Теперь, что касается режима работы. – продолжил капитан. – Первые осколки будут здесь только послезавтра вечером. До этого будем заниматься по обычному расписанию…
    И мы занялись обычным расписанием. Никто не возражал.
    Когда к обеду мы с Тихоном раскопали и вывели из песка средний ровер, тот оказался немного покалеченным. Многослойное стекло фонаря было безнадёжно разбито. Отверстие с кулак и мелкие трещины по всему фонарю. Заплатки у нас были только от пулевых пробоин, ими такое не залатать. Но мощный движок ровера помог в раскопке остальных. Поставили ковш и за полчаса разгребли все машины.
    На двух роверах среднем и тяжёлом буровом Вовчик, Адам Кузяев и Женя снова уехали к месторождениям Южного Компаса. Капитан на моём вчерашнем малом, оставленном заряжаться у шлюза, укатил к «Зое», готовить её на случай экстренного старта. Он туда повёз кабель зарядить аккумуляторы. Вот кислорода для челнока пока нет, воду мы только нашли, теперь нужно время для производства. Приспосабливаемся к новым условиям…
    Голубоватое солнце привычно висит в зените. Когда оглядывал сияющий горизонт, привлекла внимание вспышка в юго-восточном направлении. Потом там над горизонтом стало подниматься серое облако. Несмотря на обещанную безопасную паузу в обстрелах, падение метеоритов продолжалось. Замеченная вспышка при полуденном сиянии говорила что это не пыль или мелкие камушки хвоста, с неба упал порядочный кусок.
    Камера скафандра имеет широкий угол обзора, поэтому такие дальние события различить невозможно или очень трудно. Капитан сегодня показал, что не во всём доверяет мне, но мне это было безразлично. Позвал:
    — Капитан!
    Эфир молчал какое-то время, потом откликнулся:
    — Да, Паша!
    — Метеоритный дождь продолжается! Я видел на горизонте вспышку.
    Капитан вздохнул. Отменять свои решения он не привык. Ответил просто:
    — Понял!
    Тихон тронул за рукав:
    — Где вспышка? – он оставшийся малый ровер пытался разблокировать из сыпучего плена, поэтому не заметил куда я глядел.
    — Там! – я указал направление.
    Облако до сих пор поднималось и росло. И тут почва под ногами вздрогнула.
    — Что это? – спросили одновременно Тихон с капитаном.
    — Планетотрясение. – вздохнул я. Вовчика с нами не было чтобы шутить, пришлось справляться самому.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Марина, мне интересно именно ваше мнение. Как вы это оцените? Как будете подавать своей аудитории? – похоже, Ванин решил поработать с медиа очень серьёзно. – Сейчас я вас познакомлю со свежими данными. Два разных события, как вы знаете, привели к распаду недалеко от планеты кометного тела и разрушению его ядра…
    — Про ядро слышу в первый раз! У нас говорили…
    — Я знаю что у вас говорили раньше, теперь буду говорить я! Так вот, разрушение ядра пошло по неожиданному сценарию. Трёхсотметровое ядро, которое почти не имело вращения, получило в результате прецессию… скажем так, закрутку. От этого ядро рассыпается. И теперь к Марсу приближается большой кулак: мириады мелких обломков и больше сотни крупных…
    — Так они должны бежать! – задохнулась Корнилова от того как ослепительно и ясно открылись глаза. – Так вот что вы обсуждали!
    — Нет! Мы обсуждали другое. Бежать им нельзя, на орбите до сих пор остаётся хвост кометы, который будет осыпаться в атмосферу ещё не один месяц. И было принято решение запретить вылет челнока.  Но это было ещё вчера вечером. Сегодня всё изменилось и им также нельзя оставаться на планете!
    — Так пусть бегут!
    — Такое же самоубийство, только коллективное и произойдёт одновременно со всеми и неизбежно! Шанс останется, только если они успеют создать укрытие.
    — Укрытие?
    — Да, Марина, вы правильно услышали. Это глубоко зарытое в склон свободное пространство для жизни.
    — Шахта?
    — На шахту ни оборудования, ни времени у колонистов нет. Будет грот в глубине горы…
    — Ух ты!
    — Времени почти не осталось, но земляне должны получить более позитивную картинку с вашей помощью. Давайте обсудим.

МАРС. ПРОГРАММА СПАСЕНИЯ. ПАВЕЛ
    Всё рабочее проходческое, что оставалось, уже привезли в кратер. Здесь развёртывалась борьба со временем и обстоятельствами.
    Женя-Тефтелька просчитала, что выработка пойдёт быстрее в кольцеобразном отвале образованном при столкновении породообразующего тела с планетой. И мы бросили все силы на отвал. Никаких проёмов и туннелей в породе не нашлось, грунт вынимали и укладывали у нового проёма, укрепляли стены образованной ниши сохранённым термобетоном.
    Скоро в проём можно было загнать тяжёлый буровой ровер. Колонистам, которые здесь будут спасаться, энергия его реактора просто необходима. Для жизни здесь только не хватало кислород-генератора. Единственный, годный к перевозке, питал жилой модуль. Запасной был, но остался на платформе один и теперь обитал разобранным в пыль где-то в окрестностях точки взрыва. Искать, чинить некому, поэтому капитан принял решение привезти генератор из жилого модуля.
    Условно безопасное место… Если прилетит что-то тяжёлое, никакие норы не спасут, но от мелких осколков двадцатиметровая глубина должна спасти.
    Время ещё было, но падения продолжались и усиливались. Одна из ясно различимых вспышек была утром где-то за стрелкой Компаса. И осколки этого удара сыпались ещё полчаса. Мы даже реагировать на них перестали. Падают, и пусть падают!
    За генератором отправились Тихон с Вовчиком на заклеенном, но всё равно негерметичном среднем ровере. Помочь им поспешил и Адам. Вдвоём эту махину вытащить через аварийный шлюз нереально, втроём должно получиться. И жилой модуль с этого времени перестанет быть жилым.
    Но надежда должна оставаться. Так будем надеяться!

ЗЕМЛЯ. ПОПЫТКА ПОДДЕРЖАТЬ. КОРНИЛОВА
    Кто не верит, что поддержка родных в тяжёлую минуту должна помочь, тот либо робот, либо просто по молодости не знает жизни. Те ребята, которых забросило так далеко от дома, должны продолжать верить что о них помнят и их здесь ждут.
    Марина, приехав в Новосибирск, ещё из космопорта Толмачёва созвонилась с семьёй капитана экипажа:
    — Вас беспокоит ведущая программы «Космос. Прорывные технологии» Корнилова Марина Сергеевна. Можете ли вы, Шарлотта Ивановна, уделить мне немного вашего времени?
    — Вы по поводу Игоря? Боюсь, сегодня ничего не получится. Я не в том настроении.
    — Настроении?.. – удивилась Корнилова. – Ваш муж находится…
    Сигнал, означающий конец связи пришёл, когда она не успела даже высказаться. Марина набрала снова. Но Шарлотту Ивановну голыми руками было не взять:
    — Господи, как вы мне надоели! – и снова «отбой».
    Да что же это! Из-за десятка слов пролетела тысячи километров почти через космос, а мне отказали даже в такой мелочи, как немного сочувствия и поддержки близкому человеку?
    Такси сел на посадочную площадку на крыше дома через двадцать минут. Закинув на плечо саквояж и подойдя к домофону Корнилова сказала: «Квартира Трофимовых», и, подумав, добавила: «Семьсот шестнадцать».
    «Кто?». – внимательно выслушав, спросил домофон. «Космос, прорывные технологии, Корнилова» – ответила она.
    Тут же прорвался голос хозяйки:
    — Корнилова, я же объяснила, что не готова…
    — Всего лишь хочу услышать от вас слова поддержки.
    — Какой?.. А, ладно, заходи! – и замок щёлкнул.
    Когда против лифта начала сдвигаться дверь, Марина была уже готова. Камера незаметно парила у правого виска, звуковой модулятор работал на полную.
    — Здравствуйте! – глубоким загадочным голосом произнесла ведущая.
    И хозяйка, приоткрыв в удивлении рот, широко распахнутыми глазами смотрела, боясь что-то пропустить.
    «Пожалуй, – подумала Марина, – немножко с модуляцией перестаралась» Но эффект оказался сильным и продолжительным! Хозяйка позволила войти, продолжая следить за гостьей в немом восхищении…

МАРС. УДАР ПО ПЛАНЕТЕ. ПАВЕЛ
    Небесная конъюнктура жёстко диктовала свои условия. «Дождь» усилился, прямого удара по жилому модулю никто не ожидал. Только одновременно у всех связь с ним пропала. Искусственный интеллект скафандра сообщал об этом каждому.
    — Что за чёрт! – это капитан.
    — Что случилось? – Женя.
    Они двое не успели осознать, что туда отправились и уже работали наши, Ремизов, Пе;трович и кинувшийся с ними в ровер Кузяев.
    — Тихон, Вовчик, Адам, откликнитесь! – рявкнул я, заглушая остальных.
    В ответ тишина.
    — Женечка, оставайся здесь, мы с Павликом, чтобы помочь… – капитан оставался капитаном.
    И мы оседлали последний средний ровер и, не закрыв люк, рванули следом за ребятами. Когда стали спускаться с кольцевого вала, равнина кипела. Рыжая пыль затянула всё, скрыв рельеф нашей точки Икс. Падение кометных останков стало постоянным, беспощадно беспокоившим фактором. Время от времени над пыльным туманом вскипали плотные облака разлетающихся частиц.
    С востока летели яркие стрелы, оставляя за собой тонкий дымный след. Я не мог отключиться от обстановки и сосредоточиться только на дороге, но капитан подгонял:
    — Давай, давай!..
    И я давал!
    Несколько раз мы слетали с колеи, но я по памяти возвращал ровер на дорогу. С продвижением вперёд серая пелена густела. Ориентировка по радиосигналу невозможна, для запуска надо останавливаться. След ровера почти незаметен, так как быстро укрывался слоем пыли.
    — Это ненадолго. – говорит капитан. – Пыль сядет и будет хорошая видимость.
    Он на боковом сиденьи и смотрит вперёд из-за моего плеча. Дорогу впереди не видит, но пыльную пелену различает хорошо.
    Когда теперь будет хорошая видимость? Мы как в мясорубке! И чем дальше, тем хуже… Но пока везёт. И я думаю, чтобы попасть в наш, на максимальной скорости летящий экипаж, природе очень даже придётся постараться. Лишь бы мы сами не наткнулись на чужой камень.
    Уже почти окончательно потерялся след среднего ровера, когда внезапно впереди его корма возникла из тумана. Резко сворачиваю, торможу, опасаясь сбить пассажиров. Подъезжать сбоку не стал, придвинулся до полуметра к корме, и мы с капитаном выскочили на грунт.
    В ровере никого, рядом тоже. Идём в направлении жилого модуля. А модуля нет! Есть разорванная и сдувшаяся конструкция из двух независимых частей с небольшой ямой между ними. Капитан пошёл в правую часть, а я в агрегатный отсек. Все трое там. Вовчик на коленях обхватил лежащий разбитым генератор. Большой камень воткнулся ему прямо в стекло, Адам, запрокинув голову, лежит на краю ямы, засыпанный камнями. Шлем его вообще без стекла. То есть, оба безнадёжно мертвы…
    — Они здесь! – крикнул капитану.
    А третий, Тихон, мог оставаться живым. Он лежал за генератором и его скафандр был целым. Я ухватил его за рукав и потянул наружу. Поднять такую тяжёлую конструкцию одному невозможно и за ямой мне стал помогать капитан. Донесли до нашего ровера и положили беднягу в кабину. Теперь нужно было взять туда остальных и, даже если дело безнадёжно, пытаться спасти.
    Скорая помощь! Занялись переноской. Женя нам не мешала своими разговорами, но наверняка оставалась на связи. По крайней мере, у меня на рукаве её флажок не отключился, мигал.
    Затащив в тесную кабину последний скафандр с Адамом, запер люк и стал заполнять объём кислородом. Через минуту мы прямо у водительского кресла избавились от своих скафандров и стали распаковывать Тихона.
    Теперь в объёме кабины было не повернуться! Три пустых, два скафандра с неживыми и трое без скафандров, при норме в четыре места с водителем. Капитан растолкал всё, чтобы не мешало, и, в отсутствие дефибриллятора, стал умело приводить в норму Тихона, качать его сердце руками. Я пробрался к голове, примкнул ко рту ручной аварийный насос из НЗ и стал помогать, прокачивая кислородом лёгкие.
    Проходили минуты, но датчик на шее молчал, зрачки Степана Михайловича оставались безжизненно большими. Мы с капитаном несколько раз менялись, решив, что доведём дело до конца, чего бы нам это ни стоило!
    Удар по роверу мы за своими занятиями пропустили…
    Внезапно зашипело и воздух затуманился, я повернул голову, увидел глаза капитана и понял всё. Надеть скафандр в этой давке никто не успеет. Пробоина хорошая, воздух уходил быстро. Теперь всё!!!
    Понимая всю безнадежность этого, мы продолжали заниматься Ремизовым. Капитан на автомате надавливал на грудь, но я уже не мог качать воздух…
    В кабине стало холодно, затуманенный воздух скручивался воронкой и исчезал в завалах, а мы зарыты среди скафандров и ничего не можем…
    Спокойным голосом капитан сказал:
    — Как говорили моряки: рубим швартовы, снимаемся с якоря!.. Но мы… были одними из первых… Паша… Ты молодец… я горжусь…
    Давление падало быстро, капитан говорил всё глуше. Стихал и гул уходящего в пробоину воздуха. И не было никакой причины не верить, что это и есть судьбина в чистом виде, настигнувшая нас внезапно и в такой неподходящий момент!
    Надежда на хорошее, конечно, должна быть, но... Тефтелька теперь останется одна.
    Пока сознание не мерцало, продолжал размышлять о том, о сём, и пока это происходит, реально существовал. Было вроде последнего и окончательного самоконтроля.
    Вакуум крепчал. Звуки смолкли. Уже не получится ответить. Чтобы попрощаться, нащупал его руку и сжал. И капитан ответил…

ЗЕМЛЯ. И ВСЁ ЖЕ ПОДДЕРЖКА. КОРНИЛОВА
    Ведущая Марина Корнилова:
    — Что бы вы хотели передать своему мужу на Марсе?
    Сниженная мощность модулятора играла теперь в минус. Восхищение хозяйки коченело на глазах.
    — Вы про кого? Про Игоря? Не напоминайте больше про него! Бросил меня одну… Вы знаете как трудно одной?..
    — Но Роскосмос по-прежнему вас поддерживает!
    Я интересовалась состоянием семей космонавтов. Средства помощи выделялись порядочные даже по сравнению со спецкором, который имеет возможность за свой счёт мотаться не только по всей Земле, но и в ближнем космосе.
    — Поддерживает… Даже на хлеб не хватает! – заявила гражданка и оглядела спецкора, как личного врага, с головы до ног.
    В это время из кухни за спиной хозяйки вышел мужчина в мокрой майке и скрылся за дверью в санузел. На хлеб денег нет, а на сантехника есть. Впрочем, не моё это дело.
    — Это вы зря! – сказала Корнилова и прибавила выход модулятора. – Зря! – повторила уже голосом прокурора. – Там ребята погибают за всю Землю. А ты, кого он кормит…
    И поняла, что сказала лишнее и очень непрофессиональное, можно сказать, бытовое, житейское. Закрыла рот, повернулась и вышла за оставленную открытой дверь. Лифт ещё ждал и принял снова.
    Кто теперь следующий? Придётся по-большому отрабатывать невосполнимо утраченное!

Глава 7. Секунда от вечности
МАРС. ГДЕ-ТО НА ПОВЕРХНОСТИ. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ
    Женя ждать, когда с ребятами что-то случится, не могла. Она единственная, кто не сможет без них. Земля далеко и ей одной не поможет никогда.
    Как водить ровер инструкторы показывали ещё на Земле, но тогда в голове мало что осталось. Большую часть знаний получила от, Тихона, как зовут его ребята. Наблюдала, как он с нежностью относился к этим рычажкам, кнопочкам, джойстикам, как умело и точно мог везти по кривым узким тропкам.
    Забралась в кабинку маленького ровера, закинула на пассажирское сиденье медицинскую сумку на всякий пожарный, и попробовала ехать. Рычаг, который за это отвечал у Тихона, оказался мёртвым, то есть ровер с Женей не работал…
    Немножко взбесилась. Но ведь это уже не поможет! Успокоилась, рассмотрела пульт, там был вопрос: «Оставить люк открытым?» Конечно же забыла закрыть. Закрыла и со второй попытки ровер тронулся и поплыл прямо на скалу. Что за бегемот неуклюжий!.. Тут же мысленно исправилась: «Нашей лапочке досталась неумеха!». Схватилась за джойстик и шевельнула, ровер послушно скалу объехал.
    Огляделась куда надо двигаться и туда направила джойстик.
    В горку машинка скользила легко. Надо было только двигаться вслед за ровером, оставившим свежий след. В скафандре джойстик слушается плохо, пальцы почти не чувствуют тихо сопротивляющуюся рукоятку. Но снимать скафандр некогда…
    Так и ехала всё дальше. След с расстоянием стал покрываться телесного цвета налётом, но всё ещё был различим и никто его не пересекал до тех пор, пока не встряхнуло. Справа что-то большое взвилось в небо и вокруг заплясала пыль. Стекло покрылось словно туманом.
    Как это делал Ремизов, включила очистку стекла, под струями сжатого воздуха стёкла очистились, но видимость осталась плохой потому что следы ровера исчезли совсем. Можно было просто катиться вперёд, ожидая встречи с продолжением следа. Но это теперь не очень надёжно! Надёжней было бы запустить автопилот…
    Тут и вспомнилось. Автопилот должен быть. На Земле такое слово инструктор использовал несколько раз. Как там?.. Кнопочка «АВТ», надавила… На пульте вопрос, с возможными ответами: «Куда? По координатам. По источникам. По прежнему маршруту». Выбрала второе, снова вопросы: «Радиоисточник? Источник ионизирующий?» Выбрала первое и дальше шёл список всех бывших в памяти источников в зависимости от расстояния. Два первых были недалеко и почти совпадали с третьим, мерцающим, как отключенный. Мне туда! Выбрала и нажала «Исполнять». Умный медвежонок тронулся, остановился, немного повернул и тронулся опять…
    Как хорошо, что вспомнила! И через минуту увидела сквозь пыльную пелену аварийные огни. Мигающий синий, если что-то случалось, включается автоматом. Значит что-то случилось…
    Остановка! Вышла на приступку и перескочила со своего на их борт. Какой же у них тут беспорядок из-за наваленных внутри скафандров. И никого не видно.
    Вспомнила про связь, включила на рукаве и запросила:
    — Ребята, где вы?
    Никто не откликнулся, и внутри скафандры не шевельнулись. Пересчитала, их было не меньше четырёх. Один скафандр лежит спиной вверх, открыт и пуст. Но никого без скафандра не видно. Стараясь разглядеть, сделала несколько шагов и увидела дыру. Дыра была сквозной, вставленный палец перчатки показался между трещинами стекла с той стороны.
    Раздумывать некогда, там нет воздуха! Аварийно вскрыла люк на ровере и стала выкидывать тяжёлые пустые скафандры. Бросала под колёса, чтобы не мешали. Два разбитых попались с мёртвыми… Сдвинула их и увидела сразу троих, лежащих без скафандров. Капитана Трофимова, Павла Земнухова и Степана. У Ремизова изо рта торчит гофрированная трубка пневмонасоса. Двое первых спасали его, пока не случилась глупая дыра.
    Схватила первым капитана, но не смогла развести сцепившиеся руки его и Земнухова. Выволокла наружу обоих, подпряглась и утащила к себе в малый ровер. У ровера люк тоже маленький, кое-как затащила обоих. Замкнула люк и открыла воздух с подогревом. Пока кабина заполнялась, взяла медицинский инвентарь, готовясь реанимировать. Что и как надо делать с остановившимся сердцем её когда-то учили…

ЗЕМЛЯ. НЕ ВСЁ ТАК УЖ ПЛОХО. КОРНИЛОВА
    Богашёво, космопорт имени Николая Камова, потом скоростное метро и город Томск. Температура около пяти, идёт дождь со снегом, сильный ветер, погода нелётная, добраться можно только по земле.
    Семья Ремизовых живёт в коттеджном посёлке, в получасе езды. На всякий случай такси задержала на полчаса. Водитель понятливый, как увидел мою карточку, сразу кивнул: «Иди, подожду!»
    На входе встретил какой-то дедок, открыл дверь и жестом пригласил войти. Вся семья в гостиной, смотрит три монитора, где передают срочное сообщение Роскосмоса. Сама я этого не видела, поэтому встала у двери и стала смотреть вместе со всеми.
    Моя сменщица, Чуднова, говорила:
    — …но это предварительные данные, связи с экспедицией по-прежнему нет. Дежурная смена в ЦУПе считает, что им некогда отвлекаться от работ. Со спутников хорошо видно, что челнок невредимый стоит на месте, а остальная часть лагеря скрыта пылью, так называемый дождь из мелких осколков идёт почти не переставая. Повторяю, от экспедиции никаких сообщений пока не поступало…
    Дедок из прихожей притащил стул, поставил за мной и за плечи усадил на него. Настроенный модулятор отключила, здесь была совсем другая погода.
    Немолодая женщина, сидящая дальше всех, оглянулась, увидала меня, встала и поспешила подойти. Я поднялась навстречу.
    — Мариночка, как я рада вас видеть! – прошептала она мне на ухо как своей знакомой. – Вы пришли что-то сказать про Стёпу?
    Я взяла в ладони её руку. Это по-видимому мама Степана Михайловича, Алина Фёдоровна.
    — Нет! Я готовлю материал для поддержки экспедиции. Нужно, чтобы они почувствовали тепло родного дома, которое им так необходимо!
    Вся семья, все восемь человек, сидящие в комнате, при этом встали и придвинулись к нам. Похоже, я случайно включила модулятор и не заметила этого. Сунула в сумочку руку, нет, выключен. Просто эта семья знает и любит мои передачи, ждёт новостей о пилоте…

МАРС. ГДЕ-ТО ТАМ. ПАВЕЛ
    Что дальше уже не помнил. Вроде рука капитана дёрнулась… Сверкнул синий свет… И холод сковал наши с капитаном руки до окоченения… Всё, больше ничего! По-видимому, пришёл срок.
    Противно жужжит у уха пчела… Какие тут, к чёрту, пчелы? Откуда?.. Но противный звук не прекращался. И тут пришёл всепоражающий удар!!! Сердце пронзила невыносимая, разрывающая боль! Сознание мигнуло, но вернулось… Разве так приходит смерть, разве не должен прийти всё отменяющий вечный покой?
    Жгло лёгкие и я втянул воздух распахнутым ртом. Воздух суховат, но сразу приятным подарком протёк в замёрзшие лёгкие. И те с болью и хрустом стали оттаивать. Вдохнул этот живительный эликсир ещё и закрыл рот. Теперь уже ничто не мешало забыться… Швартовы принять!..

ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА. ПОДДЕРЖКУ ПРОДОЛЖАЕМ
    Из Томска могла двинуться обратно в Москву. Там была семья гражданского пилота, летевшего с Трофимовым на Марс в качестве бортинженера. Земнухов Павел, как видно, непревзойдённый летучий инженер.
    Но почему-то меня потянуло махнуть до Питера. Там жила ещё более гражданская личность, планетолог от бога, Евгения Александровна Зимина. Я мечтала создать видеоряд о планетологе с помощью работавших с ней людей Роскосмоса.
    Семья, а именно родители Евгении Александровны, оба преподавали в Горном институте. На неделе с утра они работают, а вечером, когда прилетает в Пулковский хаб суборбитальный лайнер из Западной Сибири, они должны быть дома.
    Уже в полёте Марина узнала, что связи с базой на Марсе по-прежнему не было, спутники отмечали продолжающееся буйство космических стихий, а Роскосмос с Росатомом готовили один из лунных буксиров для доставки миссии спасения.
    «Наконец-то!». – пробормотала Марина.
    Эти когда-то незнакомые шесть человек, попавшие в такую катавасию, для неё стали ближе родных. Она уже так много знала о каждом, слышала разговоры работавших с ними инструкторов Роскосмоса, знакомилась с семьями героев, интересовалась биографиями. Чтобы не потерять эти связи, на карте разместила оживающие снимки экипажа и теперь каждое своё утро начинала необычно: открывала на стене эти оживалки и здоровалась с каждым. «Доброго времени, Игорь Ильич!» Командир экипажа весело подмигивал, «Как жизнь, Степан Михайлович?», пилот молча кивал. Штурман Вольдемар улыбался, энергетик Адам Анатольевич сквозь открытую улыбку цокал зубами. А великая Евгения Александровна и замечательный Павел Петрович почему-то не отвечали на приветствие. Но всё равно они были своими в её команде.

МАРС. У РАЗБИТОГО ЛАГЕРЯ. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ
    Время возможного спасения ушло безвозвратно, капитан лежал и леденел. Да и дефибриллятор сел. Евгения ломать капитану рёбра не хотела, но пришлось. Капитан Трофимов единственный относился к ней словно к дочке. Остальные большей частью хихикали, обзывали Тефтелькой…
    Павел остался единственным ожившим и важно было уж эту жизнь сохранить во что бы то ни стало. Но как? На двоих в маленьком ровере посреди заносимой песком и камнями красной пустыни, только один скафандр. И воздуха здесь, в ровере, осталось лишь на несколько часов.
    В большом ровере воздуха больше, но чтобы туда попасть, кому-то придётся делать это без скафандра. И ни у кого это не получится.
    Чтобы второй встал и мог идти, думаю, воздуха здесь не хватит, так что придётся самой в скафандре его тащить… и потом снова пытаться оживлять. Справится он или не справится, думать не хотела. Снова села на своё место и нажала кнопочку «АВТ». Надо выбрать старый маршрут, который вернёт нас в кратер Южный Компас, к большому роверу…
    Стоп! А как же скафандр?.. У Павла был с номером 13 и я его первым сбросила под колёса ровера. Надо сходить и принести в ровер. На это у нас только секунды…

ЗЕМЛЯ. РЕЛАКСАЦИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    После всех этих бешенных перелётов решила немного отдохнуть в МКЦ. Там был мой собственный кабинет на 29 этаже. На двери табличка: «Космос. Прорывные технологии». Это теперь кабинет сменщицы, но ключ по-прежнему у меня.
    Открыла дверь, прошла и поскорей закрыла за собой. Свет тут же включился. Температура и запахи те же, всё как настроила когда-то для себя.
    Кресло релаксации из светло-синего амазонита у окна, полчаса и больше ничего не надо. Снова буду как огурчик!
    Полчаса ещё не прошли, а в дверь кабинета ввалилась зарёванная Чуднова, причитающая:
    — Издеваются… они все надо мной издеваются! – она даже не обратила внимания, что дверь кто-то открыл.
    Обнаружила в кабинете неожиданного посетителя, замерла, стараясь смахнуть с глаз слёзы.
    — Что случилось, Лидочка? – пришлось отключить релаксатор и встать.
    — Ах, это ты!
    Лида искала на себе платок, но так и не нашла. Я протянула ей салфетку со своего стола:
    — Рассказывай! – и за локоть повела Чуднову в сторону своего амазонитового кресла.

МАРС. ПРОШЛИ ВЕКА
    После смерти прошли века… Но я по-прежнему чувствовал разные вещи… Это было совершенно дико, не лезло ни в какие рамки. Чувствовал воздух и холод покрытия, на котором лежу, чувствовал близко живое тепло чьих-то рук, плотно укутывающих меня, словно ребёнка. Попробовал осмотреться и глаза открылись. Передо мной возникло размытым родное лицо.
    — Алёнка…
    Показалось, сестра пришла посмотреть на меня, но та незнакомо качнула головой, строгим голосом велела: «Молчи!» и укрыла с головой чем-то лёгким.
    Снова закрыл глаза, но думать про смерть больше не хотел. Я жив! Я… жив… Живу и буду жить. И потом с друзьями, когда расскажу, будем вместе хохотать о прошедших веках и как после беспамятства посчитал планетолога Женю своей сестрой…
    А друзья… Тут вспомнил всё, что случилось накануне вечности. Про убитых взрывом Вовчика с Адамом, и Тихона, которого мы так и не спасли. И ещё о капитане… Но тут снова хрустнуло, зашипело и смолкло. Когда выдохнул через рот всё что было и от дуновения ткань взлетела вверх, увидел скафандр №8 с выходящей наружу Тефтелькой… Воздух перед ней ушёл стремительно, кожа натянулась до боли и лёгкие снова высыхали. При попытке вскочить понял, что плотно укутан и подняться не выйдет. Глаза выпучились и вновь накрыла благодать беспамятства…
    Сразу увидел капитана, он сказал: «Всё нормально, Паша! Это, как у всех…» Когда я отвернулся и пошёл, меня догнал Тихон и пожал руку. Я почувствовал в руке его крепкую ладонь… Потом кто-то смеялся и зелёные листья шуршали на ветру. И мальчик с моим лицом сказал серьёзным взрослым голосом: «Вечность только кажется, всё конечно!» И стал зло толкать…
    Потом куда-то вёз на лодке и меня, лежащего, катало из стороны в сторону по плоскому дну и било о какие-то крюки. Поднялся и меня качало уже стоя. Потом резкая остановка, я удержался, и голос Жени выкрикнул:
    — Зачем встал? Несчастье моё! Сядь скорее…
    Открыл глаза. Стою в малом ровере, и это не сон. Здесь воздух, выходит то, что Тефтелька выходила, привиделось во сне.
    Женя смотрит и молчит. Что-то не так? Хотел спросить, открыл рот и закашлялся, лёгкие были сухими и холодными. Воздух в кабине подогрет, вдыхаю с трудом, но с наслаждением.
    — Ну сядь. – просит Женя.
    — Зачем?
    — Боюсь, упадёшь.
    Я этого не боялся, но послушно сел и огляделся. Сразу начались открытия. В том месте, куда я мог бы упасть, на полу неподвижно лежал капитан, а у люка стояли два скафандра, номер восемь и мой, номер тринадцать…
    Всё было совсем не так, как я себе представлял. Реальность встала передо мной во всём своём грязном обличьи. Остались только мы двое, остальных уже нет. Последним нас покинул капитан, но Женя притащила нас обоих, пыталась откачать, но я вернулся, а он не смог. Потом чтобы достать мой скафандр, снова выходила и откачивать пришлось второй раз. Вероятно вручную, слева на груди ныли рёбра.
    — Спасибо, Женечка! – прохрипел. – Я теперь твой должник.
    — Это не горит, успеешь!
    И Женя села на водительское место, мы снова тронулись.
    — Куда мы? – спросил.
    — В Компас!
    Вероятно к месту, где в вырытой нише кратера спрятан тяжёлый буровой ровер. Меня это не волновало. Поэтому поинтересовался:
    — И что там?
    — Там можно прожить несколько суток. Там будет воздух и энергия.
    — Зачем?
    — Как зачем? – оторопела Женя. И бессознательно остановила ровер.
    — Едем к «Зое»!
    В это время встрепенулся грунт и окрестности заволокло красной дымкой, близкий удар. По стеклу затрещал песок. Вселенная по-прежнему воевала с нами. И была так близка к победе: остались только двое, несколько удачных попаданий и всё будет кончено! Нельзя предоставить ей такой подарок.
    — Но у меня уже настроен софт возвращения в Компас. – планетолог осталась планетологом: в кратер и больше никуда! Она не отдавала себе отчёт в серьёзности положения. Не спасём «Зою», долго не протянем. Только несколько суток, пока есть кислород.
    Придвинулся к ней так, чтобы у планетолога не возникло мысли не уступить. Как только встала, я сел за пульт.
    — А остальные? – она сразу поняла, что к «Зое» мы едем только с одной целью – улететь.
    — Мы никому не поможем, если погибнем сами. Сядь и держись! - и притопил.
    Автопилот мог бы помочь, безошибочно найдя ракету. Но я быстрее ориентировался на этом маленьком полигоне – точке Икс, я здесь, как у себя дома. Поэтому автопилот выключил, стал работать сам. Благо был без скафандра, руки свободны. Ни разу не позволил разбитым окрестностям сбросить себя с пути.

ЗЕМЛЯ. ТОЛЬКО СЛУХИ
    Вернувшаяся Марина Корнилова:
    Сидя на кресле, Лида продолжала рыдать, размазывая по лицу все свои парфюмерные краски. Отчего она стала похожа на замаскированного боевика в магазине красок.
    — Они всё от меня скрывают. Собираются там в кабинете этого генерального инспектора и шушукаются… А меня посылают! Представляешь?
    — Со мной тоже первое время так было! – вставила Корнилова.
    — Да? А потом? – слёзы сразу высохли.
    — А вот так! – Марина подняла к плечам расставленные ладони, будто подчёркивая своё запоминающееся лицо. – Теперь доверяют, и скрывают только то, что нам с тобой лучше и не знать!
    — Ух ты! – всплеснув руками, восхитилась Чуднова.
    — Надо просто перетерпеть и всё придёт. Всё у тебя ещё будет! А сейчас сходи, прими холодный душ. И расскажи, с чего все бежали к генерал-майору.
    — Я только по слухам… Кто-то сказал, что экспедиция погибла.

МАРС. КТО СПАСАЕТ УТОПАЮЩИХ. ПАВЕЛ
    — По скафандрам! – надавил тормоз и ровер встал.
    — А где? – Женя, пытаясь разглядеть хоть стойку от шасси, вглядывалась в скрытые пылью окрестности.
    Я тоже мало что видел, но знал, что эти несколько метров лучше, не боднув ракету, пройти пешком.
    Песчаный шторм налетал порывами. А с неба продолжало лупить так, что почва вздрагивала. Труднее всех было теперь капитану. Игорь Ильич без скафандра, замотанный только тонким пластиком термоизоляции, лежал у меня на плече, но ему это было уже безразлично. И я чисто инстинктивно старался укрывать его от пыльного смерча своим скафандром.
    Вот и лестница. Поудобней переложил капитана и стал подниматься первым, Женя за мной. Когда добрались до кабины, пыль внизу стала успокаиваться. Бомбардировка, как видно, стала стихать.
    Люк послушно открылся, приглашая войти. Я кое-как протиснулся с капитаном внутрь.
    — А как же я? – с лестницы спросила Женя. – Я должна залезать раньше.
    — Ничего! – успокоил я. – Будешь бортинженером, я – пилот!
    Ссадил с плеча Трофимыча на его же штатный ложемент, закрепил тело ремнями и добавил:
    — Капитан не возражает!

ЗЕМЛЯ. ЕСТЬ ЛИ НАДЕЖДА?
    Ведущая Марина Корнилова:
    Генерал-майор Ванин меня ждал. Когда вошла, сразу спросил:
    — Как наши дела? – собрать поддержку родственников, друзей, это его идея.
    — Почти все! – ответила про семьи экипажа. – Только одна заартачилась.
    — Это кто? – нахмурился Захар Юрасович.
    — Жена Трофимова.
    — Ну, она и в те годы была не подарком! Ладно, всё пока отставь, у нас неприятные новости.
    — Экспедиция погибла? – вспомнила слова Чудновой.
    — Что за разговорчики? Что значит погибла?..
    — Сплетни такие… А что на самом деле?
    — На самом деле?.. На самом деле готовим спасательную экспедицию, без этого они уже не вернутся. Последние снимки с «Зевса» показали, что ракеты нет и «Вигвам» разрушен… Но это ничего не значит! Они были предупреждены за сутки и начали спасательную операцию в Южном Компасе. Я уверен, с ними ничего не случилось, просто зарылись в скалу…
    — Но они молчат? – догадалась я.
    — Да, боюсь со связью сейчас у них не очень хорошо. Два широкополосника на челноке и «Вигваме» больше не общаются, а из восьми орбитальных ФиТов два замолкли. Поймать в этих условиях станции скафандров почти нереально. Да и прячутся они пока в недоступном для связи подземелье. А сверху такое творится, не пожелать и лютому врагу.

Глава 8. Пора домой
МАРС. СИЛЬНОЕ ЗВЕНО.
    Женя правильно выполнила все операции и герметично заперла входной люк, пока я вымучивал расконсервацию с пульта пилота. Топливная система после разблокировки дала сбой, пришлось повторять.
    Когда башня ракеты дрогнула от близкого удара, взглянул на Женю. Тефтелька была вполне адекватна, будто ничего не происходит, следила за своим бортинженерским пультом и даже что-то включала-выключала. Её этому никто не учил, но критически ошибиться трудно, искусственный интеллект контролирует все действия. И вскоре на пульте пилота появился значок «Готовность к старту – 98%». Всё, что превышало 77% касалось только систем пилотирования. Выходило, это только мои системы держали нас на планете. Стартовать при недовыясненности причин сбоя было также опасно, как и оставаться на поверхности под расстрельной бомбардировкой.
    Выключил автопилот, перевёл всё на ручное. Восклицательный значок остался на краю поля с системами. При этом сказал обязательное:
    — Ручное управление. – и завершил: – Старт по готовности.
    Как и должно быть, восклицательный значок погас и на его месте пошёл отсчёт. Взвыли турбины первой ступени, «Зоя» оживала, готовая к рывку. Когда отсчёт закончится, пройдёт отстрел посадочных стоек, лестницы с площадкой, тяга станет полной.
    Ноль! Старт. Турбины выдали полную тягу и подарком навалилась растущая тяжесть. Мы сошли с поверхности и летим!
    Нижняя камера показывала сияние пыли в точке фокуса тяги. Движки работают без замечаний. На высоте километра пришёл запрос о параметрах будущей орбиты. Задал и оглянулся на экипаж. За стеклом было видно плохо, но похоже Женя не радовалась. Спросил:
    — Женя, как ты?
    — Нормально. – ответила она бесцветным голосом и шмыгнула носом. Плачет что ли?
    — Посмотри на меня.
    — Не буду!
    Точно плачет и не хочет этим огорчать.
    — Ты молодец! Я не ожидал, что из Тефтельки когда-нибудь получится такая боевая как ты. Мы с тобой через такое прошли, что не каждой по силам! Сможем ли спастись и вернуться на Землю ещё вопрос, но я знаю на кого могу положиться полностью. Ты сильное звено!
    — Не надо, Павел, я уже спокойна. – Женя всё поняла правильно.
    Чтобы не расстраивать вновь, решил не интересоваться отчего плакала. Сейчас не время…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    — Я вашу подругу предупреждал, только она кроме себя никого не слышит! – Ванин смотрел на меня сочувственно. – Так что берите, Марина, всё в свои руки и тщательно готовьте свои включения. Я в вас верю!
    — Да, конечно! Но Захар Юрасович, как я могу готовить включения, когда три дня получала только пережёванное. Сначала последнее просею через себя и только потом… Включение вечером пусть будет за Чудновой.
    — Принято! Я дам человека, кто поможет…

ОРБИТА МАРСА. ЗЕВС-4.1, ИНТЕЛЛЕКТ-МОДЕРАТОР
    «Наружные антенны устойчиво общаются с объектами на экваториальной орбите и ждут.
    В случае сближения с крупным телом включается расхождение.
    Молчит Марс, молчит Земля, активны только спутники ФиТ с первого по второй и с пятого по восьмой, они сами могут маневрировать, уходя от столкновений, после чего просят корректировку своего положения на орбите. Рассчитываю и задаю импульсы. Когда возвращаются на прежнюю позицию, общение прерывается.
    Общий опрос о потерях: ФиТ-3 и -4 вероятно потеряны, обращение без ответа.
    Жилые отсеки в состоянии ожидания. Когда вернутся люди, всё будет активировано. Реактор, пока нет экипажа, в холостом режиме. Двенадцать панелей радиаторов потеряли герметичность, это на два процента снизит максимум мощности, что допустимо. Программа переключений обеспечила обвод повреждённого.
    Семьсот двадцать восемь ядер из тысячи двадцати четырёх интеллектуального центра продолжают работать. Для холостого режима достаточно двадцати восьми. Они обеспечают все параметры работы ядерного буксира.
    В окружении появилось некоторое количество неотмеченных объектов с большими встречными скоростями.
    Регулярный отчёт составил искусственный интеллект-модератор Зевс-4.1»
    Это последняя страница регулярного отчёта, ей уже сутки, нового отчёта ещё нет.

ОРБИТА МАРСА. ЧЕЛНОК «ЗОЯ». ПАВЕЛ
    На низкую орбиту вышли уже через три минуты и двигатель благополучно отключился. Теперь нужно определить где Зевс и рассчитать траекторию сближения. Трасса должна учитывать безумную пляску частиц на орбите. На мониторах в оптическом диапазоне что-то посверкивало, но в радиодиапазоне рисовалась возобновляемая и быстро тающая сетка летящих частиц различного цвета. Цвет от синего до красного говорил о размерах. А цифры, сопровождающие отдельные красные траектории, говорили насколько объект опасен.
    Сбивать летящий навстречу кусок материи позволяла многозарядная система защиты. Но количество зарядов ограничено. Причём, заряды могли воздействовать только на лёгкие частицы, при сближении с тяжёлой мог в космос улететь весь боезапас, безвредно для объекта воздействия. Поэтому, махнув рукой, увеличил размер опасных частиц до килограмма, и на мониторе всё немного успокоилось.
    Антенны беспрерывно сканировали окрестности вблизи, совершенно не отвлекаясь на такие излучающие тела, как Зевс. В таких условиях ждать с ним встречи можно вечно. Поэтому каждые десять минут на секунды менял режим сканирования. Зевс нашёлся через полчаса. Он выходил из-за горизонта, мы нагоняли его по низкой и быстрой орбите.
    Через двадцать минут «Зоя» вышла к точке корректировки и, успешно отработав, изменила орбиту. Зевс приближался заметно, а наша скорость падала и к точке встречи мы приходили с уже разными скоростями. Без ещё одной корректировки, оказавшись там, «Зоя» снова должна уйти к нижней точке, так как остатки топлива первой ступени кончились и на последующий разгон всего тандема его не было. Поэтому первую ступень на полпути к Зевсу отстегнул. Того топлива, которым обладает последняя ступень, вполне достаточно для подхода и стыковки.
    Весь защитный боезапас ко времени второго импульса иссяк. Звон мелких частиц по корпусу доносился постоянным рефреном. Мне уже виделись сорванные листы обшивки, вспоротый бак топлива и разваленная пассажирская кабина. Но о таком лучше не думать!
    К Зевсу вышли в паре километров перед буксиром, после разгона дистанция возросла до сорока, но ушли выше и через полвитка оказались точно в тридцати метрах от его стыковочного узла. Световые сигналы на штанге отсутствовали. Попытка связаться с искусственным интеллектом для стыковки не принесла результата. Мне не хватало опыта Тихона, чтобы в такой обстановке перейти на буксир.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова:
    Что Зевс на орбите Марса потерял связь я узнала раньше всех. Мы с генералом обсуждали свои шаги по выходу из информационного тупика, что случился после разрушения кометы, как в кабинет вбежал специалист по связи Самшитов и кто-то из дежурных смены. Не обращая на меня внимания, оба затараторили, перебивая друг друга:
    — Невозможно контролировать…
    — Вообще вылетел ФиТ…
    — …связь только через РИФ-сеть…
    — …и интеллект-модератор Зевса перестал отвечать!
    — Замолчали оба! – прервал их Ванин и посмотрел на меня.
    Я кивнула и вышла из кабинета. Такие пироги! Теперь надо найти Лидочку и мягко объяснить ей, что ожидается информационная бомба.
    Умытая и снова накрашенная Чуднова была на галёрке в командном зале. Она справилась со своими проблемами и уже вела вечернюю трансляцию. Развешенные в воздухе три камеры держали её в своём фокусе, а она, слишком активно жестикулируя, говорила:
    — …как в древние времена в Колизее патриции вместе с рядовыми римлянами определяли конец представления: палец вверх или палец вниз!
    Марина встала перед лицом Чудновой и взмахнула двумя пальцами: 2 слова, пожалуйста!
    — И под конец приглашаю включиться в обсуждение вашу любимую Марину Корнилову. Прошу!
    Камеры живо отыскали объект и перенастроились. Марина, поправив ближнюю, сказала:
    — У меня только немного информации для следящих за судьбой наших исследователей на Марсе. В ночном включении ожидаются новости! Всем доброго времени!..
    Прощаясь, покачала в воздухе пятернёй.

ОРБИТА МАРСА. ЧЕЛНОК «ЗОЯ», ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Связи нет, но вынудить Зевса принять стыковку можно и принудительно, несильно толкнув стыковочный узел своим корпусом. Настроил стыковочные условия, поменял параметры позиционирования, встав люком против стыковочного на Зевсе, и дал тихий импульс сближения.
    Держать челнок в створках нелегко, к тому же тяжёлый Зевс всё время пытается уйти с траектории сближения, даже на последних метрах. И хорошо, что воздействия на корпус «Зои» стихли. Исподволь космос стыковку одобрял.
    Но на последнем до касания моменте, Зевс начал новый самостоятельный манёвр, метка на люке поплыла, стала уходить. Остатки топлива «Зои» не позволяли гоняться за убегающим буксиром, поэтому скорректировал и дал полный импульс. Вошли в контакт почти безукоризненно. Небольшая болтанка после захвата и щелчки захватов, говорящие о безупречном попадании. Стягивание и гул слияния люков…
    Наконец захват манипуляторами и встраивание «Зои» в конструкцию буксира. Теперь можно переходить. Планетолог отстёгивается и взлетает, я протискиваюсь мимо капитана и хватаю её за руку. Советую, имея в виду люк:
    — Открывай.
    Но открывать пришлось самому. Женя не понимала как без опоры, в невесомости, можно открыть такую конструкцию.
    Стыковочный шлюз за люком был заполнен воздухом лишь на 12 процентов, это немного выше давления на поверхности планеты. Что могло быть причиной этого, не суть важно. Воздух мог уйти при жёсткой стыковке.
    В конце концов сейчас для нас можно было бы принудительно вскрыть люк шлюза, даже разгерметизировав жилой сектор. Но я всё же обратился к искусственному интеллекту:
    — Внимание! Вызываю Зевс четыре-один!
    — Зевс четыре-один, слушаю! – ответил Зевс. Связь здесь была.
    — Открыть шлюз для прохода в жилой отсек!
    — Не понял!
    Мы с Женей переглянулись. Как это?
    — Экипаж ждёт в шлюзе! – добавил отсебятину.
    — В шлюзе никого нет. – заявил Зевс.
    Это было запредельно! Мы здесь, а он не видит и поэтому противится.
    — Зевс четыре-один, проверь камеру в шлюзе и у стыковочного узла снаружи. «Зоя» состыкована, а в шлюзе ждут два космонавта. Открыть шлюз!
    — Ничего не вижу. – возразил интеллект-модератор.
    Ждать пока Зевс увидит, времени не было и я у люка набрал аварийный код: семь «пятёрок» и вслух добавил подтверждение:
    — Миллениум. – а Женю предупредил: – Держись за что-нибудь.
    Это всё было придумано для таких глупых ситуаций, и против этого у интеллекта ничего не было, люк стал наконец открываться. Мы схватились за поручни в шлюзе, но потоков воздуха с борта не последовало, нас даже качнуло немного обратно. Свет на борту зажёгся и мы проникли к Зевсу.
    — Женечка, подожди здесь, слетаю посмотрю разрушения. – попросил я.
    — Я с тобой! – тут же заявила она.
    — Сколько у тебя ещё кислорода?
    У самого в скафандре осталось чуть больше четверти, у неё должно оставаться меньше.
    — Двадцать восемь процентов. – ответила Женя.
    — Ладно, тогда идём вместе.
    И мы пропутешествовали по всем отсекам и не нашли ничего деструктивного. Всё выглядело идеально, как и оставляли. Правда воздуха в жилом секторе не было, придётся лезть в жуткий лабиринт агрегатного отсека, в лежбище интеллекта Зевса и систем жизнеобеспечения жилой части.
    В камере хвостового шлюза мы вдвоём не помещались, включил фонарь на плече и полез один, предупредив Женю:
    — Плыви, защёлкни входной шлюз!
    Первый шлюз мы оставили распахнутым и если открою воздушный канал, жилой отсек не должен выбрасывать через него в космос бесценный дыхательный воздух, если стыковкой шлюз мы всё-таки повредили.
    Второй шлюз в кормовой части жилого отсека прошёл быстро, так как на его заполнение воздуха не было. И сразу же увидел разрушения. Думать о том успею ли починить времени нет. Скверно, что внешний склад, в котором еда, посуда и вода, вскрыт так, будто специально в него целились. Сразу же пробрался к кислородным баллонам. Из тридцати шариков как минимум треть была вспорота ударами снаружи. Защита целых баллонов оставила выход в канал заблокированным. Прошёлся по всему пути до жилого, перепуская воздух по дублирующим целым магистралям. В общем-то всё сделал быстро, за три часа. Воздуха в скафандре при этом не осталось. Женя снова спасла, предупредив об этом. Чтобы остаться живым пришлось спешно возвращаться. Система обеспечения воздухом помещений не готова, где-то была повторно нарушена, но для скафандров зарядные устройства уже должны работать.
    Мы доплыли до скаф-отсека, пристыковались к заправочным пунктам, всё включилось, зарядка пошла, а я расслабленно выключился и уже ничего не воспринимал.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Герман Борисович Третьяк на закрытом совещании в НКЦ:
    — Уже три спутника ФиТ разрушены. Что же там такое творится? Как могут при этом выжить колонисты? Как они смогут вернуться, если будет окончательно разбит на высокой орбите буксир? Впрочем, до буксира не добраться, от челнока на планете ничего не осталось. Пшик, и нету!.. И буксир близок к этому, вокруг Марса рассыпано облако кометного материала и время существования буксира теперь исчисляется даже не сутками, часами. Он, как мог, существовал в тире, в котором стреляют со всех шести сторон…
    — Почему же не со всех ста?.. – с иронией вставил Ванин.
    — Всё нюансы… – Герман Борисович даже не задумался. – Это я потому что для буксира, он находится в трёхмерном пространстве, а прилетать может со встречных и попутных направлений.
    — Ладно, с буксиром понятно! – Ванин махнул рукой, – Когда можно будет подходить к Марсу другому буксиру? Можно ли посчитать когда этот ваш тир утихнет?
    — Ну-у…
    — Примерно через пару месяцев! – вставил своё Лебедев, ответственный за программу исследований, о которой теперь приходилось забыть.
    — Как минимум через год! – исправил коллегу Третьяк. – И к этому сроку буксир ещё не будет готов!
    — Они смогут столько продержаться? Запасов хватит? – спросил консультант Симак.
    — Вряд ли! – не сговариваясь, вместе ответили Лебедев и Третьяк.
    — Кто у нас от корпорации «КосмоАтом»? – Ванин оглядел контингент, сидящий за столом. – Никого?
    И тут же обратился к электронному секретарю:
    — Езерского, генерального директора «КосмоАтом»!
    Через секунду изображение Езерского повисло над столом.
    — Да, Захар Юрасович, что ты хотел? – отвлекаясь от своих дел, повернулся он в сторону генерала.
    — Я же просил, ты почему никого не прислал?
    — А некому! У меня не миллиард сотрудников, а только триста пятьдесят тысяч сто восемьдесят три, вместе со мной. И все заняты. Все работают в четыре смены… Я могу прислать из группы дизайна, но ты сам от этого не в восторге!
    — Ладно. Тогда сам ответь на вопрос. Когда 4.2 будет готов?
    — Точную дату даже всевышний не знает.
    — Я уверен, ты знаешь приблизительную!
    — Июнь будущего года! Такое устроит?
    — Самое позднее – январь!
    — Шутник! Росатом ещё только начал отливать реактор…
    — Потом мы с тобой побеседуем, но на всякий случай для себя запиши: январь и не позже!
    Изображение Езерского растаяло в воздухе.
    — Все свободны! – выдохнул Ванин и, отпуская, махнул рукой. Но пока все поднимались, добавил: – Кому там ближе, пришлите ко мне эту Корнилову…

ОРБИТА МАРСА. ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Мы давно брели по унылой бесцветной пустыне. Может сутки, а может и год. И Солнце, белое как снег Солнце, всё время сияло в вышине над нами на чёрном, без звёзд, небе. Высох язык, хотел пить, где-то у горизонта тонкой ниткой стояла среди белых берегов чёрная, бесконечно глубокая вода. Но туда не дойти. А так хочется пить!
    И кружка с холодной водой где-то недалеко, вот за тем скафандром… хочу скафандр оттолкнуть в сторону, но он смотрит на меня из-за стекла живыми глазами Вовчика… Это так нереально. Вовчик умер и не может из-за стекла...
    Раскрыл глаза, синие полоски на стене и тень моего скафандра. Это же скаф-отсек! Я сплю прямо здесь, будто больше негде…
    И реальность вернулась.
    Я сплю во время зарядки своего Альбатроса-МК13, номер 13. Сколько ещё заряжать? Приподнял левую руку, на сгибе прочитал: «Зарядка полная: Кислород 100%, Энергия 100%, Вода 100%», нажал на «Отключить» и поплыл от толчка остаточным давлением. Оглянулся, ища планетолога, но её нет. Ушла куда-то в скафандре.
    А я выспался, хотя с начала зарядки прошло лишь два часа. Пойду найду Женю и надо заканчивать с воздухом и запускать ход. Пора домой!

Глава 9. Полёт в никуда
ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Марина Корнилова шла по коридору и думала: «Центр Управления Полётом, а полёта уже нет. С тех пор, как «Зоя» спустилась на Марс, никаких полётов не происходит». Шла она в командный зал, готовилась к утренней трансляции, когда незнакомый сотрудник в синей куртке «Роскосмоса» её остановил.
    — Вы ведь Корнилова? Вам сейчас надо к РУП, Захар Юрасович просит!
    К РУП, так к РУП! Скинула менеджеру: «Что-то срочное. Зовёт генерал» и поспешила к лифту.
    На сорок девятом вышла и двинулась к хорошо знакомому кабинету. Генерал на самом деле ждал.
    — Марина Сергеевна, у нас сейчас не очень хорошее состояние дел, и… понимаете... результаты будут не такими, как ожидалось.
    У меня брови вопросительно взлетели на лоб.
    — Объясняю. Над Марсом шторм. Будь такое над Землёй, мы бы за неделю лишились всех станций и спутников на орбите. И не смогли бы поддерживать базы на Луне. Земная атмосфера фильтровала бы все мелкие фрагменты, но и она не смогла бы остановить крупные. А представьте теперь, что там, на Марсе, где атмосфера в сто пятьдесят раз менее плотная. Там не дождь из обломков, там ливень…
    — Но ведь они в укрытии! – возразила Марина.
    — Да, должны быть. Но пока с ними нет связи. Ни подтвердить, ни опровергнуть…
    — Но вы что-нибудь для этого придумаете?
    — Вряд ли!
    — Неужели ничего?..
    — Пока там, на планете, такой шторм, мы ничего не можем…
    — Но ведь там же люди!
    — Да, конечно! И мы делаем всё для того, чтобы они пережили и смогли вернуться. Теперь, Марина Сергеевна, слушайте, это ещё не всё. Спутники наблюдения и связи тоже оказались не вечными. По крайней мере, из восьми три уже в нерабочем состоянии. Оставшихся пяти надолго не хватит.
    — Но ведь там остался, как у вас называется…
    — Буксир? Так вот, он сегодня перестал отвечать на запросы! И улучшения ситуации мы не ожидаем.
    — Они что, там останутся навсегда? – поняла ситуацию Марина.
    — Не навсегда, но надолго! Поэтому передайте своему начальству, что воспевание героев космоса, по крайней мере, откладывается на неизвестное время. Впереди, как минимум, два года…
    — А что будет потом?
    — После за ними отправится спасательная экспедиция, которая сможет вернуть.
    — Им два года жить в пустыне?
    — Без риска трудно что-то сделать. Все они знали на что идут и чем рискуют, и фанфары, если будут, то не скоро.
    — Захар Юрасович, а что если спасательная экспедиция живых не найдёт?
    — Вы, Марина, каркаете! Человек, он очень живучий продукт! Но если так и случится, то они сделали достаточно, чтобы следующим было легче и их потеря не сказалась на освоении Красной планеты. Их имена будут носить разные, ещё не названные детали рельефа планеты. Но опять же, раньше времени не будем отпевать.

ОРБИТА МАРСА. ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Женю нашёл в агрегатном отсеке. Решиться лазить в почти открытом космосе без опытного напарника и крепления фалом могла только она. Женя сама, по схемам большого кондиционера, как мы называли этот агрегат, разбиралась в путанице трубок.
    — По-моему здесь должен быть холодильный насос! – встретила она меня.
    — Да. – согласился я, – Только его там уже нет. И запасного нет тоже.
    — Как же быть?
    — Есть резервный воздушный автомат, – успокоил я, – он немного слабее, только надо переключиться, сделать это можно оттуда, из жилого отсека. Идём обратно! – взялся за её перчатку и потянул за собой к открытому шлюзу.
    Пролезли насквозь, закрыли за собой люки. На кормовой стенке спортивного зала была небольшая ниша, закрытая сдвигающейся панелью. За панелью и находился переключатель. Оттуда же можно было контролировать всю работу воздушной системы. Я запустил её и вместе со скафандром стал отплывать от решёток кондиционера, появились потоки воздуха в отсеке. Полчаса шло заполнение объёмов, давление росло, за отработавшим насосом включился и кондиционер, стала расти температура, буксир оживал.
    Когда температура поднялась до плюс десяти, мы оставили скафандры и двинулись в командный пост. В адекватности искусственного интеллекта у меня уже закрадывались сомнения, поэтому расчёт траектории и запуск ходовых провёл вручную.
     На буксире травмированы и вышли из строя без малого половина находящихся в наружном вакууме радиаторов, поэтому пришлось на треть сократить выходную мощность реактора. Зевс двинулся и стал выходить из опасной круговерти красной планеты, Марса…
    До посадки, между собой мы весь полёт называли его только планетой. Это суеверие без какой-либо хиромантии, эпатажа и выпендрёжа. Традиции в содружестве космонавтов вещь священная. И я впервые с момента начала назвал планету именем римского бога войны. Слишком дорого стоила эта экспедиция! И имя Марс обрело теперь болезненно кровавое звучание, словно след массового убийства наших друзей…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Срочное сообщение. По сведеньям с индийского радиотелескопа в точке Лагранж-1, некое тело с работающими плазменными двигателями обнаружено в облаке пыли у планеты Марс, и в данный момент оно пересекает орбиту спутника Деймос, уходя с орбиты. На вопрос: «Можно ли считать это тело ядерным буксиром возвращающим экипаж?» специалисты «Роскосмоса» только пожимают плечами. Добиться от них внятных объяснений не получается.
    Однако точно известно, что буксир несколько дней назад получил существенные повреждения и перестал отвечать на запросы Земли. Также остаётся загадкой судьба его экипажа, оставшегося на Марсе. Связь нарушенапо причине рассыпания вблизи Марса ядра кометы Чжен II и выпадения на поверхности планеты кометного материала.
    Расследование вела спецкор Лидия Чуднова, канал «Космос. Прорывные технологии».

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Мы с Женей больше суток ничего не ели и питьевая вода в скафандрах кончилась давным-давно. Поэтому полчаса отводили душу в нашей согретой и невесомой кухне. Пили, сколько хотелось, а ели совсем немного…
    Нам предстоит очень долгий путь, как минимум, больше полугода, и даже если когда-то меню было составлено на шесть персон, благодаря комете к концу путешествия вряд ли останется хоть что-то.
    Женя спросила почему нам так долго? Объяснил, что реактор не может выдать достаточную мощность и ход, и навигация не контролируются…
    — Так надо об этом сообщить в ЦУП!
    — Надо. – согласился. – Только связи нет, интеллект-модератор Зевса отказал. А настроить антенну без него невозможно!
    — Но ты же можешь всё!!!
    Это меня сразило наповал. Я обычный, как все. И если умею немножко больше среднего уров   
— Ладно!
    Мы решили, пока опасность разгерметизации от поражения частицами кометы высока, спать будем по очереди и в скафандрах, а скаф-отсек держать постоянно открытым. И теперь, когда Женя уходила спать, старался отыскать в электронных документах что-нибудь о настройке антенн и интеллект-модератора.
    Оказалось, что без ВКД, то есть без «ВнеКорабельных Деяний», справиться не выйдет. Вся связная электроника там.
    Но сперва стоит убедился, что питание туда приходит и какое-то потребление при этом есть. Уже завтра полезу через кормовой шлюз разведать.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Ведущая Марина Корнилова.
    Пока была у генерал-майора, подруга-конкурент Чуднова записала спорный репортаж. Я поняла так, что Лидочка делает себе имя, чего бы это ни стоило мне! Но репортаж принят и уже шла трансляция. Менять что-либо поздно.
    Пошла к знакомому Коротаеву, оставленному Ваниным после его дежурной ночи, и спросила:
    — Что за данные об индийском радиотелескопе?
    Он вздохнул и сказал:
    — Проверяем!
    Я не отставала.
    — Но всё-таки!..
    — Всё-таки?.. Если это так, Марина Сергеевна, то через четыре месяца команда будет на Земле. Или… – дежурный нахмурился. – «Зевс» запустил реактор и сам начал маневрировать.
    — А это возможно?
    — Защита от сорных обломков записана в каждой лётной программе, исключения только для устройств, рассчитанных на такое столкновение. Буксир может уходить от опасных тел и потом возвращаться на прежнюю орбиту без команды человека.
    — И чтобы определить это мы надеемся сейчас только на индийский телескоп?
    — Нет, конечно. На Луне есть наша апертура, но сейчас она Марс не видит. Из одиннадцати действующих только одна сейчас в Лагранже 1 может работать по Марсу… Завтра уже таких будет шесть, а послезавтра – девять.
    — Но сегодня только одна? И вы никак не ожидали, что буксир может оживать? И следить за ним до завтрашнего дня не стоило?..
    — Ой-ой-ой, даже не знаю стоит ли на это отвечать? Вы построили вопросы так, что отвечай-не отвечай всё равно мы виноваты. Зачем же так? Бывают всякие ситуации. Прогнозировать всё на свете невозможно. Семь лет назад никто не мог прогнозировать такую ситуацию. Но всё вот так разложилось. Даже в кошмарном сне такое предположить…
    — Было невозможно?.. Но раз случилось там встретиться комете с солнечным плазмоидом, я бы всех на уши поставила…
    — Даже позавчера, когда всё началось, было непонятно, к чему приведёт! – раздался голос из-за спины.
    Повернулась, за мной стоит генерал.
    — Всё идёт по самому плохому сценарию… по наихудшему из плохих. Предвидеть это никто из нас не мог, даже при желании. Безмерного исторического опыта создателя у нас нет! И вряд ли когда-нибудь будет...

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Здесь мы следили за временем по Гринвичу. Утро, день, вечер и ночь, как у них в Англии. На борту такое было у нас с самого старта и до выхода на орбиту планеты. Она, эта планета, в то время виделась загадкой. Тогда мы чувствовали всё это иначе. Великолепная красная планета со знакомыми с детства очертаниями тёмных и светлых пятен ждала нас, своих первопроходцев. Планета завораживающе красивая…
    И вот теперь этот кровавый пузырь на фоне звёзд постепенно сдувался, мельчал. Несмотря на слабую тягу, Зевс уходил от планеты всё дальше.
    Женечка уснула, а я опять заглушил бустеры второго поколения и полез в кормовой шлюз. Снаружи было не так удобно как на земных станциях. Там стоит закрепиться при выходе за поручень и умный страховочный карабин будет сам переходить с поручня на поручень, удлиняя если надо трос. В конструкции Зевса ничего подобного не предусмотрено, большей частью приходилось цепляться руками и ногами, специальных поручней нет, а цепляться за непроверенное нельзя.
    Антенная пирамидка на корпусе Зевса в двадцати метрах от реактора казалась целой. Но при тщательном осмотре выяснилось: осколок застрял при вводе питающих кабелей и там неполный обрыв. Восстановление – работа не на один выход!
    Камень выдернул и сунул себе в боковую сумку-карман. Потом заснял конструкцию со всех сторон и собирался вернуться, когда увидел восход звезды из-за корпуса. Лишённый тяги Зевс получал прецессию от какого-то устройства. Это вносило дополнительный дисбаланс! Стал с плеча снимать весь трёхсотметровый корпус буксира, огибая его вдоль силового шпангоута за жилым сектором. Надо установить, какое из устройств вносит реактивный хаос.
    Когда вернулся, Женя всё ещё спала. Я в скафандре пролетел в командный пост. Пилотажный компьютер уже отметил уход буксира с прежних уставок и запрашивал разрешение на возврат к прежнему курсу.
    Когда ушёл ставить на зарядку скафандр, Женя проснулась и спросила:
    — Как дела?
    — Нормально! – ответил.
    Действительно, по сравнению с предшествующим периодом, всё было нормально.
    — Я пойду принесу капитана. – заявила Женя, отстыковывая скафандр от гнезда.
    — Женечка, это ни к чему. Игорь Ильич на своём законном капитанском месте и челнок больше никуда не летит, в кабине «Зои» вакуум. Холодильники Зевса не для него. Давай будем уважать его покой… Пока рейс не закончен, только он у нас настоящий капитан!
    — Вы, Павел, просто поэт! – в словах планетолога сверкнула ирония. Мне смеяться не хотелось.
    — Нет! Поэт это тот, кто умеет красиво сочинять. Я не умею. Всё, что с нами происходит, это бытовая проза. И кажется, нас впереди ждёт разбирательство… – махнул рукой в сторону воображаемой Земли. – …почему вывезли одного и бросили на планете остальных.
    — А это надо? – удивилась она. – Разве там не понимают?
    — На нашей Земле, Женечка, люди этого не знают, не видели. И они всякие...
    — А я бы посмотрела как эти всякие сами смогут!..
    — Спасибо!
    Сказал это тихо, закрыв глаза. Но Женя удивилась:
    — За что? Я должна была как-то спасать себя и сразу отправилась за вами. И мне миллион раз везло!..
    Сказал ей «спасибо» в благодарность за моральную поддержку, она же посчитала, что за моё спасение. В небе это не требует благодарности, спасать других это святая обязанность. Вместе с нами все, кто тогда погиб, выполняли именно эту миссию – спасение!
    — Мне повезло лишь раз, тем, что в экипаже был планетолог.
    Женя смутилась. И, чтобы только сменить тему, сказала:
    — Мне кажется надо готовить обед. Я такая голодная.
    — А знаешь, мы на этой твоей планете всё-таки насорили! – я тоже менял тему.
    — Как? – удивилась она.
    — Там неубранным остался защитный светофильтр капитана.
    Скафандр под колёсами ровера, если честно, там остался весь.
    Женя молчала и ожидать можно было всего на свете. Какой будет реакция на такое опасное заявление, я не знал. Но через несколько секунд она рассмеялась! В первый раз слышал как смеётся над моей шуткой.
    Вздохнул уже облегчённо.
    Обед Женя принесла в командный пост и мы, успевшие отвыкнуть от этого, снова питались вместе. Я запустил на главном мониторе снятое снаружи.
    Просмотр занял много времени. И моя напарница первой увидела как трепещет звёздочка над дальними радиаторами ядерного сердца Зевса.
    Тут же запросил компьютер про потери теплоносителя. Ответ пришёл очень неожиданный: «Потери в пределах допустимого. Последние сутки 15 миллиграмм. Запас достаточный».
    За сутки 15 миллиграмм? Такое вряд ли может сдвинуть Зевса. И то, что заставляло дрожать звезду, также не объяснялось низкими потерями энергосистемы.
    Женя обожглась горячим напитком и отодвинула от себя «стакан», который остался висеть в воздухе.
    — А что делает программа после разгерметизации горячих трубок? – она, как видно, хотела выяснить кое-что из процессов работы реактора.
    По привычке стал доходчиво объяснять:
    — Теплоноситель должен понизить свою температуру до возвращения в горячую зону. Около восьмидесяти радиаторов излучают тепло в космос. Если вскрыть трубку одного, ток начнётся с большим дисбалансом и система перекрывает сразу оба канала на этот радиатор. Если этого не сделать, реактор без теплоносителя придётся глушить.
    — А сколько в наружных трубках может оставаться теплоносителя?
    — Сколько?.. Там реактивной тяги хватает, даже очень! – и похвалил за идею. – Ты молодец!
    Вот что значит гениальная женщина! Мне такое и в голову не могло прийти. Любое отверстие вызывает перекрытие участка. И вся находящаяся в нём жидкая фракция будет истекать из пробоины, создавая реактивную тягу, пока не иссякнет. Пятая часть тонны может через трещинку истекать сутками. Будь отверстие побольше, время выброса сократится многократно, и реакция станет заметной. Сдвиг при этом будет уже заметным!
    Я тоже отодвинул от себя пакет с пюре, вытерся салфеткой и произнёс:
    — Компьютер! Увеличить тягу на десять процентов.
    Это немного, но всё равно поможет.
    — Зачем? – удивилась Женя.
    — Мы до сих пор находимся в кометном облаке, осколки пробивают радиаторы до сих пор. Надо скорее выйти. К сожалению полную тягу не вытянуть, спалим реактор. Но насколько можно, будем ускоряться.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    — Но всё-таки есть нечто, что должно исправить.
    Странный он какой-то этот Ванин. Шёл сюда, чтобы сказать эту фразу. Вероятней всего они не могут справиться с ситуацией и обратили серьёзное внимание на то, как будут выглядеть в глазах остальных семнадцати миллиардов землян.
    Выходит, вся поддержка, встречи с семьями колонистов, просто рекламный ход, чтобы скрыть свою слабость и немощность…
    Нет-нет! Верить в такое не хочу.
    Но даже если и не верю, кто помешает начать расследование, просто для себя. Что сделать в первую очередь? Здесь в Москве мне доступно узнавать всё из первоисточника, кроме того, что закрыто. Надо самой залезть к индусам, а также определить какие шесть станций уже завтра могут работать по Марсу. Или они все могут, а генерал лжёт?
    Центр по связям работал на шестом. По пути забежала в свой кабинет, сказала Чудновой, что ей доверяю вести весь сегодняшний эфир и снова в лифт.
    Шестой этаж. Отдел Кооперирования Со Смежниками. Там меня знают.
    — Здравствуйте, Марина Сергеевна! – бросилась ко мне менеджер по связям. – Чем могу помочь?
    — Вы, Ирочка, поможете если подскажете как связаться с нашими радиоастрономическими обсерваториями! У вас есть на примете специалист, следящий за всеми такими объектами?
     Ирочка развела руками, но тут же, вспомнив, подняла перед носом, словно восклицательный знак, указательный палец:
    — Есть!
    Речь шла о блоге «Звёздная Радиоволна-2155», основанном в прошлом году «маньяком и проходимцем от науки» Борщовым. Тут же поинтересовалась в Народной Энциклопедии. Маньяк и проходимец оказался научным сотрудником, работавшем в данное время на Луне в ЦЗЛ. Связь с Луной требовала ожидания, я заказала и отправилась обратно в офис на 29-м.
    — Луна-главная на связи! – раздалось ещё в лифте. Голос молодой женщины.
    — Нужен Борщов Вениамин Терентьевич с ЦЗЛ! – тщательно выговорила я.
    — Как вас представить? – вернулось с Луны.
    Называть себя, как здесь привыкла, со всеми достоинствами не стала, сказала просто:
    — Сотрудник НКЦ Корнилова.
    — Марина Сергеевна — это правда вы? – голос с Луны-главной меня узнал.
    И сразу перед браслетом сформировалось изображение. Голос без лица был призван делать общение деловым и коротким. Но Марина привыкла к повышенному вниманию к себе. Это уже не радовало, но ещё не раздражало.
    — Мне нужен Вениамин Терентьевич Борщов с ЦЗЛ. – повторила спокойно.
    — Ой, я не забыла, я разыскиваю Борщова. Только он возможно спит, иначе бы откликнулся сразу. – на лице «голоса» была сочувствующая тревога. – У них недавно закончилась суточная смена.
    — Как вас зовут? – глупо о чём-то просить совсем незнакомого.
    — Я, как и вы, тоже Марина!
    — Так вот, Мариночка, постарайтесь сделать так, чтобы Вениамин Терентьевич не забыл связаться со мной.
    — Да... конечно... обязательно…

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Снижать мощность плазменных бустеров, затягивая наше, близкое к аварийному, состояние, не стал. Сутки такого бегства должны выгнать Зевса из облака.
    Сел, стал с помощью снимка заниматься радио-пирамидой. На изображении был перебит кабель и срезанный его кусочек просмотрел при большом увеличении. Десять срезов мощных оптических пучков требовали недельной работы по восстановлению, если не найду какой-то подобный этому и целый.
    На мой вопрос компьютер откликнулся с задержкой. И ответ был отрицательным: «Не найден».
    Значит пойду заниматься кислородной машиной. Воды немного, но есть, а кислород быстро кончается…

Глава 10. Индийский феномен
ЛУНА. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ЗАЛИВ
    Наглый зуммер тревожил и не давал досмотреть увлекательный сон.
    — Борщов, слушаю…
    — Веничка, тут тобой из Москвы интересовались…
    Опять эта, как её… Марина из бюро связи!
    — Всё, я сплю!..
    — Тебя разыскивает Корнилова! – для нашей Марины Корнилова значит много.
    — Ну, и?..
    — Хочет поговорить.
    — Пусть на Луну полает…
    — Ты дурак! Она сейчас лает по Марсу.
    — А я причём?
    — Ты ей нужен!.. Давай облейся холодной водой и я соединю.
    — Ты вообще соображение имеешь? Такой сон перебила!..
    — Пёс твои сны пусть смотрит. Давай, просыпайся!
    После того, как мне закрыли все источники информации, Корнилова – это удача, за которую стоит побороться! Через минуту, когда причесался, налил кофе и стал адекватен, сказал:
    — Давай свою Корнилову, я готов!
    Можно было не так торопиться, Корнилова в пространстве связи возникла только минут через шесть.
    — Вениамин Терентьевич?
    — Да, он!
    Звук туда-оттуда секунды три, слишком большая задержка. Приходится терпеть ожидание.
    — Мне представили вас, как специалиста радиоастрономии. Так ответьте, что у нас сейчас может работать по Марсу?
    Не люблю таких, которые сразу всё вываливают!
    — А вас, Корнилова, как зовут?
    — Марина Сергеевна.
    — Точно? – откровенно схамил, при этом если она выйдет из себя, разговаривать не буду!
    — Меня ваша Марина с Луны-главной узнала, она подтвердит.
    — Хвала богу! Вы спросили кто отсюда видит Марс? Записывайте: Лук Реюньон – раз, Эстрейас Церканас – два, Северный на Памире – три, Большой китайский океанский интерферометр – четыре…
    — Секунду, Вениамин! Мне нужны… только видящие Марс сейчас! – запнулась Корнилова, видно говорила под мой предыдущий ответ.
    Ответил снова:
    — Интерферометр может видеть всегда и всё, что не загораживают Солнце и планеты!
    — А, простите меня, остальные?
    — Прощаю! С остальными сложный вопрос. Вам, Корнилова, это зачем?
    Корнилова молчит, пауза затянулась, видно, она решает как ответить. Я жду. Всё же ответ пришёл:
    — Индийский спутник в Лагранже-один заметил отражённый пылью сигнал двигателей марсианского Зевса. Мне надо определить, что там сейчас . Вы меня понимаете?
    — А что там? – усмешка была тихой, Корнилова, если и заметила, наверняка не поняла к чему это. Я добавил: –  Я, например, мысленно уже попрощался с Павликом, Володей, Игорем… со всеми! Спастись невозможно! Таких везений ещё не было… Только отъявленные оптимисты могут продолжать верить в какой-то счастливый исход.
    Честно говоря, опять хамил потому, что кое-что знаю, продолжая надеяться.
    — Веня, вы сейчас говорите с оптимистом в четвёртом поколении. Я отъявленная и очень хочу проследить за буксиром. Неужели вы откажетесь помочь?
    Тут уже задумался сам. Узнай заказчик, что настройка задерживается из-за того, что неделю слежу за экспедицией, обещанной платы не увижу…
    — Марина Сергеевна, видите ли какое интересное обстоятельство. Если скажу и это окажется на вашем канале, мне придётся за это очень дорого платить. Но конфиденциально вам сказать могу.
    Промолчал ровно столько, чтобы Корниловой поневоле пришлось отвечать:
    — О неразглашении поняла!
    Приятно иметь дело с понятливыми.
    — Только вам! Я знаю что там происходит… – и замолк.
    — Ну же! Смелей! – не вынесла долгой паузы Корнилова.
    — Очень несмело заявляю: Зевс движется к Земле!
    — Точно? – повторила она мой прежний ехидный вопрос.
    — Точнее не придумать! Зевс выходит, или уже вышел из облака осколков кометы и пятно вторичного излучения стало шире и слабее… Но это не всё!
    Заинтриговал окончательно, теперь главное:
    — Вы, Марина Сергеевна, теперь должны помочь мне!

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Кислород-мастера запустил. Из воды теперь будет извлекаться кислород, которым мы будем дышать. Жизнь налаживается?
    Реактор уже двое суток гоню вразнос, температура внешних радиаторов запредельная и сегодня выскочил ещё один, поневоле пришлось, чтобы не расплавить остальных, приглушить реактор. Как мне здесь не хватает Адама Кузяева! Руковожу интеллектом энергоустановки на грани допустимого, когда выскакивает из загашника восклицательный знак, параметр снижаю, не выскакивает, гоню дальше. Тяга пока нормальная, похоже, из облака выходим. Нам угрожать теперь может только точность наведения. Калибровку по звёздам не проводил, да и не знаю как это делать на межпланетном бегемоте. И, едва наберём скорость, будет важна связь…
    Достигнув орбиты Земли, пересечём её и направимся к Солнцу, что увеличит скорость и сократит путь. Догоним нашу планету и, для выхода к Луне, начнём тормозить.
    Да, втроём летим домой. Как несправедливо обошлась судьба с остальными. Которые всю жизнь готовились совершить этот подвиг, и совершили. Летели покорять… А теперь в безнадёге там, а мы со своими надеждами тут… Меня до последнего дня будет мучать память, что троих бросил, а мёртвого капитана запер в мёртвой же «Зое». Только чтобы оправдаться сказал Жене про капитана на капитанском месте. Он один вернётся к Земле, если, конечно, у нас выйдет полёт.
    Ничего не получится без связи. Пришло время, пора! Отключаю ход. Если не добрал, нагоню позже. А пока в скафандр и к пирамиде!
    Женя опять спит, её скаф заперт. Вхожу в свой, просовываю ноги, руки, защёлкиваю люк ранца за спиной и отстыковываюсь. Скафандр сам начинает гудеть, в нос бьёт первая порция сухого воздуха.
    Когда уже работал с повреждённым кабелем, Женя проснулась и позвала:
    — Павлик, ты где? – стала звать Павликом.
    — Я занимаюсь связью.
    — Ты для этого ход остановил?
    — Нам без связи плохо будет. Если не починю, нас не найдут, не встретят. А самостоятельно выйти на орбиту Земли вряд ли сумеем. Трофимов с Ремизовым… проходили подготовку по межпланетным перелётам, а я только то, что в общем курсе преподавали. Там думали, двое – много, а оказалось, мало! И интеллект-модератор Зевса разрушен, семьсот двадцать восемь ядер неизвестно куда ушли. У нас только в отдельных узлах остались его разрозненные элементы. Если бы и этого не было…
    Продолжая работать руками, заполнял связь голосом. Женя обычно делала так же. Меняла фильтры или разогревала еду, рассказывая при этом о происхождении звёзд и планет, о геологии, селенологии и ареологии. Я только просил не напоминать о кометах…
    У Жени повышать мою квалификацию выходило лучше. Я же мог озвучивать только свои мысли в настоящий момент. Вслух вспомнив о капитане с пилотом, тут же попытался замять, но мысль уже катилась под горку, стал рассказывать как нам сейчас плохо, что Тефтелька отлично понимала и без меня.
    Разговоров о жизни на Земле мы вместе старались на касаться, потому что напоминало о важном, что оставили там, и это наседало порой не по-детски.
    — Да, Зевсу досталось… – Женя заполняла паузу, оставленную мной. – А почему всё-таки эта часть с нами не пострадала?
    По-видимому Женя подразумевала наш бытовой узел.
    — Причин много. – меня снова вернули к разговору. – И первая, это броня!
    — Броня?.. – удивлённым голосом спросила планетолог. Конструкторы такое в курс подготовки не включали. – Здесь, в космосе?
    Бронёй строение обшивки назвали сами разработчики. Я лишь использовал принятые у нас термины. Для Жени пришлось пояснять:
    — Конечно броня! Только от военных понятий прошлого пора уходить, теперь броня — это лёгкая, объёмная, многослойная структура, способная уберечь внутреннюю обшивку от ударного воздействия тел с космическими скоростями. При этом целость большинства слоёв не сохраняется, их задача – рассеять энергию столкновения. Ты, Женя, когда мы подходили к Зевсу, не обратила внимания на обшивку? Там места целого не найти, решето. Способности по рассеиванию теперь минимальны. Уходим вовремя.
    — Понятно! Но всё же разгерметизация была…
    — Да, это недоработка, которая могла проявиться только в хвосте кометы. Перебило подачу кислорода в кондиционере. Узлы разводки защищены, а пролёты подачи, нет. Мы это объясним потом… – следовало бы добавить «на Земле», но это могло вернуть к нежелательным темам.
    Чтобы переменить пластинку, сказал:
    — Когда спала, сны какие-нибудь снились?
    — Не спрашивай… – попросила.
    — Опять плохое?
    Несколько раз во сне Женя вскрикивала. До этого дня старался не спрашивать отчего, но сегодня пришла пора задать такой вопрос:
    — Если снится одно и то же, расскажи, сними с себя печаль.
    Нас обучали как это делать и что будет, если не делать ничего.
    — Всё-таки не буду! – Женя оставляла свои мысли недоступными.
    — Плохо. Тогда поговори сама с собой, успокой вторую я, скажи, что это обязательно пройдёт. Вечного, кроме бога, в этом мире ничего.
    Ссылаться на подспудную часть сознания собрата по положению нас учил большой теоретик психологии с непонятной кличкой Апулей.
    — Хорошо, Паша! А что снится тебе? – она обратила моё оружие против меня.
    — Греки снятся. – сны последние не помню, сказал просто чтобы ответить. И пояснил: – Сны не запоминаю. Прошёл и прошёл. Последним запомнившимся был, когда я участвовал во взятии Берлина. Скачу на коне по разрушенной улице, а мне навстречу мальчишка с фаустпатроном…
    — Бедный! – неизвестно кого пожалела Тефтелька.
    — Да нет! У парня что-то заело и мы проскакали мимо…
    — Кони твоё любимое?
    — Да, всегда любил этих красивых зверей. Когда учился в Можайке, очень огорчился, узнав, что скафандров для них никто не придумал. К тому же сердце крепкого коня не вынесет невесомости. Поэтому конь для меня — это кусочек Земли.
    — Скучаешь?
    Что-то нас опять в эту область потащило.
    Вытягивание перебитых линий прошло легко. Склеивание оптоволокон специальным пистолетом почти завершил, оставалась интересная операция – восстановление оптической изоляции. Доделаю и будем проверять заработает ли связь.
    Но заряда пистолета для полного восстановления изоляции, которая загоняла мощность обратно в волокно, не хватило. Вся эта распушенная конструкция при включении сияла как ёлочная игрушка на новогоднем празднике. Мощности не хватит для обеспечения нормального сигнала. Так что связь откладывается на неведомый срок. Как восстанавливать изоляцию при отсутствии реагента никто подсказать не мог.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ
    Продолжать работать самостоятельно Чудновой хватит. В прошлый раз в ночном эфире после моей рекламы она ничего не сказала об отсутствии на орбите Марса буксира, что обещала зрителям я. Все семьсот секунд перемалывала всем известное. И теперь я всё подготовлю сама и буду в эфире рассказывать то, что узнала за последние дни.
    Вот мой пятиминутный эфир:
    — Здравствуйте мои дорогие. Всем вам доброго времени! У меня есть несколько интересных новостей, но мне по-прежнему подсказывают о рекламе. Позволю себе не согласиться! У меня достаточно оснований для этого. Сейчас на Марсе настали самые тяжёлые дни, в месте основания земной колонии идёт смертельная бомбардировка метеоритами. Комета Чжен-два, разрушенная солнечным плазмоидом, высыпала свой боезапас на орбиту планеты. Последствия этого будут сказываться ещё долго и земные колонисты от этого могли пострадать, но… – постаралась продлить паузу как можно дольше, – …есть достаточно оснований считать, что они в данный момент находятся на корабле «Зевс», который движется по неожиданной схеме полёта к Земле. А теперь реклама!
    — Ты обалдела! Какая реклама? Надо было давить до последнего. – шептал в ухо менеджер. – Если вырулишь, даю рупь за сто, ты станешь непробиваемой звездой!
    Пока шла реклама, я собиралась с мыслями. Своё время надо пытаться закончить удачно.
    — Сейчас и здесь тоже нелёгкие дни. Весь Центр управления трудится не покладая рук. Нам надо молиться что всё у них получится и миссия на планету Марс будет спасена, несмотря на столь неблагоприятные внешние условия. – подходя к главной теме, начала с известного всем. – Прошло двадцать часов, как радиотелескоп индийского космического центра Сатиша Дхавана обнаружил чёткую отметку работающих двигателей ядерного буксира недалеко от орбиты Марса. Но связи с ним нет несмотря на многочисленные попытки связаться. У некоторых даже создаётся впечатление, что буксир необитаем и идёт не к Земле, а по случайно выбранному пути. Нет, я уверена, это не так! Когда стало известно, что челнок на поверхности планеты больше не наблюдается, у всех был тяжёлый шок: вот и всё! Никто не подумал, что челнок мог взлететь, а экипаж выйти на орбиту к буксиру. И вот теперь проявились сигналы о работе двигателей буксира Зевс. Пилоты запустили программу возвращения. Мне интересно, что на это скажут те, кто уже решил хоронить экспедицию? Кто был рад, что освоение Марса откладывается и все последующие годы человечество будет не высовываться со своей земной колыбели… Желаю всем приятных новостей на нашем канале!

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    Калибровку по звёздам мы провели с Женей вместе. Рассогласование с предыдущим большое, выходим не к Земле, а где-то ближе к орбите Венеры.
    Женя, когда увидела лазерный отметчик дальномера прибора, спросила:
    — Зачем он?
    Объяснил:
    — При подходе к пилотируемым космическим объектам позволяет определять расстояния с точностью до микрон, что важно…
    — А до Земли он сможет? – перебила Женя.
    — На больших расстояниях с точностью до микрон не сможет, а до планет с атмосферами вообще…
    — На планете без атмосферы смогут его увидеть?
    Так вот к чему весь этот разговор! Идея, конечно, интересная, но Земля с Луной обращены к нам дневной стороной. На таком расстоянии свет лазера можно разглядеть только в полной темноте и если знаешь точно куда направить светоприёмник.
    — Нет, боюсь это невозможно даже теоретически.
    — А другие планеты, где есть земные научные приборы?
    — Интересная идея. Только к чему это? Показать, что живы и летим?.. Ни ответить нам, ни определить где находимся…
    Женя вздохнула:
    — Надо подумать. Но должен же быть какой-то способ попросить о помощи… А что у тебя в сумке?
    Сумкой Женя назвала карман скафандра на ноге.
    — А что у меня там? – уже не помню что вложил в сумку. Полез перчаткой, нащупал: камень. Тот, что выдернул из оптического кабеля пирамиды. Поиграл им в руке, тяжёлый, и размахнулся, собираясь отправить в свободный полёт.
    — Постой! – опередила меня Женя. – Не торопись трансформировать ориентацию Зевса. Дай лучше мне!
    Ну да, планетологу всё межпланетное интересно. Когда вернулись в жилую часть и вышли из скафандров, она закрепилась в кухне у стола и стала рассматривать камень. Предупредил её:
    — Не пугайся, если включу ход! – и пошёл в командный пост.
    Теперь скорость можно оценивать отсюда, из поста, ошибок не будет. Рассчитал, нужен шестнадцатичасовой импульс. Маневровыми перенацелил Зевса, проверил системы буксира и включил ход. Реактор, отдыхавший последнее время, легко выдал полную мощность. Он за шестнадцать часов сгореть не должен.

ЗЕМЛЯ. ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЁННЫХ НАЦИЙ. КОМИТЕТ КОСМИЧЕСКОГО КОНТРОЛЯ
    Постоянный представитель России при Организации Объединённых Наций Дефисов Ангел Альфредович:
    — В пятой статье Договора о принципах деятельности по исследованию и использованию космического пространства упоминается всемерная помощь в случае аварии или бедствия, произошедших в космосе. Происходящее на планете Марс, иначе как бедствием не назвать. Шестеро космонавтов, посланцев Земли в тяжёлых условиях космической катастрофы оказались отрезаны от земной цивилизации. Связь, которую обеспечивали выведенные на экваториальную орбиту аппараты, теперь отсутствует. Почти все оставшиеся орбитальные спутники различных стран получили тяжёлые повреждения или же уничтожены. А на поверхности в это время происходит нечто напоминающее ковровые бомбардировки. Объекты с космическими скоростями разрушают поверхность. Последние снимки не смогли показать различимых деталей поверхности на всём экваториальном поясе Марса. Место основания земной колонии тоже в экваториальном поясе. Космонавты должны были укрыться в складках рельефа кратера. Связь почти сразу отказала. Госкорпорация Роскосмос готовит спасательную экспедицию к Марсу к началу следующего, 2157 года и просит всех, от кого это зависит, оказать помощь не только в подготовке экспедиции, но и в попытке наладить связь с планетой Марс через оставшиеся орбитальные трансиверы. На поверхности остались только рации в скафандрах, имеющие незначительную мощность приёма в коротковолновом диапазоне от ста пятидесяти до ста восьмидесяти мегагерц.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    Сказочная работа кончилась. Теперь это и буднями не назовёшь. Весь Центр, включая самого РУП, генерал-майора Ванина, почти совершенно перестал общаться с прессой. Куда делся любимчик публики Коротаев, без которого вообще ничего не происходило. Да и я сама в том же положении. Тема провала экспедиции перешла к ток-шоуменам, выискивающим кого бы найти виновным, чтоб припечатать.
    А Борщов Вениамин Терентьевич получил право выступить раз со своей идеей на первом канале, потом сдал свою работу на Луне, получил за неё деньги и найти его теперь практически невозможно. А так хочется чтобы кто-то знакомый следил за этим уголком пространства и, хоть иногда, обнадёживал обещаниями что всё будет хорошо.
    Но всё плохо. Дождь кометных останков на Марсе продолжается, связи нет и идущий в сторону Земли буксир, кроме своего движения, никаких признаков жизни не подаёт. Как же там ребята с этой удивительной женщиной, космическим планетологом, согласившимся лететь так далеко, на какую-то маленькую неосвоенную планету? Ей сейчас труднее всего. Надеюсь, ребята защищают и оберегают её!
    Какими мы раньше были наивными! Тогда казалось, что лучше подготовленной экспедиции не было. И всё делается для того, чтобы этот успех закрепил и усилил наши позиции в космосе. Какая же это была ошибка. Всего две совпавшие космические случайности вывели из строя всю систему целиком и поставили колонистов за грань выживания.
    Дошло до того, что представитель России выступил в ООН с просьбой о помощи… Я хохотала до икоты! Хотя больше подошло бы плакать. Неужели мы настолько беспомощны?
    Но в своих редких уже репортажах я по-прежнему светла и лучезарна: «Будьте уверены, космонавты с достоинством справляются с выпавшими трудностями. Надеются на скорейшее разрешение ситуации и мечтают вернуться домой победителями…» Самой тошно!
    Вчера Ванин единственный раз за последнее время снова пригласил к себе и сказал:
    — Комиссия по расследованию причин сбоя при посадке на Марс нашла воздействие внешнего фактора, связанного со вспышкой на Солнце. Энергия вспышки вызвала большой поток излучения, задевший и челнок… Не буду излагать всех технических подробностей, просто добавлю, что для посадки пилоты успели переключиться в ручной режим и посадку производили сами. За пультом тогда был Ремизов Степан Михайлович, пилот свыше!
    Ванин немного помолчал и некстати, переводя беседу в другую плоскость, добавил:
    — Индийские астрономы отказались подтвердить что наблюдали работу двигателей Зевса. Они наблюдают за краем Солнечной короны.
    — А другие? Они тоже ничего не видят? – спросила с возмущением. Борщов просил его частные наблюдения скрывать и я не стала упоминать о том, что мне известно.
    — А что другие? – Ванин врал легко, даже не напрягаясь. – Никакого сигнала не обнаруживают все наблюдатели. Про тех, кто говорит обратное, большое сомнение. Не думаю, что здесь есть что скрывать…
    Так что мои догадки подтверждаются. Генерал-майор именно что хочет скрыть истинное положение вещей.
    Есть повод оставить снова эфир Чудновой, а самой продолжить расследование.

ЗЕМЛЯ. МОСКВА. ДЕПУТАТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ БРАСЛАВЕЦ
    Когда генерал Ванин выступал в Госдуме с отчётом о неудачной попытке создать земную колонию на Марсе, я встал и спросил:
    — Уважаемый Захар Юрасович, почему к Марсу была послана только наша экспедиция, почему другие государства не стали участвовать в первой попытке освоения планеты, при всём своём нынешнем совершенстве космической техники, развитии космических технологий и космических производств в большинстве стран и их готовности принять участие?
    — Готовность не предполагает немедленно начать. Каждая страна исходит из своих планов работы в этом направлении. У нас была возможность организовать и мы отправили туда нашу экспедицию.
    — И оказалось, что экспедиция совершенно неподготовлена.
    — Глядя в прошлое всегда так кажется. Мы оценивали возможность работы исходя из имеющихся на тот момент сведений. Предвидеть такой системный катаклизм нереально, а мы исходили из самых жёстких условий. Того, что сейчас происходит на Марсе, человечество не помнит. Это случилось впервые.
    — И всё равно ошибки были…
    — Да? – удивился этот хитрый лис. – Напомните мне.
    Он решил не сдаваться. И я стал перечислять:
    — Первое: когда челнок садился на планету, и сутки после связь была недоступной. Второе: при посадке челнока произошёл сбой, корабль промахнулся километров на десять и экспедиции пришлось идти до заката пешком. А про комету я уже не говорю. Неужели нельзя было рассчитать время без комет вблизи Марса?
    — Вот вы и определили круг проблем, без решения которых мы ничего не умеем. Я не буду говорить о технологических проблемах, связанных с подготовкой и реализацией проекта, но цивилизация от этого сильно зависит. Не буду говорить о самом экипаже, у которого на экспедицию только одна жизнь. А всё остальное связано с кометой и солнечной вспышкой. Не совпади эти два явления, всё бы прошло надёжно. Излучение вспышки привело электронику челнока к необходимости в самый неподходящий момент перезагрузиться. Перезагрузка задержала запуск двигателей посадки, экипажу пришлось сажать челнок в ручном режиме. И промах обеспечила автоматика, а не великолепно подготовленный экипаж, за секунды сумевший оценить внезапно возникшую ситуацию и справиться с последствиями.
    Тут раздались даже аплодисменты. Депутаты Думы высказали мне этим своё недоверие.

Глава 11. Чёрное пятно
ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПАВЕЛ
    — Интересная, Павлик, картинка. Это отнюдь не минерал!
    Женя впорхнула в командный пост, продолжая держать в руке тот осколок.
    — И что не так? – отвлёкся от вычислений и повернулся к ней.
    — А вот, посмотри!
    Во время выхода в вакуум разглядывать тёмный кусок не было времени. Осколок в её руке действительно выглядел необычно. Такого я никогда не видел, а у меня, поверьте, большой геологический опыт ещё со времени работы на лунных полигонах. Камень был чёрным настолько, что даже не отражал свет, сколько мы камень ни крутили у светильника.
    — Не минерал?.. – вспомнилось сказанное планетологом.
    — Его поцарапать невозможно.
    — Твёрже алмаза?! – в моих понятиях только на алмазе нечем сделать царапину.
    — Нет, алмазом не пробовала, но любой твёрдый предмет проникает под поверхность и тут же выскальзывает наружу не нарушая поверхности.
    — Но я поверхности не вижу. Как определить что без вреда?
    — Я хотела сделать царапину, чтобы заглянуть под чёрный слой, а он не сцарапывается.
    — Ух ты!
    — Павлик, а ты уверен, что это не кусок от Зевса?
    — Ну нет! Я вообще таких материалов не знаю. Что-то неземное…
    Я взял в руку чёрное тело и сразу отметил его вес.
    — Женя, ты массу определяла?
    — Да, плотность чрезвычайная. Но ведь ты носил на ноге и даже не замечал…
    — Скафандр сам тяжёлый, – перебил, чтобы оправдаться, – в нём трудно заметить, но сейчас вспоминаю, что мешало что-то и не было времени определить, что именно…
    — Что с этим будем делать?
    — Это ты теперь внепланетный планетолог, тебе самой и определять.
    — Перестань смеяться, я серьёзно.
    — Если серьёзно, займись сама. У меня к материалам отношение только с практической точки зрения. И сейчас волнует состояние Зевса, сможем ли дойти до Земли. Но если тебе нужна будет помощь, всегда готов…
    — Хорошо, разберусь. Но от помощи не отказываюсь.

ЗЕМЛЯ. ОТЛЁТ ИЗ МОСКВЫ. КОРНИЛОВА
    Скафандр. Оказалось не просто подобрать свой размер, требовалось сперва изложить детали своей биографии. Потом с биоконтролем сгибать и разгибать всё, что может во мне сгибаться. Робот наконец сказал: «Достаточно». Уже готовый и заряженный Альбатрос-МК7.3 ждал в соседнем помещении. И перед «вхождением», как здесь называют надевание на себя этого устройства, прошла краткий инструктаж по условиям в космосе.
    Там я буду по-прежнему та же Корнилова, ведущая программы «Космос. Прорывные технологии», которой необходимо встретиться с Ариэлем Аларконом, частным детективом, специализирующимся на мелких делах с ввозом на Землю незадекларированных грузов.
    И что же мне от него надо?.. Но это, пожалуй, разглашать не буду. Рано ещё. Сперва требуется выяснить, сможет, и захочет ли мне помочь этот неземной товарищ.
    Скафандр заставили надеть… простите, заставили «войти» и поработать в нём несколько минут. Там, внутри очень неплохо. Только работа пальцами идёт с небольшой задержкой, пока гидравлика определяет усилия.
    После «вышла». Пустой скафандр упаковали и отправили с грузами на Чкаловский космодром ждать когда разделаюсь со своими земными делами и буду готова вознестись.
    Менеджеру сказала, пойду собирать материал для следующих выпусков, передала Лидочке все дела в ЦУПе. Как принято, попрощалась с роднёй, в смысле пообщалась с этим парнем, одна прогулялась по хорошо знакомым местам на берегу Протвы. Большей частью из-за того, что в Верее работает хороший мастер порхающей фотоники. Купила у него две камеры с отличным разрешением и приспособлениями для безгравитационного полёта. Вот, пожалуй, и всё.
    Справилась за три часа и в пять вечера была на космодроме. Времени больше ни на что не осталось, нашла свой скафандр, вошла, меня отвезли к лайнеру и погрузили. Сервис на высшем уровне. Никаких задержек и неприятных ощущений. Всё супер! Загрузили на место в лайнере, пристегнули, подключили к системам и дальше обычный старт…
    До выхода из стратосферы, на высоте 39, началось нечто непривычное: небольшая болтанка, какие-то щелчки и механические завывания. Но полёт продолжился, даже двигатели стали работать громче. При обычных гиперзвуковых полётах ничего такого не происходило, ни болтанки, ни шума. Просто взмываем почти до космоса, и, опускаясь, плавно переходим в нужную точку координат.
    При последнем манёвре на высоте двухсот решилась сама поработать руками, определив чётко, что низ теперь у меня за спиной. Здесь для рук было что-то из каменного века: джойстики! Их нужно крутить, чтобы найти и вывести на монитор нужную информацию. Пока не приспособилась, долго ничего не получалось. Но интеллект приспособился первым к моим неуклюжим попыткам. И я стала получать всё из первых рук. Высота полёта, расстояние до объекта стыковки, время в любом поясе и фамилии ведущего экипажа. Потом решила выяснить как добраться до Ариэля Аларкона. Ответ был неожиданным: «Аларкон А. возвратится с ЦЗЛ завтра в 23.20 по Гринвичу.»
    Ещё больше суток! Надо же как ошиблась. Но в Центре Управления меня убеждали, что Ариэль сейчас у себя в каюте на точке Верхний Новгород. Точка соприкосновения – шеститысячетонная орбитальная космическая платформа с гостиницей и космопортом, такое лет двести назад называли орбитальной станцией. Расположена на высоте пятисот пятидесяти, в очищяемой от мусора, безопасной сфере ближнего космоса – жизненной лагуне у Земли.
    Встретиться с этим типом можно только здесь. На все звонки он не отвечал, и я оплатила все затраты по подготовке и доставке себя на точку, что сделало меня почти нищей. Один только скафандр стоил 60 мегачасов, что с точки зрения абсолютного большинства моих поклонников и почитательниц – заоблачная сумма.
    Теперь придётся ещё платить за гостиницу…

ЗЕВС-4.1 В ПОЛЁТЕ. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ
    Последний сон, в той ещё жизни, был сразу как мы основались там, внизу, в большой надувной палатке. Снилось что-то детское, давно забытое… я и мама… экскурсия к бабушке, в Гатчину… её пёс Буфон… разные птицы порхающие в комнате и, неожиданно, грозящий мне пальцем из портрета капитан Трофимов. Тогда я засмеялась и проснулась.
    После этого снов не было. Реальные события и без того были фантасмагорическими: взрывы, падения метеоритов, работы по вырезанию ниши. Потом было спасение Павлика и бегство на орбиту. И здесь сны не снились. Точнее, снились определённые фрагменты сна и всегда что-то будило раньше. То сигнал о зарядке скафандра, то опасение, что я остаюсь одна.
    Но сегодня сон догнал меня и я увидела его полностью. До этого настолько связанных и законченных снов не помню. И там во сне был снова чёрный камень, и была я здесь, на буксире, и одновременно где-то там, на какой-то из орбит.
    Началось с того, что я проснулась в своём скафандре. Потянулась, влажной губкой протёрла лицо. Моргнула и скаф растаял и это было уже там…

НАЧАЛО НА ОРБИТЕ ЗЕМЛИ. ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. КОРНИЛОВА
    Вопреки прогнозу, Ариэль Аларкон был у себя в каюте, как мне и обещали в Москве. Здесь, на точке, никаких домофонов у дверей не было в помине. Когда стукнула ладошкой по двери, та тут же сдвинулась, утонув в перегородке. Хозяин, находившийся у дальней стены, бросил на меня незаинтересованный взор и снова уткнулся в коммуникатор. На моё:
    — Здравствуйте! – он даже головы не повернул.
    Магнитного пола здесь в каюте не было и я осталась висящей у входа. Но летела сюда не для этого, поэтому перешла на испанский:
    — Оля; Ариэль! – тоже никакой реакции.
    Голыми руками меня не взять. Активная осада всегда приносит результат.
    — На вас наложено заклятье? – это конечно шутка, но Аларкон вздрогнул и вполне осознанно посмотрел мне в глаза. Я обнадёжила собеседника, чуть шевельнув настройку модулятора: – Снимаю с вас это заклятье!
    Вышло убедительно, но ответ был нежданным:
    — Марина, подождите несколько минут и после я весь ваш! Жду важную информацию. – пояснил и вновь его взгляд ушёл в коммуникатор.
    Новая неожиданность в том, что Ариэль хорошо знал кто к нему должен прийти и ждал Марину Корнилову. И ещё очень даже неплохо он говорил по-русски.
    Теперь ждать настала моя очередь. И я огляделась. Три перегородки в каюте Аларкона, назовём их стенами, выглядели как музейные. Нет, картин, скульптур или икон здесь не было. Были разные камни, срезы камней и плоские сосуды с разноцветным песком. Здесь были многие сотни различных образцов, всё это великолепие сверкало или хотя бы переливалось радугой между сверкающими настенными поручнями. И только одно место выделялось. Оно пряталось за спиной испанца и, когда он двигался, большим контрастным пятном светилось на стене.
    — Вас это тоже заинтересовало? – Ариэль спрятал коммуникатор и, распрямившись, загородил пятно.
    — Что это? – я достаточно профессионально оттолкнулась от входа и, успев схватиться за потолочный поручень, почти налетела на хозяина.
    — Сам не знаю. Нашёл у одного… селенолога. – он пальцами рук изобразил кавычки. – А откуда, тот не сказал. Я потом сдам экспертам, пусть разберутся с этим явлением.
    И Аларкон уступил мне место перед пятном. Спросила:
    — Трогать можно?
    — Си, сеньора! – величественно разрешил детектив.
    Пятно оказалось объёмным, как и остальные камни, но продолжало казаться плоским пятном из-за своего глубокого чёрного цвета. Высказалась:
    — Да, это интересно. Так должна выглядеть чёрная дыра…
    — Нет, это исключено! Хотя, может быть, внешне…
    — Внешней формы не имеет совсем. Только полный цвет, чёрный, без полутонов.
    — Как вы сказали? Без полутонов? Вот я глупец! – и шлёпнул ладонью по лбу так, что я зажмурилась.
    — А что? – я чего-то не поняла про глупца.
    Но когда открыла глаза, пятно и вся художественная каюта Аларкона пропали. Вместо них перед глазами появилась какая-то стенка… Подняла руку, хотела протереть глаза, но не смогла, я была в скафандре. Хотя помню как снимала и запирала свой в приёмном отсеке. Рука угодила в стену, стена загудела от удара. Да и скафандр совсем не мой, у моего нет таких жёстких и готовых сопротивляться качанию головы амортизаторов. Да и обводка стекла красная, а не чёрная. За такой с меня спросили бы не меньше двухсот-трёхсот эм-часов. Шестидесятичасовый был просто единственным доступным для меня…
    Позвала:
    — Ариэль, где вы? – нужно выяснить, что происходит. И Ариэль был ориентиром, присутствующим до закрытия глаз.
    Звук голоса ударил по ушам чужими нотками. Да и такого глубокого вдоха для разговора мне не нужно.
    ЭТО ТОЧНО НЕ Я!
    Такая мысль пришла в голову и в ней застряла. Если я не я, то кто же я? Игра слов вызвала улыбку, которая тоже не была моей. Странно натянулись мышцы лица.
    «Я сплю, надо успокоиться! Проснусь – всё пройдёт.»
    Закрыла глаза от этих синих полосок стены и заставила себя расслабиться и дышать ровно.
    — Женя, ты звала? – пришёл голос из наушников.
    Это был точно не Ариэль.
    Надо же какие интересные сны! Я не Женя, Марина. Отвечать на такое неизвестному невоспитанному голосу, сующемуся ко мне в сон, не буду. Вздохнула и вновь расслабилась…
    И тут в почти разгруженной голове всплыла часть интервью о скафандре с Германом Борисовичем Третьяком: «В скафандре можно спать…» – он говорил это про Альбатрос-МК13, в котором группа Трофимова пошла к Марсу.
    Надпись, выдавленная на металле шлема с этой стороны стекла гласит: «Альбатрос- МК13 № 08». Ух, ты! Я сплю в этом скафандре? Марс что ли снится? Вот уж!.. Хотя и нет! Снится невесомость, значит, это не Марс. Снится как я лечу на Марс в жилом отсеке буксира…
    Новая и опасная мысль: Женя! Снится, что я Евгения Александровна, выдающийся планетолог… А кто же тот, кто ищет Женю. Может стоит открыть глаза и познакомиться. Это же во сне и я мечтала встретиться с ними после возвращения…
    Открываю глаз. Картинка та же. Ничего не меняется, стена, полосы, стекло шлема. Но так не бывает! По крайней мере, в моих снах. Всегда в единственной теме новые сюжеты, никаких возвратов и повторений. На сон вообще не похоже!
    Но думать, про реальность происходящего, по-настоящему страшно, это отнюдь не самый безопасный вариант. Но продолжать прикидываться спящей уже нет желания. Меня запаковали в скафандр. Тот самый Альбатрос-МК13. Как же выбраться из этого шедевра технической мысли? Решила оттолкнуться от стены и поискать на боку автомат открытия. Упёрлась руками и ногами в стенку с синими полосками, но оттолкнуться не вышло… Что-то держит. Ломать нельзя – цена заоблачная! Стала руками отыскивать кнопку на месте стыковки стены со скафандром и не нашла. Скафандр примыкал вплотную, без зазора и не отрывался. Был как приклеенный.
    Снова голос:
    — Тебе помочь?
    Попыталась вертеть головой и ничего не вышло, в скафандре голова поворачивается на малый угол и кроме стены в стекле шлема перед глазами только рукава скафандра с перчатками. Попыталась опознать говорившего по голосу, но не смогла определить Ремизов это, Пе;трович, или, в конце концов, Земнухов, но точно не Трофимов или Кузяев.
    Услышала шорох и внезапный толчок, опора спины провалилась, и я не выпала только из-за того, что удержалась затылком. Пригнула голову, выплыла в чьи-то руки. Свои из рукавов легко вышли.
    — Ты себя плохо чувствуешь? – Земнухов, а это был именно он, взял мою руку и помог достать ноги.
    Ответила:
    — Вроде нет.
    — А что с тобой? Из скафандра сама не смогла выйти и говоришь как-то необычно.
    — Как необычно?
    — Да вот так, как сейчас. Я с трудом тебя понимаю.
    Я своим пустым разговором оттягивала момент окончательного выхода в эту нереальную реальность. Здесь всё напоминало реальный мир, даже слишком. И всё было чужим! Знакомые имена и голоса, даже сюжет знакомый… Но не реальный, не мой.
    Это не сон. И от осознания этого особенно страшно! Не соглашусь похоронить свою творческую карьеру и стать выдающимся учёным планетологом. До сих пор не знаю чем они там должны заниматься. И теперь надо договориться с этим парнем, как его?..
    — Павел Петрович! – вспомнила. – Вы только не волнуйтесь, но я не Евгения Зимина.
    Высказалась, стало проще.
    — Оба-на! – выдал Павел Петрович. – А кто?
    На лице внимательное и сочувствующее выражение. А теперь посмотрим каким оно станет. Представилась:
    — Корнилова Марина Сергеевна, собкор и ведущая программы «Космос. Прорывные технологии».
    — Неожиданно, очень неожиданно. И давно? – выражение лица осталось прежним.
    — Да уже минут пять… Я только подошла к камню за спиной Аларкона, моргнула и уже в скафандре Евгении Александровны. Сперва думала, сплю…

НАЧАЛО НА ЗЕВСЕ-4.1. ПЛАНЕТОЛОГ ЕВГЕНИЯ
    Тот камень прятала, как и Павлик, в большой левой сумке скафандра. Засовывать непроверенного состава камень внутрь скафандра не решилась. Планировала сканировать ИК-лазером, если Павлик поможет. Но это потом. Думала, посплю полчаса и за работу. Тем более, что разбираться с материалом это моё, профессиональное. В последнее время даже надежд на какие-либо геологические работы не оставалось. Ушли с Марса, бросив собранную обширную коллекцию в тяжёлом буровом ровере.
    Когда проснулась, оказалась без скафандра в каком-то внеземном помещении. Рядом в воздухе застыл мужчина, внимательно наблюдающий за мной. Невесомость полная, я ухватилась рукой за хромированный поручень на стене и увидела такого же вида камень. Этот был больше и, если такое возможно, чернее. Я погладила рукой «поверхность». Такая же упругая и неподатливая.
    — Сеньора? – по-испански ко мне обратился мужчина.
    Языка не знаю, надо попытаться избежать перевода. Выдала:
    — Вы по-русски говорите?
    — Немножечко умею. – усмехнулся он.
    Немножечко, это всё, что может потребоваться. Задекларировала:
    — Так будет удобней. Вы что-то хотели спросить? – он назвал меня сеньорой не просто так.
    — Думаю, это вы пришли спрашивать!
    В мыслях такого не было. Но вопрос уже вертелся на языке, ждал только толчка:
    — Мне интересен камень. Он у вас давно?
    — Повторить, или вы уже вспомнили? – собеседник попытался сбить смысл вопроса.
    Вежливо возразила:
    — Если не трудно, повторите!
    — Хорошо! Повторяю. Камень у меня недавно. Я говорил, что нашёл у вселенского транспортного жулика. А откуда тот взял никто не знает. Ещё я сказал, что потом сдам экспертам, пусть разберутся.
    — С вашим жуликом поговорить можно?
    — Пожалуй, н-нет! – с подчёркнутой растяжкой на «н» сказал испанец.
    — Хоть что-нибудь, имя, кличка, где бывает. – очень стоило выяснить хоть что-нибудь про этот необычный кристалл. Терять след не хотела.
    — Не просите, сеньора! – отмахнулся испанец.
    — Вы что, с жуликом заодно?
    — Не надо обо мне думать плохо. Просто такая у меня работа. Я, как вы знаете, частный детектив. И своих источников никому не собираюсь выдавать.
    Играю ва-банк. Сказала:
    — Вы знаете кто я?
    — Естественно! – сказал он с уверенностью.
    Самоуверенный тип! Моя личность не имеет особых ссылок и привязок кроме древней лондонской «фирмы». Но это нигде не афишировалось. Хорошо меня знают те, с кем работаю и работала. Роскосмос меня, кроме как в экипаже Трофимова, представить не мог, при репортажах в экспедиции старалась не высовываться. Да и лицо без особых отличительных черт, среднее и плохо узнаваемое.
    — Вряд ли! – вывела результат. И представилась так, как представлял меня когда-то в прошлом экипажу генерал Ванин: – Дама Ордена Британской империи, доктор наук, Евгения Александровна Зимина.

ЗЕВС-4.1. КОРНИЛОВА В ЕСТЕСТВЕ ЗИМИНОЙ
    Земнухов слушал этот бред спокойно, с подчёркнутым вниманием. Собственно как и должен слушать выдающегося учёного-планетолога современности, Евгению Александровну Зимину. Но планетологом я, к огромному сожалению, не была.
    — Павел Петрович, только честно, вы мне верите? – а голос чужой, звучит без эмоций.
    Земнухов склонил голову к плечу, думает. На лице ничего не пишется. Человек сам по себе не лживый, но склонный доверять… Нас учили определять состояние и контролировать мысли того, с кем работаем. Все эти признаки работы мысли: движения головы, ушей, бровей и губ были основными. А положение головы, состояние и подвижность лица говорят о более глубоком, заложенном в сознании. По крайней мере, меня так учили.
    Я ему рассказала невозможное. Интересно, поверит ли этому склонный доверять?
    — Честно говоря, думал, это шутка.
    И это всё что он смог сказать? Ответил бы, что не верит. И я продолжила:
    — К сожалению, не шутка! Скорее это волшебная сказка с плохим концом. А где же остальные? – вопросы о шутке и вере незаметно растворились.
    — Кто?
    — Ну, остальной экипаж: Трофимов, Кузяев, Ремизов, Пе;трович. Почему мы здесь вдвоём?
    — Как вы сказали вас зовут?
    — Корнилова Марина...
    Не успела назваться до конца, потому что Земнухов начал отвечать:
    — Так вот, Мариночка, вдвоём мы с Женей и остались. Ещё мы вывезли с планеты тело капитана, но Женя это знала точно… Идём, я познакомлю с Громовержцем.
    Ощущение что всё, что сейчас происходит, для него рутина. Я этим ошарашена до предела, но взяла предложенную руку и мы по стеночке поплыли к распахнутому люку и покинули отсек с полосатыми стенами.

ОРБИТА ЗЕМЛИ. ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. ЕВГЕНИЯ В РОЛИ КОРНИЛОВОЙ
    Испанец от сказанного захлебнулся и, взметнув брови, захохотал с повизгиванием. Смеялся он с чувством и долго, пока сквозь слёзы не разглядел моё презрение. Вытирая глаза, спросил:
    — Вы что, серьёзно?
    — Успокоились? Тогда рассказывайте! Хочу знать всё про жулика.
    Он отрицательно покачал головой и сказал:
    — Вы шутите! – при этом снова стал задыхаться от приступов хохота.
    Из нас двоих точно один невменяемый шутник, хохочущий над собственными шутками.
    — Прекратите хихикать! И извинитесь. Такого хамства ещё не слышала!
    Он постепенно успокаивался.
    — А я от вас, Марина, этого не ожидал! Вы прекрасный актёр и держите роль профессионально. Простите, что смеялся. Это нервное!
    Какая Марина? У него не только с нервами проблема, глаза проверять надо.
    — Вы сказали, Марина?..
    — Хватит уже, хватит, я вам поверил. Не разочаровывайте! – ну почему он так?
    Чтобы поправить шапочку, подняла руку к голове, да так и застыла.
    Никогда не носила браслетов, цепочек, серёжек и другой ерунды. Но на руке висел белый браслет с крупными алыми буквами на звеньях. Поворачивая руку, стала читать: Л-О-В-А-К-О-Р-Н-И. Какие-такие корни? Все буквы заглавные, звенья равны, точек и пропусков нет. Как же это читать?
    И тут дошло: Корнилова! Эту фамилию носила та красотка, что весь полёт доносила до экипажа новости с Земли. И имя у неё Марина. Марина Корнилова. Вот повезло!
    Интересно, как я в новом образе выгляжу? Зеркал у этого испанца нет. Оглядела комнату и только повернувшись, в закрытой зеркальной двери увидела отражение этой девочки. Хорошо уложенные волосы венчали наряд этого совершенства. Фигурка на зависть, одета как современная богиня, даже носочки под цвет золота с рубинами. Вот так! А теперь разберёмся с испанцем. Такая внешность должна помочь.
    — Не буду разочаровывать, сразу скажу, в моей передаче вы будете, как говорят, сильным звеном, если сейчас передадите мне чёрный кристалл.
    — Сильное звено — это излишне! Длинную передачу мне не оплатить. Просто сделайте намёк на грозу таможни Ариэля Аларкона, готового честно защищать всех своих заказчиков. И камень, Марина, уже ваш!
    В подтверждение сказанного гроза таможни снял со стены камень, отлепил от него магнит и вложил в мою руку тяжёлое чёрное пятно. Раз игрушка в руке, пора делать ноги! Точнее, руки. Незанятой рукой дотянулась до потолочного поручня и свободно поплыла к двери. По пути вспомнила единственное испанское слово, которое говорил отец, уходя на работу. Повернула голову к Аларкону:
    — Адьёс, Ариэль! – и усмехнулась его восхищённым глазам.
    Когда дверь за спиной закрылась, оказалась в коридоре, уходящем, безо всяких стрелок и указателей в противоположные бесконечности. Браслет на руке услужливо дрогнул. Отпустив из руки камень в свободное плаванье, другой коснулась браслета. «Возвращение, направо, и, после, сигнала, вниз» – раздалось из ниоткуда в ушах неземной богини Жени Зиминой!

ЗЕВС-4.1. КОРНИЛОВА
    Конечно Зимина была выдающимся учёным, но почему так неудобно работали её выдающиеся руки. Всякому движению предшествовало определение соразмерности усилий. Рукой поймать поручень не всегда получалось с первого раза, так что здешняя невесомость оказалась коварной. И нормальных магнитных дорожек здесь не было совсем. Передвигаться приходилось исключительно руками.
    Как выглядит кухня в таких местах знала только из чужих съёмок, за 28 лет первый раз оказалась настолько далеко в космосе. Впрочем, что это я? Настолько далеко от Земли до меня были лишь шестеро первых. И я сейчас и шестая, и седьмая. А ещё один из этих первых, Павел Петрович, привёл меня в конце путешествия на кухню своего Громовержца.
    — Не знаю как ты, но мы с Женей должны немного заправиться.
    Он достал из ящика два пакета, профессионально заправил водой и сунул в термоподы. При этом иногда бросал взгляды в мою сторону. Точнее сказать, в сторону Зиминой.
    Даже не знаю с интересом он на неё смотрит или с безразличием. По лицу определить трудно, никаких эмоций. Или безразличен, или профессиональный актёр, умеет держать себя в руках.
    Ёмкость воды с зеркальной поверхностью. Сперва не хотела туда смотреть, опасаясь разочароваться, но потом… Да, для данной ситуации мы с ней выглядим неплохо. Мне, чтобы не выглядеть на точке мочалкой, пришлось профессионально уложить причёску. Женя же носила синюю шапочку с красными буквами. Поправила выбившийся из-под синего жёлтый завиток и улыбнулась отражению: «Привет, первая женщина Марса!»
    И тут же вспомнила о собственной профессии. Я здесь почти полчаса, а так и не узнала ничего. Это даже не плохо, а очень-очень плохо. Повернулась к Земнухову, а перед лицом застыл протянутый мне пакет. Взяла, сказала: «Спасибо!» И внутри тут же появилась пустота, требующая немедленного заполнения. И это было точно не моё, это всё Евгения Александровна, великий планетолог. Её тело требовало своё положенное.
    Когда скромный обед, или что там было, закончился, я вокруг всё увидела другими глазами. В смысле, своими собственными.
    Я реально на буксире Зевс-4.1 в этом никаких сомнений. Из шести летевших осваивать Марс, осталось двое: я и Земнухов… в смысле Зимина и Земнухов. И сразу же возникли вопросы: почему двое? где остальные? что было там на Марсе? как удалось выжить и спастись? в каком состоянии Зевс? почему отказались от связи? И ещё что бы хотели передать Земле?
    Ведь если я сумею вернуться, то стану единственной, кто знает всё.
    Когда Павел Петрович складывал пустые упаковки в контейнер переработки, я начала:
    — Надо поговорить.
    Тот, салфеткой вытирая руки, кивнул. Значит согласен. А мне тут же пришла новая мысль, и я её озвучила:
    — Почему Зимина… – начала я.
    — Женя. – уточнил Земнухов.
    — Почему Женя была в скафандре? – тут же вернула себе инициативу.
    Меня стало это волновать, когда решила, что это способ защиты. Зимина решила, что Земнухов опасен и защитилась от него, спрятавшись в скафандр. Очень даже реальная версия!
    — А ты как думаешь? – проницательно посмотрел на меня он.
    — Как я думаю другой вопрос. Сначала хочу слышать вашу версию.
    — Мою версию... – повторил он и поморщился. – Это у меня не версии, а факты. Ещё на орбите планеты буксир потерял свою броню, также значительную часть радиаторов охлаждения реактора, половину запасов кислорода для дыхания и почти весь электронный интеллект. У нас до сих пор не получается запитать антенную пирамиду и связаться с Землёй. Спать в этом аварийном судне безопасно только в скафандре. И мы спим по очереди… Годится версия?
    Ух ты! Я действительно неправильно ставила вопрос. Просто не подумала. Но и новый вопрос появился не от большого ума:
    — Что, всё так плохо?
    — Нет, есть кое-что гораздо хуже. Запасов воды почти нет. Мы можем остаться без кислорода дней через сто, если дотянем. Потому что еды осталось ещё меньше, при всей экономии.
    Только тут поняла, чем Земнухов отличается от своего изображения, полученного при старте экспедиции с лунной орбиты. Эта картинка экипажа у меня с тех пор на рабочем столе. Ввалившиеся щёки, потемневшие мешки под глазами. Снова взглянула на собственное отражение на баке. Они с Зиминой явно недоедали и недосыпали последний месяц. Много работали чтобы довести до Земли этого увечного монстра из облака межпланетного мусора.
    Я кожей почувствовала, как торпедами проносятся мимо мириады камней, каждый из которых способен вскрыть незащищённую оболочку, моментально убив внутри всё дышащее живое. Мысль об интервью испарилась.
    — Я могу чем-то помочь?
    — Как думаешь, Марина, где сейчас Женя? – Павел Петрович следовал только своим мыслям.
    Вопрос озадачил.
    — Женя?.. Причём тут…
    Но он ведь спросил о другом, спросил где она, дьявол забодай! Не знаю я куда махнула душа планетолога. Следить за ней не могла, прыгнула сюда сама не знаю как. И выдала более реальное резюме:
    — Возможно там, где была я.
    — А ты была?.. – глянул на меня Земнухов.
    — Над Землёй, на точке Верхний Новгород.
    — Вот даже как... – он разочарованно опустил глаза.
    — Я там была в каюте детектива, смотрела камни…
    — Детектив камни собирает? – вяло удивился Земнухов.
    — Он ловит нелегальных грузоотправителей. Камни – это от них. Один у него без полутонов, такой чёрный…
    — Какой чёрный? – Павел очнулся и стал смотреть напряжённо.
    — Чернее не бывает! – я, заставив его слушать себя, радовалась. Своё профессиональное всё-таки не спрячешь.
    — Одну минуту!..
    Он оттолкнулся от стены и проплыл в сторону оставленного открытым люка, откуда мы сюда пришли для осмотра Громовержца. Я за ним.

ОРБИТА ЗЕМЛИ. ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. ПУТЬ К ВОЗВРАЩЕНИЮ
    Говорящий браслет привёл в отсек с бесконечным множеством больших шкафов. Навстречу попался мужчина с сияющими глазами.
    — Без вас, Марина, стало скучно. Возвращайтесь скорей! – как-то странно отдал честь и не оглянувшись исчез за закрывающимся люком.
    Передразнила:
    — Возвращайтесь… – помолчала и спросила пустоту: – А как?
    «Шкаф, ноль, ноль, ноль, три, семь». – ответно протявкало в ухе. Пошла искать указанный шкаф, если это и есть путь к возвращению.
    Шкаф три нуля тридцать семь. На стрелке, указывающей на выступающую ручку, стилизованный папиллярный узор, как бы отпечаток упрощённого пальца. Сканер. Значит надо взяться.
    Берусь и дверь, разламываясь, отплывает. Внутри, сиреневого цвета с чёрными полосками лёгкий прогулочный скафандр. У него тоже магниты на подошвах. Ставлю перед собой на дорожку и начинаю вхождение с ног. Камень не мешает до момента вхождения туловища. Просовываю правую руку и голову внутрь, а левой сую камень в правую перчатку из-за спины. Тянусь, тянусь… Потом понимаю, что камень можно просто отпустить или толкнуть тихонько. Отпускаю камень и вставляю руку в левый рукав.
    Камень перед стеклом, взять легче лёгкого! Почему-то закрыла глаза. Тянусь и не чувствую в руку толчка от камня. Открываю, а передо мной Павлик. Правая рука перед его лицом и я пошевелила пальцами, как бы пытаясь потереть сломавшееся изображение.
    — Я, Марина, тогда не ответил, но сразу поверил. Прости за задержку. – приветствовал меня Павел.
    — Да ну! – меня всё это ошеломило.
    Особенно была поражена тем, что голос в ухе не обманул. Как обещал, вернул...

ЗЕВС-4.1 – ВЕРХНИЙ НОВГОРОД. КОРНИЛОВА
    Когда Павел прошёл в люк, оттолкнулся и поплыл дальше к двум открытым скафандрам. И стал их обыскивать. Из кармана последнего вытянул что-то чёрное. Я подплыла ближе и разглядела у него в руке уменьшенный аналог камня Ариэля.
    — Такой? – Павел протянул его мне и я взяла в руку.
    — Тот побольше будет. Немножечко. А зачем он?
    Павел смотрел не моргая и молчал. А потом я сделала неловкое движение и камень из руки выскользнул. Мы вдвоём кинулись его ловить так, что стукнулись лбами. Вместе сказали друг другу: «Прости!» – и я рассмеялась.
    — Это явление природы, и оно неподвластно нашим желаниям. – видимо он так ответил на предшествующий вопрос.
    Но у меня была ещё куча других.
    — Тогда к вопросу о доверии. Я спросила: «Вы мне верите?» и вы ничего не ответили.
    Был ещё вопрос о трассе полёта Зевса, гораздо более важный. Но спросить не успела. Снова очнулась в скафандре. На этот раз в своём, с чёрной обводкой стекла. Значит я вернулась и снова в Верхнем Новгороде. Цифры на левом запястьи отсчитывали время до ближайшего рейса на Чкаловский. Всего осталось 6 часов, 11 минут с секундами. На посадку надо прийти за полчаса до отправления. Так что у меня почти пять с половиной часов, чтобы уговорить Аларкона отдать тот удивительный камень.
    Когда рука опускалась, она что-то тяжёлое в воздухе задела. Я взглянула и обомлела. Большое чёрное пятно плавало у ноги. Теперь никуда ходить не надо, камень смогла забрать у Ариэля моя космическая сменщица. Какая же умница эта Женя!
    И теперь эта шестичасовая пауза в моём полном распоряжении. Мне срочно надо связаться с руководством Роскосмоса и менеджером канала чтобы донести информацию об экипаже на буксире. Связь с точки на Землю идёт через толпу орбитальных трансиверов и стоит каких-то не маленьких часов. Поэтому двинулась в сторону пассажирского терминала, достала из саквояжа пару новых камер развесила в воздухе, настроила и стала записывать через микрофон в скафандре:
    — Доброго времени всем! С вами снова Марина Корнилова. Есть эксклюзивная информация о колонистах Марса. Всем внимание! Там на Марсе живых не осталось никого, но двоим удалось спастись. Сейчас они на израненном буксире Зевс вырываются из расползающегося кометного облака и находятся где-то в космосе без связи, без воды, кислорода и еды. Если никто не поможет, они обречены. Простите меня за правду и плохие новости. С вами была Корнилова Марина.
    Вспомнила о несчастных и на глаза не к месту навернулась слеза. На запись это не попало, успела отключить, но сказать важное успела. Чтобы не разговаривать вхолостую отправила записанное менеджеру на канал с бесплатным интернетом. Пусть она звонит за свой счёт. И РУП, генерал-майор, тоже. Времени в денежном выражении совсем не осталось.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Когда пресс-адъютант показал последнее выступление Корниловой попавшее в эфир, чуть не сделалось плохо. Что же она себе позволяет? Это же откровенная провокация! Начнутся запросы, волнения, звонки… Хоть бы позвонила, спросила. Мы же для неё открыли всё, вместе работали…
    Что сказанное является непоследовательным бредом никаких сомнений. Сочинила и тут же на канал! Неужели думала, что пролезет?
    — Послала это с точки Верхний Новгород. – пресс-адъютант говорил быстро, почти не делая пауз. – По запросу, через два часа челнок будет над Чкаловским.
    — Там у нас кто-нибудь есть?
    — Можно запросить транспортную охрану. Они встретят и привезут к нам.
    — Всё под твою ответственность. – поручил исполнять и подстегнул: – Давай! Как приедут, сразу ко мне.

Глава 12. Кровавая планета
ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    — Да ну! – невпопад воскликнула Марина, с удивлением оглядывая пространство скаф-отсека.
    Что-то в ней неуловимо изменилось. Пригляделся и по выражению лица понял, что Женя вернулась. Даже дышать стало легче. Больше этой ведущей программы Космос и так далее, здесь нет.
    — Женя, как же рад слышать тебя снова! Ну и как там, у Земли?
    — Ты успел познакомиться с земной красоткой? – она знает даже с кем менялась.
    — Я рад, что ты вернулась, Тефтелька!
    Подхватил плавающий рядом камень и, как презент, протянул ей.
    — У нас ещё столько работы, Павлик. Убери это подальше. Я меняться больше не хочу.
    — То есть ты тоже считаешь, что переход был из-за камня…
    — Из-за камней! – исправила она.
    — Конечно же из-за камней. Маленький здесь, большой там. И оба в каком-то измерении связаны…
    — Как связаны?.. – не поняла она. И тут же ответила: – Но это только твоя гипотеза. Мы бессильны, всё происходит так, что нечем контролировать.
    — Но результат есть… то есть был… Переход сознания…
    — Ты, знаешь, Павел, второй камень у Земли раза в два тяжелее, и он тоже плоский. Необходимо исследовать состав, но у меня здесь ничего нет.
    — А я догадываюсь что там, на Земле, это сделают…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Эта Корнилова зашла в кабинет так, будто всё нормально и ничего такого она не сделала. И сразу же начала с конфликта:
    — Наконец-то! Генерал-майор меня ждёт, а ещё недавно не хотел разговаривать.
    Пресс-адъютант нёс за Корниловой какой-то тяжёлый пакет.
    — Что там? – спросил у него стараясь игнорировать выскочку.
    — Какой-то камень.
    — Да? – не поверила Корнилова. – Ну-ну…
    — Открой! – приказал адъютанту.
    — И поосторожней! – выскочка и тут постаралась вставить слово.
    Камень, упакованный в стандартный роскосмосовский фольгированный пакет с глубоким карманом, наконец извлечён.
    — И зачем он здесь? – снова спросил адъютанта.
    — Отказалась оставить в камере хранения! – выдал он.
    — Это моя собственность, имеющая значение и для вас, генерал!
    — Она так заявила! – кивнул адъютант. – Сказала, генерал-майор будет рад.
    — Ладно, тогда пусть говорит! А камешек убери отсюда от греха… Пусть проверят на ВВ!
    — Не трогать! – внезапно крикнула Корнилова.
    — Здесь только я могу приказывать и кричать! – спокойно объяснил ей.
    — Мне что, выйти с камнем, чтобы и меня на проверяли?
    Пожалуй, она права. Но признавать, что немножко перегнул, не стал.
    — Это успеется. – махнул рукой адъютанту, чтобы оставил камень, и снова к Корниловой: – Помнится вы, милая, заслали фальшивку в свой эфир! Давайте, отвечайте, я вас внимательно слушаю.
    — Вы то, что я пережила, назвали фальшивкой? Как вы это, интересно, определили? По случайному взгляду в окно? Или высосали из пальца…
    — Говорим конкретно! Никаких унизительных замечаний! – голос пришлось повысить.
    Но и она спуску не дала:
    — Конкретно говорить буду только тет-а-тет! – явно намекала на лишнего адъютанта.
    Решил, пробую говорить спокойно. Жестом лейтенанта отпустил и, когда ушёл, сказал Корниловой:
    — Продолжай. – с провокационным намёком.
    Она не оценила и опять начала с камня:
    — Эти камни, мой и тот, что оказался у Зиминой, осуществляют обмен сознанием. Я, когда подошла к камню тут же оказалась в буксире Зевс…
    — Что ли такой телепорт?
    — Имеете в виду, что я там оказалась третьей? Так нет, обмен же. Я вселилась в Евгению Александровну, а она в это же время оказалась у Ариэля Аларкона в Верхнем Новгороде.
    — Она вам так сказала? – усмехнулся.
    Хотелось поймать её за язык и привести в адекватное состояние. Своей болтовнёй она провоцировала себя подстрекать.
    — Мы не общались, но она смогла забрать этот камень... – показала на лежащее на столе, – …у Аларкона. Когда я вернулась, он плавал рядом со скафандром... – поморщилась, на миг закрыла глаза и продолжила о другом: – Захар Юрасович, воспринимайте что говорю, без иронии. Это меня сбивает, а я хочу вспомнить всё.
    — Хорошо, пока вспоминаете, обещаю вопросов не задавать.
    Пообещал не вполне искренне, но буду стараться молчать до тех пор, пока не собьётся на вранье сама.
    — Там у Аларкона я только моргнула и сразу оказалась в скафандре, но не своём, это я потом разглядела. Слышу, кто-то окликает Женю. Думаю, всё во сне, откликаться не буду. Открыла глаза, а впереди только стена с синими полосками и что происходит вокруг не вижу. Стала крутиться, пытаясь оторвать себя от стены, ничего не получилось. Потом подошёл Павел Петрович и помог, открыл люк в скафандре.
    Меня прямо разрывало задавать вопросы, которые уже смогли бы уличить, но неожиданно вспомнил, что в отсеке хранения скафандров Зевса-4.1 действительно стену для заправки скафандров собрали горизонтальными полосами белого и тёмно-синего пластика. Могла видеть такое, когда были репортажи с буксира. Так что пока не ошиблась. Вздохнул и продолжил слушать.
    — Вылезла, а Павел говорит, что они вдвоём остались.
    — Кто? – всё-таки не удержался я.
    Корнилова глянула недовольно, но ответила:
    — С Зиминой! И ещё где-то на буксире везли капитана… то есть Трофимова Игоря Ильича. Он тоже погиб, остальные остались там, на Марсе. Я действительно никого больше не видела, только Павла Земнухова и отражение Зиминой…
    Я покачал головой. И Корнилова продолжила:
    — Зевс сильно покалечен. Защита у Марса была разбита, запасы кислорода и воды на исходе, радиаторы охлаждения реактора частично пробиты и интеллект-модератор с антенной пирамидой снаружи отказали. Опасаясь разгерметизации они спят по очереди в своих скафандрах и экономят и воду, и пищу. И у них есть от силы сто дней, больше не протянут…
    Пожалуй для заготовленного сценария она рассказала многовато. Но всё-таки из всех цифр назвала только сто дней, что недостаточно для того же заготовленного заранее.
    Да, помимо мелких и недоказуемых ошибок, она сказала всё верно. Надо поменять приоритеты и пусть Корнилова крутится.
    — Опиши Земнухова. Как он выглядит?
    — Плохо. Голодный, невыспавшийся, усталый…
    — Это понятно. Но это не главное. Одежда, ранения, как ходит…
    — Никак на ходит, там невесомость! А руки у него крепкие, одет в чистое, ран не видела, но долго думает прежде чем ответить. И совсем не улыбается.
    — А он не спрашивал кто ты?
    — Нет, я сразу сказала, что не Зимина.
    — И он?..
    — Сказал что верит.
    — Почему он так сказал?
    — Почему сказал или почему верит? Я этого не знаю.
    — А я, Марина, слишком давно с тобой знаком, ты определяешь всё это легко, не напрягаясь, с первого взгляда.
    И ей пришлось крутиться:
    — Лицо у Павла вообще ничего не выражает, вроде маски. Я с таким ещё не сталкивалась. Возможно он не вполне адекватен, хочет спать или от недоедания тормозится. Но говорит при этом логично и понятно.
    — А что он сказал про тех, кого оставил на планете?
    — Когда спросила про остальных, отвечать не стал, повёл меня знакомить с буксиром. Так что я точно не знаю что там произошло, но догадываюсь, что эти ребята не просто бежали, а ушли только когда остальных спасти не могли.
    — А капитан Трофимов?
    — Не знаю, я его не видела. Но его вывезли. – ответила и тут же напала: – Генерал, что будете делать, чтобы их спасти?
    Для меня такой вопрос был неожиданным. Я подбираю слова, чтобы вывести Корнилову на чистую воду, а она в это время успевает ещё нападать. Такую поневоле зауважаешь. Боец до мозга костей!
    — Марина, с вашей интересной информацией я ознакомлен, теперь требуется найти подтверждение чтобы начать что-то разрабатывать. Вы же понимаете, маленькая ошибка и всё посыплется…
    — Но у нас только сто дней. Долететь, спасти. Уже надо бегать, а вы сидите!
    Я надавил сигнал к охране, в кабинет вбежали двое младших и за ними пресс-адъютант. Я обратился к нему:
    — Лейтенант, поселите эту гражданку в нашем люксе и охраняйте, чтобы никуда не ушла. Это не арест, наоборот, такой сервис. Обеспечьте всем, но связь заблокируйте.
    — Ясно! – ответил пресс-адъютант.
    И подошёл к Корниловой, протягивая руку:
    — Ваш браслет!
    — Вы, генерал, соображаете что творите? – Корнилова даже задохнулась от избытка чувств. – Они же погибнут!.. Да не толкайте меня! И камень, камень... – это она уже когда выводили стала шуметь.
    Когда принцессу без требуемого увели, подошёл к камню. Интересное явление! Чем же Корнилова его красила? Ни отражений, ни бликов. Чёрный, как провал в ад!

ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Снова и снова пытаюсь найти чем можно запитать пирамиду. Вскрыл нижнюю поверхность и прошёлся по всему пути линии питания. И нашёл-таки точку, где оптическая мощность питания антенн преобразовывалась, и там же были точки подключения электрического разъёма. Проверил с изменением световой нагрузки на пирамиду – всё нормально, можно с этого разъёма запитать. Запросил складской интеллект и такой кабель был найден. Прошёл через шлюз за кабелем и когда возвращался, зазвучал тревожный сигнал. Это я уже давно, после выхода из облака решил  снова включить оповещение о приближении осколков. Сирена завыла и Зевс начал маневр уклонения. Сирена, за пять минут до события, спасла меня.
    Вместо выхода я двинулся в командный пост чтобы узнать с какой опасностью мы столкнулись. Тело массой не менее трёхсот грамм, пришло от Тельца, со встречной скоростью более восьмидесяти в секунду и ушло дальше по новой траектории. Касания не почувствовал, сирена смолкла, а движки, проработав положенное на возврат к прежнему курсу, отключились. Результат увидел только при возвращении в агрегатный отсек. Квадрат пирамиды больше не затмевал звёзды, пирамиды на корпусе Зевса-4.1 больше не существовало.
    Если бы я вышел раньше и начал подключение, Женя дальше летела бы без меня.

ЗЕМЛЯ. ЛЮКС. КОРНИЛОВА
    Марина:
    Новое явление природы – Серый арест. Заперта в люксе Роскосмоса! И всё-таки это не самый плохой момент в жизни. Что осталась без связи много хуже. Этот адъютант забрал браслет, и я теперь его не слышу. Ни с продюсером, ни даже с Чудновой, связаться не могу. Меня как бы нет! Ушла, а куда неизвестно.
    И есть хочется. Конечно, последний раз ела два с половиной часа назад в компании с Земнуховым. Впрочем, нет, мы с ним тогда кормили выдающегося планетолога, такую же голодную как сама. Как они там, бедолаги, забытые всеми.
    А этот, ать-два, генерал! Разве ж на него можно было полагаться? Хорошо, что успела скинуть монолог продюсеру. Она человек пробивной, вставит поперёк рекламы и начнут меня искать.
    И феноменальный камень, артефакт «чёрная дыра», остался там, у генерала. Уж лучше бы заперла его в камере хранения, чтобы на ВВ не стали проверять. Сломают и никакой надежды на связь с приютом «Зевс-4.1» в глубоком космосе!
    Если бы хватило сил, вышибла шикарную резную дверь в этом люксе. Но лейтенант предупредил, что у них всегда наготове порция успокоительного. Надо ему посоветовать успокоить бешеного генерала…

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Детектив был нашим человеком. В его информации сомнений не было. Связался с ним сразу по своей линии.
    — Она пыталась изображать… как её… учёную, Зимину. Но я же не осёл! А под конец, да, я Корнилова, дай кристалл и я тебя прославлю!
    — Так прямо и сказала?
    — Что-то такое, я уже не помню.
    — Вы на испанском говорили?
    — Больше по-русски, но она испанский кастельяно понимает… Мне интересно, зачем ей камень?
    — А что за камень? – прощупывал погоду.
    — Марина назвала: кристалл. Я подобрал его у одного жука. Он скулил что последний, но я ему не верю.
    — Найти этого жука можно?
    — Не рекомендую. У него ни слова правды. Будет только за нос водить. Я же говорю: жучара!

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Павлик вернулся после выхода расстроенный. Сказал, что связи не будет, ударом снесло пирамидку. Приготовила для него чай, успокоила:
    — Вот разберётся твоя красотка с большим камнем, будет связь почище пирамидки. Всё к лучшему. Не кори, не огорчай себя попусту.
    — Как там у твоей красотки мы не знаем. Вот если бы удалось по радиоканалу связаться с ЦУПом, всё стало бы надёжней. – переубедить его дело сложное.
    Успокоила:
    — Сразу всё не бывает. Нужно потерпеть.
    — Ладно, Женечка, всё уже случилось. Плакать не будем! Ты нашла как включается камень?
    Сразу видно, инженер. Будет искать кнопочки...
    — Я этого и не искала. Всё произошло случайно и ненаучно. И я никогда бы не поверила, что сознание может существовать где-то далеко от тела. В этом что-то от саентологии, точнее всё ненаучно! Память каждого имеет огромный объём. Как его можно перекинуть за миллионы километров…
    — Вот-вот! На скорость света и объём информации искренне наплёвано... – Павлик оставался техником.
    — Да, принципы Эйнштейна нарушены. Мы участвуем в какой-то небывальщине.
    Павел начал:
    — Хочу повторить…
    Я перебила:
    — Павлик, я помню что ты сказал про оба камня. Но это тоже ненаучно. Даже не знаю…
    — Не знаешь, я подскажу. – в этот раз он прервал мою попытку предположения. – Ты права, поэтому далеко от камня не уходи, камень выбрал тебя и Марину не просто так. Вы смогли ужиться друг в друге по какому-то внутреннему формату. Я этого не сумею.
    — И мне что, существовать теперь возле камня?..
    И он, неожиданно и окончательно перейдя на мою сторону, ответил:
    — Женечка, если есть возможность связаться, то нам необходима эта связь. Случилось раз, случится снова. Пойдёшь спать, клади камень в карман, находишься здесь, держи при себе. Со всеми работами по кораблю я справлюсь один, но вероятность связи упускать нельзя.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. ВАНИН
    Для выяснения подробностей пришлось навестить знаменитый «люкс» Роскосмоса. Корнилова ни на что не жаловалась. Её кормили, за ней убирали, как и положено в люксе. Но она сразу стала интересоваться камнем:
    — Что вы, генерал, сделали с ним?
    — Не беспокойтесь, детка, камень ваш целый. – успокоил. И тут же перевёл разговор в деловое русло: – Где вы, Марина, изучали испанский?
    — В личную жизнь лезть не надо! Вам от этого легче не будет, генерал.
    — И всё-таки! – но она молчала, пришлось немного раскрыться: – Я думаю вам помогал друг из Испании…
    Корнилова отвернулась к окну, показывая что не желает участвовать в разговоре. Пришлось попробовать «пряник»:
    — Хотите, принесу сюда ваш камень? – впрочем это было главным сейчас.
    — Когда принесёте, тогда и говорить будем!
    То есть, на пряник среагировала. Сержант с камнем ждал за дверью, когда его впустил, он поставил переносной сейф на стол и вышел.
    — Вот, принёс! – объявил для Корниловой.
    Повернулась, глянула на сейф и снова в окно. Сказала:
    — Не вижу!
    Достал ключ, открыл, сдвинул верх.
    — Подойдите, Марина! Вот он, ваш камень.
    Он был таким же безмерно глубоким в своей черноте.
    Корнилова подошла, глянув в сейф, спросила:
    — Его-то за что арестовали?
    Чтобы нельзя было извлечь, камень накрест опоясывался двумя цепочками на замках. Пояснил:
    — Это для надёжности, чтобы никто не покалечился. Знаете, Марина, сколько он весит? Я удивился, когда узнал: шестьдесят восемь килограмм. Его плотность лишь немного уступает нептунию, самому плотному элементу на Земле. Но радиоактивности нет. Из чего состоит непонятно. Я пригласил больших специалистов из Петербурга. Они должны дать ответ.
    — Пока экспедиция не найдена, не подпущу к камню никого. Так что посылайте всех обратно, генерал. И давайте с вами достанем его из оков.
    — Не спешим!.. – остановил торопыгу.
    — Это вы не желаете спешить! А я, боюсь, уже опоздала. Там Зимина с Земнуховым, ваши космонавты, погибают, этот камень последняя их надежда! А я уже полдня в люксе без связи и без камня…
    — И слава богу! Дай вам связь, вы Роскосмос в расход пустите.
    — Не надо путать себя и Роскосмос. Я во славу Роскосмоса пущу в расход генерала Ванина!
    Стала дерзить!
    — Ладно, поговорили и хватит! – снова достал ключ, всё запер, открыл дверь, кивнул сержанту забрать.
    — Верните браслет, убийца... – выпалила в спину Корнилова.

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Павел решил заняться ремонтом радиаторов. В единственном тяжёлом скафе, оставшемся на борту и принадлежавшем когда-то Адаму Кузяеву, он уходил к корме буксира заваривать пробитые трубки. Приходил почти никакой. Мне приходилось как матери отпаивать его сладкой горячей водой и отсылать высыпаться в скаф-отсек. Дозы, что он получал были не предельными, но всё равно при многократных выходах суммарная доза обещала убить.
    Поэтому после трёх таких визитов, как ни уговаривал, запретила идти в четвёртый раз и весь день контролировала чтобы к тяжёлому скафандру не приближался. А когда сама уснула, он всё-таки улизнул и часа два занимался ремонтом. Потом в скафандре прошёл в командный пост, разблокировал три отремонтированных радиатора, заправил и запустил в работу.
    Когда проснулась и обнаружила отсутствие тяжёлого скафа Адама, вернулась в свой и собралась выходить спасать. Хорошо, что сперва заглянула в командный пост, Павел плавал там. Ухватилась за карабин на его поясе и потащила к заправочной точке в скаф-отсек. Павлик даже не проснулся. Пришлось самой вытаскивать его из костюмчика. Дала немного тёплой воды и мы вместе поели один пакет манной каши с клубникой. Паша в первый раз за последние дни улыбнулся:
    — Помню Вовчик мне пытался такое дать там на Красной планете… – вспомнил и снова погрустнел. От воспоминаний то ли о Вовчике, то ли о Красной планете.
    Сама в этот момент вспомнила что забыла в сумке скафандра камень, который должна всегда держать при себе и махнула туда. Прошло всего двадцать минут, но за это время всё могло случиться. Взяла и уже спокойно вернулась в командный отсек к Павлику.

Глава 13. Отдых на море
ЗЕМЛЯ. КОРНИЛОВА ПОСЛЕ «ЛЮКСА»
    Свободу обрела только после суток серого ареста. Побеспокоились менеджеры и заставили Ванина отпустить с обещанием об этом не вспоминать. Обещание дала, но тут же устремилась к генералу. Повезло, он в кабинете был один.
    — Захар Юрасович, дорогой! Давайте возьмём и освободим пленника! – это про камень в мобильном сейфе.
    — Марина, лучше не мешай! – он, как видно, после «убийцы» решил перейти на «ты».
    — Это я мешаю? Пытаюсь выполнять то, что должны делать твои, генерал, люди. При том, что и возможностей у меня меньше, и разные-всякие если что мешают и лишают свободы. Давай сделаем хоть что-нибудь правильно! – решила разговаривать с ним на равных.
    — При том, что ты делаешь всё наоборот?
    — Встречный упрёк! Это не я сама камень у себя отняла и закрылась в кутузке. Это всё твои штучки, генерал.
    Война так война! Не я её начинала, но буду вести теперь до победного конца. Не успокоюсь пока не заставлю спасти остаток экипажа на ядерном буксире. Никому не позволю называть их именами неназванные до сих пор детали рельефа этой кроваво-Красной планеты.
    — Генерал, где камень? – он отрицательно качает головой. Предупредила: – Через полчаса я в эфире и всё о камне будет звучать там. Ты этого хочешь?
    — Хочешь сказать, что о кристалле попытаешься информировать население? – смотрит хитрыми глазками.
    — Ни о каких кристаллах не слыхала, я говорю о чёрном камне, который ты запер в сейфе.
    — Это ты назвала его кристаллом! Мне всё рассказал Аларкон. Сказал, ты пыталась подкупить его, чтобы кристалл забрать.
    Надо же! Я даже рассмеялась. Какая молодец Женя!
    — Что, готова признать? – среагировал на смех Ванин.
    — Нет! – сказала твёрдо. – Врать не буду. Это Женя забрала камень. И наобещала чего-то там Ариэлю. Я была в это время на Зевсе. Это и Земнухов подтвердит.
    — С ума меня сведёшь своей упёртостью!
    — Снова будем спорить? – хотела ответить тем же, но передумала. Все споры с генералом он заканчивал моим поражением. Надо по-другому поступать. Вернула обычное вежливое обращение: – Давайте, господин генерал, откроем камень и попробуем. Ведь от нас не убудет!

ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Когда хотела схватиться за поручень, тяжёлый камень выскользнул из пальцев и поплыл в сторону Павлика. Он всё также грустный не успел увернуться, камень ткнулся в затылок. Сразу же извинилась:
    — Прости, случайно вышло!
    — Ох ты! – сказал Павлик и вытянул перед собой руки, разглядывая со всех сторон растопыренные пальцы.
    Я прибрала висящий в воздухе камень, спросила:
    — Что?
    Павлик как-то странно повернулся и стал разглядывать меня, будто не узнавал. Я веером пальцев обмахнула воздух перед его лицом, как бы улучшая видимость. Сказала:
    — Это я!
    На лице у него было безмерное удивление.
    — Эй! – я покачала его за плечо.
    С парнем что-то творилось непонятное. Надо привести его в чувство. Стала вспоминать где на борту аптечка с медикаментами.
    — Женя? – вроде он стал приходить в себя.
    — Это я! Сейчас Павлик я воды дам.
    — Не надо воды, я в порядке. Где тут, чёрт возьми, зеркало?
    — Эй! – снова толкнула его в плечо. В первый раз слышала как он ругается. Может со мной что-то не так. Но он перестал быть собой… стал каким-то другим. Спросила конкретно:
    — Павлик?
    Он медленно покачал головой из стороны в сторону, нет!
    — Марина?
    Снова такой же жест.
    — А кто ты?
    Он медленно жевал губами пока не решился сказать:
    — Захар... – пришелец оттуда немного помолчал, – Ванин… Руководитель управления полётами… Как эта хренотень случилась? Эта выскочка… В общем, я ничего не пойму… Кто мне объяснит, что здесь происходит?
    Да, это очень могло быть! Голос Павлика звучал так, будто он пародирует этого большого начальника.
    — Всё нормально, Захар Юрасович! Вы сейчас попали на борт Зевса-4.1…
    — Этого не может быть! Я не верю! Где здесь Корнилова?.. Я спрашиваю, где зеркало?..
    Подумала, как же Павлик встретил Марину Корнилову с моим лицом. Тоже наверное пришлось успокаивать красотку.
    — Верите вы или нет, но это буксир Зевс-4.1. Вам что, не докладывали, что экспедиция провалилась, мы ничего сделать не успели, начался метеоритный дождь и мы стали погибать один за другим... – снова на глаза навернулись слёзы, горло перехватило, пришлось продлевать и продлевать паузу. Пока не разрыдалась окончательно. При Павлике я себе такого не позволила бы никогда. Но тут человек был другой, не такой сильный, почти посторонний и меня прорвало.
    Свободно горевала только во сне, когда никто не мог этого видеть. Сны демонстрировали как задыхаются в скафандрах и без скафандров эти лучшие из лучших. А я упрекала себя, что медленно еду. Боялась снова не успеть…

РАНЕЕ: ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    Генерал остался неприступным:
    — И что, я сразу поверю в эту дичь?
    Мне кажется он искал для себя оправдание тому, что позволил мне избавиться от ареста. Одну из камер, которые незаметно запустила у входа, я настроила на его лицо. И все его перемены от белого к чёрному потом смогу рассмотреть детально.
    Миролюбиво объяснила:
    — С непонятным когда-то сталкиваются все, или большинство. Мы с вами не исключение. Верим или не верим, тут совершенно не важно. Главное смотреть на всё открытыми глазами. Я, как и вы, не верила, но смотрела и видела как плохо им там сейчас. Этот камень…
    — Кристалл!..
    — Да… вместе со мной он последняя надежда для этих ребят. Давайте сделаем правильный поступок. Здесь, при вас, я постою у камня пока не случится связь… ну хотя бы десять минут. Я так же как и вы хочу спасти их вместе с добрым именем Роскосмоса…
    Похоже, я добилась своего. Ванин начал понемногу оттаивать. Только бы ничего не испортить!
    — То есть стоишь, никаких щелчков пальцами, хлопков… И думаешь, что эта чёрная конструкция будет тебе аплодировать?
    Подстрекает. Не буду на это ловиться.
    — Что в камне происходит не знает никто. Но связь должна быть. Это не я придумала…
    — Вот, не поверишь, мне хочется тебе верить, но ты такая лиса… Ладно, рискну. Только в присутствии ещё двух свидетелей.
    Когда он нажал кнопку я пропустила. Но в кабинете материализовались два громилы из его охраны. Они встали по сторонам возле меня. Вошедший за ними лейтенант тут же отловил все три камеры, отключил их и положил передо мной на стол. Зря он это сделал при Ванине.
    — Вот чувствовал я, что что-то ты, Марина, замыслила! – среагировал на это генерал.
    — И что, я снова арестована? – я оглянулась на охрану.
    — Нет! Я же обещал. Это просто свидетели. – он кивнул лейтенанту и тот вышел. Потом каркнул свидетелям: – Сейф на стол!
    Когда выполнили и снова встали по сторонам меня, генерал, усмехаясь, открыл сейф, встал перед ним и сказал:
    — Никаких, деточка, лишних жестов! Просто стоишь и смотришь. Это для твоей же безопасности.
    — А достать камень оттуда можно? – мне казалось это имеет большое значение, чтобы камень со мной был в одном пространстве, без железных перегородок.
    — Понимаю, не хочешь кланяться сейфу. Но доставать не будем, поступим проще.
    Он с одним из своих свидетелей переставил мобильный сейф на боковую стенку. И передо мной открыл пятно чёрного камня внутри.
    Чтобы проверить хорошо ли мне видно, Ванин, наклонившись, заглянул в сейф. Потом резко распрямился, приложил к затылку руку и сказал:
    — Ой!
    Свидетель справа на всякий случай взялся за мой локоть, готовый завернуть руку за спину. А генерал повернулся, посмотрел на меня и спросил:
    — Марина? – в этом было столько смешного удивления, я едва не покатилась.
    — Так точно, товарищ генерал! – бодро отрапортовала, стряхивая со своего локтя пальцы правого свидетеля.
    Что именно произошло, стало понятно с первой секунды. Кто-то из «марсиан» попал в генерала. Теперь важным было не испортить всё какой-нибудь своей неудачной фразой. Свидетели были лишними, ситуацию надо было исправлять.
    — Я на Земле. – и обновлённый генерал топнул ногой и закачался.
    Пришелец не осознавал в какую ситуацию попал. Теперь оба свидетеля готовились схватить меня за руки. Я спросила его:
    — Может отпустим охрану? – пора спасаться. И это был хороший выход.
    — Охрану? Да, конечно! – он помолчал, глядя на застывших сержантов. И добавил: – Вы свободны!
    Это было не так убедительно, поэтому правый задержался дольше, продолжая хвататься за мой локоть. Но всё же решил тоже уйти. Козырнул генералу и, не оглядываясь, протопал к двери.
    Когда ушли, я спросила:
    — Павел Петрович? – мне в роли генерала виделся почему-то он.
    — Что здесь происходит? – не отвечая, спросил пришелец.
    — Произошёл переход. – констатировала я. – Генерал Ванин сейчас на буксире, а вы в Центре управления на Мясищева, в кабинете РУП. И только что освободили меня от конвоя.
    — Почему я? Всё же было настроено на Женю.
    Сказать такое мог только Земнухов. Я подхватила со стола камеры, включила, повесила в воздухе и настроила на него все три. И начала интервью:
    — Павел Петрович, прошу, отвечайте глядя на меня! – показала куда смотреть и продолжила: – Представьтесь пожалуйста!
    Как и на буксире Земнухов тормозил. Но я молча дождалась когда назовётся:
    — Исполняющий обязанности капитана буксира Зевс-4.1, Земнухов Павел Петрович. Участник экспедиции на Марс, двадцать один пятьдесят шесть.
    Сказал всё, что я готовилась спросить дополнительно. Но я оставалась спецкором и задала вопрос из категории Б:
    — Павел Петрович, скажите что произошло на Марсе?
    — На планете выпали осколки кометного облака. Падало до двухсот осколков в час на территорию в тридцать квадратных километров. От этого получили повреждения роверы в количестве трёх. Были уничтожены жилой модуль с кислородным генератором и одна беспилотная платформа. Погибли в жилом модуле Адам Кузяев и Вольдемар Пе;трович. Степан Михайлович Ремизов был в коме. Мы с капитаном Трофимовым пытались его реанимировать, но в это время наш ровер получил ударную разгерметизацию. Меня спасла Евгения Александровна и мы с ней поехали к челноку пока его не тронула стихия. Взлетели, состыковались с буксиром и двинулись в сторону Земли. Хотели... очень хотели вернуться.
    Полностью исчерпав тему, замолчал. Меня от его: «Хотели вернуться» в прошедшем времени покоробило. Не прерываясь, спросила про буксир:
    — В каком состоянии Зевс?
    — Громовержец живёт последние дни. После ремонта радиаторов реактор расплавил урановую сборку в зоне второго контура и вышел из-под контроля. Мощность понемногу разгоняется, температура растёт. Я поставил запрет глушить, для нас это жизненно важно. Через некоторое время расплавятся радиаторы и горячая зона будет залита аварийным расплавом. Тогда задействую аккумуляторы. Если не пить, воды хватит на сто дней. Запасов еды до этого времени не хватит. Так что экипаж живёт ещё две недели при самом благоприятном стечении...
    Были ещё вопросы, показавшиеся теперь неважными. Спросила о том, что болело:
    — Чем в этих условиях вам может помочь Земля?
    — Наверное уже ничем. – и замолк, продолжая по-Земнуховски смотреть на меня и не моргать.
    Я тоже молчала, стараясь пережить одновременную вспышку жалости и ненависти. Ненавидела себя, генерала Ванина, и непонятно за что Ариэля Аларкона. И безмерно жалела всю экспедицию Роскосмоса и каждого из космонавтов, ушедших без возможности вернутся.

ЗЕВС-4.1. ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ВАНИН
    Мир перевернулся и застыл в этом глупом и неустойчивом положении. Выходило, чёрный кристалл опасен. Он более опасен, чем термоядерный заряд, который точно известно отчего сработает. И если бы я сразу поверил Корниловой ничего этого бы не случилось…
    Теперь эта Зимина своими всхлипами только пытается разжалобить. Зря. Но надо как-то её утихомирить.
    — Евгения Александровна! – произнёс с укором. – Раньше мне казалось вы более устойчивы. Ну нельзя же так себя распускать!
    Вроде подействовало. Рукавом промокнула капли воды с углов глаз и ладонями потёрла щёки. Спросил её о важном:
    — Расскажите, что с буксиром, куда летит и в какой точке его можно встретить.
    Эдак удивлённо посмотрела на меня и даже головой покачала.
    — Я не пилот. Это вы место пилота заняли. Так что сами разбирайтесь! – и отвернулась.
    — Ладно, разберусь сам. – по крайней мере, на виртуальном тренажёре 4.1 сам разбирался неплохо.
    Но на тренажёре работало всё. Здесь же общий монитор был мёртвым. Все его функции распределялись по локальным каналам, где их раздельно можно было просмотреть и изменить. Совместная подстройка не работала.
    Хуже всего шли дела с силовой установкой. Реактор замер в устойчивом и нерегулируемом состоянии. Оба контура с одинаковыми сборками где-то перекосило. Проверил раздельно, нашёл дефектную половину и заглушил. Регулировка заработала, но мощность упала.
    Зимина стояла и смотрела, придерживая рукой чёрный кристалл. Спросил:
    — А со связью что?
    — Ничего! Антенный комплекс унесло, аппаратный интеллект с самой стыковки не работает.
    — Вот же блин! Без них и положение не определить… Или определить?.. Если перенастроить метеорный сканер… Он-то хоть работает?
    Евгения промолчала. Пришлось смотреть самому. Сканер буксира даже до Марса не добивал, сигнал был слабым, не модулируемым, работал на трёх частотах, веером лучей сканируя пространство с полярных точек корпуса. Все три частоты имели нулевое загрязненение, то есть такими частотами в космосе не пользовались для связи, работы радаров, телескопов и сигнализации, были слабыми и не засоряли эфир.
    Но был у сканера ещё режим аварийный, когда частоты сдвигались, сканирование шло медленным импульсным шагом и выходная мощность повышалась на порядок. Объяснять это для экипажей было бессмысленно, все аварийные ситуации всегда контролировались искусственным интеллектом кораблей. И такая система в космонавтике до сих пор считалась самой надёжной. Сказал:
    — Попробуем! – и полез в дебри программного обеспечения буксира.

РАНЕЕ: ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    Земнухов, в какой-то момент записи репортажа, вдруг сел и спокойно огляделся… Когда поняла, что вернулся Ванин, захотелось его убить. Порвать в клочки, испепелить…
    А он, как ни в чём не бывало, заняв своё место Генерального инспектора, повелел:
    — Весь руководящий состав немедленно ко мне! – сказал это электронному секретарю.
    Сейчас опять начнётся: «Будем обсуждать без прессы». Лучше сама, без намёков, уйду! Встала, спрятала камеры в саквояж, застегнула его и молча двинулась к двери.
    — Куда торопимся, если не секрет?
    Повернулась, желая высказать всё, что заслужил этот генерал! Но он опередил:
    — Сядь! Уйдёшь, когда всё закончим.
    Что-то в голове этого человека изменилось или мне это только кажется? На всякий случай села в уголок.
    Народ повалил через пару минут. Лица все знакомые. Коротаев Олег, проходя мимо, поздоровался:
    — Здравствуйте Марина Сергеевна! Давно вас не видел.
    Пошутила ему в спину:
    — Решила на время скрыться. В прятки играюсь…
    — Внимание! – оглушительно рявкнул Ванин. Не знала, что он так может. Покрикивать покрикивал, но это же сирена! Когда настала тишина, продолжил: – Ситуация с экспедицией кардинально изменилась! Прошу всех внимательно выслушать реального свидетеля. Марина Сергеевна Корнилова, вам слово!
    Я не верила своим ушам. Генерал вопреки всему, что было раньше, решил, что правда на моей стороне. На автомате, не вставая, произнесла:
    — Не знаю даже... – но собралась и решила говорить как есть: – Буксир Зевс в аварийном состоянии движется в сторону Земли. На борту два человека: Зимина и Земнухов, уставшие, голодные. И мёртвый капитан. Связь, интеллект, ничего не работает. Еда, вода кончаются. Реактор без контроля. Если к ним за сто дней не подойдёт спасение, погибнут…
    — Сто дней – это слишком много! – возразил Ванин. – Там всё закритично! Спасибо Марина Сергеевна! – я, продолжая сидеть, почему-то кивнула. А Ванин продолжил: – Экипаж перестроил метеорный сканер, сейчас он выдаёт аварийный сигнал. Нужно срочно засечь эту точку и подготовить что-нибудь скоростное и лёгкое, способное причалить к буксиру, забрать экипаж.

ТОЖЕ РАНЕЕ: ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Никогда этим чиновником не восхищалась. Да, говорили про него разное, и хорошее, и плохое. Пропускала всё мимо ушей. Он был против планетолога в экипаже, но не смог противиться обстоятельствам. Я была благодарна ему только за это.
    Генерал Захар Юрасович долго не мог перешагнуть свой шок от перехода. Тормозной он какой-то…
    Правда, когда прочухался, стал заниматься полезным делом по безопасности Зевса. Подрегулировал реактор и смог переключить метеорный сканер в режим маяка. Нас теперь хоть смогут заметить на Земле.
    А потом захотел вернуться. И я дала ему этот камень. Сказала:
    — Только глаза, генерал, закройте.
    — Почему?
    — Не знаю, но у меня только так было!
    — Хорошо! – согласился.
    Повесил камень у себя перед лицом, вдохнул, закрыл глаза и неподвижно замер.
    Его неподвижность длилось довольно долго. Спросила:
    — Ну как? – он молчит.
    — Захар Юрасович? – тронула его за плечо и он от лёгкого толчка стал опрокидываться навзничь. Медленно.
    Когда поняла, что это обморок, кинулась за водой. Там, на кухне сообразила, что обморок от голода. Последнюю неделю мы делились одним пакетом пюре на весь день. Никаких сухариков, никакого сока, только то, что оставалось в шкафчике кухни. Достала один из трёх оставшихся пакетов, заправила водой и вставила в термопод. Когда тот согрелся, справилась с приступом своего голода, отнесла в командный пост, прижала тубус к губам Павлика в роли бессознательного генерала и надавила.
    Тот инстинктивно сглотнул. Охнул и открыл глаза.
    — Женечка! – сказал, освободив горло. Это был уже Павлик.

ЗЕМЛЯ. ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ. КОРНИЛОВА
    Когда после совещания все расходились, генерал посмотрел на меня:
    — А вас, Марина Сергевна, прошу остаться!
    Возмутилась:
    — Какой от меня прок? После люкса вашего неделю на море отдыхать нужно!
    — На море могу, только там ещё снег. – очевидно, генерал с серьёзным лицом шутил, имея в виду свою базу на море Лаптевых, где проходят первичную подготовку специалисты для Луны.
    — Я серьёзно! – добавил он. – И вам это полезно будет, и у меня будет повод вам заплатить за честную работу.
    — Сожалею, Захар Юрасович, но у меня своё начальство. Да и работала я на вашем поле не за часы и минуты, делала это для себя и за свой счёт…
    — И ещё, вероятно, для экипажа Зевса-4.1? – дополнил короткий список генерал.
    — Да, и для них тоже! – ответила с вызовом.
    — А теперь послушайте, я не собираюсь вас подкупать. И вы как были собкором, так и останетесь. По крайней мере, я постараюсь договориться с вашим начальством, чтобы вашей следующей командировкой стала экспедиция по спасению нашего славного экипажа. – заметив моё желание вставить свои мысли по этому поводу, жестом рукой запретил перебивать. – Я ещё не всё сказал, потерпите! Сегодня до полуночи вы отправитесь в Тикси, там вас будет ждать наш экипаж. Вас встретят и отвезут на базу «море Лаптевых».
    Это был конечно пряник! Лететь в командировку встречать марсов экипаж. Но у меня проблемы:
    — Захар Юрасович, у меня совсем нет средств. И мой скафандр остался на Чкаловском…
    — Успокойся, Марина Сергеевна! Это всё проблемы решаемые. Скафандр прогулочный тебе там не понадобится и мы своих людей перебрасываем бесплатно. Так что давай, иди. Желаю приятного отдыха на море!

Глава 14. Свободное падение
ЗЕВС-4.1. ЗИМИНА, ПЛАНЕТОЛОГ
    Как-то странно… Мы поругались из-за еды. До сих пор мы легко приходили к общему знаменателю. Решили сократить рацион – никто не возражал. А тут…
    — Поешь ещё! – уговаривала я.
    Но Павлик отказывался. Сделав только один глоток, стал отталкивать пакет с пюре от своих губ.
    — Наелся, сама поешь! – огрызнулся он.
    — У тебя же обморок был. Поешь ты!..
    — Это я от усталости. В первый раз менялся сознанием. Очень непривычные ощущения.
    — Хорошо, устал… Перекуси теперь немножко.
    — Ешь сама! Ты чего ко мне привязалась? Я же сказал что не хочу.
    — Пожалуйста!
    Но он отвернулся и замолчал. У меня прямо всё оборвалось! И чего ссорится? Поел бы, успокоил меня.

ЗЕМЛЯ. КОСМОПОРТ ТИКСИ. КОРНИЛОВА
    На снимке сверху, из-под облаков, город Тикси выглядел как брошенная на снег огромная серая снежинка. Выше третьего этажа здесь ничего не строят и жилища со всей инфраструктурой города объединены крытыми галереями на всех уровнях. Это я вычитала ещё в полёте и удивилась, насколько верно было описано.
    Как же здесь всё ещё холодно! Скоро апрель, а температура за бортом минус двадцать два. В Москве было плюс двенадцать, я взяла с собой только лёгкий пуховик. Так что пилотам пришлось предоставить мне в аренду меховые варежки и унты. Я названий таких не знала.
    Меня в космопорте дожидался пассажирский беспилот с надписью снаружи «МОРЕ ЛАПТЕВЫХ» и двумя сопровождающими.
    — Добро пожаловать, курсант! Вижу, готовы к испытаниям. – приветствовал меня на борту улыбающийся встречающий одетый во что-то, напоминающее мой прогулочный скафандр, только без шлема.
    Второй, одетый так же, у входа подхватил мой сильно потяжелевший походный саквояж и помог устроиться в салоне.
    — Я Влад! – протянул он руку.
    — Марина. – и ответила на рукопожатие.
    — Я должен извиниться, Марина, в гостинице свободных номеров нет. Вчера заселили большую партию, сто двадцать человек, геологов из Днепропетровска. Так что вам придётся пока жить в кабинете одного начальника, который сейчас в отпуске. Но это ведь ненадолго, послезавтра экипаж уже летит к Луне. Но эти два дня я постараюсь чтобы вам было удобно.
    «Новую Славянку» срочно готовят к спасательному рейсу от орбитального космопорта Луна-РТ-85, построенному французами ещё в прошлом столетии и брошенном через двадцать лет. Китай десять лет назад выкупил права и обустроил космопорт по последнему слову техники. Более шестидесяти стыковочных узлов для любых типов космических аппаратов, сборочные цеха, ремонтные мастерские. Ванин, воспользовался возможностью там работать, вчера послал туда рабочих. Они ещё в пути. И буксир, после максимального облегчения и зарядки, отправится для спасения своего собрата Зевса-4.1.
    За два часа полёта я всё это внимательно изучила. Вся информация была безо всякого редактирования, из первых рук. От меня больше ничего не скрывали.

ЗЕВС-4.1. ПАВЕЛ
    Запасы подошли к концу. Воды питьевой три литра, еды два пакета. Есть ещё конденсат от кондиционера, его тоже можно пить, но мы его после очистки используем для производства кислорода. Пока хватает.
    Жалко смотреть на похудевшую Женечку. И успокоить её нечем. Есть скоро будет нечего, кроме собственного мяса. Но мы с ней не каннибалы, не будем этого делать даже ради выживания. Так и уйдём вместе в никуда.
    Впрочем есть смысл поискать на месте разрушенного хранилища. При манёврах Зевса всё оттуда унесло. Но что-то где-то могло задержаться и сохраниться. Давно стоило пойти искать…
    Грустная Женя была на кухне, но не ела. Смотрела на закреплённые на столе два новых и один начатый пакет. Думаю, тоже хочет, но не будет есть.
    — Женя! Я пойду поищу запасы снаружи. Может что-то застряло в конструкциях…
    — Ты же сказал, что там всё унесло.
    — На месте внешнего склада ничего не осталось, но в других местах я не искал.
    И Женя кивнула. Пошёл в скаф-отсек, вдел себя в скафандр и поплыл к кормовому шлюзу.

ЗЕМЛЯ. «МОРЕ ЛАПТЕВЫХ». КОРНИЛОВА
    Море Лаптевых встретило проблемами. Вопрос с гостиницей оказался даже не на первом месте. Первым стала погода. Температура продолжала падать, усиливался ветер. Космодром Тикси закрыли по всем параметрам на 24 часа. Принятый наш московский борт был последним, его оставили в ангаре до конца непогоды.
    Улететь на испытательную базу из города не вышло. Мела злая позёмка и все беспилоты попрятали в ангар. С базы за нами выслали вездеход и час нам пришлось ждать его прихода.
    Несмотря на небольшой объём памяти, что смогла взять с собой, какие-то сто терабайт, гуляла по городу и снимала свой первый репортаж. Влад, обещавший следить за мной, ни на шаг не отставал и, когда пришла пора появиться к подходу транспорта на станцию, сказал:
    — Заканчиваем разговоры. Нам надо не опоздать… – для него мой репортаж был лишь «разговором».
    Вместе со снежным вихрем внешне неуклюжий транспорт проскользнул в ворота станции и встал перед группой желающих перебраться на базу. Нас набралось не меньше десятка. С борта откинули лесенку и мы все поднялись на вездеход. С Владом мы сели вместе на первом ряду. Здесь сиденья стояли так же как в широкофюзеляжном стратере. Три ряда по четыре кресла. Все расселись с комфортом, не заполнив и десятой части салона.
    Влад сразу пошёл поговорил о чём-то с водителем. Тот в ответ только кивал. Когда мой сопровождающий вернулся, спросила:
    — Что вы ему сказали?
    Тот никогда мне не врал. И сейчас, немного помолчав, ответил честно:
    — У нас принято новичкам демонстрировать полное бездорожье, особенно в такую погоду. Хоть территория здесь ровная, но была устроена специальная трасса для испытаний техники и наш транспорт можно гнать через это бездорожье. Я сказал, что с нами почётная гостья – Марина Корнилова и он обещал везти аккуратно.
    — Так я гость или курсант?
    — Вы и то, и другое и у нас меньше двух дней, чтобы как первое, так и второе стало в прошлом. Работы у нас с вами очень много, именно поэтому мы спешим.
    Мне указано моё положение и я уже готовилась в эти два дня показать всё, на что была способна. Там мои Павлик с Женечкой должны меня дождаться живыми.

ОРБИТА ЛУНЫ. «НОВАЯ СЛАВЯНКА».
    Важнее всего было загрузить на буксир достаточное количество рабочего тела. Для этого даже вырезали грузовую и стыковочную часть буксира и сняли часть брони. Для хорошего хода вместо четырёх плазменников, поставили шесть. «Новая Славянка» могла теперь разгоняться и тормозить непрерывно, всё время полёта. С такими скоростями в космосе не ходил ещё никто.
    Справились с конструктивным переустройством за считанные часы до прибытия к Луне экипажа. С внутренним обустройством жилой части рабочие ждали их руководства и пожеланий. Но приехавшие прямо с челнока стали через разгерметизированный атмосферный шлюз загружать привезённое с собой, готовясь немедленно уйти в пространство.
    Три медицинских бокса для людей с собственными системами жизнеобеспечения, операционный блок с компьютерной нанохирургией, всевозможными рабочими органами и инструментами. Трое пилотов, способных провести буксир от лунной орбиты до встречи с Зевсом-4.1, двое ремонтников, способных справиться с любой аварийной ситуацией, один специалист оперблока и спецкор Марина Сергеевна Корнилова, прошедшая подготовку к работе в открытом космосе в аварийных ситуациях.
    Шестнадцать часов длилась подготовка и вот буксир отходит от первого дополнительного узла орбитального космопорта Луна-РТ-85.
    Отойдя на малом ходу на сто километров «Новая Славянка» сориентировалась и запустила все плазменные бустеры на полную мощность. Шесть точек в корме ослепительно засияли.

«НОВАЯ СЛАВЯНКА». КОРНИЛОВА
    Влад оказался тоже членом команды буксира. Подозревать это стала, когда увидела его скафандр рядом со своим новым. Скафандры выполнены по новой технологии и с новыми обозначениями. Нет, номера не отменили, но на левом плече теперь должно красоваться имя владельца. На моём было пришито: «Корнилова М. С.», без того, что я спецкор. Стала чувствовать себя настоящим членом экипажа и прямо возгордилась!
    И пальцы рук в этом скафандре работали много быстрее, чем в том, старом. Можно было легко поиграть пальчиками, или взять из воздуха пушинку. И обводка стекла была как в Женином, ярко-красной.
    Подготовка на базе прошла почти в непрерывном режиме, круглосуточно. Меня научили фиксироваться, работать без гравитации, управлять скафандром без посторонней помощи, самой оказывать помощь другим. До совершенства в этих вопросах мне далеко, но делать всё на автомате научилась. И четыре обязательных часа на скалодроме. Скалодром – это вообще дисциплина космических рабочих. Теперь я знаю как без страховки перебираться с борта на борт, выполнять и сложные, и точные работы и ещё многое другое.
    Со схемой расположения всех важных мест буксира Земнухов меня знакомил. Но на Новой славянке всё было изменено. В задней части жилого отсека, где на Зевсе-4.1 был пустой спортивный зал, собрали весь медицинский комплекс: операционные, боксы реанимации. Блок микрокают для экипажа ликвидировали. Нам придётся спать, как и Жене с Павликом, внутри скафандров. Это, кроме прочего, сделано потому, что броня значительно облегчена и от прободения обшивки страховка слабая. В конструкции сэкономлено больше пятидесяти тонн железного веса буксира
    Когда мы загрузились в наш транспорт и заработали двигатели, Новая Славянка двинулась к расчётной точке встречи, я ничего не почувствовала. Даже при маневрах земного челнока было больше волнений.
    Теперь до встречи осталось шестнадцать дней и несколько часов. И я изо всех сил надеюсь, что ещё не поздно.
    В командном посту на большом мониторе постоянно стояли цифры расстояния и взаимной скорости. Расстояние понемногу сокращалось, а скорость медленно росла. На пост меня не приглашали, но и не гнали с поста. Воспользовалась этим и пристала с обычными своими расспросами к молодому человеку, дежурившему там:
    — Вы, Игнатий Игоревич, встречались раньше с кем-нибудь из экипажа Зевса-4.1? – рабочая куртка у него была слева на груди отмечена прямоугольником с надписью: «Сабуров Игнатий Игоревич».
    — Нет, а зачем вам это? – присутствующий здесь же другой член экипажа хмыкнул, что должно было означать, что от меня что-то скрывается.
    Чтобы не ввязываться в ненужные разборки, пояснила:
    — Интервью. Если вы против, вас больше спрашивать не буду.
    — Нет, что вы, я не против! Просто не привык давать интервью.
    Тот второй хмыкнул опять. Но я уже выбрала свои жертву и тактику работы, поэтому продолжила:
    — Вы давно работаете в пространстве?
    Все, кто меня недавно учил на снежном морском курорте, не использовали слова космос. Для них местом работы было пространство. Поэтому и я не стала никого смущать своим невежеством.
    — Два года и семь месяцев. – ответил он.
    — И за это время ни с кем из них не встречались? – я продолжала расспрос про марсианских колонистов.
    Игнатий, не раскрывая рот, качнул головой отрицательно. За него ответил другой член экипажа:
    — Встречался он… Это сын капитана Трофимова!
    Меня будто обухом… Но тут же нашла лазейку:
    — Но фамилия?..
    — У него фамилия бабушки… Ну что ты молчишь? Это не со мной интервью!
    Я тут же сказала пилоту:
    — Простите, Игнатий Игоревич, я этого не знала!
    — Да ничего! – махнул рукой молодой человек.
    — Но Шарлотта Ивановна – ваша мама? – вспомнила я своё неудачное интервью.
    — Моя. – согласился он. – Но мы с ней как чужие. Меня отец с бабушкой воспитывал.
    — А почему фамилия бабушки, почему не Трофимов?
    Казалось глупым не носить такую звучную фамилию ставшего легендарным отца.
    — Бабушка из древней дворянской семьи и она последний носитель своей фамилии. И мы с отцом подумали ситуацию немножко изменить. Я сам так решил: буду Сабуровым!
    Тема немного отклонилась.
    — И в эту экспедицию каким образом?.. – сумела сосредоточить на нужном.
    — А это благодаря вам.
    — То есть?
    — Мне сказали, Корнилова знает, что Трофимов сейчас на Зевсе и я попросился сюда. Марина, вы правда его видели?
    Как всё это перевралось!
    — Нет. Но мне сказали, что он там.
    — Сказали?
    Получалось, что это у меня берут интервью. Надо менять ситуацию.
    — В этом мне верит только один человек. Так что сказки рассказывать не буду, и разочаровывать тоже. Игнатий Игоревич, давайте побеседуем о другом.
    — Я всё-таки хочу узнать больше об отце. – не соглашался он. – Расскажите что вы знаете!
    Вот это было нежелательно. Рассказывать о камне и переносе сознания можно было только при определённом уровне доверия. Но и уходить от беседы не решилась. Поэтому ответила так:
    — Мне сказали этого пока никому не показывать. Пообещайте, что никто из вас меня не выдаст. – и я посмотрела на обоих.
    Они переглянулись, один кивнул, второй пожал плечами, но всё равно качнул головой соглашаясь никому не сообщать.
    — Пообещайте вслух! Для меня это важно. – камеры работали и на записи должно остаться звуковое подтверждение.
    — Обещаю, что никто об этом не узнает. – сказал второй.
    — Да, конечно, и я тоже. – сказал сын Трофимова.
    С браслета выбрала запись голоса Земнухова. Изображение решила не показывать. Голос снова стал описывать трагедию на Марсе: «…Были уничтожены жилой модуль с кислородным генератором и одна беспилотная платформа. Погибли в жилом модуле Адам Кузяев и Вольдемар Пе;трович. Степан Михайлович Ремизов был в коме. Мы с капитаном Трофимовым пытались его спасти, но в это время наш ровер получил ударную разгерметизацию. Меня спасла Евгения Александровна и мы с ней поехали к челноку пока его не тронула стихия. Взлетели, состыковались с буксиром и двинулись в сторону Земли. Хотели вернуться».
    — Кто это? – спросил Сабуров.
    — Бортинженер Земнухов. – ответила.
    — Но голос не его, это другой человек. – по-видимому он помнил голоса всей команды, а не только своего отца.
    — Конечно другой. Земнухов сейчас на Зевсе и связи с ним нет. И всё-таки, я знаю, это говорил он!
    — Я не верю! Покажите картинку.
    Молодой человек оказался крепким орешком. Давил и не отпускал. У него это, вероятно, от отца.
    — Картинка не разуверит.
    Сказала так, но всё же включила и изображение, запустила показ с самого начала.
    Генерал-майор Ванин говорил в несвойственной ему манере лёгкого безразличия:
    — Исполняющий обязанности капитана буксира Зевс-4.1, Земнухов Павел Петрович, участник экспедиции на Марс двадцать один пятьдесят шесть…
    Второй протянул в шоке:
    — Захар Юрасович… – и спросил: – Как это он?
    — Сама не понимаю как! Но знаю, что в это время сам Ванин спасал от взрыва реактор на Зевсе-4.1.

ЗЕМЛЯ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ КОСМИЧЕСКИЙ ЦЕНТР. ГЕНЕРАЛ ВАНИН
    Спасение оставшейся миссии стало основной задачей. Шёл непрерывный контроль за положением и скоростью аппаратов, уточнялось время встречи и условий сближения.
    Переносной сейф с чёрным камнем стоял до сих пор в углу кабинета Генерального инспектора. Заглядывать в него Захар заклялся и он стоял на полке укрытый сверху небольшим ковриком фирменного синего цвета с фирменными белыми буквами.
    И на третий день после старта «Новой Славянки», генерал принял решение сдать его в архив. Сел, вызвал к себе сотрудника архива с тележкой и снял с сейфа коврик. Где-то в глубине души хотел открыть и узнать, если совпадёт, как там у них. Но не было времени надолго бросать работу. Шло подведение промежуточных итогов, перенастройка работы со старых, неосуществлённых планов на новые, которые необходимо реализовать.
    Сотрудники архива пришли вдвоём и без тележки.
    — Что архивируем? – поинтересовался у генерального, по-видимому, старший.
    — Сдаю на хранение артефакт. – ответил он и указал на сейф.
    — Как запишем?
    — Запишите слово артефакт и сегодняшнюю дату.
    — Он без сейфа опасен?
    — Хранить только в сейфе!
    — Нельзя ничего опасного для хранения! У нас всё-таки архив.
    — Это не опасно для архива. Опасно только для людей… – Ванин сам почувствовал в своих словах нелепость. Но без исследования указывать на причину опасности не решился. – Уверяю, всё так и есть и хранить можно только в сейфе.
    — Тогда дайте ключ, мы должны убедиться.
    Хоть это было и опрометчиво, но ключ дал. Архивист сейф открыл, посмотрел, отчаянно потрогал, снова закрыл и махнул рукой помощнику:
    — Забирай!
    Даже намёка перехода не произошло. То ли времени не хватило, то ли менталитет не подошёл…

«НОВАЯ СЛАВЯНКА». КОРНИЛОВА
    Двое дежуривших членов экипажа смотрели на Марину с одинаковыми, лишёнными кредита доверия, выражениями глаз. Корнилова пыталась убедить. Она стала пересказывать то, что узнала от генерала:
    — Ванин переключил метеорный сканер на аварийный режим, поэтому мы сейчас можем двигаться на его пеленги.
    — Не верю! – снова сказал Сабуров.
    — Никогда бы не подумал, что генерал может так шутить! – сказал второй.
    — Вот-вот, это шутка! – Игнатий сделал свой вывод.
    — Шутка? – воскликнула Марина. – Всё гораздо серьёзнее. Вы не верите в то, чего никогда не видели, не могли пощупать руками…
    — В детстве и я в сказки верил. – второй иронично ухмыльнулся. – С тех пор много чего прошло.
    — …Но я тоже была там, на Зевсе!
    Оба замолчали. Больше не было желания насмехаться, иронизировать. Они знали о том, что частичная связь была и двое землян участвовали в этом. Имён не называлось, были только слухи.
    — И вы действительно видели экипаж? – Сабуров, похоже, волновался. Ему не давала покоя мысль о смерти отца, преданного так или иначе семьёй.
    Марина не стала объяснять в деталях:
    — Только живых! Но вы их сами увидите.

НОВАЯ СЛАВЯНКА – ЗЕВС-4.1. ОПЕРАЦИЯ СПАСЕНИЯ
    Стыковочный люк был занят челноком «Зоя», Славянку с Зевсом сцепили тросами и первые двое полезли к кормовому воздушному шлюзу. Корнилова хотела с ними, но туда шли только опытные.
    Когда спасательная команда проникла внутрь, в командном посту ещё живого буксира обнаружили три бездыханных тела в скафандрах. В одном тяжёлом и двух лёгких. Разряженный полностью с номером на спине 8 оставил записку, которую, в последующем, решено было считать написанной в состоянии аффекта и поэтому скрыть от разглашения, засекретить.
    Вот этот текст:
    «Простите и прощайте! Благодарим Ванина и Корнилову за помощь. Мы решили, что уйдём вместе. Были есть и будем всегда ваши: Трофимов, Ремизов, Кузяев, Пе;трович, Земнухов и Зимина.»

ЛЕГЕНДА
    Вот вроде бы и всё. Надо лишь добавить:
    Осуществившие фантастический обмен сознаниями осколки неотражающего материала, предварительно названного независимыми экспертами трансгресситом, будут исследованы на предмет мгновенного перехода сознания через пространство и время. Ещё не определено кому это будет поручено. Ничего подобного на Землю ещё не попадало.
    Буксир Зевс-4.1 утилизирован, собственным ходом после расставания со спасательной экспедицией, он прошёл в зону Горячего Солнца и испарился в солнечной короне.
    А его последний экипаж... Спасатели решили вернуть отважных исследователей домой. Те сделали всё, что могли и заслужили Землю. Три их скафандра стали музейными экспонатами.
    Оставшаяся на Марсе часть экипажа будет ждать такого же возвращения ещё три года. И им всем на Красной планете  будет построен необычный памятник – база землян, которую решено в честь корабля экспедиции назвать «Зоя»