Возле крутого рокадного подъёма с восточной стороны столицы Германии.
Конец апреля 1945 года.
Шоссе Кюстрин - Берлин, идущее со стороны Зееловских высот очистили от армады идущих пехотных частей, техники, санитарных обозов, которые нескончаемыми потоками шли в арийскую столицу Третьего рейха. Победители желали поскорее закончить последнюю схватку с фашизмом. Машины, танки, повозки, орудия встали на обочине. В кюветах застыли брошенные обгоревшие автомашины, орудия, разбитые повозки. Поблизости, рядом с догоравшими автомобильными покрышками валялись убитые лошади. Гужевая, конская тяга была уже списана с довольствия и никому не была нужна. Завоевателям тевтонских земель за глаза хватало "подножного" корма. Рассейские удалые помощнички начинали разлагаться и дурно пахли. В воздухе витал трупный смрад.
В сопровождении грузовиков охраны, вооружённых мотоциклистов по асфальту ехал виллис маршала Жукова. Совершенно неожиданно, штабную колонну подрезала полуторка со снарядами. Русскому Ивану сказали, как можно быстрее доставить гаубичные боеприпасы на позицию возле берега Шпрее. Командующий 1 Белорусским фронтом остановил свой внедорожник и скомандовал:
- Твою мать... Догнать! Остановить! Привести сюда! - через минуту, дрожащий Иван предстал перед грозным полководцем.
Возмутитель фронтового уклада жизни был никудышным заморышем. Белобрысый деревенский мальчишонка в чёрном, драном комбинезоне танкиста и пехотной пилотке с красной звёздочкой вызывал скорее жалость, чем негодование. Подскочивший вовремя автоматчик из роты сопровождения громогласно рявкнул:
- Права, - и добавил свирепо, - коз-з-зёл...
Всемирноизвестный военачальник самолично взял документ, с остервенением и непонятно откуда взявшейся злобой порвал водительское удостоверение в клочья, гаркнул охране:
- Избить, обоссать и бросить в канаву.
Свита, в свою очередь, «сжалилась». Отвела шофёра-простого деревенского Ивана в сторонку. А перепуганный начальник охраны тихонько шепнул ему на ухо:
- Давай, двигай поскорее отседова. Дурак, ой-ёй-ёй, что ты наделал пацанчик миленький... Вали подальше и только не попадайся маршалу на глаза больше.
Ближе к ночи, уже в сумерках военный патруль обратил внимание на одиноко стоящую у обочины полуторку с полной загрузкой артиллерийского боекомлекта. Дверца кабины со стороны водителя была открыта нараспашку. В кустах неподалёку, лицом вверх лежал белобрысый мальчишонка в чёрном драном комбинезоне танкиста. Его пехотная пилотка с красной звёздочкой валялась по соседству на обожжённой взрывами совершенно чужой германской земле. Никаких документов при солдате не нашли. Только из звёздочки на лбу, из небольшой дырочки в надкостнице прямо на закрытые глаза убиенной жертвы стекала подсыхающая, алая струйка крови. Два маленьких колодчика горячей кровушки уже сворачивались, изменяя до неузнаваемости лицо угнетённой невинности.
Как бы то ни было, всё равно опознавать солдата было некому. И сентиментальничать никто не собирался. Других дел у комендантской роты было по горло. Штрафники быстро выполнили свою работу: вырыли в каменистом грунте неглубокую могилку. Чего тут было валандаться? Пинком пыльного сапога сбросили тело очередной убиенной жертвы в корявую ущербную колдоёбину. Привычно сплюнули шелупонь да порохню скрипевшую на зубах и закопали ямку. Всё было сделано буднично и монотонно, как обычно. К вечерней жрачке, полуночной кормёжке старшина хозроты обещал по двести пятьдесят фронтовых за победу. Пора было поспешать.
В сравнении с грудами искорёженного металла наваленными вдоль обочины шоссе холмик казался маленьким и незаметным. На исковерканной войной подлунной тверди как-то не вязалось уподобление юдоли скорби, горстки неухоженного могильного клочка земли с грандиозным, неподражаемым, потрясающе величественным праздником, который устроил всему миру великий полководец всех времён и народов Великий Маршал Победы Жуков.
(По мотивам воспоминаний писателя Николая Никулина о войне).
Ноябрь 2016 года.