В одном из удаленных местечек нашей губернии, где-то по средней Каме, там, где испокон веков шумели сосны на высоком берегу, темный лес простирался на вёрсты, касаясь низкого серого неба, а деревни мигали редкими огнями сквозь звенящие сны пихт, шёпот осин да песнь студёных ключей развернулся посёлок первостроителей до самых глубоких звёзд шумевший новой жизнью, нарушавший вечный сон, царивший в этих землях с начала времён, с седых годов.
Прямо от Камы начиналась пыльная улица. Она петляла меж бараков и землянок, меж бесчисленных строек да садов, разбитых переселенцами со всей страны, на новой, но ставшей за годы работы почти родной Прикамской земле. Житьё здесь было самое простое: землянки да бараки о двух половинах мужской и женской там, где проводил вечера да ночевал поселковый холостяжник уткнувшись носами в подушки после большого рабочего дня. Семейным давали комнаты, в них старались навести уют, а утварь, как известно, была у всех простой: кровать под суконным одеялом, ходики на стенке, стол и табуретки у свиставшего на все лады из всех щелей окна. И больше ничего.
В одной из таких незатейливых комнат поселилось в ту пору семейство Егора Мелихова: сам хозяин, сын Ванюша - десятилеток да дочка Маша, лет восьми.
Где была их мать никто не знал. Они появились в посёлке внезапно, пришли по весне лесной тропой откуда-то с севера, Егор назвался строителем, подрядился на работу, справил комнату в бараке да так и зажили они втроём на новом месте сами по себе.
Смеркалось, ветер за окном не унимался, дождь барабанил по низкой крыше, а бор, вздымавшийся у самого посёлка темной непроглядной кручей под каждым порывом ветра стонал да охал, точно домовой в избе накануне святого дня, а порою, совсем осмелев, наклонялся и стучал своей мохнатой лапой в тёмное, едва озарённое блеском старой керосинки, запотевшее окно.
Ване было страшно: от каждого удара ветра, от каждого стука сосновой лапы он неизменно вздрагивал и осторожно косился с кровати на темное окно. Мальчику казалась, что вокруг барака ходит кто-то страшный и злой, смотрит на окна, прячется под сенью древ да грозит оттуда хозяевам дома из тьмы своим кулаком.
Вглядевшись во мрак Ваня увидел блики света, точно под пологом сосен мелькнул такой же, как у них керосиновый фонарик, только отчего-то сиявший холодным тусклым огоньком. «Да нет, показалось, - подумал он, глянул на сестру, возившуюся с куклой в своём углу, и вновь склонился над книгой, едва разбирая в полумраке слова.
Вдруг дверь в их комнату открылась, Ванька подпрыгнул от неожиданности на кровати, а Маша едва отвлеклась от игры и с интересом подняла на вошедшего свои большие небесно-синие глаза.
«А вот и я, мои дорогие», - улыбнулась бабка Агафья, неся двумя прихватками большую кастрюлю от которой шёл такой аромат, что Ванька понял, как проголодался, и то что время ужина как раз подошло.
Агафье было далеко за шестьдесят, она жила через комнату в том же бараке, и не имея внуков, помогала Егору чем могла с детьми. «А ну давайте, мойте руки, сейчас будем кушать», - сказала она, водрузив кастрюлю на обшарпанный стол. Отец ваш видно опять задержался, говорят, поручили его бригаде расчистить место под стройку нового дома, первого из камня в посёлке Краснокамск.
Дело то оно конечно важное, да хоть себя бы поберёг, вон она какая погода стоит на дворе». «Тьфу ты нечистый!» - вскрикнула она, когда особо сильный порыв холодного ветра обрушил всю свою мощь на маленькое хрупкое окно. «Да и чего ожидать, сегодня Ерофеев день»- рассуждала Агафья сама с собой - «Ночь повоюет, да к утру успокоится, а там и до зимы уже недалеко».
«Бабушка Агафья, бабушка Агафья, - какой такой день?» - не удержался Ванька вытирая руки и садясь за стол у своей тарелки, глядя на тёмное окно.
«Ерофеев день, милок Ерофеев. Видишь, как ветер свищет да тёмный бор трещит? Это леший наш беснуется. Пришла пора ему отходить на покой и ложиться в спячку. Вот он и злится, сучья ломает да по лапам еловым бьёт, и не приведи Господь попасть ему сегодня глаза. Задерёт, заломает пуще любого медведя в своём бору, а то и гляди утащит в самую чащу, и оттуда сразу в подземное царство. А из этого царства, как известно, нет пути назад.
«Ну да не к вечеру будет помянут, а вы давайте налегайте, скоро тятя ваш придёт, и что я ему скажу? Что вас уморила голодом? А ну ка не мешкайте, кушайте, вон какая наваристая вышла щучья уха!».
Не успела Агафья разлить уху по тарелкам как из коридора раздался голос деда Пети, мужа бабы Агафьи. «Агафья, Агафья, ну куда ты пропала, где ты ходишь, возвращайся давай назад!» Агафья всплеснула руками, - «ну прямо как маленький, ничего без меня не может!» - и добавила, уже в полный голос «бегу, бегу!», да отложив поварёшку на стол, быстро вышла из комнаты закрыв за собой дверь.
Ваня привстал с табурета, подошёл к кастрюле зачерпнул поварешку, и уже хотел наполнить Машину тарелку, как дверь в их комнату снова заскрипела, и слега подалась назад. «Папа вернулся, папа!», - закричала Маша, уставившись на вошедшего, но тут же смолкла и застыла на полуслове: это был не он.
Вечерний гость оказался выше и стройнее их отца, одет он был по -сельски просто: штопанные порты, затёртые николаевские сапоги, кои стоптали, по виду, ни один десяток вёрст на своём веку, а плечи его скрывал измокший до нитки серый плащ, коий испокон веков носили в непогоду в Среднекамье лесники.
«Ну что ж хозяева, здрасьте» – буркнул с порога детям он. «А я смотрю вы ухою балуйтесь,? Похвально, похвально, только вот уха у вас негоже сварена, за версту несёт от кастрюли тиной, а оно и видно, где у человека взяться мастерству? Ну да ничего, мы сейчас это дело поправим.
С этими словами, гость бесцеремонно, не снимая сапог вошёл в полутемную комнату, прошагал по чистому полу к столу и склонился над кастрюлей. Что он делал с ней, да Бог его разберёт, а когда закончил от ухи разливался такой аромат, что у Ваньки совсем разыгрался аппетит и потекли с голодухи слюнки.
И всё же, мальчику не давал покоя вопрос, кто этот человек, откуда он взялся и отчего ведёт себя так словно не он у них, а они у него в гостях. Немного помолчав, Ванька решился и спросил незнакомца «Кто он такой».
«Кто я такой?» удивился мужчина –«Да меня здесь каждый знает и без слова моего медведь в берлогу не ляжет, земляника не родиться, мышь в траве не прошуршит!». «Начальник стройки» - смекнул было Ваня – «надо с ним быть любезней, а то не приведи Господь чего…». И, достав из буфета ещё одну тарелку пригласил незваного гостя к ним за стол.
Такой ухи как в этот вечер, Ваня и Маша не ели никогда: жирный да наваристый бульон отливал позолотой, щука словно тая на губах, оставалась мягкой да нежной, и с каждой ложкой становилось на душе от чего-то как-то мирно, уютно и тепло. Быстро наевшись, Ваня закрыл глаза и на миг показалось ему, что стоит он июньским утром посреди берёзовой рощи, всюду птицы поют, играет солнце да шмели звенят от цветка к цветку, как же хорошо!!!!
А незваный гость, тем временем, тоже наслаждался ухой: отведает было ложку и нахваливает: «Ой как хороша уха, ой как хороша! Вот бы кулебяку к ней да пирожков с капустой, а ещё бы чай из самовара на целебных травах… Так бы и сидел да трапезничал, сидел да трапезничал без конца». И снова опускает в тарелку ложку, снова подносит ко рту. Видно, что большой охотник по гостям откушать был.
Наконец, вволю наевшись, поздний гость слегка отстранился от стола и поглядел во все глаза на детей. " Так, а теперь давайте говорить о вас, чьих вы будите?". " Мы Егора Мелихова дети" улыбнулась незнакомцу Маша.
"Значит Мелихова, дети? Это тот, что валит столетний бор?! Так, вот отчего тянуло меня сюда.... Ну и что вы скажите про тятю, одобряете его труд?
Ваня пригляделся к незнакомцу и стало ему совсем не по себе. Взгляд его и без того холодный да пустой как про Егора услышал, сразу загорелся каким-то особым, совсем не добрым огоньком. Да и сидит он как-то странно не по-нашему, точно под плащом у него хвост. Керосинку, что принес не гасит, и горит она у гостя слабо, тусклым светом, так какой же в потёмках от неё прок?
А Маша не видела этих перемен, она улыбалась гостю и по- детски открыто говорила о своем отце. " Папа у нас самый лучший! Он ведь не только о нас заботится, а работает день и ночь, и все на благо людей. Вот расчистят от леса площадку и построят на этом месте большой да красивый каменный дом и все тогда в него переедут и мы, и баба Агафья, и деда Петя, и даже дядя Федот".
«А что, - оборвал тут девочку гость, разве хорошо рубить корабельный лес?» Маша на это звонко рассмеялась, - «Экий чудак вы дядя, а что плохого?». «Ой» - вскрикнула она, - «Ваня ты зачем меня ущипнул?». «Если лес не рубить, - продолжила Маша,- будет не где разгуляться человеку , будет негде строить дороги и дома». «Маша не надо» - шикнул сестрёнке Ваня, но было поздно.
Только гость услышал о рубке леса, как весь побагровел, зрачки его сузились, а сам он и без того нескладный да худой стал меняться на глазах. Борода его, колючая и чёрная, в мгновенье ока опустилась до пят, волосы отросли из-под шапки до плеч да покрылись сверху какой-то зеленцой. Но самое главное было лицо: в нём незаметно стали проступать какие-то странные, звериные, не человечьи черты.
«Неужто сам леший к нам пришёл на огонёк» - подумал Ванька, попытался крикнуть: «Маша беги», но губы его не слушали, точно онемели, а ноги так вообще приросли к земле.
"Значит деревья рубить можно, чтобы людям жилось хорошо" – процедил сквозь зубы леший, да за такую дерзость и в моей вотчине не видать вам больше солнца и неба, а Егору- лесорубу не видать отныне вас, как своих ушей, поди поплачет без вас, поплачет и сам ко мне на поклон придёт , а уж там я его.. .". С этими словами гость ударил в ладоши, все вокруг завертелось, погас свет, а в следующий миг Ваня обнаружил себя лежащим лицом вниз на мокрой земле.
Рядом у корней ольхи ворочалась Маша: «Погляди какую шишку набила», сказала она, потирая ушибленный лоб. Немного погодя, девочка огляделась и спросила брата, «А куда мы попали, в какие края нас унесло?». «Похоже на сосновый лес» - ответил Ваня, верно хотел он нас забросить в своё потаённое логово, да со злости промахнулся, а теперь погоди начнёт искать.
В тот же миг вдалеке за бурьяном загорелся белый тусклый огонёк. «Маша подымайся, вставай же! Надо улепётывать!» - крикнул Ваня, а то попадём к нему в лапы, а он утащит нас в своё подземное царство, и всё, пиши пропало, ни солнца тебе, ни неба, ни лета ни тепла».
Долго бежали дети по бурьянам да буеракам, а фонарик сзади наступал и наступал. То он трещал иссохшими сучьями, то завывал ветрами на просторах угоров да ложбин, то заходился леденящим душу хохотом, обращавшимся шумом сосен, осин да берёз.
И лишь когда ребята трижды перешли широкий ручей, петлявший по лесу меж столетних древ, огонёк поначалу отстал, а потом и вовсе исчез из виду, ветер утих и стало по лесным чащобам мирно, спокойно да темно. Тучи, рассеялись, вышли звёзды, заблестел златорогий месяц, Ваня огляделся кругом и едва не запрыгал от радости: между сосен виднелся просвет!
Почти не разбирая дороги кинулись дети к просветам, а покинув дебри остановились, вздохнули разочаровано и сели на упавший ствол: это был не конец. Прямо перед ними в мягком свете месяца открылась большая поляна, жухлые травы, продрогшие за день под сильным дождём и ветром, теперь, казалось сбились вместе и, отливая лунным блеском, наслаждались ясной ночью да тихо шептались меж собой.
«Да сколько можно! - крикнул Ваня, - лес, лес, кругом лес!». Вновь собравшись с духом мальчик отряхнулся и встал с бревна: «Идём Маша, авось до утра не поймает, а там как разгорится заря, пропоют петухи, так он уже не страшен, пройдёт его пора!»
Долго ли коротко добрались они до середины поляны, где на пригорке, подобно царице леса, раскинув могучие лапы во все четыре стороны росла столетняя ель. «Помогите, помогите, пожалуйста помогите» - раздался тихий голос – «я здесь в низу у самого ствола». Дети приблизились к дереву и оцепенели от удивления: прямо к ели, там, где могучее древо держалось за земную твердь был привязан худой и сморщенный старик с бородой до пят.
«Дедушка, дедушка, а кто вы такой и кто привязал вас сюда?» - аккуратно спросила Маша пытаясь рассмотреть сухое морщинистое лицо».
Старик вздохнул и молвил, «А ведь когда-то меня боялись, и каждый мальчонка даже в глухой деревне с самых ранних лет меня знал, ведал кто я такой». «В моём подчиненье, реки, речушки, озёра и лесные ключи, все что несут свои воды в Каму, а она - моя вотчина. А здесь привязал меня тот, кто сейчас идёт за вами по пятам. Да вы не бойтесь, не бойтесь, - улыбнулся он, приметив, как дети озираются назад, - это я послал вам тот широкий ручей, что вы пересекали, леший его пока не перейдёт. Отвяжите меня от ели, я в долгу не останусь, помогу вам добраться домой и чем хотите награжу.
Ваня колебался, хозяина Камы было жалко, плохо ему посреди лесов далеко от воды. И всё же он не человек, а тайная сила и тут пойди да разбери, на что способна эта сила да что у неё на уме. Пленник точно услышал его мысли и говорит в ответ «Да ты не бойся Ваня, дурного не сделаю, но без вас мне не долго осталось сидеть в лесу, с первыми лучами солнца я растаю как свечка, обернувшись утренней росой.
Что было делать Ване, достал перочинный ножик из кармана и давай срезать верёвки. Одна, другая, третья… «Да ведь это не верёвки» - вскрикнул он, - «а обычный лесной плющ».
«Все так», - ответил пленник, - «но снять их может только человек, а мне самому не под силу, ну что стоишь, давай, отвязывай меня скорей». Когда с верёвками было кончено бывший пленник повалился навзничь, попытался встать, но опять упал и едва прохрипел «Воды, воды, мне нужно воды».
«Что ты дедушка, какая вода, - подивилась Маша – здесь на версту не бьют ключи, да и принести нам её не в чем. «Там, - показал старик на дальний край поляны, - бьёт родник, рядом ржавое ведро, наберите его и тащите сюда».
Сказано сделано, отправились Ваня да Маша на край поляны нашли родник набрали ведро, принесли освобожденному пленнику, да он насилу выпил и тут начались чудеса. Морщины разгладились, борода исчезла, а на голове посреди седины откуда не возьмись зачернели островки густых ершистых волос.
Теперь хозяин Камы сумел подняться и сесть у подножья сосны. «Ещё», - сказал он таким же слабым, но уже не скрипучим голосом. От второго ведра ушла сутулость, исчезли седые волосы, появилась густая смолянистая борода.
Бывший пленник встал покачиваясь, теперь ему на вид было едва ли больше пятидесяти лет. «Ещё» - попросил он почти окрепшим голосом. Выпив третье ведро, хозяин Камы подпрыгнул, встрепенулся и захохотал лесным ручьём: «Вот спасибо так спасибо, а я уж думал, всё, погиб, останусь на поляне до утра и растаю по ранней заре».
«Не поладили мы с здешним лешим, не по нраву ему что волны Камы точат высокий глинистый берег, отчего его сосны, те что по обрывам растут, срываются вниз да летят в моё заповедное царство, прямо в пучину холодных вод.
Вызвал меня леший на бой, сошлись мы в великой битве да что было толку? Силы оказались почти равны и ни кто из нас не уступал.
Целых три дня и три ночи звенели мечи на берегу, ломались копья, свистали ветра да дождь хлестал как ошалелый. На третий день борьбы увидел леший: дело плохо, тесню я его в заповедные дебри, а если проиграет бой, то придётся отдать реке опушку у тёмного леса, лучшие поляны да луга. Вот и надоумил он старшего сына, подойти ко мне сзади, пока я буду в бою, затем отвлечь и связать лесным плющом.
Мне это верёвка как стальная: не порвать ни снять, ни разрезать её нельзя. Так бы и сидел без вас у старой ели, пока не проснулось бы солнце и не упали на лесную поляну первые несмелые лучи.
А Ванька смотрел и дивился, перед ним во всей своей красе стоял весёлый да поджарый молодой господин. И кто теперь узнает в нём того сухого старика, что ещё какой-то час назад сидел на поляне у древней ели крепко-накрепко привязанный к её стволу лесным плющом.
«Ну вот и мой черёд перед Вами слово держать» - сказал хозяин Камы, нужно выбираться из чаши, ибо слышу, как ломает леший сучья, дабы перейти по ним ручей, а как перейдёт, так туго нам придётся…, ведь вдали от речного брега сила у меня не та. Идёмте скорее к роднику».
Родник на краю поляны играл и искрился маленьким ключиком в свете далёких звёзд, однако при виде хозяина Камы ударил в небо на семь локтей и залил низину, открыв перед путниками крохотное озорецо. «Ну вот что ребята, - сказал хозяин Камы,- все ключи в наших землях несут свои воды в реки, реки стекаются в Каму, а там уже мое царство, ступайте под этот ключ, прямо в озерцо и сразу в моих владениях окажитесь, туда уже лешему не добраться и больше не сделает он Вам зла».
Ваня медлил: «Из огня да в полымя, в лесу они под властью лешего, а в воде их господином станет хозяин Камы, вдруг утопит или не отпустит на землю или ещё Бог знает что».
В тот же миг за спиной у ребят раздался страшный треск, Ваня повернулся и замер в изумленье: со всех концов сплошной стеной на поляну стекались волки. Вдруг, стая завыла, обнажила клыки и пошла на них сплошным потоком едва ли разбирая путь перед собой
Спустя мгновенье, позади волков, на другом краю поляны загорелся мутный фонарик. «Чего вы медлите, - закричал хозяин Камы , - леший перешёл ручей , ступайте в воду а я за вами, да быстрее, а то не сносим мы своих голов!».
Что было делать? мальчик схватил сестру за рукав, а она его за; бок, и так держась друг за дружку они вступили в студёный ключ. Вокруг все завертелось, закружилось, замелькало и вдруг, неожиданно стало темно.
Ваня открыл глаза, они стояли перед богатым домом с резными ставнями, тесовыми воротами да затейливым коньком.
Ворота отворились, со двора выбежала молодая женщина, а за нею целая орава ребятишек: мал, мала меньше. Она обняла хозяина Камы и зарыдала навзрыд, повторяя одно и то же: «Ты жив, ты жив, ты жив, ты вернулся домой!».
«Будет тебе Настасья, - улыбнулся бывший пленник, ты вон лучше гостей встречай, без них не видать мне больше дома…». И рассказал ей как дело было, как отвязали его от ели, как спасались от лешего и как через родник сумели ускользнуть из таёжных дебрей и даже волки хозяину бора ни чем не помогли.
Вскоре хозяйка собрала богатый стол и чего там только не было и пирожки горячие с сёмгой, и стерляжья уха, и селёдка с лучком и поросенок румяный с яблоками, и кулебяки да блины : все чего пожелает душа. Наконец, когда все нашлись, хозяин Камы встал из- за стола : ну а теперь, дорогие гости, прошу к моей кладовой.
Кладовая у него была во дворе: «Сарай сараем, как у нас по селам, и зачем нам идти туда», подумал Ванька заходя за хозяином Камы в резную дверь. Только вошёл, огляделся и встал в изумлении: внутри кладовая не имела начала и конца. Он оказался в невиданном сводчатом зале где огромными горами лежали монеты всех времён и народов, драгоценные каменья, какие-то вазы, картины, шелка и целые корабли.
«Это ж Ермакова струга, - подивился одному из них Ванька, - я такую в книжке, на картинке видел». «Твоя правда, -согласился хозяин Камы, - все что тонет в волнах попадает сюда, а у меня лежит веками».
«Ну так зачем мы сюда пришли: выбирайте себе награду: вот вам золото, шелка и серебро или может самоцветов хотите, берите что угодно, ничего не пожалею и по чести награжу , вы мне жизнь спасли».
«Спасибо вам хозяин Камы, - сказал на это Ваня, - не примите за дерзость, но богатства речные нам с сестрой не нужны». «А что ж Вам тогда надо?» - удивился хозяин, переводя свой взгляд с камений на детей. «Сколько живу на белом свете, сколько человеку награду предлагал, всякий соглашался и сверх того пытался взять такую меру кою не мог с собой унести. Чем же наградить мне вас, коли богатства не хотите». «Нам бы счастья, - простого счастья как у всех людей» - ответил Ваня. «И чтобы папа почаще был дома» – добавила его сестра.
«Вот вы значит какие - улыбнулся хозяин Камы, - счастье - величайшее из всех богатств, что есть на белом свете, и самое редкое на всей Земле». «Ну раз обещал, значит исполню». Сказал он так и достал из кармана восемь серебряных монет: «Вот держите ваше счастье, положите их в фундамент дома, где вам жилье дадут и будет тогда достаток, мир да покой у вас в семье. А коли тятя спросит откуда монеты отвечайте так: " когда то матушка дала”- а обо мне ни слова».
С этими словами он протянул монеты детям, а те как начали смотреть со всех сторон разложив на руке. Монеты были самые чудные: на одной красовался окунь, на другой зубастая щука, на третьей усатый сом. «Вот это деньги - подумал Ваня, - никогда таких не видел, не иначе как монеты речного царя». И, поблагодарив сложил четыре монеты в свой карман, а четыре отдал сестре.
«Ну а теперь пора и честь знать», - сказал хозяин Камы, - пора вам домой собираться, а то Агафья хватится, да и отец ваш скоро с работы придет. Видите ту дверь, так вам туда: выйдите в нее, и окажитесь дома и все по старому станет, а лешего не бойтесь, больше он к вам не придет, уж я об этом позабочусь, а если какая напасть - идите к Каме, всем чем можно помогу». Прощаясь с хозяином и его женой у заветной двери дети долго и горячо благодарили их за подарки, за богатый стол, и то, за то, что помогли им выбраться из бора, куда их утащил среднекамский леший ночной порой.
Поклонившись Настасье, Ванька и сам не понял зачем сказал ей: «У вас такое простое человечье имя, и кто бы мог узнать за ним жену властелина великой реки». «Так я и есть человек, - ответила Настасья, родилась в селенье Усть-Сыны, теперь вот здесь живу. Она поглядела на дверь и взгляд её наполнился глубокой печалью. Глаза Настасьи и Ваньки встретились и мальчик понял всё…
Деревянная дверь со скрипом открылась и вот она родная комната, кастрюля с горячей ухой, тарелки да ложки и поварёшка на столе. Уха же самая простая без лешачьей ворожбы точно бы и не было незваного гостья и Агафья только затворила за собою дверь. «Ну что, давай хоть разольём», - сказал Ваня, схватив поварешку и наче;рпал супа в тарелки себе и своей сестре".
«А, уже разобрались, - сказала Агафья, вошедшая в комнату, - только что-то мало налили себе, будто не голодные, давайте я вам помогу». С этими словами она взяла поварёшку и налила в тарелки Вани и Маши супа до краёв. «И не надо на меня так смотреть, - улыбнулась она, вы ведь точно знаете, что я не уйду покуда не съедите всё до последней ложки». Ваня вздохнул, взял подсохший ломоть чёрного хлеба и нехотя принялся за ужин, третий раз на дню.
Уже совсем стемнело, когда на пороге появился отец: грязный уставший, промокший до нитки, но отчего-то счастливый и ликовавший всей душой. «Представляете какое дело, - сказало он Агафье и детям, едва переодевшись и налив себе в кружку горячий чай. «Работам мы на будущей строй площадке валим лес, и тут подходит ко мне какой-то паренёк, на вид ещё не разменявший тридцати. Вроде не видел его в посёлке раньше, а он и говорит: «Егор Константиныч, что ж вы день и ночь на стройках да на стройках, дети без отца растут. Да и как же это в ваши годы смену за сменой на открытом воздухе работать то на холоде, то в дождь, то по жаре. Вон у нас на бумкомбинате место рабочее появилось, там и зарплата выше и в цехах тепло и дети будут рады – нормальный режим рабочего дня».
Я как смену отработал сразу на бумкомбинат, а там меня точно ждали, завтра выхожу работать в цех.
Ваня задумался: «Папа, а как выглядел тот паренёк, что про бумкомбинат тебе сказал?». «Да самый обычный, я же говорю, лет не больше тридцати, весь чернявый и поджарый, хотел его поблагодарить, да паренька того и след простыл… Спросил у ребят на стройке, но такого среди рабочих у нас не видел ни кто. Чудеса, да и только».
С того самого вечера, жизнь семейства Мелиховых пошла на лад. Егор работал на комбинате, возвращался из цеха к ужину, и всё свободное время проводил с детьми. На новой службе ему посулили выделить новую, большую комнату в каменной доме, в одной из двухсот пяти квартир.
Когда на стройке был готов котлован и рабочие стали заливать фундамент, Мелиховы всей семьёй пошли смотреть на это дело. Ваня бросил в застывавший цемент четыре монеты, а Маши три, - «на счастье», - так сказали дети.
«А что, - улыбнулся усатый бригадир, ведь был такой обычай», и тоже достал и бросил монету, а за ним и другие строители, те кто был вблизи».
Руководство бумкомбината, меж тем, сдержало слово, когда достроили новый дом Егор получил в нём просторную комнату на первом этаже. Дети быстро обосновались на новом месте, а Маша любившая часами рисовать за дубовым столом у открытого окна, наша под массивным подоконником небольшую щель. Туда она и припрятала последнюю монетку, кою подарил ей хозяин Камы, «Так надёжней» решила она, и даренное счастье всегда теперь будет при ней.
Годы шли, дети выросли, и в один прекрасный день навсегда оставили родные чертоги отчего гнезда. Много повидала комната на первом этаже с тех пор жильцов, менялись эпохи, люди и судьбы, пока на конец, в 2008 году не стала она частью музейной экспозиции «Коммунальная квартира» про быт и жизнь советских людей.
Хорошо потрудились реставраторы, краеведы да историки, вот только щель под окном они от чего-то не нашли. Так и лежит там монета хозяина Камы, ждёт своего часа, а кто её найдёт, говорят, познает истинное счастье, да только нужна ли для этого монета? У каждого из нас своё, особое счастье и оно зависит только от нас, ведь мы его настоящие творцы!
Кощеев Д.А. 27.11. 2022