Огонёк сигареты медленно угасал. Роберт вяло бросил окурок к другим таким же, потянулся в карман пиджака — там должна лежать ещё одна пачка. Чёрт, пусто... Придётся идти ещё покупать...
Оппи попробовал курить ещё во время той поездки в Лос-Аламос, когда еды они взяли слишком мало, ведь «в лучшие прогулки ходят налегке». Так говорила миссис Пейдж, в доме которой перед поездками вглубь Нью-Мексико нередко останавливались Френсис и Роберт. Она была старше их и жила здесь долго — «наверно, так и надо ходить».
Вот и в этот раз подростки не стали тащить слишком много припасов, а дорога среди редких деревьев под знойным солнцем выдалась более длинной, чем обычно. Не то, чтобы Оппенгеймер привык наедаться до отвала, но голодный желудок всё никак не переставал урчать — какое тут настроение... Заметив скверное состояние друга, Фергюсон и предложил в тот день покурить.
— И зачем?
— А так аппетит пропадёт, будет легче. Или ты вдруг научился охотиться на здешних тушканчиков?
— Скажешь тоже, — фыркнул Роберт, но сигарету принял. «Да и чего зря зверьё бить?» И, хоть подросток с непривычки много кашлял, аромат табака пришёлся юному курильщику по нутру.
Табак вскоре стал любимой и постоянной привычкой физика — и даже слишком любимой, по мнению Эренфеста. Голландец так часто и так участливо спрашивал о здоровье, что Роберту пришлось посетить врача — убедиться, что это не туберкулёз. Уверившись, что это не так и опасно — подумаешь, какой-то кашель — Оппи не только не отказался от привычки, но по-прежнему изводил одну-две пачки в день. Так что сейчас у физика никак не выходило обойтись без пачки «Честерфилда». А без сигарет совсем невмоготу. Почти полгода прошло с тех пор, как учёные прибыли в лабораторию, хаотично обставленную на месте небольшой частной школы «Лос-Аламос»; но ни механизм подрыва бомбы, ни само ее устройство физики ещё не продумали. Да и военные с Федеральным бюро чаще мешали, чем помогали — то «нет, мы не дадим пропуск», то «разберитесь с чёртовой цензурой, почему на вас жалуются?» Как будто он, Роберт, только того и хотел — а никак не разобраться с «по-настоящему практичной физикой», как Оппи ещё пару лет назад отзывался о проекте нового оружия...
Роберт ещё раз заглянул в карман. Сигарет нет, идти не хотелось; на улицах юного Лос-Аламоса слишком шумно — стройка, стройка везде и всегда, как и в этот августовский вечер. Первые задумки лаборатории как места работы максимум полсотни человек, не считая их семей, давно уже изменились; хаотично строящееся поселение уже насчитывало более тысячи жителей — и это число грозило только увеличиваться!
Роберт вздохнул. Ладно бы только это; слишком уж сложно работать с такой толпой — и коллег-учёных, и военных. Военные, кстати, сегодня чему-то радуются; спросить, что ли, чему? Теллер всё о своём «супере»; на Фейнмана жалуются из-за то ли цензуры, то ли ещё чего... Да и Федеральное бюро — Паш и де Сильва, похоже, и правда не собираются отступать... Не наговорить бы им чего-то неправильного...
— Оппи, хэй! Чего кислый такой?
Роберт вздрогнул, обернулся. Тёзка, Бахер...
— Понятия не имею... Сигареты кончились, с плутонием ничего не ясно, от военных больше вреда, чем пользы, и всё движется слишком медленно... Может, я и вовсе не гожусь управлять этим...
— Вот те раз, — Бахер присвистнул. — А кто тогда?
— Понятия не имею... Но наверно тот, кому не приходится оправдываться перед ФБР за каждый свой шаг, и кому не нужно доказывать... Неважно.
— В смысле «неважно»? О чём ты вообще? Ты сам сюда всех позвал, ещё о мечте своей говорил!
Роберт грустно усмехнулся. Мечта... Глупая мечта — объединить физику и обожаемый им Нью-Мексико с его пустынями, холмами и пещерами... В начале сорок третьего Роберт со всем воодушевлением готовился носить армейский мундир, висящий ныне в шкафу без дела — Оппи заказал его после прохождения медосмотра. «Личный пример лучше всего убедит учёных», полагал тогда руководитель лаборатории Лос-Аламоса. Но сегодня военные мундиры лишь раздражали — а ведь военных в городке теперь находилось даже больше, чем учёных.
— Куда теперь мечте? Это всё слишком сложно, мы слишком мало знаем, хоть и работаем днями напролёт... — Оппи закашлялся.
— Опять курение твоё... Но кроме тебя... Знаешь, Гровс конечно тот ещё фрукт, но я думаю, он прав, а ты раскис зря.
— Думаешь? — Роберт с сомнением осмотрел пыльную стройку, откуда доносились крики рабочих. «А ведь так тихо было, пока мы не пришли...» Но не было здесь и всех этих людей — строителей, учёных, военных, техников, желающих закончить войну с проклятым Гитлером и его приспешниками...
— Уверен. Бывай!
— Бывай... — Роберт вновь оглядел город. Все его жители приехали сюда, чтобы их открытие приблизило конец войны. «Да и... Неважно. Купить уже сигареты и прочитать, что там придумали с имплозией...»
— Слушай, — спохватился Оппи, вспомнив про ещё один непонятный вопрос. — Что сегодня за праздник?
— Праздник? — озадаченно обернулся Бахер, только-только собирающийся уходить. — А... Так Сицилию ж взяли. Не слушал что ли радио?
— Нет, всё не до этого.
— Ну в общем взяли её. Мессина наша теперь — ну и они там против нас уже идти не хотят. Нас, кстати, тоже пригласили, придёшь? Парсонс был бы не против.
— Возможно.