“Что видишь ты, пронзенный озареньем ум?”
“Вижу протяжную тьму, спускающуюся из-за горизонта…”
“Сколь долго это будет продолжаться?”
“Пока мир, увлеченный вечной тоской, не обратится в бегство от самого себя…”
Слова на стене померкли, когда мимо закрученного в застывшем вихре рисунков и слов граффити проехал нагруженный автомобиль.
Машина плавно развернулась, остановившись в мглистой массе парковочного кармана.
Водитель достал из-за уха сигарету и вышел проверить мотор. Округлые формы грузовика отражали тусклые огоньки пожирающих переулок многоэтажных зданий…
Достав из кожаной куртки самодельный гаечный ключ, водитель, глубоко вздохнув, принялся что-то откручивать в бурлящем нутре самоходки. Самоходка ворчала, вздрагивала, вспыхивали на приборной панели разноцветные огоньки.
В салоне играли тихая музыка и рыжий дикообразоподобный кот. Грязношерстный кот катал по спальному месту дальнобойщика сверкающий мячик.
Открылась дверь, и рука в промасленной перчатке схватила игрушку. Кот зашипел.
“Чтобы вам пусто было… и тебе, и этой старой рухляди!”
Проворчал водитель, упрямо вворачивая исцарапанную когтями деталь в специальное место. Мотор чихнул, и наступила тишина.
В пролеске, неподалеку от окраины города, завыли волки. К ним присоединился водитель окончательно испортившегося грузовика.
***
На макушке одного из высотных зданий следил за убывающим солнцем мальчуган в широкополой шляпе. Перед ним, на полуразрушенном куске стены, стоял самодельный мольберт. Аккуратно опустив кисточку в бутылочку с краской, художник немного отошел от картины и улыбнулся.
Скрипнула дверь.
“Сколько можно тебя учить…не похож твой закат на закат, и цвет подобран не как полагается…”
На крышу вышел обмотанный лохмотьями человек. Стащив с плеча ружье он подошел к рабочим инструментам художника и принялся исправлять линии, смешивать краски.
“Видишь вот это место? Здесь нужно провести четкую границу…”
Человек в лохмотьях сосредоточенно водил кисточкой по куску картона.
“А вот тут ты упустил один оч-чень интересный образ…”
Вскоре кусок картона превратился в отражение действительности. Один за другим вспороли ярко-красную половину солнца черные линии заброшенных многоэтажных зданий, а между солнцем и струями тьмы появился слепящий взор океан.
Отец отошел от картины и обнял сына, потрепал по макушке. Зеленая шляпа слетела с головы мальчика под порывом ветра, обнажив темно-синие татуировки на лысом черепе.
***
По берегу океана шла пара. Одноглазый японец и статная блондинка. Седовласый японец гнал перед собой тростью подпрыгивающий диск. Диск, жужжа, отталкивался от песка, оставляя на мокрой земле отметины.
“Аото, не пора ли нам домой? Может хватит уже этих бесполезных прогулок!?”
Блондинка, пытаясь угнаться за проворным стариком, то и дело застревала в мокром песке. Грязные туфли на высоком каблуке с чавканьем вгрызались прибрежную муть. В очередной раз накатила волна. Девушка взвизгнула. Босоногий японец продолжил невозмутимо шагать вперед.
Вскоре гуляющие по берегу океана добрались до заброшенной хижины. Крыша самодельного строения упиралась в ржавый бок огромного корабля. Высушенный до основания танкер стонал, рвался сквозь дыры в корпусе хлесткий ветер.
Японец достал из кармана ключ с золотой цепочкой и дернул скрипучую дверь.
Внутри занесенной песком и пылью комнаты стояли стулья. Они беспорядочно теснились вокруг покрытого пятнами экрана проектора. На полу лежали спаянные между собой тонкими линиями электропленки Разворачиватели Света.
Жестом попросив спутницу подождать у порога, Японец внимательно осмотрел Счетное Помещение. Убедившись, что все в порядке, он отставил ненужные стулья в сторону, поднял с пола приборчик с рукояткой. Раскрутился моторчик, закружилась шестеренки и проектор пришел в движение. Ожил округлый диск, и по стенам вокруг замелькали тусклые изображения-газетные вырезки.
Японец подошел к проектору, открыл нижнее отделение и слегка притронулся к рукоятке. Бег картин на стенах хижины замедлился.
Одна из газет прыгнула на зрителей во весь рост. Блондинка вскрикнула.
Заголовок статьи гласил: “106 ГОД, ВРЕМЯ ИСЧЕЗАЮЩЕЙ ЗЕМЛИ”.
***
В раскрашенном полуосье аттракциона сидели люди. Пестро одетые обитатели заброшенного парка развлечений перебрасывались друг с другом короткими фразами. Один из них снял с головы изогнутую шляпу с пером, и на бетонной площадке, усеянной птичьим пометом, мусором и крошечными снежными шапками, разнеслось
“Я прочитаю вам, дорогие друзья, Последнюю Поэму уходящего мира!”
Слушатели, по-обезьяньи расположившись на монолитных утесах скрипучего колеса обозрения, с интересом слушали пронзительное выкаркивание поэта.
Распушив утонувшую в заплатках куртку, Поэт читал. Отрывки слов бросались в воздух, вылетали из легких и, вспыхнув, исчезали в ватной пустоте огромного пустыря, окруженного несколькими жилыми домами.
В ответ Поэту прилетали смешки, одобрительные возгласы неслись с верхних опор старого механизма развлечений, подпиленного кем-то на тысячи лежащих внизу осколков.
“Вкус жизни выпью вновь!”
Поэт набрал в легкие побольше воздуха и, сжав в руках мятый клочок бумаги, прокричал в небо:
“В наступленьи последних дней виноваты не мы!”
Красное солнце взошло на горизонте, нам на погибель!
Мы свидетели новой земли, вопиющей к самой себе.
В поисках цели несемся, взгляд в безграничное счастье.
Кто остановит, кто руку подаст в минуты молчанья?
Тугой струной натянулось борьбы ожиданье…”
Спустившись со стропил уничтоженного не до конца механизма, Поэт отряхнулся от прилипшей паутины и ступил на пыльное пространство пустыря. Два дома, прижавшись друг к дружке, нависли над ним, пожирая ограниченного хрупкостью плоти пустотой окон.
Пройдя мимо утонувших в земле запчастей, Поэт взглянул наверх. На подоконнике одного из заброшенных жилищ мерцал огонек свечи. Протиснувшись в засыпанный песком подъезд, полуживец поднялся на предпоследний этаж и постучался.
За дверью послышалось шуршание. Вскоре на пороге показались торчащие из-под плотной занавеси тапочки. Раздвинув “второй вход”, хозяйка пригласила Поэта войти.
Внутреннее убранство квартиры отличалось от мертвости Мира Снаружи: заброшенность скрашивали свежевыкрашенные стены, полки, уставленные фигурками резных зверей и птиц, самодельные подсвечники и пушистые ковры с пестрыми рисунками. Оглядев прихожую, Поэт улыбнулся, подумав про себя: “Вот здесь-то теплится жизнь!”
“Есть будешь?”
Услышав голос Хозяйки, Поэт вздрогнул. Радость в сердце со скрежетом отступила на задний план.
***
Грузовик упрямо не желал заводиться. Что бы ни делал отчаявшийся найти поломку Водитель, многотонная машина оставалась непоколебимой.
Наполнив миску до отказа, Водитель подозвал кота. Чумазый спутник странника дорог вылез из-под шуршащего листьями днища и принялся уплетать собранный хозяином на скорую руку обед. За ночь пространство вокруг машины потускнело. Тусклость проявлялась в каждой частичке мира вокруг. В некоторых местах, особенно в парке неподалеку, Тусклость достигла такой плотности, что невозможно было различить сквозь завесу жидкого марева ни капельки естества.
Оставшиеся в живых полужИвцы, которых оставалось все меньше, существовали в бешеной гонке, гонке, в которой победителей не существовало. Единственной победой могло быть лишь упрямое бегство от неотвратимой катастрофы, застлавшей все вокруг тугим покрывалом темноты.
Водитель был одим из немногих удачливых беглецов. Но с каждым днем он чувствовал, что капля за каплей, струна за струной исчезает из его жизни фортуна. С каждым поднятием солнца на местами черно-белом от Тусклости небосводе истекала, впитываясь в остывшую навечно землю, искра надежды.
Вот наконец смерть настигла его. Сидя в кабине покрытого инеем грузовика, беглец неотрывно следил за быстро приближающейся гудящей полупрозрачной массой, пожирающей свет.
Кот, закончив трапезу, вспрыгнул на колени Водителя. Вздохнув, принявший наконец свою участь человек Последнего Времени, принялся гладить пушистую массу. Мягкое тело кота ритмично подрагивало в высохших от времени и едких химических субстанций руках полужИвца.
Вскоре машина и ее обитатели исчезли в набежавших волнах Бесцветности.
***
Отец и Сын собрали краски, кисти и прочую утварь. Все не поместилось в большой походный мешок, предназначенный для переноски вдвоем. Остатки были сброшены с крыши с радостными криками “Ура!”
Мальчик, застигнутый врасплох бурей радостных чувств, раз за разом кидал вниз сверкающие на солнце баночки, которые с тихим звоном рассыпались на части, достигая земли. Спустившись вниз на самодельном подъемнике, полужИвцы отправились на берег океана. Дорога проходила через опустевший город. Забитые и разбитые окна, разобранные на запчасти автомобили заполоняли пространство. Улица делилась надвое искореженным дорожным полотном, утопающим в грязи.
Иногда на глаза путникам попадались выцветшие вывески и работающие по привычке автоматические игратели песен. Рядом с одним из них идущие на берег океана замедлили шаг и остановились.
Одинокий самоигр медленно гнил, зажатый между похожими один на другой аппаратами. На цветном взвешивателе картинок проявлялось и пропадало исчерченное помехами изображение.
“Последний город на земле! Приходите все, будем праздновать Переменный Мир! Шоссе 289!”
Мальчик провел пальцами сквозь струящиеся в воздухе многоцветные столбики и на мгновение на его ладони отпечаталась картинка пестрых флагов, высоких домов и улыбающихся людей.
“Посмотри!”
Отец улыбнулся. Спустив с плечей огромную сумку, он достал из кармана прозрачную пластинку и засунул ее в днище механизма. Что-то щелкнуло, и крошечные линии взвились в вихре. Сын отпрянул. Потеряв равновесие, он неуклюже плюхнулся на бетонный тротуар. Отец рассмеялся. Подойдя к жужжащему аппарату, он покрутил рукоятку, и волнистые полосы света составились в страницы с рисунками.
“Что это?”
Отец еще раз крутанул переключатель изображений, и перед Сыном появился огромный плакат со словами:
“Последний Город На Земле. Спасающиеся от Исчезающего Пространства жители Трех Континентов избрали надежду в пику неотвратимой судьбе”.
“Туда, сынок, мы завтра и отправимся…”
***
“Ешь…”
Блондинка собирала с тарелки остатки холодного ужина. Засохшая, странно пахнущая гнилыми водорослями пища без раздумий отправлялась в страдающий от цинги рот. С каждым движением челюсти девушка сморщивалась от боли. Впалые щеки бессильно обвисли на тонком, лишенном цвета лице.
“Черт побери…”
Запихивающая в себя еду поперхнулась. Тарелка упала на пол. Рассыпались по кишащим насекомыми доскам пола слепленные из риса катышки. Японец подскочил к самодельному столу и поставил перед содрогающейся от кашля стакан воды.
“Пей”.
Ешь и пей были единственными словами в иноземном нутре полужИвца, и зачастую так и происходила нехитрая коммуникация двух потерянных в паутине бытия существ.
Придя в себя, изо всех сил глотающая воздух мумия бросилась подбирать лежащую в грязи еду.
Вдруг пространство вокруг замерло. Холодные капли, похожие на ртуть, медленно потекли по рукам превратившихся в стеклянные изваяния обитателей хижины. Проектор все так же показывал газетные вырезки, раз за разом перещелкивались старые механизмы.
На побережье с двух сторон наползал бесцветный туман…