Я и Ельцин

Ирина Тихомирова Исетская
Я в то время училась в Свердловске на философском факультете.
Как раз тогда, в начале 1980-х годов, первым секретарём Свердловского обкома партии был Борис Николаевич Ельцин. А в конце февраля — начале марта 1981 года в Москве состоялся очередной XXVI съезд КПСС. После его завершения во Дворце молодёжи с Ельциным, как с делегатом съезда, была устроена встреча со студенчеством города,и я, волнуясь и теребя открытку, на которой были написаны приветственные слова от имени всех студентов, наблюдала за ним из-за кулис.
Моему появлению в этом амплуа предшествовало несколько событий. Расскажу всё по порядку. Дело в том, что я хотя и была отличницей, но активисткой уж точно не была, вступив на путь разочарования в комсомоле. У нас на философском факультете в то время уже зрело недоумение от «развитого социализма» и обязательные партийно-комсомольские дела имели довольно формальный характер. Тем более, накануне описываемых событий, зимой, мы ездили толпой к одному
мальчику на дачу, которая принадлежала его тётушке, а спросить у неё
разрешения он «позабыл». Тётушка написала в комитет комсомола университета целую «телегу», и нас всех вызывали на проработку по комсомольской линии. Секретарь комитета комсомола прорабатывал нас и всех вместе, и беседовал с каждым отдельно, добросовестно выполняя свою работу по воспитанию рядовых комсомольцев. Мне он говорил, что я, будучи отличной студенткой идеологического факультета, дискредитировала его, как и университет в целом, что ещё один такой случай — и меня не спасут от отчисления даже мои пятёрки. И вдруг в марте меня снова приглашает тот же секретарь и, помявшись, говорит, что мне, как отличнице философского факультета, доверяют большую честь приветствовать первого секретаря обкома партии. Недоумение, видимо, было написано на моём лице, и уже нестрогий секретарь вынужден был пояснить, что нужна рослая и видная девушка. Я предполагаю теперь, что фигура моя запомнилась ему именно в результате процедуры «проработки». Ведь студентов в университете было несколько тысяч, и, конечно, далеко не со всеми секретарь был знаком. Объяснив, какое доверие мне оказано, он спросил, есть ли у меня подходящая к случаю одежда, и велел явиться «во всём блеске» в обком комсомола на беседу. На следующий день я предстала взору нескольких комсомольских лидеров областного масштаба, и они одобрили мой вид. Мне вручили открытку с текстом, прослушали, как я его произношу, проинструктировали как себя вести и прочитали лекцию о доверии со стороны комсомола. Сейчас я очень жалею, что не сохранила эту открытку, но помню только, что там было напечатано на машинке несколько строчек. Точный текст из памяти стёрся.
Пока Ельцин разговаривал со сцены со студентами, я просидела
на стуле за кулисами около двух часов. Самое интересное началось,
когда ему стали задавать вопросы из зала. Запомнилось, что одним из
самых злободневных был вопрос питания студентов — многие были недовольны качеством работы студенческих столовых. Борис Николаевич
долго громил какого-то Пятакова, который в то время отвечал за студенческий общепит и обещал лично с ним разобраться. Меня его обещания очень вдохновили. Помню, что он поразил меня тогда могучей фигурой, зычным голосом и силой, исходившей от него, и тем, что хотелось ему верить. Была мысль подойти поближе, но со сцены он уходил через другую кулису...
На сцену меня так и не вызвали. Может, вопросов было много и по этой причине лимит времени был исчерпан, а может, про меня просто забыли.