Середина апреля – самое замечательная пора в году: время буйного цветения деревьев, время расцвета пятого времени года – время любви!
Третьекурсник Рома Селезнёв после того, как пообедал в большой и шумной университетской столовой, где готовили вкуснее и был свободный выбор блюд, а не как комплексные обеды в столовой студгородка, где он жил в общежитии, решил прогуляться по центру города – благо, до него было рукой подать или ногой ступить: всего-то три квартала слегка вниз по Пушкинской.
В такой солнечный и тёплый весенний день очень приятно легко прогуляться по хорошо ухоженным скверам и паркам города или просто посидеть в них. Всё вокруг цветёт и будоражит кровь неукротимой жаждой к жизни и стремлением к любви. Деревья с ног до головы обливают таким густым ароматом множества своих цветов, что и влюблённому сердцу, и всему молодому организму становится просто невмочь терпеть отстранённое и никчемное созерцание этой красотой.
Само собой просто хочется совершать что–то глупое и несуразное, но обязательно красивое и значительное: например, бесконечно целоваться с любимой, в сотый раз взахлёб объясняться ей в любви и медленно сходить с ума от своего и её вожделенного желания... И цветы при этом дарить совсем необязательно, хотя и очень хочется, да вот студенческий бюджет, увы, не тот, а жаль. Но в это время цветы – они и так везде и повсюду в изобилии!
Поэтому свидание со своей девушкой Людой, обучавшейся на курс младше в расположенном неподалёку пединституте, исторический факультет которого находится ещё ближе к центру, чем университетский городок, Рома назначил именно в центральном парке возле фонтана, к которому сходятся аллеи с шести сторон: от углов и от середины длинных сторон.
Расставленные здесь по кругу бюсты классиков литературы задумчиво смотрят на сверкающие в лучах солнца струи воды, и в застывших зрачках этих титанов слова, кажется, не угасает извечный огонь влюблённости и романтики... Вот – молодой Пушкин. Разве мог он не любить, если писал такие восторженные слова о любви! Да в его глазах и по сей день витает мимолётное видение гения чистой красоты...
О! А вот и гений Роминой любви спешит на встречу: это показавшаяся вдали Людка цокает по аллее каблучками, торопится на свидание, заранее улыбается и смущается одновременно – ах, красотуля сладкая! Вот как же много её всегда становится и тут же мало – моментально и одновременно!
Ромка расплывается в счастливой улыбке, подхватывается со скамьи и распростёрто спешит навстречу любимой:
- Люся!..
На прифонтанной площадке всегда много отдыхающих: сегодня тут и две молодые мамы с колясками прогуливались туда-сюда, и шумливая группа каких-то беззаботно весёлых студентов сидела, парочка прекрасно пожилых одуванчиков под ручки счастливо фланировала в фонтана уже по второму кругу, лысоватый мужчина в строгом костюме читал газету и всё поглядывал на часы, озабоченный парень в очках довольно легко разгадывал уже третий кряду кроссворд и время от времени тоже нетерпеливо оглядывал аллеи... – всех их Рома успел хорошенько рассмотреть, пока минут пять-семь ожидал Людку.
Но при столь желанной обоими студентами встрече они только счастливо крепко взялись за руки – прилюдно ведь нельзя было позволить себе большего, хотя Роме хотелось тут же всю её сгрести в свои объятия и самому раствориться в ней без остатка – и тотчас всего себя отдать ей, и всю её принять в себя, чтобы слиться воедино – в очередной раз и, желательно, навсегда...
Улыбаясь друг другу и оживлённо беседуя на ходу, влюблённые по диагональной аллее направились в нижнюю сторону парка, откуда было ближе пройти к речной набережной: там тоже есть достаточно большой сквер, и его кусты пока не успели остричь так же коротко, как здесь в центре, где теперь за версту всё видать так, что и поцеловаться негде.
Зато в слегка запущенном набережном сквере сладкая наша парочка облюбовала заветное местечко в отдалённом углу, где росла старая трёхствольная ива. На одном из нижних её суков можно было очень удобно сидеть, как на узкой скамье, и целоваться при этом вволю: листва низко свисавших ветвей скрывала увлечённых собой влюблённых от нечаянных или намеренно пристальных взглядов людей. А беспечно болтающиеся или же нетерпеливо двигавшиеся две пары ног для всех иных парочек, аналогично страждущих надёжного уединения, служили семафором о том, что это место занято и, скорее всего, надолго.
Как хорошо, что любимое их место и на этот не было занято! В этом Рома с Люсей убедились издали, пока по набережной приближались к дальнему краю сквера и попутно любовались довольно полноводной пока рекой с её мутноватой водой: вот и она бежит куда-то, вот и ей тоже отчего-то не терпится быть спокойной...
Заняв своё излюбленное место, влюблённые занялись друг другом: нежные и долгие поцелуи вплоть до задыхания без воздуха... ласковые руки, которые смело, по-свойски забирались то Роме под рубашку, то Люсе в кофточку... Бесподобные взаимные ласки... Поскольку у Люды груди были небольшими, на свидания она приходила без лифчика: загодя снимала его в аудитории или туалете. Да и у Ромы тоже была прилично подкачанная, рельефно выпуклая грудь. И ласки столь чувствительных сосков любили оба – лучше было бы языком ласкать, конечно, но и нежные пальчики тоже хорошо умели доставлять приятности. Ну, и во всё это время ласковых мануальных блужданий губы и языки непременно приводились в действие – опускались всё ниже и нахальнее: они ведь такие нетерпеливые – эти шаловливые язычки и их хозяева...
Конечно, если всё поблизости было спокойно, то есть, никого поблизости не намечалось в виде внезапной помехи, тогда начинались мануальные ласки ещё ниже и глубже – ну, вы понимаете, о чём это речь. А здравой наглости у Ромы изначально хватало даже чуть сверх меры. Так что доведённая до крайней кондиции терпения Людка не раз начинала трепетать в жарких объятиях любимого и крепко-накрепко зажимала бёдрами его настырно ласковую руку:
- Рома..., хватит..., я не могу больше..., пощади!..
Но и сам он никогда и нисколько не противился Люськиным трепетно любопытным пальчикам, которые с Роминой подачи и некоторой практической науки путём томных подсказок, что и как следует дальше делать, со временем тоже стали достаточно умелыми. И тогда сильно возбуждённый Рома старался максимально расслабиться и начинал безгранично балдеть, пока её ручка нежно пожимала и ласкала самое главное мужское сокровище...
И обрызгивать нестерпимыми любовными соками землю вблизи них он перестал стеснялся после первого же их раза: с Людкой они впервые стали близки именно здесь, на этом суку, ещё в марте, когда едва установились погожие тёплые дни. Тогда даже снег не везде ещё сошёл. И только потому всё так произошло, что взаимное желание молодых любовников зашкаливало трижды выше крыши, а дальше терпеть невыносимое томление обоим стало уже просто невмоготу. Из-за этого жё всё у них случилось очень быстро, но зато промелькнуло настолько улётно и даже угарно, что вспоминать о том случае до сих пор было очень приятно...
И к тому, самому первому их совместными усилиями «нашпигованному» Ромой презервативу, который пришлось выбросить в грязный сугробик под кустом, потому что мусорной урны вблизи как не было, так и нет до сих пор, а интима за это время хочется только всё больше, то со временем к нему прибавились ещё два таких же «любвеобильных» собрата. Теперь все они были уже надёжно прикрыты кустовой листвой. Впрочем, все три сладких соития в набережном сквере случались у них только здесь, именно на этом укромном, таком заводном месте. Но если вы думаете, что это место было единственным укромным в городе, то вы... вы неправильно думаете.
Но суть не в этом, так что отвлекаться не будем.
...Прервавшись лишь на чуть-чуть, чтобы передохнуть после очередного упоительного поцелуя, Рома случайно наткнулся взглядом на следы своих былых утех с Люсей и рассмеялся:
- Неужели этим местом, кроме нас, никто больше не пользуется?
- А что, ты думаешь, все вокруг такие же озабоченные, как ты?
- А что, все парни только и носят с собой презервативы, и по-другому не могут?
- А почему тогда ты не обучишь их безопасности?
- А зачем мне нужны конкуренты на этом славном месте?
Вот и посмеялись оба своему, составленному из одних вопросов диалогу ни о чём.
Но Людка вдруг поёжилась:
- И всё же мне не хотелось бы топтаться по чужой сперме...
- Чего-о?! – не понял её Рома.
- Ну, не ты же один, вот как только что, обрызгиваешь тут всё...
- Ну, даа..., так уж и всё... Просто осеменил чуть-чуть... небольшой участок всего. А что, тебе так неприятен вид моей спермы?
- Нет, Ром, что ты! Ты – это ты, и это без вопросов. А вот чужого добра мне тут не нужно.
- Так его тут... и нет, наверное. Никто же наше место не занимает.
- А ты откуда это знаешь?
- А по своим гандо... ой, извини..., да по следам любви: чужих же нигде не видно.
- А если они без презервативов этим... самым делом занимаются? А он потом прямо на землю кончает..., тогда как мне тут ходить?
- А зачем тебе тут ходить, когда мы прекрасно здесь сидим... вдвоём... А-а! Постой-постой, кажется, я понял, наконец-то. Наверное, ты хочешь стоя и прямо сейчас? Да? Да-да! Нуу, тогда давай!.. Мой боец снова готов к бою. Тем более, когда в поход его зовёт такая сладкая труб... Ой, извини, такая сладкая... сладкая... Ну, просто очень сладкая прелесть.
- Фу на тебя! А ты выкрутился-таки... – дурашливо надула губки всё это время выжидательно улыбавшаяся Люда.
Но она тут же вслед за своим парнем послушно слезла с сука, опираясь рукой о крепкий стояк молодого любовника. Рома даже крякнул от удовольствия и гордости, что верный его боец не подвёл своего командира во время такой ответственной миссии, как обеспечение безопасности своей возлюбленной.
Следом он быстро подтянул брюки и, не застёгивая их, присел, чтобы снизу из-под ивовой шапки внимательно осмотреть ближнюю округу. Поднялся он весьма довольным и, снова оголяя чресла во главе со стойким не-оловянным «солдатиком», заявил:
- Никого вблизи нет! Лишь одна парочка сидит далеко на лавочке и милуется... Ну, ты как хочешь?.. Может, повернёшься ко мне спиной?
- Наверное, так было бы лучше. Но по нашим ногам, если кто пройдёт рядом, сразу же всё будет понятно. Любой поймёт, чем мы...
- Ну, и не фиг ли с ним?! Да и пусть понимает, пусть обзавидуется! Давай, Люсь, становись уже!..
- Мне стыдно, Ром.
- Ну, хорошо. Давай тогда вначале я сзади войду... ээ, ненадолго..., а потом мы продолжим спереди и снова будем не только целоваться, но и е...
- Ром! – Люда тут же шлёпнула его по губам. – Давай, без пошлостей, ладно?
- Конечно, ладно! И ещё как ладно! Зачем мне нужны пошлости, когда хочется совсем другого. Ну-ну, давай уже, а! А то у меня сейчас всё там полопается от переполнения...
- Ишь ты, какой горячий у меня кавалер! – но Людка это уже просто так ворчала, поудобнее укладывая на ивовом суку согнутые в локтях руки и примащивая на них голову. – Ты только полегче там... со своим голованом. А то знаю я тебя...
- Ага-ага, я помню про твоё «вначале ме-едленно»...
- Эээй, Рома! А ты чего, без презерватива будешь?
- А что такого? Что?.. Надо же мне... расширять площадь осеменения.
- Ром, ну ты...
- Да ну, Люсь! Ну, нет у меня сегодня, в общаге забыл... А туда-сюда бегать за ним – я бы на свиданку опоздал. Вот тебе приятно было бы ждать меня?
- Ну, не знаю... Нет, наверное. Я же не парень.
- А чё парень, чё парень?!
- А то! Парень работать должен, а не попусту кипятиться...
- Ух, ты! А и верно, заболтался я!..
- Ого! Как легко вошёл! Ты же вроде ничем там не мазал.
- Не боись, мадам! Меньшим мой кавалер не стал, просто я вот сочный такой.
- В смысле?
- Ну, мы же ведь тоже течём. Иногда. Но не так обильно, как девушки. И не все.
- А про это откуда знаешь?
- Ну, мне Сеня так говорил... и Петя – они... вообще не текут...
Одновременно разговаривать и двигаться так, чтобы не слишком сильно шлёпать крепкими мужскими бёдрами по упругим девичьим ягодицам, Роме было не очень ловко: из-за этого он с ритма сбивался или шуметь начинал. Но возбуждённый парень терпеливо отвечал на вопросы любимой: в этом её ведь тоже нужно просвещать!
- А про тебя они откуда знают? – не унималась чуть постанывающая Люся.
- Ну, перед сном я же... до трусов или плавок раздеваюсь..., вот сокамерники впервые и заметили... у меня большое пятно. Давно это было. Ты чё..., это Сеня говорит, на свиданке... без рук кончилИ все смеются... Да нет, говорю, всего лишь вот... так сильно потёк. Тут Сенька вообще в хохот..., мол, ну, Ромыч, ты и сучка у нас... течная! А я ему, типа, хочешь..., сейчас на тебе докажу, кто тут кобелёк...
В этом месте столь занимательного, но отвлекающего просвещения во время активного движения, Рома возмутился уже из конца в конец;
- Да ну тебя, Люся! Сбиваешь меня своими глупыми вопросами... – и снова захромавший в ритме парень возобновил и активно прирастил свою «правильную мужскую работу».
Люся ещё хотела было чего-то там насчёт истории с кобельком дорасспросить: интересно же, чем тогда всё меж парней закончилось, но... как раз в этот момент на неё начала накатывать первая волна такого райского наслаждения, что все «баунти» в округе лазурной бухты вообще отдыхают, отчего девушка даже закусила манжету своей кофточки, чтобы удержать в себе рвавшийся наружу утробный стон нестерпимого удовольствия...
Зато у Ромы из-за допроса, внезапного устроенного Люськой в самом начале процесса... ээ, наверное, обучающей близости, резко понизился прежний уровень накала начавших было подступать к пику страстей наших бренных, вследствие чего и давление в самой главной мужской «шине» тут же пришло в норму.
И на этот раз парень потрудился весьма долго и очень даже на славу: как только он почувствовал нарастание следующего пика наслаждения, тут же прекратил фрикции, после чего неспешно и с поцелуями развернул любимую к себе лицом: он же пообещал, что действовать сзади будет недолго, и о чём девушка давно уже благополучно забыла: да до того ли ей было в это время?!..
Он не очень ловко развернул к себе лицом любимую девушку, после чего они продолжили тесно услаждать друг друга объятиями, в ходе которых Рома страстно слился со всеми Люськиными губами – сначала верхними, а затем и нижними.
Сделал свой интимный трюк он, не наклоняясь, конечно, и без помощи рук, но вдосталь удовольствия привнёс и себе, и Люське, пока нарочно «неумело» и долгонько так елозил смачной головкой по нежному девичьему лобку и такой же промежности, зажав для этого Люсины ноги своими.
Теперь они могли не опасаться того, что их могут заподозрить в чём-то предосудительном: ноги влюблённых теперь были расположены «правильно», пальцами навстречу друг другу, и Ромины ступни переминались снаружи. А то, что позднее Ромины штаны незаметно съехали до самих щиколоток, когда он сменил диспозицию ног и вначале протиснулся между Люсиными бёдрами, затем чуть присел для немедленного глубокого слияния с её нижними губами... Ну, так это палевное дело девушка только потом обнаружила, когда Рома вдруг резко выхватил себя из Люськи и отчаянно скоростными движениями довёл себя до способности осеменить ещё один небольшой – уже слегка меньше первого – участок земли...
Люська тоже не сразу поняла про их голимый прокол, потому что после четырёх или скольких-то там полученных ею оргазмов во время довольно сильно пролонгированного акта их трепетной любви, к его финалу сил у неё оставалось только... только на то, чтобы задрожавшей спиной неуверенно прислониться... к ивовому суку и кое-как опереться на него... обоими локтями, потому что ноги её... ой, до чего мелко-мелко затряслись и вообще почти не держали.
Ужаснулась девушка только после того, как завершивший процедуру щедрого и очень тщательного осеменения местности Рома быстро согнулся и подтянул брюки, вмиг присел оглядеться и тут же поднялся. Застегнув брюки только на одну пуговку, парень тут же припал к губам обалдевшей любимой, которая слишком явно нуждалась в крепкой его поддержке – не только моральной (после столь сладкого обилия ей стало совершенно пофиг до всего и на всех), но и физической помощи, что для неё в тот момент было намного актуальнее. А счастливо и расслабленно забыться в родных, таких ласковых и надёжных объятиях – ой, как приятно!..
Эх, молодость-молодость! Как давно и как славно это было...
(продолжение следует)