Штурм редутов
Генерал Липранди сделал многое для того, чтобы скрыть от союзников сосредоточение своих войск. Однако возросшая активность казачьих и гусарских патрулей в направлении Балаклавы выдавала подготовку к нападению. Правда, союзники узнали о готовящейся атаке русских от … перебежчиков. Таковыми оказались главным образом поляки, служившие в наших войсках. Как возмущался один из участников севастопольской эпопеи, «…странно подумать, что у нас и среди нас живут, а быть может, и служат такие злодеи-изменники. О, поляки, поляки! Не мудрено после этого, что солдаты наши в Севастополе осторожны донельзя и часто по одному подозрению задерживают своих офицеров, им не знакомых».
Хотя показания перебежчиков отличались неточностью, англо-французское командование, получив через Рустем-пашу подтверждающие сведения от турецких шпионов, действовавших в расположении наших войск под видом крымских татар-торговцев, было вполне осведомлено о подготовке отряда Липранди к «мощной отвлекающей» атаке в районе Балаклавы, запланированной на двадцатые числа октября.
Шпионы, несколько преувеличивая численность отряда Липранди, доносили о 25 тысячах русских, готовых атаковать Балаклаву. Тем не менее, единственное, что предприняли в связи с этим англичане, заключалось в лихорадочном ускорении строительства редутов, защищавших союзную базу с суши. Кажется поразительным, но 23 октября 1854 года Реглан, основываясь на донесениях перебежчиков и соглядатаев, докладывал в Лондон, что ожидает нападения русских на Балаклаву, и что ее судьба зависит лишь от стойкости и храбрости турок (?!). Тем не менее, командующий палец о палец не ударил, дабы отвратить угрозу, и только шотландец Кэмпбелл оказался единственным, кто накануне сражения привел своих земляков-горцев в полную боевую готовность. Однако и он проявил мягко говоря недальновидность, когда в ночь перед сражением самонадеянно докладывал Реглану: «Рискну предположить, что теперь мы весьма сильны, равно как и вполне готовы». На деле британцы оказались готовы далеко не «вполне».
О грядущем нападении русских на Балаклаву вполне догадывались французы, однако, подобно англичанам, и они сыграли роль персонажей из известной картины Ильи Репина «Не ждали».
Однако вернемся к Черной речке, или «водопроводному каналу» - так она почему-то называется в воспоминаниях некоторых русских офицеров-участников сражения. Через этот водоем, как мы знаем, был перекинут узкий «Трактирный» мост, возле которого развернулся наш перевязочный пункт. Приблизительно в четырех верстах от него находился поселок Чоргун (ныне село Чернореченское). По его имени весь отряд Липранди (16 тысяч штыков и сабель, 64 орудия) получил наименование «Чоргунский». Накануне сражения, 23 октября, в сумерках, русские войска подошли к поселку и приступили к обустройству лагерей.
Появление крупных русских сил на подступах к Балаклаве союзники попросту прозевали. Их аванпосты лишь докладывали о возросшей активности казачьих разъездов, но разведывательные службы в целом оказались не на высоте.
По свидетельствам подчиненных Липранди, из-за скаредности Меншикова, «для того, чтобы сформировать штурмовые колонны, Павлу Петровичу пришлось отрывать от полков отдельные батальоны, выделять колоннам отдельные роты стрелков, практически поорудийно распределять артиллерию. Начальниками отдельных колонн пришлось назначить не только командиров бригад, но и командиров полков».
В предрассветные часы (около 5 часов утра) 25 октября по приказу командира отряда наши войска начали выдвигаться из лагерей близ Чоргуна на исходные для наступления рубежи. Шли тремя колоннами:
- центральная колонна состояла из двух групп: в первом эшелоне левой группы наступали один батальон Украинского полка и рота стрелков, а во втором — четыре батальона Азовского полка, один батальон Днепровского полка и рота стрелков; огневую поддержку группе оказывали 10 орудий; правая группа состояла из двух батальонов Украинского полка с приданными ей 8-ю орудиями; колонне, выдвигавшейся в направлении деревни Кадыкиой, предстояло штурмовать редут № 1 (холм Канробера, самый высокий, располагавший наибольшим числом пушек и защитников), а затем участвовать в штурме редутов №№ 2 и 3; как видим, Липранди возложил на эту колонну исполнение главной задачи, поставленной перед ним Светлейшим; возглавлял войска (и непосредственно левую группу) упоминавшийся нами ранее генерал-майор Константин Романович Семякин, «человек большого ума, обладавший недюжинными способностями и сильным духом»; правой группой колонны командовал генерал-майор Ф.Г. Левуцкий;
- перед левой колонной генерал-майора Николая Карловича Гриббе (три батальона Днепровского полка с 10 орудиями, стрелковой ротой, казачьей сотней и Сводным уланским полком) ставилась задача продвинуться по дороге, ведущей через ущелье, в Байдарскую долину, чтобы обойти правый фланг неприятельской позиции, занять селение Комары, откуда штурмовать стоявший в некотором отдалении от других «фортов» редут № 4; эта колонна начала движение в 5:30 утра;
(Забегая вперед, полагал бы уместным отметить, что Семякин и Гриббе не переносили друг друга, но Липранди, зная об их соперничестве, каждому из генералов объявил, что именно от него зависит успех сражения. Он хотел, чтобы соперники не следили ревниво за действиями друг друга, не мешали один другому, а сосредоточились на достижении поставленных перед ними целей. Так оно, собственно, и получилось, однако в конечном счете высшее начальство приписало весь успех дня одному Семякину, на колонну которого пролился целый звездопад наград. Гриббе настолько поразила такая вопиющая, по его мнению, несправедливость, что он занедужил и подал впоследствии прошение об отставке…)
- правая колонна (Одесский егерский полк, стрелковая рота, три казачьи сотни и 8 орудий; командир - полковник Александр Петрович Скюдери) двинулась от Трактирного моста в ущелье Федюхиных гор; ей предстояло захватить редут №2, а затем участвовать в штурме редута № 3.
Один батальон Украинского полка с легкой батареей, стрелковой ротой и казаками остался в резерве, расположившись у Черной речки. Наша двухполковая гусарская бригада ожидала своего часа за боевыми порядками резервной пехоты, в долине, отделяющей Кадыкиойские высоты от Федюхиных.
После того, как Липранди удостоверился, что все батареи вышли на предписанные им позиции, он дал команду открыть огонь. Адъютанты быстро развезли его по подразделениям, каждое из которых уже знало свои цели. Это случилось около шести часов утра.
На головы турок, как снег на голову, обрушился град металла. Огонь велся не только по фронту, но и во фланг и тыл укреплений. Он разбудил британские и французские части, расквартированные в Балаклаве и вокруг нее. Кэмпбелл тут же послал гонца в Севастополь оповестить Реглана.
Тем временем рота стрелков-штуцерников, поддержанная батальонами Днепровского полка колонны Гриббе, быстро вытеснила неприятельские аванпосты из селения Комары, а полусотня казаков – неприятельские пикеты у монастыря Ионы Постного. Захват монастыря и селения позволил надежно защитить левый фланг отряда Липранди. На гребне возвышенности у Комаров Гриббе выставил орудия одного из дивизионов батареи № 4 (командир – поручик Постников), которые открыли стрельбу по редуту № 1. Днепровский пехотный полк стал развертываться для фланговой атаки и полного окружения редута.
Генерал Семякин, под прикрытием канонады и огня штуцерников, быстро выдвинулся к высоте редута № 1 и повел в атаку батальоны Азовского полка. Во время нашей атаки шесть английских полевых орудий заняли позицию между редутами №№ 1 и 2 и открыли огонь по наступающим. Турки оказывали отчаянное сопротивление. В этот критический момент помогли орудия, выставленные Гриббе на высоте у Комаров, и штуцерники из его колонны: своим эффективным огнем они заставили англичан оставить свою позицию и отвести артиллерию.
К 7:30, как свидетельствует очевидец, «…знамена азовцев … водружены на главной укрепленной горе, а вместе и два соседних укрепления очищены от неприятеля». Турки бежали, потеряв в рукопашной схватке и во время бегства 170 человек убитыми. По жестокой традиции, зародившейся в ходе русско-турецких войн XVIII века, пленных не брали. Справедливости ради следует подчеркнуть, что зачинателями традиции явились турки, и русские лишь платили им той же монетой.
Вместе с нашими артиллеристами на редут №1 взобрался генерал Липранди и поблагодарил войска, участвовавшие в штурме. Очевидец: «Восторженные крики «ура!» и готовность к новым подвигам были ответом на благодарность уважаемого и любимого начальника». Отсюда, по приказанию командующего, четвертый батальон Днепровского полка отправился на ближайший редут № 2, а генерал Левуцкий повел Украинский полк к редуту № 3. Одесский полк генерала Скюдери занял редут № 4. Донская батарея № 3, которой суждено будет впоследствии стать объектом атаки Легкой бригады Кардигана, отошла к редуту № 1 и развернулась фронтом в сторону Балаклавской долины.
Падение первого редута оказало устрашающее воздействие на гарнизоны всех остальных «фортов»: турки, бросив восемь орудий, бежали в сторону Балаклавы. Поскольку опасность флангового обстрела четвертого редута с позиций Сапун-горы выглядела более, чем реальной, Липранди, по совету наших артиллеристов, распорядился срыть это укрепление, а стоявшие там орудия привести в негодность и сбросить к подножью холма. Наоборот, учитывая расположение второго и третьего редутов, генерал разместил на них наши батареи таким образом, чтобы расстрелять неприятеля, если он появится в проходе между редутами. К тому же справа и спереди, на Федюхиных высотах, выгодные позиции занял подошедший к 10 часам утра отряд Жабокрицкого, а слева Семякин расположил на редутах свои батальоны и стрелков. Эти предусмотрительные действия имели целью помешать противнику атаковать со стороны Сапун-горы. В противном случае ему пришлось бы считаться с огромными потерями и риском попасть в окружение.
В интервале между 7:30 и 8:00 утра у редута № 4 появились эскадроны британской конницы графа Лукана, которые ограничились, по принятой в то время терминологии, «демонстрацией». По свидетельству графа, у британцев «просто не было сил и возможности оказать помощь туркам по причине недостаточности сил и удаленности их позиций». Как выяснилось впоследствии, командиры союзных отрядов с тревогой ожидали прямой атаки русских на Балаклаву, защищать которую, в отсутствие общего управлениями войсками (лорд Реглан со своим штабом еще мчался из Севастополя по Херсонесскому плато к Сапун-горе), в обстановке растерянности и паники, вызванной появлением в городе беглецов- тунисцев, было делом нелегким. Однако, к большому удивлению англичан (в первую голову - Реглана), вздохнувших с нескрываемым облегчением, русские не атаковали. Липранди по-хозяйски устраивался на занятых высотах, если и предполагая угрозу, то лишь со стороны Балаклавы, куда и были повернуты жерла большинства наших орудий.
Командующий вполне резонно счел, что с захватом линии редутов задача его отряда успешно выполнена: Воронцовский тракт перешел под контроль русской армии, перестав служить транспортной артерией, позволявшей снабжать войска союзников, которые осаждали Севастополь, всем необходимым. Дальнейшее наступление на Балаклавскую базу справедливо казалось генералу непозволительной авантюрой, грозившей его отряду полным поражением. Правда, выработанная генералом Липранди и утвержденная Светлейшим диспозиция требовала задействовать без дела стоявшую в тылу гусарскую бригаду, которой предписывалось атаковать и уничтожить "артиллерийский парк", расположенный, по данным нашей разведки, за линией редутов (но потом отойти и прикрывать пехоту). В самом деле, если в отряд включили целых два гусарских полка, их надо было на что-то употребить. Оказалось, масло иногда может испортить хорошо заваренную кашу...
Но об этом потом, а пока укажем на один из малых, но устойчивых мифов Балаклавского сражения, направленных на безоговорочное возвеличивание славы британского оружия: «турок» на редутах не смог бы побить только ленивый. Они, дескать, голодные, обессиленные земляными работами и плохо владевшие оружием, не в состоянии были должным образом противостоять штурмовым колоннам русских.
Наши военные и исследователи, напротив, оценили сопротивление турок как серьезное, но успешно преодоленное.
«Упорным» сочли его и французы, не раз заявлявшие, что при хорошем отношении, снабжении и заботе турецкий солдат сражался не хуже союзного. «Турки дрались столько, сколько могли» — так сдержанно высказался по теме командующий балаклавским гарнизоном генерал Кэмпбелл, не пожелавший признать, что на редуте № 1 в тщетной надежде на помощь англо-французов они оказали ожесточенное сопротивление, вступив в рукопашную схватку с русскими. По словам английского офицера-артиллериста Вудса, находившегося на «редуте Канробера» с его четырьмя корабельными орудиями, защитники «форта» держались «весьма стойко, ожидая поддержки союзников, и отстреливались до тех пор, пока русская пехота не прошла заграждения, установленные у подножья холма. Затем произошла короткая и жестокая рукопашная схватка. Турки, потеряв в ней и во время бегства почти две трети состава, устремились (очевидно, вместе с Вудсом, если, конечно, он и его моряки-канониры не сбежали раньше – А.А.) к редуту № 3».
Если последовавшие после штурма редутов схватка Тяжелой бригады с конницей Рыжова длилась от силы 7-10 минут, а воспетая А. Теннисоном атака Легкой бригады – не более 20 минут, то битва за редуты - не менее полутора часов. По сравнению с ней, славные конные баталии частей Кавалерийской дивизии Лукана выглядят лишь быстротечными, хотя и такими же кровавыми, эпизодами Балаклавского сражения.
Турецкие артиллеристы, бившиеся на редутах, лишенные пехотного и иного прикрытия и брошенные своими английскими «коллегами» с «Даймонда», сражались с отчаянностью обреченных. «… Они продолжали пальбу и гибли на своих орудиях…, лафеты и тела почти всех отбитых орудий облиты кровью храброй их прислуги». Очевидцы в один голос утверждают, что «турки» дрались с ожесточением, сопротивление оказали отчаянное. Они обеспечили союзникам полтора часа, необходимые для переброски подкреплений к Балаклаве. Как признавались англичане, «… положение уже казалось безнадежным. Прошло почти два часа, прежде чем пехота (две британские пехотные дивизии, снятые с севастопольских позиций – А.А.) спустилась на равнину».
Тем не менее, слишком радикальным и по-своему мифологичным выглядит и другое суждение, согласно которому всё, что произошло у Кадыкиоя и на подступах к Балаклаве после занятия редутов русскими, не более чем суета, возня, трата времени и усилий, сопровождавшаяся совершенно бессмысленными жертвами с обеих сторон.
... Наступило затишье, длившееся примерно до 10 часов утра.