Конфетка

               

       Тузиков Петр Иванович, бывший физрук сельской школы села Уё - ное, страдал импотенцией. Подобные страдания, разумеется, носят больше сердечный характер, нежели физический. Физически Петр Иванович был ещё крепок: штангу поднимал по нескольку раз на день, поддерживая своё пенсионное тело в неплохом состоянии, вот только страсти душевные по женскому полу поутихли. Дражайшая его половина Надежда Питиримовна, относилась к его «трагедии» спокойным образом, даже казалось, радовалась этому – устала она за всю жизнь от его пылких чувств.  Своё свободное время она проводила больше на улице, отталкиваясь от грешной земли спортивными палками, коими можно было и от собак надоедливых отмахнуться, да и собственное тело имело очевидную пользу отныне модной северной ходьбы.
      И как только Надежда Питиримовна исчезала из поля зрения бывшего физрука, тот не замедлив садился за компьютер и набирал в поисковике жаркие сайты для тех, кому за восемнадцать. Там было такое, от чего Петр Иванович страшно волновался, пожирая глазами то, что мог и сам когда-то проделывать... Волновался, досадуя – процесс на экране протекал настолько бурно, что казалось, даже у мертвого соответствующий орган оживет, но только не у нашего страдальца… Этот «орган» у Петра Ивановича был абсолютно равнодушен к подобному действу, не реагировал и всё тут…
       Расстраивался бывший физический руководитель такому необычному состоянию своего организма, и став перед зеркалом напрягал бицепсы и трицепсы: с ними всё было в порядке… даже «кубики» на животе ещё просматривались, вот только желания и страсти канули, как в холодную реку, где проще найти сухой камень, чем совершить акт прелюбодеяния. Нервничая часто по этому поводу, Петр Иванович, ругался на несправедливую физиологию человека: вот, мол, тот же Чарли Чаплин, мог до восьмидесяти… а ему только под семьдесят.  И ведь не курил Петр Иванович, алкоголь в меру употреблял, но…
       Но мало-помалу он стал успокаиваться, даже решил с этими самыми скандинавскими палками походить по улице, вслед за любезной Надеждой Питиримовной, которая ему неоднозначно, как показалось, намекнула, что всё зависит от нормальной работы сердечно-сосудистой системы.
       Ходил он часто, как и его супруга, даже порой, как говорится, след в след за широким её задом, что вызывало легкую улыбку у сельчан. Да к тому же многие стали вспоминать на лицо самого Петра Ивановича, потому, как ушедши на пенсию, он стал в буквальном смысле затворником: только штанга, да кое-какие дела на подворье. А тут оказалось, его вспомнили, руками приветственно помахивают… правда, многих он уже и не узнавал, особенно из молодого поколения, но те так же кивали приветливо головами, что было крайне приятно бывшему учителю. «Жизнь, похоже, не закончилась, - размышлял он, - она протекает как надо в своем режиме, хотя и новом». И Петр Иванович гордо вышагивал по деревенским улицам, ритмично выбрасывая далеко вперед свежеструганные кленовые палки, положивши леденец за щеку (любил он леденцы). Тут хотелось бы отметить, что дело, в общем-то, не в маленькой учительской пенсии, имевшей место в истории государства, а в неприязни Петра Ивановича к буржуазному строю. Был он, как говорится, до мозга костей, советским человеком, и потому не давал никакого шанса разбогатеть разного рода перекупщикам, именуемыми бизнесменами - вот и кленовые палки оттуда… Только Надежда Питиримовна могла позволить себе такую роскошь, передвигаться с фирменным спортивным инвентарем.
       А поскольку Петр Иванович был весь советского покроя, то и обычная процедура с конфеткой в обертке, то бишь леденцом, проделала с ним весьма неприятную штуку, поколебав основательно его нравственные устои. Это была самая обыкновенная конфетка – маленький этакий леденец, завернутый в фантик. Любил Тузиков Петр Иванович во время прогулок посасывать это детское лакомство, что прочно вошло в привычку. Целая горсть леденцов была у него в кармане, считай неизменно. Конфеты, разумеется, детская радость, и вот часто взрослые ни с того, ни с сего, дарят подобное какому-нибудь мальцу за открытый взгляд и симпатичную мордашку. Могут и шоколадку подкинуть в раскрытую ладонь ребенка, ну это уже от чрезмерной щедрости или родственной близости. А часто – конфетку…
        В обществе нынешнем постоянно разгораются споры о том, стоит ли постороннему человеку задабривать несмышленого младенца чем-нибудь сладеньким. Да и самого маленького человечка учат не брать гостинцы особенно от каких-нибудь дядь, особенно неизвестных. Ведь в нынешнем обществе все стало подозрительным и с моралью и со всем остальным, заканчивая продуктами питания. Ну, к последнему наш бывший учитель физкультуры, уже привык, как и все граждане, а вот с этой конфеткой… в русле буржуазной морали.
     В русле же советской морали человеку не запрещено дарить сладости детям, даже и не обсуждалось а тут… Тут вдруг выяснилось, что существует какая-то «педофилия», о которой раньше Петр Иванович даже и не подозревал, так же, как и мужеложстве и остальных человеческих извращениях, разве что только в анекдотах… где особо не придавалось значения услышанному.
        В общем, прокололся, как говорится ныне, Тузиков Петр Иванович. С конфеткой этой самой прокололся…
       Встретил он как-то внука первоклассника со школы а с ним дружок, такой же перваш, соседский мальчик, короче знакомый парнишка Петру Ивановичу, а с ними девочка ещё, незнакомая, правда, но, как он понял, с их же класса. По привычке, и уже не впервой, Петр Иванович угостил внука конфеткой, протянул так же его другу соседу по дому гостинчик, а тут эта девочка… и он, чтобы не обидеть юную прелесть, автоматически протянул и ей сладость в обертке яркой. Но девочка отказалась. Петру Ивановичу даже неловко стало, но он, как говорится, не стал на этом зацикливаться: ну, не взяла, ну и ладно, не хочется, значит…
      Шла эта девочка вместе с ними, болтая о том и о сем, а Петр Иванович, всё пытался понять, чья же эта девочка? Засела в голове у него эта мысль. А потом…
      Потом физрук Тузиков, вдруг заострил внимание на то, что эта девочка не взяла конфетку, скорее по причине… по причине наущения матери – не брать из чужих рук подобное, дабы того… И вдруг Петру Ивановичу стало неуютно на душе, страшно как-то стало… девочка эта, конечно же, не взяла конфетку, чтобы не стать жертвой…  «Боже, мой»! – стрельнуло в голову бывшего учителя. «Вдруг эта девочка скажет маме, что некий дядя хотел её задобрить конфеткой… а мама и подумает а самом плохом, разумеется». Подумал так Тузиков Петр Иванович и не на шутку испугался: времена-то, вон какие?.. серьезные времена, могут и за решетку за домогательство…
      Эта мысль пришедшая однажды в голову бедному Петру Ивановичу, стала навязчивой, да настолько, что он не находил себе места. Даже за столом, за просмотром телепередач, в интернете ли, он всегда думал только об одном. Ему думалось: если будут к нему, не дай бог, вопросы со стороны «потерпевших», что он скажет в оправдание? Что он учитель все-таки, и ему ну никак не свойственно такие мысли в голове держать, то насколько ему поверят?.. ведь сейчас уже никому доверия нет. Чем будет оправдываться Тузиков Петр Иванович? И вдруг его прояснило, правда, ненадолго.
      Прояснило основательно, даже испуг исчез куда-то, и легкость появилась  на душе и в теле, - да ведь он импотент! Счастье-то какое! Это же настолько ясно, что не надо и оправдываться… Только как он доказывать будет об этой своей несостоятельности? С позиции супруги Надежды Питиримовны - мол, он уже несколько лет как… - позорище одно! Но позор этот можно перетерпеть, лишь бы не в каталажку… только вот дражайшая его половина свидетель как бы заинтересованный выходит в его благополучии. Тут, однако, нестыковочка… нужна справка! От последней мысли у Петра Ивановича даже помутнело перед глазами. Кто её выдаст? Как обосновать это? Ведь в истории человечества даже евнухи иногда могли того… а он, Петр Иванович не Чаплин же, ему намедни только шестьдесят девять будет?!
        Потерял покой бывший физрук Тузиков. Забросил штангу, палки для северной ходьбы на дрова пустил… опечалился в край. Худеть даже стал. Сердце стало прихватывать. Надежда Питиримовна суетиться стала, к врачам его направляет, а он ни в какую, и не рассказывает что случилось, а она и не догадывается, что все настолько банально.
      Уже месяц времени прошло, а Тузиков всё не находит себе места. Всё ему кажется, приходят к нему люди в погонах и вяжут руки… А девочка та все так же ходит мимо их дома с его внуком и другом. Но кажется ему, что девочка выжидательную позицию приняла, компромат на него собирает, чтобы сразу по сусалам, как водится в таких случаях. А может девочка уже и забыла, думалось, может она действительно не хотела конфетку брать чисто из нежелания её кушать. Может быть и так, и второй вариант Петру Ивановичу больше импонировал по здравомыслию, но все равно тревога росла и росла на душе.
        Он стал плохо спать к тому же. Ему часто снилась эта девочка, она протягивала к нему тонкие руки и отмахивалась от конфетки со звонким криком; Нет! Нет, дяденька! Нельзя, я ещё маленькая!
       Просыпался со страха Петр Иванович в холодном и липком поту, а потом долго не мог уснуть, не давая покоя супруге. А однажды он исчез…
       Долго звала его Надежда Питиримовна, заглядывая во все возможные       
места дома и подворья. Не было нигде её мужа. Исчез он. Из соседей его никто не видел тоже. Лишь к полудню она обнаружила исчезновение своих скандинавских палок. К вечеру он так и не появился.  Через неделю тоже. А через месяц его уже и не искали.
        Велика сила страха была.