Надежде Щедровой
1
– Тетя Вера, вы дома?
– Надя, ты?.. Дома, где я еще могу быть. Заходи.
– Нет, вы выходите, жарко в хате. Давайте посидим по-бабьи за столиком в саду. Я вина принесла, из Молдавии прислали… А то тоска такая, не знаю куда себя и деть… Прямо все немило.
– И не говори. Я тоже чего-то скучаю. Посиди на крылечке, я быстренько яичницу с колбаской и помидорчиками пожарю.
– Тетя Вера, не беспокойтесь, яблочко сорвем с дерева – и ладно.
– Нет-нет… Закусить надо обязательно. Вино хмельное?
– Сережа говорил, что по мозгам бьет, но когда он его пил, не видела, и канистра полная. Решила с вами попробовать.
– Как ребятишки? – из дома слышался стук ножа о доску.
– Нормально, целый день на улице. Загорели, от негритят не отличишь. Вам помочь, тетя Вера?
– Помоги. Стаканы возьми. Я помидоры с огурцами порежу. На две части или салат сделать?
– Ой, зря вы...
– Этого добра в этом году видимо-невидимо… Не съедим, курочкам выброшу. Угощу тебя грушами. В прошлом году было всего две на дереве, а в этом усыпана вся. И сладкая – конфет не надо.
Вскоре женщины сидели за столиком под раскидистой яблоней.
– Совсем забыла, – встрепенулась Вера, – посиди, пойду свет включу, а то скоро темнеть начнет. Горит больно тускло… Мишу, соседа, прошу поменять лампочку, а ему то некогда, то потом.
– Давайте я поменяю. Делов-то – выкрутил и вкрутил новую.
– И у меня с головой тоже не все в порядке, забываю купить.
– Так я сейчас сбегаю и принесу. А вы включайте.
– Куда ты, шутоломная? – прокричала она убегающей Наде.
«До чего хорошая женщина, – улыбаясь, думала Вера, глядя ей вслед. – Сколько ей? Лет тридцать, наверное. Да, тридцать, она же с Володей моим училась… И в доме у нее все ладится, и мужа держит в строгости, и ребятишки растут… Ни крика, ни драки, ни ссор…»
Включив свет, она достала из холодильника лукум, невестка прислала из города. Сладкий, мягкий – милое дело.
Вера вышла на улицу, вдохнула полной грудью приближающуюся прохладу. За столом уже сидела Надежда, а над ней ярко светила лампочка. Стаканы наполнены темно-красной жидкостью.
– Ты, Надюшка, словно метеор, я только зашла в дом и вышла, а ты тут как тут.
– Велик путь – дорогу перебежать. Садитесь и… поехали. Давайте выпьем за нас, женщин. Тяжела наша доля, но почетна.
– И не скажи...
– А давайте, тетя Вера, по полной, а потом поболтаем.
– Давай, – махнула та рукой.
Они выпили. Вино было сладкое, но терпкое.
- Хорошо пошло, – засмеялась Вера. – Надя, попробуй лукум, Володькина супруга, Лена, в кои веки передала. Вроде и ладная, и симпатичная, а вот не лежит у меня к ней душа.
– Махните рукой, вам с ней не жить. Нравится она Володе – и ладно.
– Наливай! И чего у вас с ним тогда не сложилось? Думала, свадьбе быть… И вдруг – бац, словно горох об стену.
– Кто старое помянет…
Они снова выпили.
– Надя, ты ничего не ешь. Возьми яичницу, небось остыла уже. Только попробуй, мне кажется, я ее не посолила. Если что – посоли сама сколько надо. Соль перед тобой.
Надежда вытерла воротником халата влажные глаза.
– Ты чего это, дочка, аль случилось чё? Вроде гляжу, все в порядке у тебя дома, ребятня растет, муж спокойный, трудяга, каких поискать… Мне нравится твой Николай! Это вино тебя расслабило. Давай по чуть-чуть, а то влили в себя два стакана, вот оно плохое-то и повсплывало. Расскажи, что за забором творится, а то никуда не хожу, днем жарко, вечером некогда, да и некуда, все по хозяйству.
– Сногсшибательного ничего нет. На дискотеке молодежь передралась, Кульчевский пьяный с мотоцикла упал и ногу сломал. Теперь месяц, а то и больше будет дома сидеть, больничный ведь не дадут. Радость семье какая!.. Нина из кожи лезет, а этот… Трое детей малолетних, и все есть хотят. У Марины, соседки вашей, сегодня ночью белье с веревки украли.
– А я слышала, будто она утром на кого-то ругалась, а не разобрала на кого. Вон оно что!
– Марина Петровская своего выгнала.
– За что?
– Застукала с Александровой. Он якобы на рыбалку поехал, а она на велосипед – и за ним. А он вместо речки к Марусе завернул. Она окна ей побила, платье порвала, лицо разодрала…
– Ба, какие страсти у нас. И что?
– А что?.. Выкинула в окно его вещи и велела убираться с глаз. Орала так, что полсела собрала. Театр местного значения устроила, – улыбнулась Надежда.
– А я как в погребе живу, ничего не вижу, ничего не слышу.
– И хорошо. Меньше знаешь, крепче спишь. Больше ничего и нет, вареные от жары все ходят, веселья мало.
Они сидели, откинувшись на спинки стульев, и тихо беседовали. Приближающаяся ночь не несла с собой прохладу, и ветер где-то задремал в пути, а листья скорбно свисали над головой.
Лохматая темно-коричневая дворняжка, высунув язык, лежала у их ног и часто дышала. Она периодически вставала и жадно лакала из миски воду.
– Смотри, как животное тоже мучается. Посиди, я ей холодненькой водички налью. И у самой тело липкое, аж противно.
Вера сходила в дом, принесла ковш воды и вылила ее собаке.
– Ничего не ест, только пьет, – сказала она. – Надя, посмотри, сколько звезд. Красотища!
– А луна? Будто блин на сковороде. Давайте, тетя Вера, еще по маленькой. Я вам душу пришла излить, а не получается. Как вино, забыла спросить.
– Вкусное… И по мозгам бегает. Кто тебе его прислал?
– Сестра, Маша, с автобусом передала целую канистру. Готовится к новому урожаю, тару освобождает.
– Она давно в Молдавии живет?
– Уж лет двадцать, не меньше, – она задумалась. – Нет, двадцать один, мне тогда девять лет было. Техникум закончила и по направлению туда уехала. Замуж вышла, детей нарожала. Уже и внук есть! – засмеялась Надежда.
– А родом ты откуда, Надя? Я че-то запамятовала.
– Я училась в пятом классе, когда папу назначили сюда главным зоотехником. Совхоз и дом нам построил… А до этого жили в Трихатах, на берегу Южного Буга, что недалеко от поселка Ольшанское. Здесь степь, простор, а там река, ширина с километр, а то и больше. Скучаю по тем местам. Отсюда ехать сорок минут, максимум час, с пересадкой, правда, а ни разу не была. Ну а здесь я школу закончила, здесь и любовь свою повстречала. Давайте, тетя Вера, выпьем еще. Мне так удобней будет разговаривать. Только прошу вас ничего не принимать близко к сердцу. Это моя жизнь, и я ее буду дальше жить, – она разлила остатки вина. – Давайте, тетя Вера, выпьем за нашу жизнь, за нашу горькую бабскую долю.
– Ты как старуха изъясняешься, а тебе... Рассказывай, Надя. Горечь надо наружу выводить, тогда и душа очищается.
– Тетя Вера, прошу, пусть этот разговор не выйдет с вашего двора.
– Ну что ты, Наденька! Могила! Еще никто меня не обвинил за длинный язык.
– Я знаю. Ну, слушайте. Было мне четырнадцать с половиной лет, когда заболела мамочка и ее скорая помощь отвезла в больницу с приступом почечной колики. Помните, она в конторе работала, в бухгалтерии. А домой ее привезли умирать. У нее оказался рак почки, саркома, сгорела за полтора месяца. Отец сильно переживал, пить начал и через два года замерз на улице. Так я осталась одна. В девятом классе подружились с вашим Володей, и дружба переросла в любовь. На выпускных экзаменах почувствовала, что беременна.
– Эко…
– Но Вова жениться не захотел, сказал, что не нагулялся и ребенок не нужен.
– Паразит какой, приедет, я ему все выскажу…
– Тетя Вера, я вас просила… Это не нужно никому. И я вас еще раз прошу: ни-ко-му, ни словечка.
– Хорошо, дочка. Давай-ка я принесу вина. У меня со дня рождения осталась бутылочка сухого, тоже молдавского. Пойдем, поможешь открыть бутылку, а то с этими пробками беда одна. А я сырку порежу.
– Тетя Вера, я заметила розетку на ножке стола. Она рабочая?
– Ты чай захотела, сейчас организую.
– А кофе нет?
– Как нет, всё есть. Дальше-то, дочка, что? – спросила Вера, когда они вновь сели за стол.
– А что дальше… Вова даже не был на выпускном вечере, а сразу уехал в Полтаву на подготовительные курсы, а потом поступил на юридический. А я поступила у нас в Николаеве в педагогический. Сдала последний экзамен, иду, радуюсь и не заметила ямку на дороге. Упала, сижу, плачу. Подходит парень… Неказистый, неприметный… Такси остановил, отвез меня в больницу скорой помощи… Слава Богу, был только сильный вывих, наложили тугую повязку, велели лежать… А у меня дома хозяйство, куры, утки, свинья… и никого. Сестра-то жила в Молдавии, а к ней переезжать я не захотела. Парень, это был Сережа, муж мой теперь, он работал шофером на автобусе, опять позвонил куда-то, взял отпуск без содержания на десять дней и привез меня домой. Влюбился в меня страшно, так здесь и остался, через две недели расписались в ЗАГСе, свадьбу не делали….
– А как же ребенок? – прошептала тетя Вера.
– А что ребенок, родился, как и у всех.
– Но это…
– Да, Володин. Сережа об этом не знает, воспитывает, любит… Он замечательный человек! Мне с ним сильно повезло!..
– А потом родили своего?
– Тоже нет.
– Как? – выдохнула Вера.
– А вот так!.. Начал меня Сережа умолять родить второго. И как я только ни старалась, ничего не получалось. Поехала в больницу провериться, мужу об этом не сказала, а его анализы, как научили, тоже собрала. Результат оказался плачевным – он не мог иметь детей, подвижность сперматозоидов была очень слабой. Иду я, плачу. А еще дождь льет как из ведра. Останавливается машина… Владимир… Короче, я как полоумная ничего и не помню… Отвез меня к себе домой (жена у него в это время на юге отдыхала), все опять и случилось… И я опять забеременела.
– И девчонка тоже Вовкина? – еле слышно прошептала Вера, прикрыв ладонью рот.
– Да, вторая тоже его. Только прошу вас, никому ни гу-гу.
– Поняла я, поняла.
– Горе у меня сильное, тетя Вера, у Сереженьки моего рак желудка, неоперабельный уже. Врачи дают максимум год. Он не знает ничего, думает, что там у него язва, и таблетки от боли горстями глотает.
Надежда зарыдала.
– Наденька, я и не знаю… А где же он сейчас? С детьми остался?
– Дети у меня самостоятельные, спят уже, наверное. А Сереженька пошел к Богдану Супруну на день рождения. Доктор говорит, что ему сейчас можно все, пусть ни в чем себе не отказывает. И я не препятствую. Вы даже не представляете, как мне жалко его, сердце кровью обливается. Он уснет, а я выйду на улицу, наревусь…
– Скорбные дела твои, Господи! – перекрестилась Вера.
– Радости мало, это точно.
Во дворе послышался лай собаки.
– Ой, – встрепенулась хозяйка, – Буран залаял, никак пришел кто-то, пойду гляну. Давеча Никитину Максиму брюки порвал… Сереженька, ты? Заходи, родной, – послышалось вдалеке. – А мы с твоей Надюшей вино пробуем. Пойдем к нам в сад. Надя! – крикнула она. – Сережа пришел. Сбегай в дом, тарелочку с вилочкой и рюмочкой принеси.
– Я ничего не буду, тетя Вера, не беспокойтесь. Посижу немного, и с Наденькой пойдем домой.
– Сережа, ты чего так рано? Я ждала тебя к утру, – Надя натянуто засмеялась. – Да ты и не пьян вовсе. День рождения перенесли?
– Нет. Что-то ни водка, ни вино не пошли… Устал, наверное. Посидел немного… Трезвому на пьяных смотреть… – он устало улыбнулся.
– Может, с нами выпьешь, Сережа? – Вера подвинула к нему рюмку и тарелку.
– Спасибо, правда, не хочу. Надя, ты знаешь, что мне пришло в голову, пока шел?
А поехали завтра на море, Мишу с Леночкой возьмем, тетю Веру… Так искупаться захотелось...
– Что вы, ребята, какая тетя Вера? Хотите весь пляж испугать?
– А поехали!.. Года три точно не были. Тетя Вера, и не спорьте даже. Куда нас повезешь?
– В Очаков… Одесса далековато, в Коблево с Рыбаковкой все застроено – ни подъехать, ни подойти. Часов в семь выедем, в восемь там, а к обеду домой, на пекле сидеть не очень приятно.
– Утверждается! Ты иди домой, ложись, отдыхай, а я помогу тете Вере стол убрать и тоже приду. Не забудь таблеточки выпить.
– Дочка, вы идите, я сама…
– Невелик труд. Быстро уберем… И тоже собирайтесь. В семь у калитки стойте. Кушать ничего не будем брать, жарко, опасно… Только водичку по дороге купим.
– У меня компот в холодильнике холодный…
– Ну налейте бутылочку ребятишкам.
2
День обещал быть жарким. На безоблачном небе солнце, собрав все свои лучи в пучок, в тупом неистовстве посылало их на землю. За городом, куда ни брось взгляд, лежала сплошь выжженная степь, редкие придорожные деревья и кусты в безысходности скорбно наклонили свернувшиеся от жары листья.
Купались недолго. На солнце и правда длительное время находиться было просто невыносимо. Но вода дала столько бодрости, силы и энергии, что возвращались в приподнятом настроении. Сергей без умолку болтал, рассказывая смешные шоферские байки, а Надежда просто не могла нарадоваться, глядя на такое преображение. К обеду все были дома.
– Надюш, я кушать не буду, пару часиков отдохну, а в шестнадцать подменю Славу Тихоненко. Ты мне что-нибудь поесть собери.
– Ты же сказал, что у тебя выходной, – огорченно сказала жена. – Это тебя и ночью не будет?
– Ты так говоришь, будто и не знаешь, что такое косовица.
– Каждый год одно и то же, – махнула она рукой. – Ложись, я в три тебя подниму, окрошки похлебаешь и пойдешь.
Всё было как всегда, к этому в доме давно привыкли.
3
Утром Надя попыталась дозвониться до мужа, но телефон оказался дома.
– Растяпа, ушел и телефон забыл… – подумала она, затевая стирку.
И в обед супруга в доме не было. Такое тоже не являлось новостью.
– Папка не приезжал? – на всякий случай спросила она детей.
– Нет.
И только когда солнце собралось спрятаться за горизонт, она начала тревожиться.
– Богдан, – набрала она номер Сережиного друга, у которого тот вчера был на дне рождения, – ты Сережу не видел? Как ушел вчера вечером, так до сих пор и нет.
– Не видел, Надь. Я после вчерашнего застолья голову от подушки оторвать не могу. На работу не ходил, целый день в койке лежу.
– У кого тогда спросить?
– Не знаю. Петровичу попробуй позвонить, уж он точно знает.
– Виктор Петрович, – Надежда позвонила завгару, – это Надя Петренко. Вы не знаете, где мой Сережа? Вчера ушел…
– И знать не хочу. Мне некогда за всеми следить. Как ушел, так и придет! Я сам третий день дома не был, и ничего… – в телефоне раздались короткие гудки.
Это успокоило Надю.
– Коль запарка, значит, где-то рядом. И с голода не помрет, еду с водой им привозят. А таблетки всегда с ним… И как так уйти и не взять телефон?..
Но когда и на следующий день вечером муж не пришел домой, она, покормив детей, пошла на мехбригаду. Но его не было и там, и в субботу он не выходил и никого не подменял.
С колотящимся сердцем она бросилась к участковому.
– Что ты раньше времени бьешь тревогу? Пройдет три дня, потом и заявляй. А раньше он всегда вовремя приходил?.. Может, запил, может, загулял…
– Он у меня не пьет и не гуляет, – твердо заявила Надежда. – Он… он тяжело болеет, только никто не знает. У него… у него рак. И врачи сказали, что безнадежен. Я боюсь, чтобы с ним ничего не случилось.
– Завтра утром придешь, позвоним в район, область, может, в больницу попал, в полицию… Иди и раньше времени не поднимай шум, найдем твоего мужа, и не переживай.
Ночь у Надежды выдалась бессонной, в голову лезла всякая ерунда. Вконец измучившись, она включила свет, посмотрела на часы. Они показывали двадцать минут третьего. Чтоб чем-то себя занять, решила заполнить книжки за свет, газ, воду…
Выдвинув ящик из стенки, она увидела пакет, в котором были абонентские книжки, а под ним лежала сильно выпачканная, истрепанная ученическая тетрадь, непонятно каким образом попавшая сюда.
– Что это? Зачем ребятишки положили ее туда? И чего она такая грязная? Двойку решили спрятать, – хмыкнула Надя, раскрывая ее.
Она сразу узнала неровный почерк Сергея: «Милая, дорогая моя и любимая Наденька! Вот ты и читаешь мое письмо. Хочу сразу сказать, что очень сильно люблю тебя и благодарен судьбе, которая свела нас с тобой. Спасибо тебе, милая, за все. Спасибо, что стала моей женой, спасибо за детей, спасибо за жизнь, что вместе прожили…»
Дальше, на половине страницы, слова были тщательно зачеркнуты. Было видно, что писалось это не один день.
– Что это за новость? Я это все знаю, мне он об этом говорил сотню раз. Приятно, конечно…
Она легла, поправила подушку и стала читать дальше: «…Не получается у меня гладко все описать, какие-то обрывки… Переписывать уже не буду. Прости, родная, но я все знаю о своей болезни, знаю, что дни мои сочтены, поэтому никому не хочу приносить горя и страдания, себе тоже. Я все-все давно обдумал и что сейчас делаю, считаю правильным. Я, как животное, чувствующее за спиной свою смерть и уходящее со двора, принял такое же решение и поступлю, как оно. Не осуждай, любимая, меня и не плачь. Кто спросит, скажи, что меня забрали в армию или, мол, к тетке в Польшу уехал, а когда вернется, не сказал. Так надо, Наденька. Не ругай меня и не кори. Не хочу оставлять горький след после себя, хотя и этот поступок не из приятных. Не ищи меня, даже не пытайся… Пойми и прости. Целую вас всех и обнимаю… Береги себя и детей. Всё… Всё…»
На этом письмо обрывалось.
Надежда, сдерживая рыдания, еще раз перечитала его. Как поступить, куда бежать, как дальше жить и что делать, она не знала. Повернувшись к стенке и уткнувшись в подушку, она зарыдала в голос.