Голгофа

Ираида Галахова
Насмотрелась "След"
Сон на  19.11.22

под утро мне сниться:
Выхожу из  супермаркета с кучей пакетов в одной руке и телефоном в другой, разговариваю с дочерью по телефону, что сейчас возьму машину и приеду. Машин много и я подхожу к первой крайней машине, открываю дверцу и бухаюсь со своими сумками на сиденье рядом с водителем. Лица водителя  не вижу  - он как будто  что-то в дверце рассматривал.
Он заводит двигатель и мы едем. Здесь  понимаю, что не сказала водителю куда ехать: "А куда мы едем? Я же Вам  не сказала адрес." "Я знаю" сказал водитель. Вот здесь я вытаращенными глаза начинаю   его разглядывать  -  незнакомый.  Тогда откуда он знает, куда ехать. И дорога, ну точно не к моему дому. "Попала к маньяку" - вспыхнуло в голове. первая мысль, которая вспыхнула в моей голове. "Остановите машину, я выйду!" - панически запросилась я. Водитель  машину не остановил. И у меня в глазах картинка - чистый дорогой салон, хорошо одетый со спортивной осанкой, даже интересный, лет 35, что ему от меня надо, почему он меня не выпнул, когда я к нему со своими пакетами завалилась? В груди холодок распространился - маньяк, да ещё и на старых женщин. Ужас. Перед каким-то домом ворота автоматически раскрылись машина въехала в подземный гараж, большой, светлый.
Маньяк жестом показал мне выходить из машины и направление, и я со своими пакетами поплелась в соседнее помещение, там были кресла, журнальный столик и диван и стены персикового цвета. Открылась другая дверь и в комнату вошли ещё двое, тоже спортивносложенные, и тоже красавцы для моего шестидесятилетнего восприятия. Но они были в костюмах, черных и строгих. По манере общения я поняла, что это секьюрити - и который первый вошел - начальник охраны. Все трое смотрели на меня, и тот, который меня привез, и начальник охраны смотрели и как будто о чем-то размышляли. Но ощущения сексуального домогательства у меня вдруг не возникло. "Какого черта! Что им надо?" - задергалось у меня в голове. И тут я поняла: "Пранкеры" - и эти двое сейчас размышляют - что бы со мной учудить. "Отпустите меня, ну зачем я, старуха, Вам нужна?" - в непроходящем ужасе пролопотала я. Но они молчали - думали. И вдруг я вспомнила, что я не купила в супермаркете  носки, а на мне уже выляневшие, протёртые. А не купила я новые потому, что люблю вискозные,  натуральные, а таких давно не было. поэтом старые я всё никак не выброшу.
От страха я нагло  уселась в кресло и стала развязывать шнурок на кроссовке. "Ну зачем я вам? - причитала я - Ну посмотрите, какие у меня носки!"
"Я не удивлюсь" - сказал тот, который меня привёз. И он действительно не удивился, когда я сняла кроссовок и показала  когда-то бывший бежевым, а сейчас неопределённого цвета, протертый до мелких дыр носок.  Мой убогий вид их совсем не отпугнул, а даже   раззадорил на фантазию, во всяком случае мне так показалось. И они продолжали молчать.
Но здесь вдруг заходит моя дочь - вычислившая  меня по телефону - и в руках у неё пакет. "Мама, - сказала моя дочь, - я принесла им твои книги." Я в кроссовке на одной ноге  и в драном носке на другой вдруг разозлилась и заорала: "Мои книги для умных!"
"А я умный" - вдруг сказал главный в этом помещении, подошёл к встроенному шкафу, и стал доставать дипломы, грамоты участника различных конкурсов и олимпиад. Что было дальше мне говорить? Свои книги я не дарю, и я сказала даже как-то со злостью - что неправильно, нельзя так предлагать свои книги - я сказала: "Купите мою книгу - а в мозгу: за сколько, только хотела сказать: " на Озоне она  стоит столько-то ..., но сдержалась и сказала просто -  за 400 рублей." А по глазам поняла, что она им нафиг и бесплатно не нужна. "Хорошо, - сказала я -  прочтете, а если не понравиться, то  завтра я верну   вам деньги -  400  рублей."
"Хорошо" - сказал тот, который меня сюда завёз, завтра отдашь ему и указал на начальника охраны.
И я проснулась. Ну надо же такое додуматься:  чтоб писательница  демонстрировала  свои драные носки, во сне не приснится. А мне приснилось.
Но действительно, откуда у писательницы целые носки, если ни одной книжки не продано? Вот такая она - писательская голгофа.