Как Любочка хотела выйти замуж во второй раз, но у нее ничего не получилось.
Любочка с удовольствием оглянулась: все было чисто прибрано. Сверкающие листья цветов перемигивались с прозрачными зеркалами и люстрами. Книги стояли по росту и по цвету. Постельное белье выглажено и радовало ровными ароматными стопками. Посуда как солдатики в строю, выравнялась от больших блюд до маленьких блюдечек. Шторы повисли стройными, аккуратными фалдами. Детские игрушки расположились в своих коробочках, мягкие зверушки строили глазки и улыбались блестящими носиками. Все симметрично, упорядочено, выверено.
Только начало вечера, пора подумать и о себе. Традиционный ритуал одинокой женщины (горячая ванна с ароматическими солями, новая белопенная рубашка, свежее постельное белье, французские крема и любимые духи с острова Капри) не принес желанного умиротворения и спокойствия. Поставив на журнальный столик чашку с чаем, бутылку пива и бокал вина, прилегла на диван. Напротив него в свете лампы бокал искрился бархатным таинством удовольствия, от чая медленно поднимались восточные струи бергамота и мяты. И только пиво просто стояло и ждало своей очереди.
Ничто не нарушало уюта и покоя. А гармонии нет. Наоборот, романтическая обстановка разбудила в ней желание перемен и новых чувств, которые она некогда укрыла намертво в своей истерзанной душе.
А что если в это кресло посадить мужчину и посмотреть, что будет? Он должен быть сильным, красивым, надежным, по обстановке романтичным и любящим…
Сказано – сделано. Любочка работала в женском коллективе, и знакомых мужчин у нее было мало. Придется обратить взор на мужей подруг. Первый Виталик, муж Аллочки. Когда говорили о ней, все восхищались, какая она красивая, стройная, веселая, модная, как молодо выглядит, щебетунья, певунья и плясунья. Завистливые подруги при этом замечали: «Ну с таким-то мужем можно и быть всегда радостной и счастливой!»
Любочка вспомнила, как накануне праздника встретилась с Аллой в магазине, где она покупала мужу подарок – коньяк. Взяв свою любимую Бехеровку и коробку самых дорогих конфет, Любаня напросилась в гости. Их встретил Виталий, очень красивый, импозантный и по всему видно успешный молодой человек. Накрыли на стол, открыли Бехеровку, коньяк остался не у дел. Произносили тосты, слушали музыку. Увидев в Любе благодарного слушателя, Виталик стал рассказывать о поездках в Турцию. На протяжении семи лет они ездили в один и тот же отель. Рассказ сопровождался бесконечными фотографиями стола al incusive. Картинки сменялись, восторг нарастал, самолюбование достигло апогея. Вечер удался. Напоследок счастливая Аллочка уговорила своего мужа покатать подругу в ближайшее воскресенье на снегоходе. Виталя благосклонно согласился, наверное, из-за дорогого ликера. Потом выяснилось, что эти счастливые супруги делают друг другу подарки не больше, чем на 500 рублей. С тех пор имя Виталик ассоциируется у Любы с такими понятиями, как ограниченность, скупость, самовлюбленность и самодовольство.
Первый эксперимент несколько не удался. Пора идти в гости к другой подруге. Алину Люба знала много лет, в бытность семейной жизни они дружили семьями. Как-то зашла она к ним в гости, попала на время ужина. На всех четырех конфорках что-то пыхтело, жарилось, парилось, скворчало и изумительно пахло. Пришел Андрюсик, немного недовольный: Люба, оказывается, села по незнанию на его законное место. Но сгонять ее не стал. Алина за стол не села, обслуживала. Тарелки сменялись, закуски, суп, два вторых. Все время что-то было нужно: то майонез, то соус, то рыбу почистить, то корочку хлеба, то сок, то объедки убрать. Сытно икнув, Андрюша вышел из-за стола.
– Ну как? – спросила Алина.
– Пойдет. Чай мне в зал принеси. И поглаживая свое небольшое брюшко, он удалился.
Хозяйка достала из духовки горячие блины, поставила на поднос, налили два вида варенья, мед. Кое-как поместились на поднос вазочка с конфетами, печеньем, вафлями, большой бокал с чаем. На недоуменный вопрос подруги, зачем так много всего, ответила, что это только начало. И правда, трижды муж отрывал ее от ужина, просил сгущенку, другое варенье, холодное молоко (чай оказался слишком горячим). Долго это цирковое представление неистребимого обжорства и молчаливого служения Любочка выдержать не смогла, ушла домой, радуясь, что на кухне проводит каждый день не более часа. Готовить она не любила, как-то ухитрялась с сыном что-то есть. Скорее всего, поэтому он любил оставаться с ночевкой у бабушки и отъедаться там впрок. Люба в это время ходила в гости к Людмиле.
Опять время ужина, Милочка, вся растрепанная, возится у плиты. Между делом рассказывает последние сплетни, хвастает покупками, через дверь ругается с мужем. Какой-то тряпкой, напоминающей детские трусики, вытерла стол, этой же тряпкой, кое-как помыв ее под струей, протерла чайные чашки. На мокрый еще стол крупными ломтями нарезала хлеб, в туманные стаканы налила пиво.
– Эдик! Ужинать!
На кухню зашел Эдик. Увидев нарядную, выутюженную и красивую Любу, неловко расшаркался, хрипло поздоровался, дернул у жены на вороте какую-то лямку, оторвал ее, сел за стол. Внешность требует отдельного описания. Он был голый по пояс, костлявый и худой. Некогда коричневые треники стали грязно-бурыми, желтые лампасы – коричневые и в пятнах. Одна штанина закатана до колена, вторая, пузырясь на тощей коленке, опустилась до пола. Что ели, что пили, гостья не помнила, вспоминала только, как супруги громко чавкали.
После этой картины Любочка долго хохотала, представив Эдичку в своем уютном кресле. Эти спутанные кудрявые волосы, золотой зуб, разговоры о работе, вечные придирки к жене и неряшливость во всем. Смеялась и приговаривала:
– Ты этого хочешь? Этой так называемой семейной жизни? Ты и дня не выживешь.
Люба успокоилась: больше никаких экспериментов, никаких подопытных экземпляров. Одна и с сыном. Тем более, семья у нее была. Она редко вспоминала об этой поре жизни, ее хватило на семь лет. Была большая любовь к человеку, весьма непростому, умному, красивому. Она его называла последним романтиком современности. Когда он любил и любит, счастливее женщины нет. Но когда он разлюбил и продолжает жить с ней равнодушно, молчаливо и угрюмо или уже полюбил другую, жизнь превращается в ад. Кое-как собрав себя по кускам, стряхнув с души груды пепла, заштопав кровоточащее сердце новыми надеждами, она вновь научилась жить, радоваться, полюбила комфорт и покой. А когда ей по-настоящему хотелось семьи, она вспоминала свое детство.
Готовятся к ужину. Мама высыпает из большой кастрюли картошку в мундире в алюминиевую миску. Отец прямо на газете большими кусками режет атлантическую сельдь. Старшая сестра из трехлитровой банки достает хрустящие соленые огурцы. Любочка ставит блюдечки с растопленным сливочным маслом. Младшая раздает только что испеченный пахучий деревенский хлеб. Нет никакой суеты, все заняты. Молча ужинают, изредка переговариваются, что-то передают, о чем-то спрашивают. Теплота отношений чувствуется на физическом уровне: здесь никого не предадут, не оставят в беде, здесь любят без слов о любви, здесь отдадут жизнь за детей.
А утром, когда тепло от печки уйдет, папа накроет всех вторым одеялом и затопит печь, будет сидеть один и смотреть на огонь. Вскипятит чайник, разольет по чашкам чай, перемешает сахар, намажет хлеб маслом. Мама раздаст дочерям в школьный буфет по 20 копеек, папе даст рубль на обед. И все разойдутся. До вечера…
С ощущением тепла, защищенности, заботы Любочка уснула. Она успокоилась. Глупости о втором замужестве покинули ее, вновь вернулись гармония и любовь.