Продолжение. Начало "Контейнер для умирающей любви. Что-то пошло не так" и "Контейнер для умирающей любви. Тот день".
Врач оказался не чудом. А просто хорошим грамотным врачом. Чуда не произошло. А хотелось, чтобы он его сотворил. Чтобы сказал: «да, это так, но выход есть». И все бы получилось восстановить, наладить. Но он примерно так все и сказал, пока она вытирала живот салфеточками. Он без охов и ахов рассказал им, какой из всего этого выход. И добавил, что времени у них мало – срок больно большой. «После 22 недель придется ждать и рожать в срок». Потом дал какие-то справки и отпустил.
Они вышли в тот же коридор, где совсем недавно сидели взволнованные и ждали долгожданной встречи. Там почти никого не было – все куда-то разошлись. Они молча шли к выходу. Надо было позвонить маме с папой и все рассказать. Так договорились. Все рассказать…
Контейнер для умирающей любви Надо что то делать
Тут не знаешь, как себе это рассказать. Как вообще об этом говорить? Она чувствовала вину. Как будто не справилась, не оправдала. Плакать не хотелось. Как будто все высохло внутри. Богатырь внутри зашевелился. Раньше бы она обрадовалась и заболтала с ним. Но теперь кроме боли она ничего не испытала. Боли не физической, хотя на грани. И картинка в ее голове теперь поменялась. Она видела его как будто снаружи – как будто на экране УЗИ -телевизора. Как будто он был свой, но и чужой одновременно. Она говорила раньше с другим и тот все понимал. А этот не может понимать ничего. И не сможет никогда. Значит и есть другой.
Позвонили. Мама и папа прореагировали сдержанно, не стенали – пожалели просто. От их добрых голосов она чуть не расплакалась. Но муж не плакал и ей хотелось сдерживать слезы. «Мы должны быть сильными. Иначе не справимся точно».
А как в этой ситуации быть сильными? Как можно пойти на все это? Хочется наркоза. На все это время. В здравом уме пережить это казалось нереальным. Ей казалось, что она теряет не ребенка, а что-то большее. Точнее, все. Как будто жизнь, потому что дальше жить с этим нельзя.
Муж вез Веру домой прочь из этого злого места. Боль внутри не прекращалась. Но это была какая-то странная боль. Когда она думала, что ей надо теперь отказаться от того, кто шевелится внутри, когда пыталась осознать это, ей хотелось орать, так орать, что горло начинало болеть и голос хрипнуть даже без крика. Орать было нельзя, и она сжималась внутри вся, до хруста в зубах. Ей казалось, что даже кости внутри хрустели. И в этот момент она чувствовала, как тяжело ему внутри нее и как грубо он шевелится, со скрипом. «Как несмазанные колеса».
Так было и в последующие дни. Очень хотелось, чтобы все это уже осталось в прошлом. Но это было адом в настоящем времени. У нее болело все, даже ребра. И в животе все ломило, как будто жизнь побила ее под дых. Ее никто никогда не бил поддых – кто бы осмелился. Но жизнь… У нее свои правила и законы.
«Видимо, так больно, потому что сейчас я убиваю прошлое в себе. Убиваю счастье, надежды, любовь, мечты, ожидания, веру. Убивать что-то в себе – разве это не больно? Именно психически. Я так верила в нас. Так верила. Так любила. Можно ли так любить, жить одной жизнью на двоих и вдруг перестать?!»
«Не допусти этого - ты же всегда не допускал невыносимую боль для меня!» - Вера сама не могла понять, к кому обращается. К пузожителю? – это слово теперь тоже разрезало кишки. К богу? К маме? К мужу? К себе? Не понимала, у кого искать поддержки.
На следующий день она не пошла на работу – там тоже все ждали результатов и жили в ее прошлом. Она уже была не с ними и смотреть на лица коллег, ожидающих чудесной истории, которую она им обещала, как детям обещают мешок подарков под новый год, она не могла. Муж остался с ней, и они стали звонить по телефонам, которые им дал врач. Хотелось лечь и замереть, чтобы как-то все шло само. Но врач рассказал все очень подробно и, как бы не хотелось опустить руки, надо было делать то, что требовалось. Ходить или лежать, замерев в ожидании, и еще несколько месяцев носить в себе несовместимую с реальной жизнью любовь?
«Я не могу быть контейнером для умирающей любви...».
В первой больнице, куда они позвонили, им сказали, что сейчас у них проветривание. Они все понимают, но могут принять не раньше, чем почти через месяц. Все ясно и логично. По следующему номеру их долго перекидывали с одного врача на другого, но в конце концов выяснилось, что именно нужный им врач сейчас уехал в отпуск. Именно вчера. Поэтому их так и перекидывали – не все еще были в курсе о его отъезде. Захотелось повозмущаться – неужели на всю больницу только один врач, который мог бы им помочь?! Поверить в незаменимость людей, а тем более врачей, всегда сложно. Но им подтвердили, что дела обстоят именно так. Дальше возмущаться не было смысла. Искать виноватых в том, что в этой больнице так все сложилось, не было их делом. По крайней мере сейчас. И второй номер был вычеркнут за ненадобностью. Остался последний третий. На них была вся надежда. Позвонили. Там сразу сняли трубку. Все работало без проветриваний, врачи не уехали в отпуск, но на ближайшее время не было мест. Совсем не было.
И Вера с мужем сразу решили, что надо ехать.