Саня Махов

Пётр Родин
«Дал ты маху, Саня Махов!»  - так припевал он про себя, сочиняя на ходу «прикольные», как ему казалось, частушки. Да ещё старался зарифмовать их с кучерявыми непечатными словечками.
А ведь не без искорки Божьей, не без «поцелуя Всевышним в маковку», как говорят, он – мой землячок Саня Махов. Что бы ни взялся делать, всё у него со своей изюминкой да особинкой получалось. Не зря, опять же говорят, что отмеченный какими – то талантом человек во всём вдохновение своё проявить старается.
Но так уж случилось в его нескладной судьбе, что наибольшие способности проявил он в своё время в неумеренном потреблении спиртного.
Всякого и разного, летом и зимой, в дождь и дни погожие.
Сейчас ему уже малость за семьдесят.
Саня Махов – старикан среднего росточка, седоватый, с короткой стрижкой, с умными серыми глазами, в зрачки которых будто навсегда впечатана  хитрованская усмешка.

Своё первое знакомство с алкогольным опьянением «дядя Саша», как его  называли и дети, и взрослые, хорошо помнит.
Летом, после седьмого класса, у местного леспромхозовского клуба гуляли, в поселке Калиновка. Приятели- Вовка Киселёв, Валька Борисов и Витька Оржанцев джаз – банду (ВИА) организовать решили. Очень в моде тогда всякие, вокально – инструментальные ансамбли были. Пригласили для полноты квартета и Шурика Махова. И тот на гитаре в три вечера так наловчился тренькать, что почти незаменимым стал в местных «Ветлужанах».
И вот как – то предложили ему, пай - мальчику, сыну строгой учительница математики после концерта портвейна в кружке. И ведь даже цвет той посудины запомнил Саня Махов на всю жизнь. Светло - зелёной та кружка была, с ржавой отметиной на побитой ручке. И никакого удовольствия с процедуры первой в жизни выпивки Шурик тогда не ощутил. Но смелости, здесь и сейчас – выше крыши. Куда делся скромный пацанчик, откуда что и взялось! Так «нарисовался» он тогда в клубе да при всём честнОм народе, что на всю жизнь заречься от выпивки можно было. На улицу стеснялся три дня выходить. А уж про разговоры на эту тему с бедной мамочкой и вспоминать ему не хочется. Казалось бы, получил урок на всю предстоящую жизнь. Забудь рука, как к кружке или стакану тянуться! Ан – нет. Уже чуть позднее, и пошло - и поехало.
Даже в ряды Советской армии не попал парень. Руку по пьяни сломал, и срослась она как – то неправильно.
После смерти матери, которая боролась за единственного сына, как могла, Саня Махов жил один. Семьи не завёл. Устраивался на работу. Мастером – холодильщиком пару лет работал в «Орсе», причём, очень даже головастым и рукастым. Но, долго нигде не задерживался, всё из – за той же пьянки.
Я познакомился с ним года три назад, когда он давненько стал уже вполне убеждённым трезвенником.
 Заметил я «дядю Сашу» в социальных сетях. Теперь – то его впору и дедом называть. Привлёк он моё внимание своими бескомпромиссными постами и особенно – остроумными рассуждениями «за жизнь».
А с водкой круто завязал мой земляк по причине серьёзной болезни. Да и ещё до этого смерть матери его изрядно "тормознула". А как он сам он боролся за жизнь – это отдельная история.
- «Очень уж пожить захотелось, как бы оправдывался он.
Тем более, что до страшного диагноза, по – сути, и не жил вовсе».

 Во "всемирной паутине мы с ним друзьями записными стали. И очень мне захотелось очно с ним пообщаться. Так я и сделал. Анекдоты его с матерком тоже слушал. Но больше привлекло меня то, как он видел сейчас окружающий мир, как заценил его, как дорожил каждым часом и минутой. Бывшие бомжистые приятели, как - то сами по себе перестали беспокоить Саню Махова.  Его больше интересовали теперь небо над родной Калиновкой, река Ветлуга, лес, зверьё и птицы, и любимый пёс Булька.

Результатом наших встреч с дедом Сашей Маховым стали мои коротенькие зарисовки. Точнее его рассказы о том – о сём. Сам он их назвал «рассказёнками».
 Самое время и полное имя рассказчика назвать. Величают его Александр Леонидович Махов.

 РАССКАЗЁНКИ от деда Саши.
Маслята_______
Приболел я тут как – то, в самом конце лета
Как- будто двигатель во мне, как в стареньком «ЗИЛЕ», в бытность леспромхозовской страды вдруг затроил. Чих да пых! Две таблетки от чего – то в шкафу нашарил. Принял -  никакого сдвига. И мушки в глазах мельтешат, и в висках ломит, и в самой серёдке грудинной что – то затренькало.
Да и Бог бы с ней, пусть бы и тренькало, так ноги, как ватные сделались. В больнице не бывал, и не бывать бы до самого светлого от берёз погоста. Но, знать, нужда пристигла. Добрался до больнички районной, у кабинета врача – терапевта расположился. За движением людей вокруг и в длиннющем коридоре наблюдение вести начал.
В очереди был пятым по счёту. Две пожилые женщины, старушки, можно сказать, и два разнокалиберных мужика притулились у широких подоконников. И обратил внимание я на руки невзрачного соседа в пиджачишке со значком ударника соцтруда. Пальцы его все чернущие были, словно дёгтем измазаны.
- Ну вот, добрые люди грибочками запасаются, а я ещё и за баню по маслята не выбирался. Глянь – ко, хваталки – то и отмыть не сумел землячок от боровиков, должно быть - подумалось мне.
А грибник и похвалился ещё:
- «За Липовкой, слышь, по красноярской дороге да за Серовым, этих груздей чёрных, как грязи по осени. Вот вчерась три корзинищи под перевясло за час с небольшим их затарил. Пришлось одну в кустах припрятать. На тачке вторым рейсом справлял.»
А хлопотал удачливый ударник в больнице насчёт второй группы инвалидности, документы выправлять явился. Грешным делом, (подумалось мне) не на грибах ли тот надорвался.
Очки поправил, в окно заглянул, а завидки – то всё - таки разбирают. Уж очень страстным грибником я стал, пуще всего на свете люблю «тихую охоту».
А тут ещё и второй сосед – мощный детина с мясистым носом и перевязанной грязноватым бинтом правой рукой в беседу вступил:
- «Да хрень это всё, говорит, - а я вот за Усихой, у мостика, в прошлое воскресенье почти полтележки тракторной одних белых нашвырял. А наднях за Дубовик ездили, так там подосиновиков, хоть косой коси…
Вот тут меня волнение нешуточное и охватило.
А тут ещё и старушки не преминули слово молвить.
Одна, скромненько так, шепотком:
- Да у нас за Елдежом, где квартала горелые, белых груздей немеряно. А рыжики так прямо грядками и попадаются…
А другая, глуховатая бабулька, уже громко, своё выдала:
- Про грибы, слышу, речь ведёте. Так вот знайте, у нас по речке Ижме, на земле, листьев и тех не видать, сплошь одни волнушки…
Нет, больше не смог терпеть такого измывательства над своими сокровенными мечтаниями. Быстренько подхватился и по ступенькам зашкрябал, до автостанции подался.
Кое – как дождался следующего утра, по грибочки собрался. Разошёлся потихоньку, до родничка заветного на месте бывшей деревни Бабино с перекурами добрался.
Маслят меленьких в набирку пару пригоршней наковырял, водицы из ключика берестяной завитушкой подчерпнул да испил.
И ведь полегчало! Ноги – то до избы уж веселей зашагали.
 Ещё и баньку протопил, пропарил старые кости и избавился от хвори – немочи.  _

Шаруня.
А этот рассказёнок и не про моего дружка Бульку вовсе, а про сородича его бездомного. Но наблюдали мы этот жизненный эпизод вместе с ним, с моим другом, в четыре глаза. И он даже активнее хозяина реагировал на происходящее.
Зимой, перед самым Новым годом отправился я в посёлок за пирогами да ватрушками. Ёлка уже в центре, на площади красовалась. У ларька с выпечкой очередь небольшая образовалась.
А за углом уставился на прохожих рыжий, тощий пёс. Очень уж жалостливый видок был у бездомка. Левая задняя лапа его заметно волочилась. А здоровую он на морозе, будто от раскалённой сковороды всё от ледяшек отдёргивал.
Стоим мы с Булькой в очереди и за Шаруней наблюдаем. Так я бродяжку для себя назвал. Глаза его слезятся а брюхо, будто к хребтине приросло.
Выставил он морду из - за угла, ближе к прилавку, а из раздатки пирогами с печёнкой пахнет. Очередь уже почти до нас с Булькой дошла. Вознамерился я пирожок, хоть с картошкой, и для Шаруни прихватить.
И тут на соседнюю с ларьком стоянку джип крутой зарулил. Местный богатенький парниша тоже пирогов, знать, захотел. Девица с ним смазливая. Прошествовала парочка к окошечку ларёчному и перед самыми нашими носами отоварились они. А я краем глаза всё за Шаруней наблюдал. А тот приковылял к джипу и умудрился побрызгать на его заднее колесо с блестящими шипами.
Хозяин иномарки, увидев это, замахнулся на пса связкой ключей да ещё смачный плевок выдал. И ведь точнёхонько попал ему между обвислых ушей.
И вот тут нас Шаруня и удивил. Собрал он силёнки, стряхнул "подарок" с черепушки своей и успел клацнуть жёлтыми клыками подругу обидчика. Только сапогу её с блестящей молнией малость и досталось. Но шуму - гаму было на всю улицу!
А Шаруня, на стороне которого мы были в этой заварушке, взбодрился и вмиг учесал на безопасное расстояние. Он давно уже изучил все дырки в ближайших заборах. Преследования не было.
Мы с дружком дождались, когда разбойник появиться. Долго приманивали. Плохо ему уже человеку верилось. Пожурили мы с Булькой его за хулиганство. Но и пирожок с картошкой скормили всё же. _________.

Найдёныш_____
У меня в избе был  лишь один постоялец - сибирский кот Васяга. Случилось так, что отправившись весенним вечером на певчую кошачью гулянку, вернулся котище в сопровождении щенка неизвестной породы.
Жалобно скулившее хроменькое существо грязновато - коричневого цвета с длиннющими ушами, короткими лапками и черёмуховыми глазами было явно, не местного происхождения. Васяга и не набивался никому в приятели. Тем более, особи с явным псиным запашком. Но что поделаешь, если из кустов, у речки Швейки раздавался уж очень жалобный писк.
- Кто - то из заезжих городских рыбачков подбросил выбракованного из помёта сосунка. -
Так я потом и рассудил.  Приютили мы с Васягой найдёныша, да так его и назвали.
А он быстро освоился и подрос.
- Как тут и был, зараза! – А я радёхонек был ещё одной живой душе.
Зажила, но осталась ещё больше, чем от природы, кривоватой левая лапа кобелька. С Васягой Найдёныш, не взирая на известную поговорку, крепко подружился, признавая превосходство того во всём. Обвыкся и в сенцах, и в избе, стал знать своё место. Регулярно ковылял на прогулку, но от крыльца далеко не отходил...
Как – то раз и кот и щенок с утра под ногами у меня путались, ожидая чугунок из печки. Страсть, как хотелось и тому и другому полакомиться курятинкой, разваренной в картофельном пюре, с луком да чесночком.
Не в меру осмелевший Найдёныш ухватил своими остренькими, как новые гвоздочки, зубами завязки на моих штанах.
Заругался я на них:
- Да Ёк - Макарёк!  Спутали вы мне руки - ноги! - 
- Не получите тогда ни косточки!
Присмирели мои нахлебники.
И тут под стол я заглянул:
- Батюшки, светы!
У Найдёныша полные глаза слёз, вот - вот ручьями выльются. А Васяга - шельмец прижал крепенько его здоровую лапу к некрашенной половице и не давал мою штанину теребить. Будто точёные коготки кутёнка так и воткнулись в пол...
Вот с тех пор, с того самого обеда, я Васягу ещё и "Прокуром» окликакаю.

В лесу  _____
Как-то, в начале лета, управился я с грядками огородными и решил в лес заглянуть. Так просто. Для интереса да роздыха.
С молодых лет люблю я это дело- среди сосен да елей побродить, воздухом хвойным подышать. Не хвалясь, скажу, что вся округа мне до кочки знакома. С завязанными глазами в любую болотинку или на гривку зайду и выйду, уж небось, не заблукаю.   Сам над собой всё удивляюсь, что в свои стариковские лета по лесу ходить не устаю. Шагаю, не спеша по чистенькой тропинке и примечаю всё. Вот на этой низинной курпажинке прошлой осенью изрядную семейку лисичек обнаружил. А там, в березняке, красноголовиков молоденьких полкорзины нарезал. Вот ручеёк по осоке себе дорожку наладил, бежит-разговаривает. Для родничка махонького, но упругого и настырного у этой старой берёзой года три назад сруб обновлял…
А ноги полегоньку сами и вынесли на моё заветное местечко. Полянка махонькая в светлом сосновом бору, тропками будто в том же огороде на грядки поделённая. Столбик межевой, квартальный, у которого отдыхать я привык. Любота!
Боровиками с этих деляночек, белым мхом подёрнутых, в любой год я запасался.
Прошёл чуть поглубже в сосняк и обомлел, ноги будто ватными сделались. Свалку мусорную свежую обнаружил. Пакеты черные да цветные, бутылки разнокалиберные, посуда пластиковая! Бумаги, с коей в уборную ходят, рулона три нарвано! Шашлыков, знать переели заезжие туристы, понос прошиб. Рядом с деревней все овраги загадили, теперь вот и сюда добрались.
Не боясь гулеванили, все кочки как лошади пркопытили и прикатали. На жигулях сюда не проехать, колея широкая от джипа дорогого прорезана. Вот и газета домашняя и чеки магазинные разбросаны.
Собрал я бутылки. От них ведь и пожар в лесу приключиться может.
А ведь заявить бы надо куда следует на подлецов- найти этих любителей природы при желании легко можно. Подумалось, да тут же и раздумалось.
Весь пыл мой Аниськинский тут же и погас. Вспомнилось, как намедни в райцентре замечание двум девчушкам сделал. Лет по тринадцать с виду им. Бросили они едва не в меня пакет от чипсов-картошки жареной, на красный галстук похожий.
Ну и посмел я им сказать, что урна-то, мол, вон она- совсем рядом.
Слава Богу, не избили меня барышни, но грязными словами обложили-обмазали основательно.
Ну а эти, которые на джипе на мою заветную полянку пропёрлись, поди, и выжечь могут, у них не заржавеет…
Так что плохо мне после этой лесной прогулки было. Отлёживался да таблетки глотал…
А я так думаю- хоть золотого Президента нам поставь, а Губернатора-серебряного, долго ещё в Росси порядка не будет. Пока каждый сам за собой говнецо подбирать не научится. _____
Щурёнок__________
В один из оттепельных зимних деньков, с утра пораньше, отправился я на рыбалку. Мой Васяга, конечно же, увязался следом.
От крылечка, до речки Швеи рукой подать. Плотва и карасики, хоть и мелковатые, изрядно тревожили мормышку. И надёргал я их из двух лунок порядочно.
Васяга не торопился уничтожать улов. Он только разговелся свежатинкой, с урчанием расправившись с двумя золотистыми попрыгунчиками. Остальных сторожил с расчётом на домашнюю трапезу. Да и не от кого сторожить-то было. Лишь одинокая сорока хлопотливо трещала поодаль. Правда, она, подозрительно сужая круги, всё же подбиралась к нам.
Её иссиня-чёрные грудь и спина, с зеленовато-металлическим отливом по обрезу крыльев резко высвечивали белоснежный живот. Все эти цвета причудливо переливались в ярких, но не жарких лучах январского солнышка.
Васяга сторожко уставился своими глазищами на нежданную гостью. Застыл в изумлении от её яркого наряда. Потом по-тигриному или, собственно, по кошачьи, прилёг на свой солидный животик и стал осторожненько, из-за моей спины подкрадываться к воровке. Замер за линялым рюкзачком, перебирая задними лапами.
Оставался всего лишь один прыжок до, кажется, ничего не подозревающей и не перестающей трещать, жертвы. И... Раз! И мимо, конечно! Черный и строгий сорочий зрачок отслеживал всё до мгновения и счёт их был более тонкий и тщательный, нежели у Васяги, раздобревшего на домашних харчах.
 Пернатая нахалка в два прыжка с подлётом стибрила из снеговой ямки пузатенькую плотвичку.
Если бы котище имел способность краснеть от стыда, в эти секунды стал бы он малиновым от кончиков ухоженных усов до самого кончика хвоста.
- Что, знать промазал, деляга? – пожурил я его.
- Нет, милый, это тебе не с печной лежанки ко мне на колени переползать. БЕЗ ТРУДА НЕ ВЫЛОВИШЬ И РЫБКУ ИЗ ПРУДА.
- Чтобы эту пройдоху словить, надобно тощим да злым от голода сделаться. Она же заранее все твои манёвры предугадала. Да и не жаль. Пусть рыбёшкой побалуется, а мы ещё словим.
Васяга, с виду, будто вынужден был согласиться со мной. Но сам для себя, переживая приключившийся конфуз, будто исподтишка помышлял:
- Пусть ещё хоть разок явится эта пеструшка - поскакушка. Уж я её блескучий хвостик-то повыдеру!
Он успокоился и присел за рыбацким ящиком с подветренной солнечной стороны
Закатное солнышко, между тем, указало нам время окончания рыбалки. Я аккуратно, до последней дробинки, прибрал снасти. Кот, распушив хвост, с доверием и признательностью тёрся о мои валенки на резиновом ходу.
Как же? Целых два десятка рыбёшек, как новенькие юбилейные монеты, скользнули в рюкзачок. Это же сколько вкуснотищи! В один присест и не управиться. Пошаркал я до берега, кот за мной, как привязанный.
И на самом выходе со льда, в промоине, перекрытой гниловатой корягой, едва не грохнулся я в заросли подмороженной пожухлой осоки. На левом валенке галоши не было. А под ногами, что-то шевелилось.
Васягины глазищи стали просто огромными. Он засипел, словно старая змеюка, поднял шёрстку дыбом и бросился на обидчика.
А это и был всего-навсего хороший добавок к улову - выживший при заморе щурёнок, килограмма на полтора...
И то скажешь: чего на рыбалке только и не бывает. _______

 Зайка. __

Молоко мне врачи рекомендовали. Купил я козушку. Со временем стал называть свою рогатую покупку «деревянной скотинкой» и никак иначе. А всё потому, что любила Зайка, как и все её сородичи из козьего племени, ветками зелёными лакомиться да кору с вишенья обдирать.
- Чёрт, прости, Господь, а не коза, -
так я ей частенько выговаривал.
 А Зайка и впрямь на «нечистого» смахивала, как его на картинках изображают.
Некрупная, с коричневым окрасом меха, с короткими рожками и почти чёрной мордочкой, она уж никак не соответствовала своему имени. Но так уж при рождении нарекли. А вот на бесёнка, это существо, как раз и походило. Сходство приближали выпученные и будто всевидящие карие глаза и … плутоватая улыбочка. Да, да! Эта козья особь, от которой частенько страдало моё домохозяйство могла ещё и ехидненько так ухмыляться.
При этом она обычно шустро, как ножницами, стригла своими острыми зубками пучок травы или веточку. А уж досужая была бестия, не приведи Господь! Хоть по крыше за травинкой до трубы добраться, хоть в погреб за капустным листом спрыгнуть, - всё ей было нипочём.
А ещё любила меня выслеживать. Куда я, туда и она копыта свои точёные направляет. 
Этой осенью собрался я ближнее болото насчёт клюквы проверить.
На надёжный вертушок запер Зайку в сарайке и до кочек брусничных да клюквенных с лукошком подался.
И ведь не думал – не гадал, что в родном лесу заблукаю. Конфуз – то какой! Уж похожено за жизнь по лесным тропам немало! Смешно, поначалу стало. А потом уж и не до смеха. Дождичек мелкий заморосил, темновато в болотине стало.
Похоже, третий круг я по той же мшистой тропе нарезал, и выхода из болотины не находил.
Да ладно бы только это! То из-за пенька, то из – за сосёнки, не – нет, да будто вильцы двурогие покажутся. Батюшки – святы! Неужто сам «нечистый – болотник» по ягоды выбрался? Да и шарахался, будто кто – то в курпажинах, ветками похрустывал. Звуки опять же из низины непонятные послышались, всхлипы, как будто.
С Богом – то, я по правде говоря, не очень и якшался, а тут, хоть и неумело, но осенил себя крестным знамением. Ветки на кустах заламывать начал, чтобы не бродить по одному кругу. Из сил выбился. Присел передохнуть на краю возвышенного островка. И тут из – за берёзки кудреватой она и явилась. Кто – кто, Зайка, конечно! А как обрадовался я тогда!  Словечко ей в упрёк не молвил, за то, что из хлевушка выбралась, досужая. По ей хорошо известной тропе и вывела она меня на дорогу к дому…___

Александр Леонидович Махов в последнее время хорошим печекладом заделался.
И каменки для банек по – чёрному (такие ещё заказывают) и русские печи, и камины изразцовые; - всё возвести может.
Не зря же говорят, что талант, его не пропьёшь.
 Хотя всякое в жизни бывает. _________---20 ноября2022 г.