За завтраком собралась вся семья. Селим, хотя и не спал ночь, но выглядел бодрячком, по сравнению с братом, который за столом сидел полусонным и ворчащим, что ему не дали отдохнуть как следует. Старшенький наигранно изобразил утреннюю и долгожданную встречу с Люцией, будто бы события ночи им привиделись. Загадочные улыбки не скрылись от стороннего наблюдателя, но никто не посмел словом разрушить их ментальный контакт. Вкратце отец потребовал отчета о поездке, оставив детали на потом. За завтраком воцарилась такая семейная гармония, когда все в доме было по местам. Урсула была довольна, что дети и муж её дома, а гостья вносила толику очарования в трапезу. Хотелось, чтобы таких дней было множество, а не редкость, вырванная из бытия.
- Мам, пап, вы не давали тут нашей гостье скучать? - спросил родителей старший сын и подмигнул Люции.
Он заметил, что между нею и отцом нет никакого недопонимания и очень порадовался этому факту.
- Сын, ты знаешь, как эта умелица нашла путь к моему сердцу? Через свой чудо-пирог! Который кстати еле дождался вас, - тут он подмигнул Люции.
- Не забывайте Али, мы пробовали его вместе, - уточнила девушка.
- Да, а мне помогала в саду. Она совсем не отдыхала, сынок!
- Слышишь, дорогая моя пчела, твои благие дела звучат как наказание, вот она вся их благодарность.
И все рассмеялись иронии Селима.
- Где пчела? - спросил невпопад полусонный Сулейман, вызвав новую волну смеха, уже над ним.
- Ну, брат, до тебя как всегда доходит, как до жирафа.
Сулейман понял, что прослушал тему разговора, улыбаясь, пожал плечами. Остатки пирога быстро поглотились аппетитом здоровых мужчин, не дав его толком распробовать.
- Я испеку ещё, - успокоила Люция, допивая кофе с молоком.
Селим дождался ухода родных и приблизился сзади к Люции, складывающую посуду в шкаф, обнял за талию, уткнувшись в шею, прошептал:
- Не мог дождаться, когда смогу тебя коснуться. Признайся, колдунья, ты добавила какого-то снадобья в пирог?
- Какого снадобья?! Если только мухоморов, другие-то в норме, - ответила она, пытаясь увернуться от его щекотливых поцелуев в шею.
- Нет, это не мухоморы и у меня не галлюцинации, а ты реальная и дико желанная, - пробормотал он ей в изгиб плеча.
Люция не выдержала и повернулась к нему лицом, поддаваясь натиску соблазнителя.
- Твой ночной приход меня взбудоражил и...
Селим не дал ей договорить, закрыл рот поцелуем. Там, ночью он едва устоял и сейчас хотелось вновь пережить эти сногсшибательные ощущения. Люция запустила чуть мокрые руки в его волосы, сжимая и придвигая ближе. Селим уже схватил её за талию, усаживая на столешницу, как чьё-то недоброе вторжение разрушило уединение покашливанием. Они оторвались друг от друга и злобно уставились на стоявшего в дверях.
- Сулейман! - в один голос произнесли, как приговор.
Этот парень имел один явный недостаток: являть своё бренное тело в нежеланные ситуации. Хотя и были благодарны ему. Пусть лучше он, чем отец.
- Мы всё объясним.
- Ага, что вы просто друзья и между вами нет никаких чувств. Да, да. Я это заметил.
Видя что они сейчас пустятся в подробности, прекратил поток слов поднятыми руками:
- Не стоит. Это ваши дела. Только не морочьте головы друг другу и окружающим, а имейте смелость признаться открыто. Окей? - и, взяв нужное, удалился.
- Это невыносимо! - возмущался Селим. - Везде уши и глаза. Покоя нет в родном доме.
Он стоял, опираясь о столешницу, рядом с Люцией и негодовал, что им все мешают. Люция выглядела поникшей и злой на себя, что они чуть не попались родителям. Ей не хотелось скандалов. Никаких.
- Пошли отсюда или я задохнусь сейчас, - схватив её за руку, быстро вывел из дома.
Усадив Люцию на пассажирское сидение авто, сел рядом. Он держал дорогу в сторону моря. Но не на городской пляж, а в залив, окруженный скалами. Таинственный грот, отделяющий настоящее от сказочного. Здесь даже не было прожорливых чаек, дерущихся за добычу. Селим, оставив машину, стал спускаться по песчаной насыпи. Потом пошли валуны и он, крепко взяв за руки Люцию, уверенно спешил скрыться из зоны видения. Девушка едва поспевала перебирать ногами, будто сами демоны гнались за ними. Достигнув косы, Селим остановился и, резко обернувшись, недобро уставился на Люцию. От былого возбуждения, что гнало его из дома не осталось и следа. Он злился. Не на себя. На неё. Она поняла, что это как-то связано со звонком, что он получил по дороге.
- Кто тебе звонил? - осторожно спросила она, сразу переходя к делу, не загоняя шары догадок в лузу.
- А ты как думаешь?
- Не могу предположить, но этот некто сообщил нечто весьма неприятное тебе.
- В точку.
- Обо мне?
- Ага…
- Ух ты. И что же страшного я натворила?
- Ты бродила по городу эти дни, не так уж и скучая по мне, сидела в кафе и знакомилась с парнями и даже участвовала в какой-то сценке студентов, - на последней фразе заметно скривившись. - Пока я там умирал с тоски.
Такой дикий и грозный, что казалось готов ударить её. Селим в точности пересказал события её времяпровождения, но в таком свете, будто она ежедневно изменяла ему. Волна негодования накрыла девушку и она стала обороняться.
- Ты представляешь картину моего отдыха так, будто я бегала тайком на свидания, но была поймана!
- Ну, где то так, - он развёл руками и обреченно вздохнул.
- Селим, ты в своём уме вообще, чтобы меня упрекать в подобном? - Люции до смерти были обидны его претензии. - Ты спроси меня сам и я отвечу, где и с кем я бродила, как ты сказал, а позже сделаешь свои выводы. И вообще кто тот добрячок, что сообщил тебе новости в столь извращённой форме? – она вспомнила, что лучшее средство защиты это нападение.
- Мне позвонил друг.
- Кто?
- Рауль…
- Тот самец, который меня обнюхивал весь танцевальный вечер?!
- Никакой он...
Но Люция его перебила:
- Да он ревнует к тебе и решил испортить наши отношения.
- С чего бы ему ревновать? – недоумённо спросил Селим. – Постой, он что-то тебе говорил, когда вы танцевали?
- Забудь.
- Нет, постой, уж договаривай, я хочу разобраться, что за интриги за моей спиной.
- Да какие к чёрту интриги, Селим? Это все было у тебя на глазах, он мне сказал пару слов непристойностей. Я покончила с танцем и больше с ним ни разу не заговаривала. ("Если не считать мерзкой сцены в кафе с его участием, но не дай Боже Селим узнает об этом”). А теперь вдруг эта мразь тебе наплела небылиц и добилась своего: раздора между нами.
Селим раздувал ноздрями, выпуская с шумом дыхание, как призовой конь. Теперь он кажется уже злился не на Люцию, а на предателя друга и ситуацию в целом.
- Я убью его, - тихо произнёс Селим. – Но ты, Люция, сама провоцировала Рауля, потому что, чёрт тебя возьми, ты выглядишь слишком соблазнительно!
- И поэтому я как Ева должна быть изгнана из Рая.
- Не доводи меня, женщина, я и так на пределе.
- Да что ты, - Люция показала пальцем жест, отмахиваясь от его речей, но реакция Селима была неожиданной, он ухватил её за запястья, толкнув на себя. Девушка ощутила, как напряжены его мышцы, словно кирпичная кладка, колючий взгляд. Обида и злость придали ей сил и она изо всех сил толкнула Селима в грудь. Зыбкая песчаная отмель, съеденная волнами подвела, и Селим, пошатнувшись, отступил в море. По его лицу было видно, как он ошарашен последовательностью происходящего. Инстинкт гнал Люцию прочь и она без разбору бросилась в волны, в платье, теряя на ходу шлепанцы. Селим в промокших брюках, разъярённый, не замечая, что под ногами вода, а не суша, кинулся вдогонку. Вода и одежда тормозили ход, делая его черепашьим. Люция не оборачиваясь, прокричала:
- Селим! Не смей меня трогать! Ты не можешь, не имеешь права!
Какой-то миг она была свободна, но преследователь, быстро нагнав проказницу, ухватил за подол юбки, с силой рванул. Люция не удержалась на ногах и кулем свалилась в игривые волны. Запуталась, не сразу встав. Селим злой и перепуганный вырвал девушку из морской пучины и прижал к себе. Мокрую, дрожащую, отбивающуюся. Она боролась как фурия, кричала, обзывалась, а он неожиданно стал оттаивать:
- Милая, успокойся, я не хотел твоей ярости, прости мой темперамент.
Но она не слышала, не желала слушать. Селим захватил её мокрые сбившиеся волосы, зажав в кулаки, заставил смотреть на него. Она дрожала, клацала зубами. Скорее не от холода, а от выброса адреналина.
- Прости, – прошептал он ей у самых губ.
- Как же ты бесишь меня! - по слогам проговорила она, вздернув подбородок.
- Даже так, – он удивленно поднял брови. - Ну пеняй на себя!
И силой завладел её устами.
Он хотел сам проверить, насколько велико ее негодование. Она не давалась. Смыкала губы. Он был неотступен. Его язык прорвал оборону, пробившись с фланга. Захватил форт, не применяя тяжелой артиллерии, обаянием, настойчивостью, нежностью. Она сдалась. Такому победителю грех было не поддаться. Селим подтянул девушку к отмели, почти бросив на песок. И впал в неистовство. Он хотел её давно, а сейчас настал предел и если не финиш, то надо немедленно сходить с дистанции, а он не смог с собою бороться. Уже не мог. Мокрая одежда мешала, он рвал то, что не снималось, Люция пыталась справиться с пуговичками на его рубашке, пальцы были непослушны, но она не сдавалась. Звонок звонил тревогу, что не то место, не те обстоятельства, но она поспешно заглушила его. Негодование уступило желанию, так давно находившееся в латентном состоянии, и она отдалась воле момента. Селим, не удержавшись от вида торчащего соска через мокрую ткань, жадно припал к нему ртом. Контраст холодного с горячим был взрывным. Люция прогнулась, ладони сжали его курчавую голову. Он зарычал, прикусил чуть, нехотя оторвавшись, с дрожью в голосе сказал:
- Если ты меня не остановишь, мы пойдем до конца.
Она только кивнула.
– Ты потом не простишь меня и себя, – пытался достучаться он до неё. Она одними губами прошелестела:
- Не останавливайся.
Они могли заняться любовью на ложе из хлопка, шелка и льна. Но инстинкт застал их врасплох и здесь на лоне природы в первозданном раю, подобно Адаму и Еве, они обрели друг друга. Лишь небо и море стали свидетелями таинства. Мягкое и твердое, податливое и настойчивое, зовущее и идущее. Люция запустила пальчики в кудряшки его густых волос, привлекая к себе, Селим ухватил её манящие нюдовые губы, отдаваясь нежности лепестков. Руки его блуждали по её телу, жадно, хаотически, на ласки не было сил. Кое-как оторвавшись от её рта, предупредил:
- Я сейчас войду в тебя.
Она взглянула в его глаза и лишь всхлипнула, боясь словами разрушить шарм мгновения. Тут же ощутила резкий толчок страждущей плоти, подалась навстречу. Увидела, как Селим смежил веки, замер, сдерживая свой натиск, давая привыкнуть к нему. Люция шевельнула бедрами, сжала мышцы внутри и он, не сдерживаясь более, поддался её чарам. Движения нашли друг друга. Любовный маятник раскачивался все резче и достигнув своего максимума, сделав переворот, застыл. Оба замерли, вздрогнули. Апогей накрыл одновременно. Девушка вскрикнула, несколько раз прошептала его имя, точно молитву. Селим вбирал её вершину глазами, ушами, ладонями. И не было ничего прекраснее увиденного им в жизни, чем плачущая от счастья женщина под ним. Ослабив своё ликование, дал волю себе, сделав глубокий окончательный выпад, вышел из лона, излив свою лаву на её бархатистый живот. Люция к этому моменту, обретя разум, с жадностью взирала на гримасы любовной лихорадки любившего её мужчины.
- Девочка моя, ты такая нежная, - он освободил ее от тяжести своего тела, приподнявшись и съехав на бок.
Сейчас, глядя на стихийное состояние её одежды, дикую обстановку, устыдился. Только её сияющий взгляд давал надежду, что он будет прощён. Люция, с трудом приподнявшись на локтях, дотронулась до его затылка,
- Селим, что с тобою? Тебе не понравилось? – испугалась Люция.
Он резко вскинул голову, обдав янтарной вспышкой глаз. Светилась в них любовь и боль. Любовь понятна ей была, но боль… Он усмехнулся, бережно поправляя подол ее смятого мокрого платья, что впопыхах даже не успел снять.
– Ты шутишь, да? Я просто обезумел и нет прощенья мне, ретивому коню.
- А, вон ты что. А я уж испугалась, что пришлась тебе не по нутру, - и рассмеялась. - Селим, послушать нас, мы будто бы шекспировские герои, почти стихами говорим.
- Ага, любовь поэзию рождает. Мне правда стыдно, дорогая, признаться стоит, некрасиво поступил. Хотя и рад безумно. Тебе не понять в какой бардак ты превратила мою жизнь, - он говорил почти осуждающе, хотя руки ласково бегали по одежде и по обнаженному телу, которое он любил, и винил, что поддался.
Люция нахмурилась, слушая раскаяние:
- Хорошо, Селим, я поняла, что ты беспокоишься за стабильность своей души.
Резко поднявшись на ноги, пошла искать утраченную обувь.
- Люц, постой, ты меня не поняла.
Он догнал её и, выхватив из рук шлепки, поплелся рядом, боясь прикоснуться. Она пыталась собраться с мыслями и попутно отыскать свое белье, но тщетно, похоже его слизали волны.
- Ну, зашибись, похоже я осталась без трусов! - в отчаянии всплеснула руками.
- Да и х*..р с ними, куплю тебе десяток других, только прости меня.
- За что ты просишь прощения? Ты жалеешь, что у нас случилось?
Она стояла в шаге от него, разозленная на его реакцию.
- Нет! Это было прекрасно, я словно получил все подъёлочные подарки разом, только теперь не знаю как все уместить в ладонях, - и усмехнулся сравнению. - Но буду жалеть, где произошёл наш первый секс и корить себя за невыдержку.
- Только из-за этого?
-Угу.
- Принято. Ты прощён, - ее лицо просветлело. - Мир?
Он потянулся к ее рукам, завладевая пальцами:
- Мир…
- Пошли в машину, ты простудишься в мокром, - и, потянув, ускорил шаг.
- Ах, Селим, но как мы в таком виде попадем в дом? Что скажут родители, они же в шок придут.
- Не переживай, отца скорее всего нет, а маме скажешь, что случайно поскользнулась в море, стоя на валуне.
- Ага и блудливый Каспий снял с меня стринги!
На что Селим заржал, представ эту картину, и тут же смолк, подумав о другой: как он поедет с ней рядом зная, что под платьем ничего нет. Тяжело вздохнул:
- Ну ты же морская нимфа у нас, а они белье не носят, че ты переживаешь?
За что получил два удара кулачком по спине. Они изображали борьбу, точнее девушка пыталась драться, а парень предотвращал ее попытки его нокаутировать.
Буря душу тихо кроет,
ее струны бередя.
Ева изгнана из рая-
ты теперь моя!