1
Первое знакомство
.
Первый раз Москву я увидела, когда папа Серёжа повёз меня знакомить с моими бабушкой и дедушкой, двоюродными братьями, дядями и их жёнами. Это было в 1935 году, и я, в своём четырёхлетнем возрасте, запомнила, конечно, то, что тогда меня сильнее всего удивляло. Первое моё удивление --метро. Я уже слыхала по радио о московском метро, о пуске первой линии которого так много говорили по радио и показывали в киножурналах. Поэтому шла туда со знанием дела. Но эти огромные, прекрасные подземные дворцы представились мне тогда теми сказочными замками, про которые мы с папой читали в очень красивой книжке "Сказки" Шарля Перро. Но вот бегущая лестница... Тогда вся Москва: женщины, мужчины, дети--все были обуты в тапочки, белые с голубой или розовой окантовкой, с перепонкой, застёгивающейся голубой или розовой пуговкой, на резиновом ходу. И мне папа купил такие. И вот я в этих, сияющих белизной, нарядных тапочках, в которых сама себе кажусь принцессой всё из той же книжки, не отрываю от них глаз. Папа ведёт меня за руку к эскалатору. Я, всё так же любуясь своими ножками, запрыгиваю на ребристую ступеньку, и мне кажется, все люди, стоящие ниже, только и делают, что любуются ими и мной в них.
У меня два двоюродных брата, Боря и Жорж. Боря, круглолицый, с очень добрыми глазами, двенадцатилетний мальчик, сразу понравился. Он повёл меня в кинотеатр, находившийся на той же улице, что и бабушкин дом, на детский фильм "Весёлые друзья". Там все персонажи были из песенки, которую часто пели в передачах для детей по радио:
Мы едем, едем, едем
в далёкие края,
хорошие соседи,
весёлые друзья.
Мы с Борей катались на трамвае. И это тоже запомнилось, потому что в нашем Полоцке трамваев не было. И не было так много улиц, застроенных такими высокими многоэтажными домами. Боря рассказал мне, что недавно вся Москва бегала смотреть, как такой огромный дом перевозили на другое место. Я этого не видела, но запомнила ещё и потому, что тогда об этом передавали по радио, и говорили взрослые. И ещё Боря возил меня на Красную площадь смотреть на Мавзолей Ленина и на башни Кремля со звёздами. А шестнадцатилетний Жорж не обращал на меня внимания, если посмотрит, то свысока, и он мне не нравился. Моих братьев тогда я видела в первый и последний раз. Оба погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Борис -- в 19 лет, будучи курсантом,-- в Смоленской области, в битве за Москву. Георгий --в 23 года, в десантном броске, при освобождении Мариуполя в 1943 году. Там был и похоронен.
Москва послевоенная.
И вот, спустя одиннадцать лет, я снова в Москве. Уже нет моего папы, он умер через год после нашей той поездки. Нет бабушки Насти, которую я видела в последний раз, когда она приезжала к нам на похороны папы, нет моих братьев, жизни которых оборвала война. Отгремела Великая Отечественная. Но было то, особенное, овеянное непреходящей, истинной радостью время., время Великой Победы. И Москва встретила нас широкими улыбками улиц с сияющими под летним солнцем, отмытыми окнами домов. Катили себе по своим направлениям, весело позванивая и озорно скрипя колёсами на поворотах, трамваи -- "А-аннушки", "Б-бобики", "Д-дедушки",-- переполненные доброжелательно улыбающимися друг другу пассажирами. Сплошным потоком улыбок текли по тротуарам людские реки. Смех, весёлый говор, озарённые радостным оживлением лица. Может быть впервые Москва никуда не спешила. Москва купалась в радости. После холодных, голодных, серых военных буден, в тревоге, в мрачной суровости, Москва разжимала стиснутые скулы, отпускала судорожно сжатые мускулы, дышала глубоко и свободно. Просто всем хотелось улыбаться, просто хотелось жить. Люди шли на свои рабочие места, как на праздник. Теперь это была мирная работа для мирной жизни, не для стрельбы по живым целям. Праздник в душах людей выплёскивался на улицы. Субботними вечерами, в воскресные дни вся Москва выбиралась из тесных коммуналок, расправляла плечи на широких просторах проспектов, парков. На площадях на деревянных подмостках шли концерты творческих коллективов, артистов московских театров. Играли военные оркестры. Весёлая, зажигательная музыка раззадоривала людей, и не редко под неё вся площадь пускалась в пляс. В дни футбольных матчей к стадиону "Динамо" запускались дополнительные рейсы автобусов, троллейбусов. Поезда метро мчались переполненные. Многие, кому не досталось билета, и мальчишки, и взрослые мужчины, влезали на деревья, за трибунами. Какое же весёлое оживление царило на самих трибунах, но никогда не возникало между болельщиками никаких враждебных конфликтов.
В Москве в 1945 послевоенном году прошёл первый и последний на Красной площади послевоенный Всесоюзный парад физкультурников, посвящённый Победе в Великой отечественной войне. На него нам попасть не удалось. Зато 21 июля 1946 года мы присутствовали на сказочном, незабываемом зрелище на стадионе "Динамо", на Всесоюзном параде физкультурников. Всё правительство и сам И.В. Сталин были на трибуне. Та неописуемая красота, какую сумели показать на этом празднике спортсмены осталась в памяти на всю жизнь. А 18 августа этого же года мы были на грандиозном авиационном празднике на аэродроме в Тушино. Там мастерство высшего пилотажа на советских самолётах демонстрировали прославленные лётчики, участники
войны. Вся Москва в этот день была в Тушино. Но этот яркий, радостный праздник был омрачён тем, что после окончания парада конная милиция, перегородила узкий переулок на выходе из аэродрома, опасаясь, что миллионная толпа ринется в метро. Люди, шедшие впереди замедлили движение, а сзади, с трибун, люди всё подходили и подходили. Образовалась давка. Толпа стала ломать заборы, огораживающие палисадники у домов. Мы с большим трудом, рискуя быть раздавленными, выбрались на свободное пространство, где нас ожидал автобус.
Из эвакуации вернулись все театры. Теперь нужно было выстаивать огромные очереди и заранее приобретать билеты, чтобы попасть на спектакли. В Большом театре шли оперы и балеты исключительно российских композиторов: Чайковского, Рубинштейна, Даргомыжского, Бородина, Направника, Римского-Корсакова, Глинки, Мусорского, Глазунова. Они, как и спектакли других театров, транслировались по радио, так что слушать могла вся страна. По воскресениям шли дневные спектакли для детей, в них принимали участие артисты первого состава: Сергей Лемешев, Мария Звездина, Иван Козловский, Ирина и Леокадия Масленниковы, Галина Уланова, а билеты стоили по цене билетов в кинотеатрах, самый дорогой шестьдесят копеек. Тогда правительство страны очень большое внимание уделяло эстетическому воспитанию молодёжи. Я благодарна ему за это, потому что именно тогда удалось основательно ознакомиться с русским классическим оперным и балетным искусством.
В Большой театр на вечерние спектакли дамы должны были являться только в вечерних, длинных платьях. Моя мама заказала себе в ателье платье из чёрного бархата с пристёгивающимся к подолу широким рюшем, чтобы можно было в нём посещать и другие театры, где длинное платье не требовалось. Тогда купить такое платье или ткань на его пошив возможно было только в комиссионном магазине по очень дорогой цене. В Москве открылся склад трофейных вещей. В основном там была одежда. Можно было, предъявив документ, удостоверяющий, что предъявитель бывший фронтовик или фронтовичка, выбрать какую-нибудь вещь, но только одну в одни руки. Тогда мама на папину справку выбрала себе платье из белой шерстяной ткани, очень элегантное. Можно было взять меховую шубку, но был конец весны, скоро лето, платье, хоть и шерстяное, но белое и с короткими рукавами. У мамы тогда ещё ничего такого приличного не было.
Запомнился мне театр драмы и комедии на Таганке. Театр в те первые послевоенные годы выглядел, как захудалый провинциальный театрик, с порванным занавесом, со старыми декорациями, костюмы тоже не блистали, да и пафосная манера игры актёров не очень привлекала, и мы предпочитали Художественный, Малый театры, Театр сатиры с легендарным Владимиром Хенкиным. И всё же первые послевоенные годы ещё были очень трудными, не отменена карточная система, пустые полки магазинов, очереди за хлебом. Но в буфете Большого театра продавали настоящие пирожные. Многие, даже не очень большие любители оперы и балета, ходили в театр, чтобы поесть пирожные. А на Красной площади был установлен киоск, в котором продавались крошечные бутербродики с красной и чёрной икрой и сыром. Стоил такой бутербродик десять рублей, и бабушки приводили сюда внучат, чтобы их полакомить.
Офицеру на улицах Москвы запрещалось появляться с какой-либо поклажей в руках, поэтому, когда шёл с женой, тяжёлую сумку или корзинку несла она, а он вёл её под руку обязательно своей левой рукой, чтобы правая была свободна для приветствий. Командование резерва, размещавшегося в Алёшинских казармах (тех, в которых впоследствии находился под арестом и был расстрелян Лаврентий Берия) предложило отчиму временно поработать замполитом резерва. Нам дали комнату в здании клуба, дверь в дверь с кинозалом, в котором все дни недели, кроме понедельников, крутили фильмы. Москва, как и вся страна, наслаждалась счастьем наступившего мира.
-----------------------
На фото мои братья, погибшие в Отечественной войне. Слева--Борис Артёмович Поясов;
справа-- Георгий Артёмович.