ОНА
Вот сволочь! Семь лет живём, а такое чувство, что сто лет находимся в однокомнатной квартире. Мне с ним тесно, мне с ним дышать нечем. Куда я смотрела? А ведь мама говорила мне, что он тот ещё гад. И ладно бы, гулял. Вон, у Машки Юрка гуляет – все наши подруги знают об этом. И даже знают, с кем он гуляет. А Машка – как слепая. Любит? Да прям. Неужели она, дурища, не чувствует? И что интересно: он же врёт ей безбожно, а она верит. То у него заседание, то командировка. Я его однажды встретила, когда он в этой «командировке» был. За соседними столиками сидели в кафе: мы с коллегами поехали за город в кофе попить. У нас традиция такая: раз в месяц после уроков собираемся и едем в какое-нибудь кафе. Приехали, сели, заказ сделали. Смотрю – Юрик в обнимку с какой-то белой крысой сидит. Меня увидел и отвернул рожу: типа, мы не знакомы. Ну, думаю, всё Машке расскажу. Прихожу к ней, а она смотрит на меня, улыбается и рубашку этому уроду гладит. Да так гладит, что ни одной складочки не остаётся. Я когда Игорю рубашки глажу, на них смотреть страшно, а Машка старается вовсю и при этом рассказывает, какой её Юрец заботливый да ласковый.
Тут Юрка с работы нарисовался, с «третьей смены» прямо, так Машка давай ему обед разогревать, да на стол ставить! Салфеточку накрахмаленную положила, суп в супницу налила, а на третье – компот. Я бы ему устроила ужин. Он бы у меня выпил компот! То есть, этот гадёныш нагулялся, пришёл домой, а тут ему царскую жизнь устраивает обманутая жена! Где справедливость? При нём рассказывать про похождения не стала: как-то неудобно было. Но и смотреть на него не смогла: попрощалась и ушла восвояси. Думаю, я Машке в следующий раз расскажу всё.
А через два дня звонит мне Машка и говорит:
«Ритуль, я такая счастливая! У нас с Юриком ребёнок будет!»
Я прямо таки села и говорю:
«Маш, ты дура? У вас же есть уже Павлик! Куда вам второй?»
А сказать, что этот гад по бабам ходит, я опять не смогла.
Мне Лорик позвонила, подруга наша общая, и говорит:
«Ритка, ты про Машку знаешь?»
«Знаю», – говорю я ей.
«Вот дура», – говорит Лорка.
«Ну да, дура. А что делать? Я ей не смогла сказать», – говорю я.
«И я не смогла. А давай ей анонимное письмо напишем!» – предложила Лорка.
«С ума сошла? Да и не поверит она. К тому же мы двоих детей без отца оставим. А так, какой-никакой. А всё ж отец».
«Ритка, а ведь отец-то он неплохой… Лучше бы мы не знали ничего про этого урода», - сказала Ритка.
«Лучше бы не знали. Но мы знаем. Может с ним поговорить?» – с надеждой спросила я.
«И что ты ему скажешь?»
«Скажу, что если будет продолжать, то мы Машке всё расскажем», – решительно отреагировала я.
«А он рассмеётся тебе в ответ и скажет, что Машка скорее поверит своему честному мужу, чем своим лживым подругам…»
Так мы и оставили этот вопрос открытым.
Когда Машка рожала, Юрка вообще бабу в дом привёл, а их Павлик взял, да рассказал маме, что какая-то рыжая тётя ночевала в доме. И что бы вы думали: Машка поплакала, нам пожаловалась, а потом простила своего Юрца. Но как она может жить, зная, что у него кто-то есть? Не понимаю. Жизнь ради детей – это, наверное, правильно, но как же быть с тем, что так хочется быть счастливой?
Мой не гуляет, но счастливой я себя не чувствую. Как, впрочем, ещё одна моя подруга, Лерка.
У Лерки муж пьёт. Когда посмотришь на этого Коляна-алкаша, думаешь: лучше бы гулял.
Приходит он домой, а от него разит, как от пивной бочки. Что Лерка только не делала: водила по разным врачам, кодировала, плакала, уговаривала – ничего не помогло. Мы с девчонками ей говорим:
«Лер, бросай его на фиг. Зачем он тебе такой?»
А она нам:
«Девочки, а что, одной лучше? Он хоть деньги приносит. Как я на свою учительскую зарплату Миланку поднимать буду? Её ж учить и лечить нужно, на лекарства и врачей денег еле хватает… Мы же всё время по врачам … И потом, девочки, он у меня не буйный. Был бы буйный – точно бы развелась. А так ничего: проспится, прощение попросит – жить можно…»
А мы ей:
«Лер, ну а скажи, он когда пьяный, пристаёт к тебе?»
«Как это – пристаёт?»
«Ну, спите вы с ним?»
«Ой, девочки, какой там… Не спим, практически. И слава Богу. Он, когда пьяный приходит, в гостиной спит, – я его в кровать не пускаю. Не могу… Да и как ему не пить, когда у них все пьют: отец его знатным алкашом был, так мать ему ещё сама и наливала. Только папаша буйным был, не то, что мой. Напьётся и ну давай мать гонять по всему дому. Сын их старший тоже пил, так и спился: замёрз под забором. Свалился на снег, заснул и окоченел. А мой ничего – жить можно. Да и любит он меня по-своему».
«Лер, а ты чего замуж-то за него пошла, если знала, что у него семья пьющая?» – спросили мы у неё.
«Так слово дал, что пить не будет. Что как батя – никогда в жизни! И первый год мы знаете, как жили? Как у Бога за пазухой. А потом началось. Я сначала уйти хотела, но меня Маланка остановила. А потом, когда поняла, что моя девочка больной родилась, я его чуть не убила: из-за него это. Врачи сказали: «пьяное зачатие». Думала не выживет».
«Лер, а может, лучше бы… Ну, в специальный интернат…» – как-то спросила Машка подругу.
«С ума сошла? Если ещё раз так скажешь – знать тебя больше не хочу», – резко ответила Лерка, как отрезала. Помолчала и добавила:
«Миланочка – не собака. Она – ребёнок! Мой ребёнок! Собаку больную не выкинешь, а ты хочешь, чтобы я ребёнка собственного сдала в приют? С ума сошла? А знаете, почему я от своего не ухожу? Другие мужики бросают жён, у которых ребёнок больной, а мой не ушёл. А пьёт с горя: у всех дети, как дети, а у него – инвалид. Любой бы запил…»
«Лер, у тебя какой-то замкнутый круг получается: он её такую спьяну сделал, и пьёт по этому же поводу. Но ты – молодец. У вас вон какие успехи: Миланка и ходит, и говорит, и даже песни поёт!»
«Ну так мы же с ней занимаемся! Знаете, девочки, у Миланки в школе учитель музыки – это что-то: звуки из всего извлекает! И дети просто не нарадуются: бегут к ней на уроки! Конечно, моя девочка певицей не будет, но музыку любит слушать. Я когда устану, ставлю ей Моцарта, она может два часа слушать…»
Вообще-то, на мой взгляд, Лерка – настоящая героиня. Не каждый сможет оставаться такой позитивной, имея тяжёлого ребёнка, а у неё получается этот мир не возненавидеть… Но ложиться в постель с пропахшим алкоголем мужиком – увольте… Ни за что!
Да что я всё о них… Я вам о себе расскажу. Девочки меня вообще не понимают: мой муж не пьёт, не бьёт, баб домой не водит… Не мужик – а мечта! Мечта… Он никогда не был моей мечтой: ни когда познакомились, ни когда заявление в загс подавали, ни когда нам «Горько!» за свадебным столом кричали. Мама смотрела на меня и говорила:
«Ритка, Ритка, как же можно без любви замуж идти?»
А я ей: «Мама, мне скоро тридцать! И, потом, он очень красивый! Да и любит меня, кажется. Семья хорошая, не пьющая, что тоже немаловажно. В общем, я в старых девах не хочу оставаться», – отвечая маме, уговаривала себя саму. По-началу всё шло хорошо: Игорь на самом деле был парнем, хоть куда! Мне все мои девчонки завидовали, правда боялись, что гулять будет. А он не гулял. То есть, он совсем не гулял. Даже со мной. Его единственным пристрастием был компьютер. По началу мне было как-то странно: медовый месяц, а муж сиднем сидит у компа.
«А что ты хотела – айтишники, они такие! Зато зарплата – супер!» – говорили мне мои девочки и тихо завидовали.
Через полгода я забеременела, а ещё через девять месяцев появился наш Славка.
Первый звоночек прозвенел тогда, когда нужно было за мной в роддом ехать. Игорь позвонил и сказал, что ему срочно нужно доделать программу, и что вместо себя он намерен отправить своего брата. Я расплакалась: Славик – наш первый ребёнок, и кому, как не отцу встречать ребёнка из роддома и везти его домой. Игорь так и не приехал, и нам пришлось ехать домой на такси, потому что его брат изрядно выпил, отметив день рождения племянника.
Потом у них поломался какой-то сервер, и когда у трёхмесячного Славика была температура 38,5; и он стал задыхаться, Игорь три дня и три ночи работал в офисе. Скорая забрала нас в больницу: три дня ребёнок был в реанимации, а его папа исправлял чьи-то ошибки и решал производственные задачи.
Когда Слава пошёл, папа был в Чехословакии – настраивал какое-то оборудование.
Когда Слава заговорил, папа уехал на год в ЮАР – подвернулся отличный проект.
Через год он вернулся, и я уже было подумала, что сейчас он обратит внимание на нас со Славиком, но Игорь получил повышение и пропал. Нет, он не пропал в прямом смысле слова: он приходил домой спать. При этом он, соответственно, ужинал и завтракал. Моя жизнь и жизнь нашего ребёнка шла мимо него твёрдым шагом, и когда Славику исполнилось пять лет я поняла, что это конец.
Подруги мне при всём этом почему-то завидовали, а особенно незамужняя и бездетная Лизка. То есть, незамужней она становилась три раза: после очередного развода. Лизка была очень эффектной женщиной, но с мужчинами не получалось: всё время натыкалась на каких-то моральных уродов.
«Всё дерьмо плывёт к моему берегу. Ритка, а ты дурища, своего не ценишь. Он у тебя пьёт? Гуляет? Нет? Вот ты балбесина! Он же работает! Посмотри, сколько у тебя шмуток! Кольцо с бриллиантами купила, серьги… Шубка последняя – вааще атас! Сиди и молчи в тряпочку! Девочки, ну разве я не права?»
«Права!» – отвечали подруги и проводили убийственные аргументы:
«Смотри, Ритуль, он же на самом деле работает. Чтоб вы со Славиком хорошо жили…»
«Девочка, – парировала я, – да Славик растёт, практически, без отца! И это при живом отце! Он что, гуляет с ним? Ездит куда-то?»
«Ритка, а в Турции вы все вместе недавно были – это не в счёт?»
«В Турции? Я там была с ребёнком, а он с компьютером: у него срочное что-то было. Всю неделю из комнаты не выходил», – отвечала я, вспоминая эту ужасную поездку. Я завидовала всем женщинам, которых повсюду сопровождали мужья: в бассейне, на завтраках, на экскурсиях…
Отдельная тема – мамаша Игоря. Не мамаша – волкодав. Помощи от неё – ноль, Славик ей до фонаря. Она всё время спасает братца моего мужа: то от пьянства, то от очередной проститутки, на которой тот собрался жениться.
Мне позвонила недавно и сказала:
«Маргарита, я тебе так скажу: мой сын не выглядит счастливым мужчиной! А поддерживать огонь в семейном очаге, чтобы работающему мужу было тепло, – это прерогатива женщины».
На что я ей ответила:
«Зоя Александровна! Я забыла, что у меня есть муж. А счастлив он или нет – вообще понятия не имею. А вы не хотите спросить про внука, который скоро пойдёт в школу? А проведать вы его не хотите? Или в зоопарк с ним сходить?»
«Фи, как это вульгарно: тащить ребёнка в зоопарк. Вы там были, милочка? Там такая грязь и вонь, что это может негативно отразиться на психическом состоянии ребёнка!»
«Да фиг с ним, с этим зоопарком. Сходите в кино, в парк аттракционов, в кафе, наконец! Вы его год не видели! Придёте на день рождения с шоколадкой, которую вам подарил на Новый год ваш придурковатый сосед, и будете считать, что миссия выполнена!»
«С тобой невозможно разговаривать! Ты недостойна моего сына! Я всегда ему это говорила!»
Я бросала трубку, а про себя ругалась непристойными словами на эту ведьму.
Мои родители живут далеко-далеко от меня, и мы видимся в лучшем случае, раз в два года, так что помощи мне, по сути, ждать неоткуда. Да и мама всегда была очень консервативна в своих взглядах на супружескую жизнь:
«Риточка, не бросайся мужем! Он хороший, твой Игорёк. Посмотри вокруг: одни идиоты. Да что там вокруг: на своих подруг взгляни! И, заметь, не гонят своих мужей. Терпят. И ты терпи».
«Мам, мне тридцать шесть лет. Я так хочу счастья мам! А скажи, ты с папой счастлива? Ты бы ничего не хотела изменить в своей жизни?»
«Нет, Риточка. Папа – замечательный человек! Он всегда берёг меня, да и некогда нам было о глупостях думать. Нужно было каждый раз менять дислокацию, устраиваться на новом месте, вас с Таткой поднимать… От Татки есть что-нибудь?»
«Нет…»
«Обида – паршивая штука. Я всё время думаю: зачем ты у неё Игорька увела? И сама несчастлива, и Татку мы потеряли… Я тут пыталась дозвониться до неё…»
«Всё, мамочка, люблю тебя! Мне за Славиком бежать нужно», – обрывала я мамины стенания и бросала трубку. Может я и правда зря чужое взяла? Так не хочется быть мебелью в доме для собственного мужа… Так надоело одиночество вдвоём…
Вчера я пошла в ЗАГС и узнала, какие документы нужно собрать, чтобы подать на развод. Вечером выложила всё это на компьютерный стол перед Игорем. Он поднял глаза, посмотрел на меня и спросил:
«Ты это серьёзно?»
«Да», – ответила я.
«Где нужно поставить подпись?» – равнодушно и как-то устало спросил он.
«Здесь», – я ткнула пальцем в заявление.
Он молча расписался и уткнулся в компьютер. Ни слова про Славика! Ни уговоров, ни разговоров – как будто я и правда мебель, а он подписал бумаги на самовывоз.
Квартира – моя, вернее, родительская, подаренная мне ещё до свадьбы. На жизнь заработаю как-нибудь, алименты опять же, приличные будут: так мне в банке посчитали. Накопления кое-какие есть, спасибо маме: это она меня научила:
«Рита, никогда не знаешь, как жизнь повернуться может, доченька. Откладывай понемногу каждый месяц. Зарплату получила – в мешочек. Игорь деньги принёс – в мешочек. Глядишь, сумма и наберётся…»
Нет, ну какая же он, всё-таки, сволочь: даже не расстроился. А на что ты надеялась: что он тебя обнимет, поцелует и уговорит не делать глупостей? Когда в последний раз он тебя целовал? Ну, хоть в щёчку? Сволочь. Конечно, Лизка сейчас перья распушит и пойдёт свой павлиний танец танцевать. Она всегда этот танец исполняет, когда на горизонте свободный мужик замаячит… А на что ты рассчитывала, Ритуля? Больно тебе, что ли? Почему по твоим щекам текут слёзы? Плачешь? Ну-ну…
«Плачь, плачь, галка – мне тебя не жалко…» – вспомнилась строка из детского стихотворения Бориса Заходера. Я очень этого поэта любила в детстве. Папа принёс мне его книгу, когда мне было три года. К четырём я знала кучу стихов наизусть. Татка тоже учила, но я читала стихи лучше, чем она…
«Татка скачет, а Ритуля плачет…
Плачь плачь, Ритка, –
Дура и бандитка», – единственное, что пришло мне на ум.
ОН
Дура. Какая же она, всё-таки дура… Интересно; на что она рассчитывает? Что родители помогать будут? Будут, наверное… Господи, как тяжело-то с ней. Сидит, телек смотрит. А что ей ещё делать? Хоть бы раз спросила: «Тебе кофе налить?» Или не так: «милый, тебе кофе хочется со мной выпить. В постели. Голышом…» Хотя, если честно, ни голышом, ни в постели уже не хочется.
Я вспоминаю, как увидел её впервые. Странно: они с Наташкой близнецы, а такие разные! Наташка на отца была похожа: спокойная, медлительная. А Ритка – огонь девка. Я как увидел – обомлел. А красивая – глаз нельзя было отвести. Не то, что сейчас. Выдра. Хоть бы причесалась. Ну чего я цепляюсь: она же дома, всё-таки! Из дома выходит – всё делает: макияж, причёску… Интересно, для кого это? А ведь я любил её… Взяла, подсунула мне эти бумаги, а сама свою подпись не поставила. Думала, что я её упрашивать буду. Ага.. Посматривает на меня. Славку жалко: при такой мамаше он на всю жизнь женоненавистником останется. И что я ей плохого сделал? Да я сразу после свадьбы понял, что зря всё это. Когда на свадьбе «горько» кричали, я думал, что в дамки попал: красавица, умница, семья хорошая. Хотя мама говорила мне:
«Подожди, Игорёк, сядет эта красавица на твою шейку и ножки свесит. Обовьёт тебя своими ножками и удушит…» Ну, мама тот ещё аналитик семейных отношений. Я так думаю, что папаша мой неспроста её бросил: характер сложный. Зоя Александровна всегда должна быть правой, всё должно быть так, как она хочет. Хотя Наташка ей больше нравилась, кажется. Маман подумала, что из Наташки она верёвки вить сможет. Обидел я Татку, знаю. Но без любви жениться – лучше утопиться.
Ага, значит, любил всё-таки… Или люблю? И как это у нас всё пошло не так? Можно ли было что-то пересмотреть, исправить…
У меня работа, но она же знала, что я много работаю. Моя работа – это моё всё. А семья – тоже моё всё. Интересно, а есть те, кто совмещает семью и работу? Смотря, какую работу, и смотря, какая жена. Может, нужно было как-то иначе, но как, если тебе звонит хозяин и говорит, что программа висит, а от этого сумасшедшие убытки? И ему плевать, что мне жену из роддома забирать. Ему в этот момент на всё плевать, даже на собственного сына! Я же не хозяин компании! А если бы был хозяином, тогда как? Бросил бы и ушёл? И пусть всё прахом? Или Ритка думала, что мне не хочется Славку на руки взять? Ещё как хотелось – я ведь так ждал его! Но, неужели трудно понять, что это всего-навсего дорога о двадцати минутах, а впереди – вся жизнь? Я приехал тогда, Как только наладил всё, я сразу же приехал, но как она меня встретила: закрыла дверь в детскую и сказала, что такие отцы, как я, недостойны таких сыновей, как наш Славик. А я стоял, смотрел на неё и не знал, что делать: нужно было оттолкнуть её и войти в комнату, но я не смог… Попытался извиниться, но она мне сказала, что такие вещи простить нельзя. А, вот ещё что… Она сказала, что любой другой мужчина на моём месте, на коленях бы ползал, вымаливая прощения. Это она имела в виду Юрку, когда тот на коленях перед Машкой стоит. Но я ведь не гулял направо и налево, так какого чёрта мне перед ней на коленях ползать? У меня тоже гордость имеется.
Да, я не видел, как Славка пошёл. Виноват, но и не виноват! Коляску за огромную сумму она хотела, качели в квартиру для Славки, самые лучшие игрушки она тоже хотела. Интересно, где бы она взяла деньги на всё это, если бы я не поехал в Чехословакию? Да почему я всё время должен оправдываться перед ней? Или я оправдываюсь сейчас перед собой? Короче, я запутался. Пойду и напьюсь сейчас. А потом позвоню Лизке. Она давно на меня смотрит. Не так сформулировал: она давно мне предложение сделала… Фу, совсем не то, хотя по сути – самое оно: это не я ей предложил вступить в интимные отношения. Так прямо и сказала:
«Вид у тебя, Игорёк, как у жеребца, которого долго держали в стойле, а потом вывели на пастбище. А не вступить ли нам в интимные отношения?»!
А я ей ответил:
«Лизок, такие предложения должны исходить от мужиков, между прочим».
А она мне говорит:
«Мужик-то нонче обмельчал, разве ты не заметил? Вот скажи, чего ты с Риткой живёшь? Вернее, зачем ты с ней живёшь?»
А я ей:
«Так жена она мне, всё-таки. Да и сын у нас, Славка. Это у тебя всё просто, а семья – она разная бывает. Да тебе не понять. Я не хочу быть ещё одним патроном в твоей обойме. И потом, тебе не кажется, что это как-то не очень порядочно: Ритка – твоя подруга, вы же со школы дружите!»
А она мне отвечает:
«А при чём здесь дружба? Женская дружба, она, Игорёша, разная. Ты не ответил мне на вопрос: Зачем ты с ней живёшь? Ритка сказала, что ваш брак давно себя исчерпал…»
А я ей:
«Что, прям так и сказала?»
«Спроси у неё сам. Но, если что, я – свободна птица. И без обязательств. Держать не буду».
«Лизка, а ты хоть раз любила?»
«Конечно! Только он ноги об меня вытер и всё. А мне пятнадцать лет было, между прочим…»
«А я-то тебе зачем? Я – неинтересный собеседник, у меня в голове схемы и программы… Я тебе надоем быстро».
«Там видно будет. Надоешь – выкину».
Я тогда очень удивился: такой прагматизм! Ни капли смущения. И, в конце концов, я не старый свитер, чтобы меня выкидывать. А кто я? Лизка задала хороший вопрос: Зачем я живу с Риткой? Она меня, судя по всему, не любит, я тоже как-то поостыл. Ради Славки? Это да. Славка – мой сын и я ни за что от него не откажусь. Славка – это моя надежда и опора… Как-то пошловато звучит, как в романе… Живу, потому что знаю, что я за них ответственен. Может, я и правда не на ту лошадь поставил? Интересно, а как там Наташка? Не простила она нас…
Потом была поездка в Юар… Там без греха, конечно, не обошлось, но сколько можно меня на голодном пайке держать? Я позвонил – она в трубку брякнула, что Славик сказал «папа» и сбросила звонок. Разве так жёны поступают? Да ей плевать, что я там малярию подхватил, что чуть не умер… Хоть бы раз поинтересовалась, как мне там, в чужой стране, с чужим языком? Правда, однажды сказала, что соскучилась… Или мне показалось? Уже и не помню. Нет, точно было. А, может, не всё? Нет, наверное, всё…
Вон она сидит, надувшись. Плачет, что ли? Прям. Заплачет она. Или плачет? Даже если захочет – фиг покажет. Всё на первенство претендует. На хрена ей это первенство нужно? Я бы каждой бабе в загсе плакат выдавал, огромный, на всю стену. А на том плакате два слова масляной краской и жирной кистью написано: «БАБЫ! КАПИТУЛИРУЙТЕ!» Феминистки чёртовы. Пойду, напьюсь. Сейчас Коляну позвоню, а то одному как-то не с руки пить.
– Алё, Колян, ты как? (О, напряглась вся, прислушивается, стерва) Я – нормально: развожусь вот… Да, только что бумаги подписал. (Встала, делает вид, что пыль вытирает)… Ну да, повод есть отметить. ( Вот! Теперь я вижу перед собой настоящую мегеру!)… А давай! Где встречаемся?... Да не, не беспокойся, я проставляюсь. Мишке позвони, пусть тоже приходит! Всех приглашаю! (Сейчас она напоминает пантеру перед прыжком. Кажись, надо сваливать). Выезжаю.
А ты, старая дура, сиди дома со своими бумагами и хорошенько подумай.
СЛАВКА
Хорошая эта тётя, ласковая. Мама сказала, что мне к ней немного походить нужно, чтобы у меня чего-то там не было. Мама сказала, что у детей это бывает, когда родители разводятся. Странное слово: разводятся.
Бабушка говорила, что разводят животных. У тёти Милы, бабушкиной соседки по даче, курей полный сарай. Она курей разводит. А куры эти интересные: то сходятся, то разводятся. Она их по двору разведёт, а сама каши наготовит из зерна. Вкусная каша, прамежду прочим. Тётя Мила однажды кастрюлю около курятника оставила, так я попробовал. Мне потом влетело от мамы – она увидела, как я из куриной кастрюли кашу ем, и всыпала мне.
Тётя сказала, как её зовут, но я забыл отчество. Тётя Лиля – как-то неудобно. Какая она мне тётя? У неё работа психическая. Почему психическая? Потому что психолог с психами работает. Ой... А я что, псих, что ли? Я не хочу быть психом! Пусть она с мамой и с папой лучше работает – они оба психические.
Я этой Лиле сказал:
«А знаете, я, например, никогда не женюсь».
Она спросила:
«Почему, Славик?»
«Потому что после того, как люди женятся, они разводятся. У нас в группе у Ленки, у Максима, у Серёжи и у Марка пап нет. Все поразвелись. А куры, между прочим, после разводя в свой курятник собираются и мирятся там. Иначе яиц не будет!»
А тётя Лиля спросила:
«При чём тут яйца, Славик?»
«Как это при чём? Яйца, это курячьи детки. А детки только от любви рождаются. Так бабушка говорила. А бабушка не врёт, прамежду прочим».
Но если я всё-таки народился, значит мама с папой любили друг друга? А когда же они успели разлюбить?
Я маму спросил об этом, так она сказала, что да, любили. Иначе ты бы я не родился. Тогда я у папы спросил, так папа тоже сказал, что любили.
Тётя Лиля, а это правда, что если человек любит другого человека, то он слышит стук его сердца? Правда? Тогда всё ясно. Может, они разлюбили друг друга, когда папа уехал надолго? Когда люди разъезжаются, их сердца перестают слышать стук. Я проверял. Когда мама меня прижимает к себе, я всегда слышу, как её сердце стучит. А когда я отхожу подальше – не слышу. А если вообще до Африки добраться, разве услышишь?
А тётя Мила рассказала, как в её курятник лиса пробралась. Она там подкоп сделала – хитрая бестия. Это тётя Мила так сказала. А ещё она сказала, что лиса унесла петуха, потому что он самый большой был. И куры плакали. Они сильно петуха любили. А когда петуха лиса унесла, то они яйца нести перестали. Правда, потом муж тёти Милы нового петуха принёс - ещё красивее первого. Он на курях поженился, они и успокоились. И снова яйцами занялись.
Тётя Лиля, а может маме нового петуха надо? То есть, мужчину? Может, она его полюбит? А что с папой будет? А как он без меня проживёт? Я-то без него плохо. И мама плохо. Знаете, я однажды ночью проснулся, а она плачет. Горько-горько. Я подошёл и спросил:
«Мама, а почему ты плачешь?»
А она мне и говорит:
«Славка, мы, наверное, с папой разведёмся».
«Это как?»
«Ну, он будет жить отдельно от нас».
«Почему? Разве нам плохо вместе?» – спросил я.
А она и говорит:
«Так иногда бывает. Когда два человека перестают чувствовать друг друга».
А когда папа приехал из командировки, я подвёл его к маме и попросил обнять. Папа обнял маму, а я говорю:
«Папа, ты сердце мамино послушай. Стучит?»
«Стучит…» – сказал папа.
«Значит, она тебя любит», – сказал я.
А папа сказал:
«Славка, слышать сердце – этого, видимо, недостаточно…»
А потом папа пьяный пришёл: он с дядей Коляном «надрался». А дядя Колян – алкоголик и скотина: так мама сказала. Мама не хотела его в квартиру пускать. Но папа сильный – он прорвался. А потом она стали обзывать друг друга разными плохими словами. Я в шкаф спрятался. Я не помню, сколько в шкафу сидел. Пока они кричали – я всё сидел. Потом замолчали и стали меня искать. А я молчал, как мышка. А они друг на друга говорить стали:
«Это он из-за тебя ушёл!» – сказала мама.
«Это ты виновата. Я бы отлежался пару часов».
А потом папа сказал, что мама стерва. А мама сказала, что папа дурак. И что-то ещё. Не помню. А папа сказал, что её убить мало. А мама сказала, что его тоже убить мало. А потом они замолчали. Я только собрался заплакать, потому что думал, что они убили друг друга, как они шкаф открыли. А там я.
Папа говорил как-то, что мальчики не плачут. Я смотрю: а папа-то плачет! И мама плачет! А потом они схватили меня и чуть не разорвали пополам. И папа обнял нас с мамой. И мы все трое стояли и плакали…
Тётя Лиля, поговорите с ними, пожалуйста. Скажите, что они ведь не разорвут меня пополам. А если они захотят разорвать, так ведь ни у кого из них сына не будет. Разорванные дети не живут. Как это почему? Потому что если сердце разорвать напополам, оно ведь стучать не сможет – из него вся любовь вытечет. А как же они потом, когда меня не станет? Они же погибнут без меня! А я не знаю, что делать, чтобы они не погибли. Ведь я погибну без них тоже…
Я не плачу. Я честное слово не плачу. Я просто хочу, чтобы мама и папа жили со мной… Потому что человека нельзя разделить, а ребёнок – это тоже человек, хоть и маленький…
24.11.2022
Клайпеда, Литва
Продолжение: "Сашкина история" http://proza.ru/2022/12/08/1385