Она стояла перед витриной, и отбрасываемая тусклым светом фонаря тень девушки плескалась за её спиной разноцветной радужкой в подмёрзшей лужице на асфальте вечернего города. Стоял ноябрь. Точнее, его середина, и она… Так стояла она уже довольно долго, всматриваясь в видимое, или ведомое только ей.
У неё за спиной мелькали, постоянно сменяя декорации будничных сумерек, спешащие, кто домой, а кто просто укрыться от непогоды, равнодушные прохожие – такие же безразличные тени, как и её. По шумной мостовой, то и дело обдавая спешащих пешеходов смесью первого подтаявшего снежка и реагента, проносились машины с такими же обезличенными людьми внутри… а она всё стояла в застывшей позе и смотрела, смотрела.
Её прозрачная (или призрачная?), немного ссутулившаяся фигурка казалась застывшим изваянием безмолвного укора… или сожаления.
И только чуть подрагивавшие плечи могли бы сказать засмотревшемуся на неё прохожему – если таковой вдруг откуда-нибудь взялся – что изваяние живое: настоящая девушка, в недавнем такая же как он сам, прохожая. Просто отчего-то внезапно замершая на бегу, остановившаяся, да так и застывшая перед витриной. Однако, любопытствующих прохожих, готовых отвлечь внимание девушки от гипнотического созерцания не обнаруживалось, и она всё продолжала пристально вглядываться в витрину, дрожа от холода и кутаясь в явно не по погоде тоненькое твидовое пальто расцветки в тон сумеречных красок вечернего города.
Так что же такого было в той витрине, что так остро влекло внимание недавней такой же, как и все другие, а сейчас очарованной горожанки? Во что так долго и так пристально вглядывалась эта странная девушка…
На витрине уже закрытого, как можно было понять по приглушённому свету внутри, комиссионного магазина на первый взгляд не было ничего привлекательного… и на второй, собственно, тоже. Обычный ширпотреб широкого спектра бытового применения: от шляпок до булавок (как сказали бы в старину) и от шпилек до пайеткок, и прочих женских безделушек. Ничего примечательного или, к примеру, антикварного не наблюдалось за витриной в принципе. Однако, что-то же привлекло взор молодой женщины.
Если бы тот самый предполагаемый или допустим уже другой праздношатающийся захотел разобраться и, с любопытством, не свойственным городским прохожим особенно в обычный вечер будней, проследил за взглядом застывшей – он был бы нимало удивлён. Взор очарованной девушки казался рассеянным, но не как у человека, улетевшего в собственные фантазии или воспоминания, хотя… и это, пожалуй, тоже. А взгляд её был устремлён словно «сквозь витрину» комиссионного и направлен чуть в сторону. Она смотрела в бликующее в полумраке закрытого магазина витринное стекло как в зеркало. Завороженно вглядываясь туда, где плескалась в затянутой тоненьким льдом луже её собственная тень.
Чем же так могло привлечь девушку её собственное отражение или тень? На излёте смысла и фантазии, полуяви с воображением, она сумела ухватить уголком зрения нечто неуловимое, что взгляду человека, обычно смотрящему себе под ноги или блуждающему в мыслях, такое никогда не удаётся. Лёгкое движение, коим тень подстраивается под своего обладателя. Несостыковку, точнее… перестыковку нематериального в материальное. Или ещё точнее, девушка сумела различить тоненький сбой непопадания в момент, миллисекунду перехода того, чему нет ещё определения в вербальном мире… И тут, как писал К. Кастанеда, в обшивке случайной прохожей произошёл сдвиг «точки сборки». Что это было? Прорыв подсознания? Мгновенное просветление? Она сразу познала все тайны Вселенной в один миг? Вышла из иллюзорности Бытия? Всё немного прозаичнее и вместе с тем, намного… намного неописуемей!
Внимание девушки попало в самый стык оболочки миров – реального и ирреального…
Она стояла и наблюдала, и никак не могла насладиться этой чудесной мандалой, разворачивающейся перед её восхищённым взором: странной, но упоительно прекрасной спиралью, сияющей на гранях мира и даже за гранями... Она была уже не просто наблюдателем – наблюдателем за собственным зачарованным умом, самим по себе наблюдающим за неописуемым актом Творения.
Кто-то прошёл слишком близко от застывшей изваянием фигурки и случайно задел её плечом. Девушка моргнула и «отмерла». За вновь заполнившей её сознание суетой будней, она почти сразу же и забыла только что, случайно подсмотренное… Но сокровенное осознание осталось внутри и растеклось приятным, облегающим всё тело молодой женщины, теплом и чувством гармонии и спокойствия.
Всё так же тускло светили фонари. Проезжающие по первой пороше автомобили продолжали окатывать бегущих по своим делам пешеходов потоками грязи, а прохожие выдавали в ответ собственный поток грязи, уже словесной… И недавняя созерцательница прекрасного теперь тоже семенила по своим делам, но внутри её таился и время от времени раскрывался таинственный и нежный бутон лотоса, и от того ей было тепло и надёжно в этом мире суеты и ругани. И что-то такое же глубинное, как внутренняя ипостась девушки время от времени нашёптывало своей обладательнице, что теперь она существует как бы вне времени… между судеб.
Ножки, обутые в изящные лаковые сапожки, легко огибали скользкие места, натренированное тело интуитивно отскакивало от брызг, летящих из-под колёс, а сердце девушки чутко прислушивалось к этому чистому голосу и трепетало в предвкушении чего-то прекрасного и неизведанного, и её сознание то вспоминало, то вновь забывало о недавно пережитом.