На вокзале было душно. Толпа устремлялась на перроны, подхватывая с собой всех, идущих мимо, заражала своей прямолинейной устремленностью.
Ее красный чемодан нелепо смотрелся на фоне серого пересохшего асфальта, темных вагонов и безликой массы, обтекающей ее. Обтекающей их – они стояли вдвоем возле входа в вагон и молча смотрели. Не друг на друга: это было тяжело и бессмысленно. В стороны. Они смотрели в стороны, едва заметно избегая смотреть в глаза другому. Не подвластные толпе и времени – хотелось ей думать. О чем думал он, она не знала.
Они приехали рано утром вместе, на поезде из другого, более милосердного, во всяком случае, не предрекающего разлуку, города; завтрак в кофейне, ее красный чемодан в его руке. А теперь она ехала дальше. Он просто проделал часть пути вместе с ней, чтобы проводить ее, обнять на прощанье, сказать… Да что тут скажешь, если она решила уехать?
Хотя, она ждала. Не зная, чего, и боясь даже фантазировать об этом, она ждала. Что он остановит? Скажет, что хочет, чтобы она была с ним? Стоя на перроне, она сжимала зубы, чтобы не расплакаться, а что она там ждала – не знал никто. Потому что она точно понимала, что нет, никогда он не скажет ей «Оставайся». А если никогда – то зачем? Зачем это все, пусть сердце рвется, а глаза начинают слезиться, несмотря на ее жалкие довольно-таки попытки улыбаться?
Объявления подталкивали ее к вагону, послушному голосу, который безразлично сообщал о скором отбытии, поезд был готов застучать колесами, набрать скорость и уехать – с ней или без нее, поезду все равно. Но ему тоже было все равно, и потому она должна была уехать. Подхватить своей чемодан, войти в вагон и, усевшись на койку, замереть в своей горечи.
С чего все началось? Да кто уже вспомнит! Закружило круговертью, подхватило, понесло. «Я с ним, я с ним!» - шептали губы, а глаза начинали плакать от невыносимости и невозможности счастья. С ним – и без него. Он с ней, но без нее. Разбитое сердце – внутри, вроде бы, пары. Вроде бы. Конечно, она знала. Что никогда. Что – никогда? Никогда не вместе. По-настоящему, навсегда – никогда. Но когда на глазах лежит дымка любви, окутывая реальность, искажая ее своим розовым мороком, это «никогда» как будто бы не имеет значения. Никогда – но сейчас-то «да». Да нет, и сейчас – «нет» Только она отказывалась от этого знания, загоняла его в тот угол сознания, который был самым темным и не посещаемым. Потому что сегодня – вот оно: он звонит, он пишет, он зовет…
А потом она решила уехать. Все-таки, уехать. Все-таки, решила? Она не смогла бы честно ответить на этот вопрос. Билеты купила. Это – точно. Потому что вот они, лежат в ее рюкзаке вместе с паспортом. Вот билеты – они точные, ясные, однозначные: вокзал, время отправления, город назначения, номер места. Все очевидно. И чемодан собран. Маленький красный чемодан на колесиках. Да ей много и не надо.
И его неожиданное решение ехать с ней часть пути, до пересадки на другой поезд. Неожиданное – но желаемое. Замершее сердце. Разбитое.
На перроне, куда он привез ее чемоданчик, доставил ее к поезду, когда до отъезда оставалось пять минут, а они все не могли прервать свое молчаливое стояние возле друг друга, он наклонился и при всех долго ее поцеловал. Прямо среди толпы, которая обратилась в тысячу уставившихся на них глаз. Не верящей этим двоим, с покрасневшими глазами, молчащим и не смотрящим. Они и целовались не глядя. Чтобы не видеть друг друга. Ей было больно. О нем она не знала ничего. Их недолюбовь, длящаяся несколько лет, не открыла ей о нем ничего. Ни-че-го, она это понимала, пусть и отрицая это понимание даже для себя самой.
Он целовал ее на глазах у толпы, он, который редко публично к ней прикасался – целовал ее у входа в вагон уходящего поезда. То ли подгоняя, то ли прогоняя. Наверное – прощаясь. Они мало говорили друг с другом о том, что чувствовали и думали. Наверное, это было ошибкой. Но она всегда боялась узнать правду, предпочитая ей зыбкую надежду на его любовь.
Поезд поехал – и она вместе с ним. А тот, другой, остался на перроне, становясь все более далеким с каждым поворотом колес. А она плакала. Беззвучно и горько. Ей казалось, что она рубит свою жизнь на части. Чтобы, превратив в крошку, пропустить между пальцев, отдав ее времени, которое неустанно сыпет песок, отсчитывая чужие жизни.
Через три года она получила смс.
«В городе душно, и нечем дышать, и тебя нет»
Долго с недоумением вчитывалась в него, силясь понять. Вспомнила душный жаркий день на перроне вокзала, ручку чемодана в своих руках. Где летало это сообщение три долгих года, сообщение, которое он послал ей, когда после отхода поезда один – уже один – бродил по городу. Где ждало оно своего времени, чтобы вдруг ворваться в ее жизнь воспоминанием. О чем? О возможном счастье? Ну, нет, о невозможности счастья. Он ведь не остановил ее. Не попросил остаться – она не ждала, не именно ждала, хотя, наверное, замирающее от горя сердце хотело бы этого, пусть она и знала, что этого не будет. Точно – не будет. Он послал ей сообщение, когда поезд неотвратимо уехал. Чтобы – что? Чтобы она вернулась? Этого он не хотел. Чтобы она плакала еще сильнее? И дольше? Нет, она понимала его: бродя без дороги по городу, оставшись в одиночестве и пьянея от тоски, он писал ей то, что чувствовал, не имея другой цели, кроме крика о своей боли. Но его боль, но ее боль – они не могли встретиться. И дело было не в расстоянии между городами. Они всегда были разделены, даже когда он обнимал ее, поднимая вверх, к своему лицу.
И сейчас она поразилась не этому запоздавшему сообщению из прошлого. А своему равнодушию к нему, о котором и не могла мечтать тогда.