При взгляде на нее сложно определить возраст. Привычные символы возрастных групп ускользают. Вроде бы эта просторная рубашка без рукавов в моде у молодых, но редко на ком из молодежи увидишь эту тяжелую атласную юбку почти до пят. А стоптанные босоножки на маленьком каблуке, с почти волочащимися по земле ремешками, которым следовало бы сидеть на пятке, - отбрасывают нас еще дальше по возрастной шкале.
Да какое дело до этой одежды, верно? Кто только сегодня что ни носит. Глаза! Вот где кроется жизненный опыт – и там же можно прочитать возраст. Но не в этом случае. Ее глаза нам не помогают. Этот взгляд сложно поймать, он перебегает с одного предмета на другой, то ли ища что-то, то ли прячась.
Она идет по улице летнего города. Цвета ее одежды гармонируют с солнечным днем – розовая юбка и белая рубашка. На этом гармония заканчивается. Мимо нее проходят разные люди – выходной день - никто не хочет упускать хорошую погоду. Но взгляд, скользящий по прохожим, неизбежно цепляется за нее. Что с ней не так?
Ничего. И все. Одновременно.
Ты сразу замечаешь что-то излишнее. Будто помимо размеренной ходьбы ее тело выполняет еще какие-то функции. Ее шаги не подходят человеку, идущему по ровному сухому асфальту, скорее – тому, кто идет по обледеневшей дороге – чуть резче, чем у остальные, и чуть осторожнее. Ее руки – не довольствуются задачей слегка покачиваться в такт ходьбе. Они как будто каждую секунду вспоминают, что им нужно защититься от какой-то угрозы, и тут же понимают, что угрозы нет. Голова, завершая этот оркестр расстроенных инструментов, никак не может выбрать верный угол наклона и направление взгляда.
Каждое «неверное» движение едва уловимо. Но все вместе они становятся красной нитью неуместности, пронзившей все ее существо.
В ее руке покачивается – хотя скорее подергивается – сумочка Mary Key, в которой распространяют популярную косметику. Судя по виду, она либо пуста, либо почти пуста. Это ее единственный багаж.
Наблюдая все это и желая понять, возвращаешься к ее глазам. Там должно быть что-то, какая-то информация. И вдруг…
Ее голова замирает, и взгляд фиксируется на чем-то. Шаг замедляется. Она смотрит на девочку. Парад хаотичных движений останавливается. Девочке лет 11. Идет куда-то с родителями. Ничего необычного. Но не для Нее.
Для нее это островок понятности. Фрагмент реальности, останавливающий бесконечный процесс «поиска / попыток спрятаться». Она знает, что это такое – быть 11-летней девочкой. Только это она и знает.
- Время не подскажете? – незаметно подошедший с другой стороны прохожий заставляет ее вздрогнуть.
Она оборачивается и смотрит на мужчину некоторое время. Ей снова сложно зафиксировать взгляд, но попытки найти ответ почти парализуют ее на мгновение.
- Меня зовут Тина, - медленно отвечает она.
- Здравствуйте, Тина! А сколько времени, знаете?
Она не знает. Она уходит, оставив человека в замешательстве.
Бояться незнакомых взрослых мужчин – типично для 11-летней девочки. Все более старшие модели поведения не были освоены ею.
В 11 лет ее не стало. Не стало на целых 13 лет. А потом, в 24 года, она появилась на остановке ее родного города. Она сидела там и молчала. И будто бы просидела там все те годы, настолько обыденно она там смотрелась. С тех пор прошло еще 13 лет.
Неясно, счастье это или проклятие, но в те, первые 13 лет, она исчезла не только для окружающих, но и для самой себя. В один момент она шла из школы домой, в следующий – оказалась на остановке. Вероятно, на планете есть как минимум один человек, который знает, что было с ней между этими точками, и это не она.
Исчезновение.
Говорят, самое ужасное – не смерть близких, а не знать, что с ними. Но возможно, что есть что-то пострашнее – исчезновение самой себя.
Исхаживая вдоль и поперек улицы каждый день, ищет ли она ответы о годах исчезновения? Думаю, она попросту ищет себя.
Она слышит шум сверху и поднимает голову. Самолет. Один из тех, что летят стремительно и оставляют за собой белую полосу. Сначала полоса непрерывная, но уже скоро начинает рассеиваться и превращаться в размытый пунктир.
Она ощущает свою жизнь так же. Сначала она жила стремительно, жадно познавая мир и себя. Вперед, только вперед. Она хорошо помнит это. Потом вдруг все стало размытым. Форма ее тела на той остановке совсем не соответствовала содержанию. Она не знала и не понимала ничего, что люди обычно понимают в 24 года. А потом ее тело стало взрослеть дальше, но внутренняя программа, однажды претерпев тотальный крах, была не способна развиваться. И сейчас вся ее жизнь – это все сильнее и сильнее размывающийся пунктир времени.
Она отводит взгляд от неба и смотрит куда-то перед собой, не двигаясь. Эта незнакомая маленькая девочка – такое микроскопическое отражение себя во внешнем мире – дает ее телу пару мгновений покоя.
Жидковатые короткие светлые волосы растрепались от ветра. Она заправляет их за ухо, открывая лицо. Ей 37 лет. Но по лицу этого непонятно. Ведь мы уже разобрались, где находится жизненный опыт человека вместе с возрастом. Но в ее глазах нет опыта, в них – смятение потерявшегося ребенка.