Ты легче последнего листа, вторя тебе слетающего с ветви медленным кругом. Ты - порыв, ты - обитель юности. Мое сердце сжимает жадностью от твоих ребяческих танцев, от неподвластности твоих невесомых движений. Вот-вот оно треснет от беззаботности, струей текущей в твоих венах. Ты по наитию то порхаешь, то подпрыгиваешь, то захватываешь первого попавшегося под руку в вальс. Грудь жжет завистью. Мне, только стороннему наблюдателю, остается лишь боготворить твоё изящество этой ночью. Как же хочется хоть кусочек его ухватить и упрятать в карман! Угнетает своей безвозвратностью багрянец умиленных щек. Щемит восхищенное сердце. Острой лентой растроганность проходит по каждому моему нервному окончанию и перетягивает горло. В шагу от меня разливается на асфальт вся твоя убивающая нежность, такая возмечтанная, еще более тонкая, чем я представлял, а я не в праве осязать эту возмечтанную хрупкость, не ощутимую твоим партнером в этом случайном танце. Словно хочется закричать на весь город о легкости каждого твоего шага, а микрофон отдан тому, кто никогда не сможет её даже уловить....
Ветер звереет все более с каждым днем, а ночью и вовсе перестает скрывать свое буйство, взбудоражено раскачивая маленький фонарь, повешенный на крючок сверху из стороны в сторону. Шары зарева в ритм порывов налетают на твой смеющийся профиль и, разбиваясь, окропляют холодным светом волны твоих волос. Я никогда прежде и не думал, что в мире столько блондинок. Взгляд мой теперь ухватывается за каждую, в пустой обреченной надежде, что это ты там на перекрёстке. Я легко узнаю тебя со спины на расстоянии квартала, даже если ты облачаешься в длинное черное пальто, сливающее её с темнотой вечерней улицы - я узнаю тебя по тому как ласково отбрасываешь назад локоны, узнаю тебя по оголенным лодыжкам. Всё усиливаются холода, а с ними усиливается и мои опасения, что ты непременно заболеешь, если продолжишь носить эти короткие джинсы, пусть они и так тебе идут...
Затем лучи искусственной луны уносятся обратно и фигура твоя вновь погружается во тьму, к которой только-только привыкли глаза мои. В минувшем часу огни электричества вылетели из каждого оконца, и тишина мрака окутала длинную улицу. От этого спокойного безмолвия тьмы всё вокруг чувствуется будто сильнее, и твой высокий силуэт выделяется своим неугасаемым пламенем свободы еще чётче.
Стены домов сливаются в одну, не различимую по цвету и количеству окон, отчего героиня моего разума оказывается будто у декораций, и не остаётся никаких сомнений, что она - главная героиня на этой сцене. Полуночное небо кажется таким светлым. Твоё отблескивающие теплом тело возвеличивается над безлюдным парком. Несколько силуэтов, о чем-то переговариваясь, идут еще позади, но имена их давно выветрились из моей памяти. Вокруг тебя рассеивается в холодном воздухе беспричинный праздник. Умиротворение мглы скатывается с небес и, стремительно расстилаясь по широкому тротуару, натыкается на купол твоего смеха, рассыпаясь. Твоя необъятная сладость разветвляется меж деревьями и укалывает кожу, дразня меня своей недосягаемостью. Я вдыхаю каждую минуту рядом, мысленно коря легкие за слабость. Пытаюсь запомнить на дольше каждый твой поворот, словно градом бьющий мою душу своей элегантностью, уже зная, что все равно не налюбуюсь тобой достаточно. Удастся ли мне увидеть тебя такой по-дестки беззаботной еще когда-нибудь?
Твои длинные ресницы щекочут кровь. Ты увлеченно переставляешь носок, грациозно проскальзывая между нитями воздуха. Взбрасываешь вверх тонкие руки и заливаешься звонким хохотом. Я стою поодаль, перебирая в мыслях каждую твою деталь, а ты кружишь, кружишь в веселом танце с кем-то, никогда их не замечавшим ровно так же, как ты никогда не замечала меня, и никогда, никогда не заметишь.