Боевой гимн Таисьи Баженовой

Кирилл Козубский
Ольге Тарлыковой и Владимиру Шулдякову посвящается

Поэтесса и журналистка Таисья Баженова родилась в городе Зайсан, в семье офицера и литератора Анатолия Дмитриевича Баженова, сибирского казака. Основанный в 1840 году город Зайсан ныне принадлежит Республике Казахстан. А в тот период он входил в состав Российской империи, и в 1864 году в черте Зайсана появилась казачья станица. Вообще же этот город, подобно большинству туркестанских и сибирских городов, был многонациональным.

«Город моего детства Зайсан утопал в зелени, у подножия трех склонов Алтайских гор. По середине его струились прозрачные воды звонкоголосой горной речки Жиманай. Этот не умолкающий ни днем, ни ночью поток реки делил город на две социально различные части; с одной стороны селились мирные люди, обыватели; с другой — квартировала военно-казачья часть. Как я теперь понимаю, первые просто жили, а вторые охраняли их покой и рубежи Российской империи. В нашем Зайсане содержался в совершенстве благоустроенный парк. По воскресеньям и праздникам в парке играл воинский духовой оркестр. По аллеям, усыпанным желтым речным песком, чинно прогуливались мирные граждане, военные с дамами, кавалеры с барышнями. (…) В городе были школы — русские и татарские, церкви, мечети.»

— писал зайсанский старожил Якуб Ахтямов, потомок казанских татар. А вот что более всего запомнилось Таисье Баженовой:

«Синие долины Алтая, и такие же тёмно-синие горы со снеговыми верхушками, как белые головы сахара, завёрнутого в синюю бумагу, и тёмно-зелёные острые пики кедров и лиственниц; быстрые, пенистые алтайские речки, холодноватый полумрак бора; солнечные цветные поля с нагретой солнцем клубникой.»

Можно сказать, что Зайсан находился на стыке Сибирского и Туркестанского макрорегионов. В мемуарах Таисьи Баженовой, да и многих её современников-сибиряков, встречаются такие выражения, как «уезжали в Туркестан» (из Сибири) и «уехал в Россию» (тоже имелось в виду, что из Сибири). То есть они чётко сознавали, что Туркестан и Сибирь — это не совсем Россия. А были это коронные земли, фактически колонии Российской империи, имевшие общую границу с владениями империи Дай-Цин-Го (Великой Цинской державы) представлявшей собой династическую унию Маньчжурии и Китая. И от Зайсана было рукой подать до Китайского Туркестана или Синьцзяна...

В большинстве справочников датой рождения Таисьи Баженовой указывается 17 мая (29 мая по новому стилю) 1900 года. Однако ж, исследовательница Ольга Тарлыкова выяснила, что согласно метрической книге Зайсана, обнаруженной ею в Областном Государственном архиве Усть-Каменогорска, будущая поэтесса значится как рождённая того же числа, но только 1899 года. 8 мая по старому стилю её крестили в Александро-Невской церкви. При этом восприемниками выступили брат отца — подъесаул Антон Дмитриевич Баженов — и вдова надворного советника Александра Васильевна Сафонова.

У современного читателя может сложиться впечатление, что Таисья Баженова родилась в МИРНОЕ время. Так и считается официально. Однако ж, на деле было далеко не так...

В 1898 году в империи Дай-Цин-Го вспыхнуло Ихэтуаньское (Боксёрское) восстание, организованное фракцией тоталитарной секты «Белый лотос». Это движение изначально приобрело фанатически-антихристианский характер. Избиениям подвергался не только пришлый элемент (британские торговцы, русские строители, французские миссионеры) — но в равной степени крещёные китайцы и маньчжуры, а также православные казаки-албазинцы, перешедшие из русского в маньчжурское подданство в далёком 1685 году, составлявшие основной кадр гвардейского полка «Знамени с жёлтой каймой" и за два с лишним века основательно перероднившиеся с маньчжурской аристократией... В середине июня 1900 г. китайцы-ихэтуани вступили в Пекин, где начали осаду Посольского квартала, продолжавшуюся 56 дней. Во время осады был убит германский посланник граф Кеттелер. Ихэтуани подожгли здание Русской Православной Миссии и — ободрённые бездействием правительственных войск — приступили к истреблению христиан (без различия расы и подданства). Призывные крики «Ша!» (убивай!) разносились по всем улицам китайской столицы. В Маньчжурии же боксёрские банды взяли в плотную осаду юный город Харбин: административный центр КВЖД, основанный инженером Шидловским (слободским казаком) в мае 1898 года.

«Ихэтуаньское (Боксёрское) восстание - это был геноцид христианского населения Китая. Их предавали самым мучительным казням!» – подчёркивает профессор А. Я. Чадаева (Забытые герои Первой мировой войны // Доклад в лектории ОБИБ - Дубна, 9 октября 2014 г.).

Между тем, Ульянов-Ленин и его многочисленные последыши (вплоть до Владимира Путина) именуют движение ихэтуаней «национально-освободительным сопротивлением иностранному засилью в экономике».

И на рубеже веков казачий народ встал стеной против тоталитарной нечисти! 1 августа 1901 года генерал Н. П. Линевич, черниговский казак, с бою взял Пекин! Линевич стоял во главе Международной Освободительной экспедиции. Знамёна 9-ти держав были под его рукой: России, Японии, Германии, Австрии, Венгрии, США, Франции, Великобритании и Италии. А под копытами генеральского коня — знамёна и рёбра тоталитарных сектантов! Это был прообраз грядущей борьбы казаков с большевиками!!! К сожалению, в 1904 году 65-летнему Линевичу пришлось скрестить оружие с прежними друзьями и союзниками — японцами... Но когда в 1908 году генерал-адъютант Николай Линевич ушёл их жизни — японские офицеры почтили его память особым венком, возложенным ими на гроб доблестного казака.

В 1912 г. Анатолия Дмитриевича Баженова перевели в семиреченский город Джаркент, где в то время дислоцировались 1-й и 2-й Сибирские казачьи полки. Здесь Баженов познакомился с Вячеславом Ивановичем Волковым, командиром 4-й сотни 1-го Сибирского казачьего полка, носившего имя Атамана Ермака Тимофеевича. А Таисья подружилась с дочерью Волкова — Марией. Обеим девочкам уже в недалёком будущем предстояло стать великими казачьими поэтессами. И два года до начала Первой мировой войны обе они провели в Джаркенте.

«Загляните в казармы к Сибирским казакам и Туркестанским стрелкам. Там вы увидите людей, занятых своим, им понятным и для них важным и серьезным делом, которое заключается в беспрекословном исполнении долга, и вас поразит неизменное благодушие и приветливость, написанные на здоровых, опалённых кирпичным загаром лицах.» — вспоминала впоследствии М. В. Волкова.
 
В 1911 - 1913 годах командиром 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка был донской казак Петр Николаевич Краснов, уроженец Петербурга, участник подавления Ихэтуаньского мятежа и будущий Атаман Всевеликого Войска Донского. Ценнейшие штрихи его биографии удержала в своей памяти Мария Волкова:

«Последнее, перед войной, время можно по справедливости, назвать "красновским периодом Джаркента". Личность этого крупного человека сначала заполнила собой все уголки жизни подчиненного ему полка, затем объединила всю бригаду, благодаря общему соревнованию в области скакового спорта и, наконец, подняла вообще культурный уровень скромной жизни захолустного гарнизона. (...) Начинают от времени до времени устраиваться конские пробеги, казачьи джигитовки и офицерские конкуры, и очень скоро завоевывают всеобщий успех и раз навсегда входят в моду. Параллельно с 1-м полком проходит почти те же стадии и 2-й, не желая отставать от Ермаковцев. Конкуры становятся общими, офицеры обоих полков принимают в них одинаково пылкое участие. Желая создать в своем полку особые традиции, полковник Краснов ввел обязательное в парадных случаях ношение особых «ермаковских» сабель, заказанных по его проекту в Петербурге. Насмешники прозвали тогда эти сабли «дедовским оружием», но не смотря на это, носили их с таким же удовольствием, как и другие. Сабли были очень красивы: ножны из алого сафьяна в серебряной оправе, эфес из слоновой кости с серебром, а на клинке чеканное изображение головы шефа полка, Ермака Тимофеевича. Трубачи 1-го полка недаром славились в то время своим искусством – на это тоже было обращено внимание. Командир заказал одному композитору в Петербурге марш для полка на тему славной войсковой песни «Ревела буря», и этот марш играли потом на всех церемониях. Генерал Калитин шёл навстречу всем этим новшествам и они быстро воспринимались и прививались. Полковника Краснова, может быть, многие ретрограды и насмешники не любили, но безусловно все уважали и преклонялись перед его необыкновенным организаторским талантом. Его школа не прошла бесследно: в Великую войну на Турецком фронте 1-й полк не раз это доказал, а традиции полка остались неизменными и в дни Гражданской войны в бескрайних степях Сибири.»

«Трехлетнее командование 1-м Сибирским казачьим Ермака Тимофеевича полком на далёкой окраине, "у подножия Божьего трона" (Памир) был сплошным военным праздником и славой П. Н. Краснова и Сибирских казаков. Этот полк на войне блистал славой и доблестью.» — писал донской генерал Святослав Варламович Денисов.

Общеизвестно, что сибирская войсковая песня «Ревела буря» — это известная дума декабриста Кондратия Рылеева — «Смерть Ермака», впервые опубликованная в 1821 году, то есть за 5 лет до казни её автора. Вот полный текст рылеевской думы:

Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии летали,
Бесперерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали...
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.

Товарищи его трудов,
Побед и громозвучной славы,
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали близ дубравы.
«О, спите, спите, — мнил герой, —
Друзья, под бурею ревущей;
С рассветом глас раздастся мой,
На славу иль на смерть зовущий.

Вам нужен отдых; сладкий сон
И в бурю храбрых успокоит;
В мечтах напомнит славу он
И силы ратников удвоит.
Кто жизни не щадил своей
В разбоях, злато добывая,
Тот думать будет ли о ней.
За Русь святую погибая?

Своей и вражьей кровью смыв
Все преступленья буйной жизни
И за победы заслужив
Благословения отчизны, —
Нам смерть не может быть страшна;
Свое мы дело совершили:
Сибирь царю покорена,
И мы — не праздно в мире жили!»

Но роковой его удел
Уже сидел с героем рядом
И с сожалением глядел
На жертву любопытным взглядом.
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии летали,
Бесперерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.

Иртыш кипел в крутых брегах,
Вздымалися седые волны,
И рассыпались с ревом в прах,
Бия о брег, козачьи чёлны.
С вождём покой в объятьях сна
Дружина храбрая вкушала;
С Кучумом буря лишь одна
На их погибель не дремала!

Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать презренный,
Прокрался тайною тропой,
Татар толпами окруженный.
Мечи сверкнули в их руках —
И окровавилась долина,
И пала грозная в боях,
Не обнажив мечей, дружина...

Ермак воспрянул ото сна
И, гибель зря, стремится в волны,
Душа отвагою полна,
Но далеко от брега челны!
Иртыш волнуется сильней —
Ермак все силы напрягает
И мощною рукой своей
Валы седые рассекает...

Плывет... уж близко челнока —
Но сила року уступила,
И, закипев страшней, река
Героя с шумом поглотила.
Лишивши сил богатыря
Бороться с ярою волною,
Тяжелый панцирь — дар царя
Стал гибели его виною.

Ревела буря... вдруг луной
Иртыш кипящий осребрился,
И труп, извергнутый волной,
В броне медяной озарился.
Носились тучи, дождь шумел,
И молнии еще сверкали,
И гром вдали еще гремел,
И ветры в дебрях бушевали.

По свидетельству П. Н. Краснова, сибирские казаки внесли две важные коррективы в базовый рылеевский текст. Вместо слов:

Кто жизни не щадил своей
В разбоях, злато добывая...

Они пели:

Кто жизни не щадил своей
Опасность в сечах презирая...

А вместо:

Все преступленья буйной жизни...

Пели:

Все прегрешенья буйной жизни...

Действительно, Атаман Ермак в Волжский период своей жизни не был разбойником, а был партизаном, повстанцем. Именно на волжских просторах, в лесах и ущельях гор Жигулёвских, взошли две ярких звезды доблестных атаманов Ермака (Германа) Поволжского и Ивана Кольцо. На воде и на суше, в конном и пешем строю, бились казачьи дружины с безбожными опричными полчищами Ивана Грозного, наносили нежданные удары, убивали — и гибли, дорого продавая свою жизнь. И потом ушли, отступили на Восток... Этой теме посвящена документальная повесть «Вершины Жигулей», вошедшая в мою книгу «Шелест страниц (из наследия Василия Немировича-Данченко)» (Кимры, 2023).

Историческая правда про Ермака зачастую замазывалась или передёргивалась официальной имперской историографией. Казаки же были заинтересованы в положительной оценке старых доблестных Атаманов.

И вот командир Краснов своею властью официально утвердил как рылеевский текст, так и принципиальные казачьи поправки...

Разразившаяся вскоре 1-ая Мировая война, первоначально именовавшаяся Европейской войной, оставила заметный след в истории Сибири — огромной азиатской страны, простёршейся «от гор Уральских до берегов Великого океана». Первые сибирские контингенты прибыли на театр военных действий уже в августе 1914 года. Это были, по преимуществу, казаки пяти восточных войск и русские старожилы Сибири, так называемые чалдоны. Те и другие вскоре прославились своей доблестью. 

1-й Сибирский казачий Ермака Тимофеева полк, в котором служили в то время и Анатолий Дмитриевич Баженов, и Вячеслав Иванович Волков, стяжал нетленную славу на Кавказском фронте. Вячеслав Волков отличился 21 декабря 1914 года в конной атаке под Ардаганом. За взятие турецкого знамени 8-го Константинопольского пехотного полка он был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени, ранее принадлежавшим «Белому генералу» М. Д. Скобелеву, мещерскому казаку.

В 1915 году к образу Ермака Тимофеевича обратился московский отдел Сибирского общества помощи больным и раненым воинам и пострадавшим от войны. 26 октября отделом был организован благотворительный сбор, плакат для которого заказали известному художнику Аполлинарию Михайловичу Васнецову. Надпись на плакате:

«Сибирский день. 1582 — 1915. 26 окт. Сбор, организуемый московским отделом Сибирского общества помощи больным и раненым воинам и пострадавшим от войны»

И в центре композиции — Ермак Тимофеевич, трубящий в рог, стоя на борту флагманской ладьи следующей по Иртышу казачьей флотилии.

И как ни далека Сибирь от Кавказа, от Балтики, от Карпат — сибирские казаки и чалдоны храбро сражались с полчищами врагов, не посрамили родной страны.

В честь рыцарей правды, в честь павших борцов,
Героев и скромных, и смелых! —
Цветы на знамена!

— восклицал сибирский казачий поэт Георгий Вяткин.

В 1917 году Таисья Баженова и Мария Волкова встретились в Омске. Теперь их семьи проживали здесь. Напомню читателю, что Омск — Третья историческая Столица Сибири. После Искера, где царствовали Едигер и узурпировавший его власть Кучум. После Тобольска — бывшего форта Бицик-Тура, который брал штурмом Атаман Ермак... В тревожное время произошла встреча двух близких подруг, равно наделённых поэтическим воображением...

«Весна 1917 года была такая же, как все вёсны в Омске: тёплая, залитая солнечным блеском, пахнущая пылью, черемухой и сиренью. Но Пасха той весны была иной, чем за последние годы войны – и хотя гудели и переливались церковные колокола, даже у нас, молодежи, было смутно тревожно на душе. Старшие, еще так недавно уверенные и сильные, растерялись и потеряли свой авторитет – кругом все рушилось. Не было Государя, не было главы государства, и оно распадалось. Дни были полны зловещими телеграммами о братаниях на фронте, злобными выкриками на митингах, пакостными памфлетами, порочащими Царскую Фамилию… Но природа праздновала весну, и мы праздновали Пасху.» — вспоминала Таисья Баженова. В 1917 году она как раз закончила гимназию. В мемуарном очерке, написанном много лет спустя, ей удалось точно передать временной срез между февралём и октябрём, не экстраполируя в прошлое последовавших ужасных событий...

К власти над центром и регионами России упорно рвались большевики, с их ложью, цинизмом, с их тягой к террору, с их глумлением над рыцарями правды и павшими борцами. Большевики не обладали ни доблестью, ни интеллектом. Силу же они черпали в поддержке от внешних врагов и в невежестве непросвещённых масс... Главковерх Лавр Георгиевич Корнилов, сибирский казак станицы Каркаралинской, возглавил сопротивление безбожному большевизму.

В телеграмме петроградского СНК, адресованной в самом конце ноября 1917 года советскому коменданту Севастополя, главному комиссару Черноморского флота В. В. Роменцу, было недвусмысленно заявлено:

«Каледины, корниловцы, дутовы — вне закона!»

Коротко и ясно! В этом документе прозвучали три славных казачьих имени. Правда, фамилия Главковерха Л. Г. Корнилова дана здесь в неявной форме. Что было отнюдь не случайно! Лавр Георгиевич находился тогда в пути из белорусского города Быхова — на казачий Дон. Его маршрут пролегал через только что провозгласившую свою независимость Украину. Эта страна ещё не успела сформировать властную вертикаль. И местные большевики устроили на Главковерха ОХОТУ! Он был для Ленина Врагом № 1. И в Петрограде, когда отправляли телеграмму в Крым, не имели верных сведений: на свободе ли всё ещё Корнилов — или уже убит красногвардейцами? На Главковерха охотились — но он не стал для НИХ дичью и трофеем, он (многоопытный разведчик!) успешно обошёл все засады и благополучно прибыл в Новочеркасск. Отчасти помог ему и тот факт, что Украинская Центральная Рада (частично казацкая по своему составу), хоть и не обладала полновесной державной силой, но отнюдь не желала танцевать под дудку большевиков!

В телеграмме, адресованной Роменцу Главковерх Корнилов был упомянут посерёдке, между Донским и Оренбургским Войсковыми Атаманами, имевшими реальную власть, реальный административный ресурс на своих землях. Его же власть на тот момент оставалась чисто-моральной. А возглавление Добровольческой Армии было впереди. 6 (19) декабря 1917 года Корнилов прибыл в Столицу Дона — Новочеркасск... А вот в Омске, в Столице Сибири, уже хозяйничали большевики, социальную опору которых составили фабричные рабочие, дезертиры с фронтов и частично крестьяне-новосёлы. Таисья Баженова вспоминала, что омичи теперь боялись показаться на улице ночью, а на рассвете осторожно выглядывали из окон, не лежит ли у дома труп убитого ночью прохожего... и шли на базар, не зная, что там можно будет купить, кроме замерзшего зайца. Правда, первое время в городе продолжали выходить беспартийные газеты...

«Это было 14 января. Я только что вернулась домой с именин, как мне сообщили, что… в «Вечерней Заре» напечатано мое первое стихотворение. От волнения я опустилась на колени перед кроватью, где лежала газета, и заплакала.» — вспоминала Таисья Баженова.

17 февраля 1918 года большевики приступили к массовой конфискации церковного имущества и хранившихся в омских храмах национальных реликвий. Нетрудно было догадаться, что ими двигал не один лишь материальный интерес, но и навязчивое стремление вырвать из казачьих рук легендарное знамя Ермака. И попросту уничтожить святыню!

Примерно в эти же дни стало известно, что в Омском уезде появился Анненков. Так поначалу его и называли, чаще произнося эту фамилию шёпотом. Просто «Анненков», без имени и без чина. Но уже вскоре: «Атаман Анненков»! Это был Борис Владимирович Анненков (1889 - 1927), офицер 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка, знакомый Таисье Баженовой и Марии Волковой по Джаркенту. Человек с трудным характером, нервный и дерзкий. Биографы Бориса Анненкова часто вспоминают, что его матерью была цыганка. Для нас важнее другое: в XVII веке дворяне Анненковы служили в казачьих контингентах Белгородской черты...

Вернувшись с фронта в Сибирь, Анненков сформировал Белый партизанский отряд, поначалу насчитывавший около 200 казаков. 19 февраля 1918 года Атаман Партизанского отряда Анненков неожиданно появляется в самом Омске. Войдя в сопровождении сотника Матвеева в Войсковой казачий собор, он выносит оттуда Знамя Ермака, а заодно и войсковое знамя в честь 300-летия Дома Романовых. Стоя в санях со знамёнами в руках, Анненков промчался по льду Иртыша, на виду ближних станиц. Оторвавшись от погони, Анненков направился в Кокчетавские степи. Под святым Ермаковым знаменем, сзывая казаков на бой за Волю и Право!

И вот под явным впечатлением Анненковского рейда, Таисья Баженова написала замечательное стихотворение «Ещё не погибли казачьи станицы, Не пала родная Сибирь...». Гимном Свободной Сибири могли бы стать эти строки, в чём-то созвучные государственному гимну Польши и народным гимнам Хорватии и Украины! Но это — совершенно оригинальное произведение, где юная поэтесса воссоздала величественный образ Атамана Ермака, ведущего казачьи полки на сокрушение нечестивых большевиков.

Ещё не погибли казачьи станицы,
Не пала родная Сибирь.
Ты видишь: у ног белоснежной царицы
Весь в латах седой богатырь!

Иртыш, успокойся в отрогах Алтая!
Ты рад, что проснулся Ермак?
За славу и счастье родимого края
Он ожил, наш старый казак!

Ещё не погибли казачьи станицы
И Матушка-Русь не падёт!
Ермак Тимофеич московской царице
Полки свои двинет вперёд!

И с песней казачьей, чрез степи и горы,
Оставив сибирскую ширь,
Пойдёт усмирять он людские раздоры,
Наш старый казак-богатырь!

Лишь первые две строки подражательны, и как я полагаю, подражательны умышленно, это было сознательное заимствование. Гимны Польши, Хорватии и Украины начинаются со слова ЕЩЁ (для удобства я здесь буду транскрибировать польский и хорватский гимны кириллицей, а перечислю их в порядке написания):

Ещё Польска не згинела, Кеды мы жиемы...

Ёш Хрватска ни пропала док мы живимо...

Ще не вмерла України і слава, і воля...

В зачине стихотворения Таисьи Баженовой ключевые слова — это глаголы ПОГИБЛИ и ПАЛА (которые оба сопровождаются частицей НЕ). Здесь мы видим, что слово ПОГИБЛИ является прямым переводом слова ЗГИНЕЛИ и смысловым переводом слова ВМЕРЛИ. А слово ПАЛА созвучно слову ПРОПАЛА, которое одинаково звучит по-хорватски и по-русски.

Сибирь — это страна, издавна сознававшая себя и своё моральное право сражаться за свободу и жизнь. Подобно Польше, Хорватии и Украине. В гимне Украины есть ещё строка:

І покажем, що ми браття Козацького роду!

В 1648 — 1764 годах казаки являлись стержневой нацией Украинской Гетманщины. И стержневой нацией Сибирской страны тоже были казаки. Начиная с 1582 года, с легендарного похода Атамана Ермака, взявшего Бицик-Туру и основавшего на её руинах Тобольск.

Стихотворение Баженовой перекликается также и с думой Рылеева, казачью редакцию которой она знала наизусть с детских лет. Но Таисья по-иному расставила акценты. У Рылеева дважды упоминается царь. Кровавый царь, с которым Ермаку пришлось в итоге против желания вступить в союз... У Баженовой дважды упоминается царица. Хрупкая и белоснежная Александра Фёдоровна, святая узница Тобольска и Екатеринбурга.

Дума Рылеева заканчивается гибелью героя. Стихотворение Баженовой завершается упованием на победу казачьих полков, ведомых тенью могучего Атамана.

И вскоре сила большевиков пошатнулась! Омск стал центром Белого движения Сибири и Урала, временной столицей Свободной России. Столицей Адмирала Колчака (потомка боснийских хорватов, бугских и донских казаков). Доблестного Адмирала привели к власти казачьи патриоты-заговорщики, во главе с полковником В. И. Волковым, отцом поэтессы Марии Волковой. Девиз волковцев был — «Смерть за Родину!», а пароль — «Ермак».

В тот период количество жителей в Омске выросло до 600 тысяч человек. Здесь звучат стихи Георгия Вяткина, Нины Подгоричани, Георгия Маслова, Алексея Ачаира... И юной Таисьи Баженовой. В 1919 году в типографии омской газеты «Вперед» вышел первый и, к сожалению, единственный сборник её стихов «Песни Сибирячки».

Осенью 1919 года красные стали брать верх. 10 ноября 1919 года, за четыре дня до падения столичного Омска, семья Баженовых отправилась вдоль по Транссибу на восток. Приняв участие в Сибирском Ледяном Походе. Из Иркутска Баженовым удалось уйти буквально за три часа до захвата города изменниками-эсерами. В феврале 1920 года Баженовы прибыли в Читу, где ещё правил твёрдой рукой легендарный генерал Григорий Михайлович Семёнов, Забайкальский Войсковой Атаман.

Читинская передышка оказалась недолгой. Под массированным красным натиском Семёнову пришлось эвакуировать Забайкалье. 19 марта 1920 года Баженовы высадились в в Харбине. Таисья Баженова активно включилась в литературную жизнь Харбина. Она стала членом поэтического объединения «Медиата». Работала корреспондентом газет «Русский голос» и «Заря», сотрудничала с Обществом изучения Маньчжурского края. Стихи и рассказы Таисьи печатались в журналах «Рубеж», «Русское обозрение», «Дальневосточный синий журнал», «Вал», в еженедельнике «Родная нива».

В Харбине Таисия Баженова провела 5 лет. В 1925 году она покидает родных и переезжает в США, в Сан-Франциско. В 1926 году выходит замуж за своего земляка полковника Сибирского казачьего войска Александра Степановича Постникова. В 1928 году Таисья Анатольевна поступает на работу в только что организованную русскоязычную газету «Новая заря» в качестве корреспондента. Газета регулярно печатала репортажи, интервью, заметки и исторические очерки Баженовой, например, об истории русской крепости в Калифорнии – Форте-Росс. Продолжается сотрудничество и с харбинскими изданиями, так в газете «Русское слово» публикуется её цикл статей «Письма из Сан-Франциско», в литературно-художественном журнале «Рубеж» публикуются статьи «Квартет Кедрова в Америке» и «Русское искусство за границей», причем последняя статья с оригинальными фото Баженовой.

Полковник Сибирского казачьего войска Анатолий Дмитриевич Баженов приехал в Харбин в 1936 году, когда дочь уже была в Сан-Франциско. Из империи Маньчжоу-Го, возникшей на Дальнем Востоке как Феникс из пепла, он продолжил борьбу за освобождение родной земли «от тиранов русского народа». Он писал, что «загипнотизированный несбыточными обещаниями русский народ подчинился инородческой власти», превратившей за небывало короткий срок «прежде великую и богатую Россию» в «страну нищих и рабов». И эти слова сохранили всю свою актуальность до наших дней...

В 1940-м году полковник Баженов переехал к дочери в Сан-Франциско. А по рекомендации Марии Волковой, вступил заочным членом в «Кружок казаков-литераторов» в Париже. Анатолий Дмитриевич Баженов умер 26 октября 1943 года, в самый разгар 2-ой Мировой войны, породившей в казачьей среде столько неоправдавшихся надежд...

В одной из статей о своей жизни в Сан-Франциско Таисья Анатольевна сообщала, что прочла на вечере в Русском доме собственное стихотворение. Её стихи публиковались в «Вестнике Общества русских ветеранов Великой войны», «Калифорнийском сборнике», журналах «Врата» и «Земля Колумба», в нью-йоркском сборнике «Ковчег», других сборниках и журналах. Поэзия Таисии Баженовой пронизана ностальгическими нотами о такой уже далекой прошлой жизни, щемящей грустью о Родине. Родина для поэтессы ассоциируется в первую очередь с Сибирью – величественным Иртышом, крепким когда-то бытом казачьих станиц и с «унылой киргизской степью».

Таисья Анатольевна Баженова ушла из жизни 6 октября 1978 года в городе Аламеда, штат Калифорния, США.

«Отстрадала и ушла моя лучшая подруга – Тая Баженова, моя названая сестра, мой добрый гений...» – писала в своих мемуарах Мария Волкова. Чей жизненный путь завершился в 1983 году, в ФРГ.