А если это не ежик? Просто дверной поручень, бронзовый, но лизнуть его все же очень хочется. Почему? Да потому же, почему лизнул бычок ежика: из любопытства.
Мне четыре года. До поручня этого, что до сих пор украшает дверь нашего подъезда, я дорос совсем недавно. Я стою на верхней ступеньке широкой каменной лестницы, бабушка ступенькой ниже ищет ключ, длинный медный ключ, он затерялся где-то в недрах её черной кожаной кошелки.
Зима, на мне теплое пальто, серое букле в ёлочку, с подкладкой из ватина, на голове желтая вязаная шапочка. Снега нет, но мороз проникает даже сквозь двое надетых друг на друга рейтуз, даже сквозь мои толстые коричневые варежки. Как красиво покрыта изморозью входная дверь! А на поручне видны не только похожие на нежный мох кристаллы, но и ледяные зернышки. Я вытягиваю шею, пробую их на вкус...
Ужас! Боль, пронзительная, такая страшная, что я кричу, так, что бабушка от неожиданности роняет свою кошелку. Ключ, правда, у неё уже в руках, но как трудно открыть дверь, к которой я будто прирос в этом ужасном крике.
Бабушка исчезает в приоткрытой парадной, и я целую минуту остаюсь на улице один, с высунутым языком, все так же примерзшим намертво к проклятому поручню. Наконец бабушка появляется, в руке у нее кружка с теплой водой. Она льет воду на поручень, и язык мой наконец возвращается мне, целый, даже не пораненный.
Странно, боль постепенно проходит, но во рту остается едкий привкус, который исчезает не сразу, несмотря даже на то, что меня заставляют полоскать рот фиолетового цвета водой, от которой, как от неспелой хурмы, сводит челюсти.
Это похоже на сказку: найти город, в котором ты жил когда-то, найти его на интерактивной карте. Подхватить движением "мыши" человечка в углу, поставить его на родную улицу...
Перед глазами на только что темном экране монитора появляется знакомый дом; разворот - и вот он, подъезд с двумя каменными ступенями. Все та же дверь, и даже поручень металлический - вот он, на том же месте.
Только бабушки нет. Нет давно. Я сам теперь уже намного старше, чем была она в тот злополучный день. Неужели - неужели ей было тогда всего 48?!
Неужели я прожил потом без неё целых 60 лет?
И моя ли была уже это жизнь, с тех пор, как в 14 я потерял её, самого близкого мне человека?
Как будто и не совсем моя, потому что там, где-то, где остаемся мы вместе, где она отливает теплой водой мой примерзший язык, а после готовит мне полосканье и сушит промокший на мне свитер, там, где она учит меня, уже школьника, танцевать танго и модный в её молодые годы чарльстон - там и только там жив я по-настоящему, целиком. Не растеряв еще, с каждою новой утратой, кусочки самого себя.
Бабушка.