ЭПОХА ЧЕТЫРЁХ ЛУНН.
Четвёртая луна
"Расскажи мне сказку, мама".
Книга 2
"КТО Я?"
Глава 1
Под сенью гор и в запахе жасмина.
Кисловодск. 1987 г. Конец июля. 11 часов утра. Приёмный зал экстрасенса.
«Тук, тук!» Ирина заглянула в огромный зал постройки семнадцатого века, приоткрыв деревянные инкрустированные двери трёхметровой высоты. Латунная ручка на них была огромной (на две с половиной ладони), располагалась очень неудобно, на уровне груди и поддавалась лишь при определённых усилиях всем телом.
— Мо-ожно? — просунулась в щель Ирина.
— Да, да, входите. Минуточку, — ответил ей приятный женский голос.
— Давай, Наталья! Ни пуха, ни пера! — напутствовала подруга.
— Ну, все, Ира, хватит меня опекать! — сдержанно ответила Наталья, толкнула дверь и вошла.
— Да, да, входите, — подтвердила приглашение женщина, находящаяся на другом конце огромного длинного зала.
«Ого! Потолки метров пять или шесть, — заметила Наталья, закрыла за собой дверь и присела на специально приготовленный стул для пациентов. Она широко открытыми глазами любопытно осматривала драпировки на высоченных окнах, изысканную белую лепнину под потолком и на колоннах, нарисованные маслом картины на стенах. Было странное ощущение, будто под голубой краской, или даже под штукатуркой, что-то такое было особенное скрыто. Может мрамор? А может там были другие картины?
«Зеркала бронзовые висели вон там. Танцзал, наверное, раньше был. Пушкин? Причём тут Пушкин? — Рассуждала Наталья, — Да нет, вроде. Для чего зеркала тогда? И для кого такие двери, потолки, окна? Хм. Для Гуливеров, что ли? Их же мыть ужас, как неудобно! Интересно, кем и для чего изначально оно было, именно ТАК построено? Для чего? О! И фашисты здесь побывали… Звери! Лазарет был! О, и не они одни! Ещё раньше вроде казаки. Сколько теней в солнечных лучах сейчас видно! Манерные такие дамы. Платья, фраки… Ой, а это что ещё за чудо-юдо огромное?! Какая великан-ша? А это что, потоп?! Грязь?! Откуда?…».
— Ногу на ногу не кладите, — подала голос психотерапевт, продолжая подписывать какие-то бумаги, общаясь с мужчиной, нависшим над столом из-за её плеча.
Наталья слегка кивнула «хорошо» и села ровно. Через минутку она почувствовала, как голова с левой стороны и висок тупо заныли.
«Что это ещё такое? Зачем без спросу-то, в голову лезть?» — мгновенно мелькнула мысль. Машинально, как она делала раньше не раз с любой другой болью, Наталья глубоко вздохнула, «подтянув» боль сознанием в рот, и тут же выдохнула её за пределы собственного тела, избавившись от неприятных ощущений в голове.
Женщина на другом конце зала оторвалась от документов и подняла голову. Врач отложила ручку в сторону и в упор посмотрела на пациентку. Наталья ответила ей равнодушным скользящим взглядом и снова ощутила боль. На этот раз более глубокую, тяжёлую, распирающую, быстро нарастающую. Пришло ощущение тревоги в сердце и необоснованного страха. Наталья не хотела, чтобы возникшие в этом зале видения усилились наяву, ещё и в присутствии посторонних людей вынесло бы в какое-то другое время и, она, закрыв глаза, успокаивалась и выдыхала себе под ноги. Наталья не понимала, откуда эти ощущения. Она думала в этот момент только о том, чтобы не упасть со стула из-за того, что ей неожиданно стало муторно и плохо. Голова закружилась.
Наталья снова сделала несколько медленных вдохов и выдохов, прилагая усилия для того, чтобы восстановить тишину в голове и равновесие в теле. Почувствовав облегчение, снова открыла глаза и, улыбнувшись, посмотрела на врача. В ту же секунду врач, до этого момента приятной наружности, вскочила со стула и оперлась ладонью о свой стол, как львица, взмахнула в сторону пациентки другой рукой и закричала, срываясь на визг:
— В-о-о-о-н-н!!! Выйдите сейчас же во-о-н!
«Я? — оглянулась Наталья, — Это она мне? О, Господи! Что это с ней?»
Горячая волна беспочвенно направленного в её сторону гнева мгновенно ударила в сердце и, отрезвив, вспыхнула багрянцем на щеках. В горле Наталья ощущала плотный перечный комок. Она спокойно встала и сделала ещё несколько выдохов, избавляясь от неприятных ощущений, мешающих ей дышать.
Реакция врача не заставила себя ждать:
— Прекратите это! Во-о-о-н-н! Уходите немедленно вон! — взревела блондинка с аккуратной причёской «халой».
Уныло заскрипела бронзовая увесистая дверная ручка. Высокая, почти до потолка, дверь тяжело поддалась, и Наталья оказалась в длинном коридоре ожидающими своей очереди пациентов и почти в объятиях, подслушивающей Ирины.
— Всё? — ретировалась подруга. — Так быстро?
— Всё, — ответила Наталья, продолжая контролировать дыхание.
— Чего она так кричала? Что ты сделала?
— Ничего, просто сидела. Слова даже не сказала. Потом вышла.
— А чего ты такая красная? — заметила Ирина.
— Душно. Жарко.
Ира, я ничего не знаю. Я не сказала ей ни единого слова. Она ничего у меня не спросила.
— Ладно, подожди меня здесь с Сашей. Я сейчас, — подруга скользнула, крадучись, в приёмный зал. — Разрешите…
«Ну, уж нет!» — подумала Наталья и вышла с её сыном Сашей на воздух.
Минут через двадцать Ирина нашла их в сквере и подсела к подруге на лавочку, которая была окружена громадными кустами благоухающего жасмина.
— Ну, что, дорогая?! Сашенька, пойди, погуляй. Только не далеко.
Скучающий мальчик встал и потащился к цветущей клумбе.
Наталья, молча, подняла на Ирину глаза.
— Давай, рассказывай! — настаивала Ира.
— Ты первая, — перевела стрелки Наталья.
— Почему?
— Почему? Потому что! Потому что ты начинай, Ирочка. Ты хотела, чтобы я к ней пришла? Я пришла. Я сама ничего не понимаю. Может, ты мне объяснишь? Какого чёрта человек без спроса, без приглашения лезет ко мне в мозги! Ни «здрасьте», ни «пожалуйста»! Ещё и орёт! Что за человек? Разве можно так? Больно же! И неэтично, между прочим.
— Как это, «лезет в мозги»?
— Очень просто. Как это я тебе могу объяснить? Не знаю.
— А я, между прочим, тоже пенделя получила сейчас из-за тебя.
— А ты-то за что?
— Пока я ей объяснила, кто ты и по какой причине к ней на приём пришла… Она сначала думала, что ты – это какая-то провокация, проверка её способностей. И оттого, что произошло, пришла в…
Короче, она долго успокаивалась. А потом добавила, что ты круче её и что тебе никто, кроме тебя самой, не поможет. Спросила ещё, гипнозом ли обладаешь. Я сказала, что не знаю. Знаю, что не поддаёшься. А обладаешь? — пожала плечами Ирина. — Я ж не знаю…
— Нет, не обладаю. А что значит круче?
— Ну, не знаю. Круче – значит, круче. Сильней её, наверное.
— Ну, это она загнула, конечно.
— Загнула – не загнула, а кровь платочком из носа вытирала. А когда я её успокоила, посоветовала тебе учиться в этом направлении.
— Не буду.
— Почему?
— Копаться в чужих мозгах неэтично.
— Да ладно, неэтично! Можно же деньги зарабатывать. Вон, экстрасенсы сейчас нарасхват! — горячо рассуждала Ирина. — Бабки заколачивают аж ой-ой-ой!
— Не буду, Ирочка! Лучше шить там что-нибудь, вязать потихоньку. Не хочу где-либо выпячиваться.
— Да ну? Все хотят прославиться, большие деньги иметь!
— Я — не хочу. Я хочу оставаться в тени. Быть никем.
— Да что ж такое?! Почему?
— Не знаю… людей боюсь, наверное.
— И меня, что ли?
— Да нет, не в этом смысле. С врачами, надеюсь, закончили?
— Да уж! С меня хватит!
— Ну и, слава Богу!
— «Баба з возу»…
— Спасибо. — Наталья крепко обняла подругу за плечо одной рукой.
— Ого!
— Что?
— Руки сильные. Обедать пошли?
— Пошли. А потом на рыночек.
— Хорошо.
Са-аша-а… Иди сюда. Кушать хочешь?
— Нет, мам. Хочу мороженого.
— Хорошо. Пойдём. Купим тебе мороженое.
А что ты хочешь на рынке, Наталья?
— Да так, просто погулять. Я слышала, там овечьи шкуры продаются. Может получится Косте на дублёнку купить? Зима эта будет очень холодная.
После обеда девушки пришли на рынок, купили чашечки для Нарзана, прошлись по рядам товаров местных народных промыслов, вина, мёда, горных трав, ювелирных изделий. Так разглядывая и любуясь всем великолепием, они прошли ряды до конца, но вдруг Наталья остановилась и вернулась к ювелирному столику. Она разглядывала всё подряд, будто что-то искала.
— Хочешь эти серьги?
— Не знаю, Ир, может быть.
— Не пытайся. Здесь всё очень дорого. Цены рассчитаны на туристов.
— Ну и что? Я просто посмотрю. Я же не собираюсь что-то покупать.
— Тогда пошли. Брат сказал, что сегодня вечером будет делать шашлыки. На три дня они нас к себе берут.
— Хорошо. Сейчас.
Наталья искала глазами, сама не зная что, и её внимание привлекла брошь размером с ладошку в виде меча тамплиеров, украшенная мелкими голубыми топазами. Она взяла её в руки и рассматривала со всех сторон.
— Скажите, это серебро? — обратилась она к продавцу.
— Да, чёрное серебро. Брошь инкрустирована двенадцатью голубыми топазами. Камни искусственные. Двести пятьдесят рублей.
— Ого!
— Ну да. Это же серебро, не мельхиор. Чернеть больше не будет. Застёжка прочная. Вещь красивая, уникальная, авторская. Такой второй нет. Берите, я чуть-чуть уступлю. Двести сорок, если будете брать.
— У тебя что, деньги лишние есть? — Беспокоилась Ирина.
— Нет. Лишних — нет. Сколько нам ещё до отъезда?
— Вроде четыре дня.
— Так… Процедуры оплачены. Обеды и ничего лишнего. Ир, у тебя деньги есть?
— Есть чуть-чуть.
— Семьдесят рублей займёшь? В Донецке заработаю, отдам.
— Ты чего? Хочешь мужа разорить на цацках?
— Ир, мне нужна эта брошь.
— Купи серьги или мыло на травах. Ты ж хотела шкуры на дублёнку купить.
— Деньги займёшь?
— Нет. Костя с меня три шкуры спустит за то, что ты в долги влезла!
— Я что, маленькая, что ты меня так опекаешь? Я тоже работаю. И зарабатываю, между прочим, гораздо больше, чем Костя. Сошью несколько вещей и отдам деньги. Займи!
— Нет.
— Ладно. Тогда верну в магазин свои новые джинсы.
— Да ты что, совсем рёхнулась?! Далась тебе эта побрякушка!
Наталья развернулась к продавщице.
— Скажите, Вы можете отложить брошь до завтра?
— Ну, не знаю. А вдруг на неё сегодня найдётся покупатель?
— Пожалуйста…
— Нет, извините, не могу. А вдруг Вы завтра не придёте?
Наталья нехотя вернула брошь, отошла в сторону. Её немного потряхивало.
— Ир, купи у меня эту мою цепочку. Она серебряная.
— Ты что, совсем больная? Не нужна мне твоя цепочка!
— Тебе нравилась моя сумка.
— И сумка не нужна!
Наталья отошла от неё почти вплотную к большому кусту жасмина, вдыхала пьянящий аромат и придумывала, где срочно можно найти семьдесят рублей. Она собиралась сейчас встать здесь где-то в сквере и предлагать прохожим экспрес-диагностику здоровья или делать предсказания судьбы.
«Так, ладно. На чаях с жасмином продержусь до отъезда».
Ирина помялась, помялась, и достала из кошелька деньги, отсчитала, подошла к Наталье и сунула ей в руки.
— На, держи. Дома отдашь. Только Косте и Володе ни слова. Сумасшедшая.
Буркнула она.
Наталья выкупила брошь, сунула руку в карман и не выпускала «драгоценность» их рук.
Девушки возвращались домой, и Ирине было любопытно, какого рожна Наталье так приспичило купить именно эту вещь. Наталья крепко держала её в руках, гладила пальцами, и иногда доставая её из кармана, рассматривала по дороге на ходу.
«Странная штука. Будто знакомая. Да, кинжал и двенадцать голубых камней. Или всё-таки был один большой?».
— Ир, у тебя бывает такое чувство, что что-то когда-то с тобой происходило?
— В смысле?
— Ну, вот случается что-то в жизни, а ты знаешь, что это когда-то было? Будто во сне? Помнишь запахи, звуки, предметы. Бывает, видишь кого-то первый раз в жизни, а понимаешь, что знала этого человека раньше.
— Когда?
— Ир! Когда?! Если бы я знала, когда и где! Во сне! Вот так с Костей было. Когда увидела его первый раз, было такое ощущение, будто мы с ним родственные души. И голос его, будто родной. Педиатр в роддоме, когда сын генетически больным родился, задал именно этот вопрос: «Не родственники, ли мы?»
— У меня с Володей так было. Влюбилась с первого взгляда.
— Да нет, не так. Будто я знала Костю раньше, ещё до любви.
— С этой брошью тоже так?
— Да, именно. У меня будто всегда было что-то подобное. Брошь, заколка, нож.
— Когда?
— Уж сколько лет ломаю голову, чтобы понять: что, где и когда. Неужели у тебя никогда не возникало подобных ситуаций и вопросов?
— Каких?
— Ир, не тупи! Может, мы живём не один раз?!
— О-о,… бе-едный Костя.
Наталья вспыхнула густым румянцем, замолчала и спрятала руку с брошью, крепко сжимая её в кармане.
Вечером в душистом сливово-инжиро-мандариновом саду большая семья двоюродного брата Ирины устраивала шашлыки. Его жена выпекала в тандыре лаваш и самсу. Дети веселились, играли и помогали по кухне.
Отец, дед и дядька на заднем дворе освежевали молодого барашка. Женщины пекли на огне овощи, резали зелень, фильтровали холодное молодое домашнее вино, и разливали в глиняные кувшины с узким высоким горлом.
Наталья заплела косы в жгуты, украсила шёлковое платье новой брошью и, несмотря на свой вечерний наряд, увлечённо возилась, и умело помогала хозяйкам по кухне, чем расположила к себе хозяев дома.
За широким столом у открытого огня звучали разговоры, шутки, смех, затяжные многоголосные национальные песни и песни военных лет.
После бокала сливового вина Наталья тихо подпевала военные, потом «Сулико». Она с удовольствием поддерживала голосом без слов, всё, что осмеливалась. Потом, по просьбе крепкого и улыбчивого деда в синем кителе с медалями, затянула украинские, те, которые любила и пела в детстве мама: «Цвитэ тэрэн» и «Нэсэ Галя воду». И татары, и кавказцы, оказывается, их тоже достаточно хорошо знают. Многоголосьем получалось очень здорово.
Ирина, наполовину татарочка, наполовину украинка, лицом и фигурой очень похожая на солистку группы «Верасы», молчала. Она тыкала вилкой в тарелку, и вообще была удивлена, что у Наташки, которую она знала, как облупленную уже семь лет, оказался красивый бархатный грудной голос.
Насытившись восточной кухней и всевозможными домашними винами, напевшись до головокружения и натанцевавшись до упада, Наталья и её подруга, не раздеваясь, рухнули в постели далеко за полночь.
* * *
Далеко за полночь, ближе к рассвету немая амазонка Тали (с отрезанным языком) на быке Одале вернулась в тёмный каньон, место между трёх скалистых гор, где на новом месте, теперь скрытно жили жрицы культа Матери Макош. Она, было, незаметно пробралась в одну из пещер, оставила там быка и поднялась по лестнице в верхнюю пещеру спать. Устраиваясь под шерстяным одеялом, она почувствовала на себе взгляд. Присмотрелась. В углу на камне терпеливо ожидала всех Чанди. В её руках чиркнуло огниво, и вспыхнул маленький факел. Амуженка(Амуженка - вдова воина-славянина. Немецкие историки Миллер, Шлёцер, Байер записали латиницей - "амуженка", как "amuzonka". Так славянка стала женщиной-воительницей из Амазонии) вздрогнула и встала. Жрица вставила факел в щель стены, и в зале стало видно.
— ТалИ, скажи мне, где она?
Та покачала головой. «Не знаю».
Наставницы храма немедленно применила элемент боевой магии и неожиданная слабость в бёдрах уронила немую деву на пол на колени.
— Скажи: где сейчас Падмэ и Облак? — настаивала Чанди.
Амуженка (амазонка)опустила глаза, снова пожала плечами и покачала головой.
— Хорошо, На-Тали. До утра можешь остаться. Но утром уходи домой в Тарту или куда захочешь. Благо дарю за помощь. Мы справимся сами.
Женщина-воин задумалась, подняла глаза и жестами стала спрашивать:
«Что будет с Падмэ, за то, что она ослушалась и ушла?»
— Сначала расскажи, зачем она употребила магию, чтобы я её не нашла. Что случилось? Куда ушла?
На-Тали жестами рассказала жрице, где они были и что делали.
— Ставр вернулся? Отравлен, ранен? Конь-тотем? Странный? Хорошо. Сейчас они где?
Амуженка отвернулась, закрыла глаза и двумя пальцами рот.
— Слово дала? Не скажешь? На-Тали, я б магией сейчас язык твой прирастила, что б тут же с горлом вырвать! Где они?! Санти так не должна! У неё предназначенье. Хотя, конечно, важен Ставр. Горячие сердца!
Амуженка подтверждала жестом «Горячие сердца» и, взявшись крепко за нож и щит, скрестила их, показывая, что Ставр и Санти будто единая сила.
«Санти и Ставр — преобразующий огонь небесный, и вод бездонных глубина. Елико оба! (Елико в переводе с санскрита - вижу цель, не вижу препятствий)
Почему не пришли все вместе? Ну, хорошо. В конце концов, у Падмэ достаточно сил, чтобы справиться. Но и слишком крепкая память о том, чтобы не знать, кто в действительности Ставр. Она что-то говорила ему об этом?» — Не случилось бы…
На-Тали взглянула из-под руки, мол «Это тайна? Что не случилось бы чего?»
— А? Нет, ничего. «Она ведь не допустит снова». Капля крови балия у тебя ведь есть с собой?
Воительница с сожалением показывала: «Нет».
— Нет? Пойдёшь туда — любой ценой возьми.
Что? Они говорили ритмом, песней? «Господь Владыка, не посылай ещё раз это испытание обоим. Сжалься! Пощади».
Амуженка (амазонка)жестами спрашивала: "Это что-то значит: ритмом песен?"
— Ничего.
Чанди встала, жестом потушила факел и направилась к выходу.
— Уж поздно спать теперь. Рассвет.
На-Тали, запарь крутую заспу из овса
к столу вечернему,
пусть семена взойдут росой.
И воду завари ключом для сурии, сейчас.
Я к водопаду Душ спущусь, пойду-пройдусь.
С Саамом встречусь.
Сапсаном призову его на встречу.
Немедля нужно обсудить
предназначенье и возрождение Санти.
«О, Боги!
Аромат любви Санти и Ставра
слышится в моих речах!
Разъединить немедля!»
— Чанди, и я пойду с тобой, — сказала Друда.
— И ты не спишь? Давно ль проснулась?
— Не сплю всю ночь. Луна. Одна, вторая…
— Ты грезила? И что видала?
— Нет, ничего. Мне просто сон не шёл.
В душе тревога бьётся о сестре моей погибшей,
как птичка, взятая охотником в полон.
— Не время горевать.
И призови тотем,
пусти вперёд куницу по ветвям.
Пускай к Санти направит нас.
— Сейчас?
— Сейчас же. Не время медлить.
Ты ведала, что давеча исчезла Падмэ?
Но Друда отрицала.
— О ней не вспоминала даже.
— И снова магия её.
«Что ж делать?
Санти и Ставр
Лгать не обучены, не могут,
и истину о том, что знают,
лицом к лицу, не утаят!
Разъединить!
Остановить обоих!»
Чанди кивнула Друде:
— Скорее надевай кирасу. В путь! (кираса - доспех)
Тем временем, в другой пещере
Санти и Ставр, с конём и волком у костра
на целебных свежих ветках яловца
сидят на покрывале, отдыхают.
В малой медной чаше
Санти готовит сурицу
для восстановленья сил.
И магию тройной луны призвав,
готовит крепкий чудный эликсир.
Молчит она
и незаметно Ставру
прибавляет сил своим дыханием.
Просторную и светлую пещеру
наполняет белым дымом от целебных трав.
Вот Ставр насытился едой простой,
согрелся у огня в сырой пещере,
молчание нарушил и спросил Санти:
— Сказала на заре,
что помнишь имя прошлое своё?
— Сказала.
— И помнишь где и как жила?
Она кивнула.
— Расскажешь?
— О том особой нет причины,
чтоб рассказать в сей час,
что помнить должен сам.
Скажи мне ТЫ —
что видел в белых землях Ра?
В Гиперборее был?
Кого и где дорогами встречал?
И так ли велика в си времена
священная земля,
которая «Да-Ария»
отмечена на картах?
— Да-Ария?
Не знаю.
Я Таврию, Московию, Тартарию видал,
их землями прошёл далЁко на восход.
— И как далёко?
— Туда, где солнышко встаёт.
Кий Тай великую я зрел.
Величественные колдовские грады-храмы Бхараты. (Бхарата - Индия)
У магов «Чи» бывал и всякое чудесное видал.
Был целый круголет у них на обученьи, подмастерьем. (Круголет - год)
Жил в пятиречье —
в местах-лесах прекраснейших Ягинь —
одно лишь лето.
Такое волшебство повсюду в градах там! (Град - город)
Бывал разок и за Кий-Таем (Кий-Тай - Кий-высокий деревянный кол, Тай-стена)
и там такое видел,
что не бывало раньше в Таврике у нас.
Там малочисленные люди маленького роста
ведут свой род от красного и жёлтого драконов.
И утверждают, будто Император их —
живой дракон из плоти-крови,
спустившийся по красной молнии с небес.
— Чудно.
Неужто правда то, что он с небес сошёл?
— О том не ведаю я правды.
Так только люди жёлты со змеиными глазами говорят.
Там далеко
сокрыты чащей леса, пеплом, глиной
пирамиды белые и битые войной стоят.
На целых — видел гладкий треугольный камень,
высОко в небо устремлённый —
то золотой живой кристалл.
Сиял и в день, и в полночь,
как бело солнце в знойный полдень.
В тех пирамидах великие три Ма, три Ба
объяснялись с праотцами, пополняя знания.
Там гул с небес, и гул из-под земли
был слышен ежечасно, ежедневно.
И витязи, и девы
смеясь, взметались ввысь на огненных шарах.
Парил над твердью люд крылатый и свободный.
А в водах жил — Купалы род Великий и Чудной. (Великие - великаны, Чудной - чудь)
— Ты не видал того,
что праотцы оставили для нас на этих землях?
Не слышал гул небесный, лодьи-корабли?
Не видел, кто к нам с небес и из-под вод
на таких огнях приходит?
— С небес? И из-под вод?
Что? Здесь?!
— Мы давеча с тобой (Давеча - недавно)
от инородцев злых едва сбежали.
Ты видно в небо не глядел.
Здесь тоже пирамиды повсеместно, Ставр.
Сокрыты под землёй они от взора любопытного чужого,
пеплом тела огнедышащего витязя-титана.
И дух его теперь мы поминаем как Вулкан.
Он пал в бою, когда на землю пали части Лели.
И эта твердь, что под нами стелится у нас —
есть тело разгневлЁного сожжённого титана.
Неужто наши грады-звёзды, башни меньше
Чем зрил в далёких землях?
— Ты так чудно всё говоришь, СантИ…
Здесь пирамиды есть?! А где?
— Ты что ли их сиянья тонкого не видишь?
Сам Ра — Сын Солнца — с родителями и детьми
их здесь создал, поставил и оставил
библиотекой знаний и опорой жизни.
Веление Владыки нашего Перуна
народ осуществил.
В одной из двухсот шестидесяти восьми,
что порядком стройным по всей Да-Арии стоят
живым числом от звёздных исполинов. (Живое число — математика, золотое сечение)
Дыханием взаимным Земли и двух последних Лун
хранят те пирамиды ритмы жизни
всего, что Живою полно от мала до велика.
Из Вед мы знаем слово славных Предков:
«Что в малом есть, то есть в большом.
Что есть вверху, то также есть и снизу.
Все чада Ра-Солара соединены между собой
сияющей спиралью-нитью многомерной».
И потому, глядясь в глаза друг-другу,
пресветлый видим лик Родной «Его».
Как наше время обученья приходило —
Сын Ра чрез лоно непорочной Светлой девы
лучом с небес спускался в плоть её.
Так плотным становясь Учителем-Светилом,
меж нас он так же добрый, Мудрый Человек.
Здесь рядом белой пирамиды есть одна вершина,
а там — другая. Сокрыта под землёй она.
В обеих я не раз уже бывала
с драконихой моей — Раджас-Кама.
Чрез нору синя пепла стылого
и ныне твёрдого, как камень,
она глубокий тайный вход опять отрыла и нашла.
В те залы истины о мирозданьях показала
там, где царит теперь лишь сумрак-тишина.
Так сотворилось от огня крушения одной из лун
и от восставших из расколов Тверди волн и вод
потом возникшего смертельного потопа-водопада.
Так пали те, кто много выше и мудрее нас с тобою был.
Остались целы те — что считаны теперь на пальцах.
Кто знает об Асурах и Род ведёт от крови их,
тот знает о несчастиях постигших многочисленные семьи.
Здесь всё вокруг — Заветная Священная земля.
Здесь в глубине тлен, пепел, кровь и белы кости предков,
Лежат в грязи руины Великих наших башен, городов!
Чрез земли Скифов, Тартар, Трою, Таврику
и дальше на восток, чрез родственные земли
рубеж начертан между Красным миром, миром Синих.
И многочисленные наши пирамиды Света
хранят невидимую Чашу равновесия Стихий.
В ней Матери-Макошь заключена Великая Любовь.
Скажи мне, Ставр, что ты ещё видал?
— Что мне теперь сказать, Санти?
Я поражён!
И пыл моих открытий
твоею речью остужЁн.
— И? Ну же.
— Видал ещё…
Драконов с горячей красной кровью в жилах,
что говорили нашим человечьим языком.
Родили чад они, как мы — как человеки.
Их дети любовью наделены
и памятью с Асурами едины.
— Вот эка невидаль…
Моею повитухой была морская дива,
дракониха РаджАс КамА. Я говорила.
…Что под Ка-Ра-Дагом
уж тыщщу лет с семьёй живёт (Тыщща - несчётное количество лет)
и стережёт из камня синего врата.
Её отец ДевлАс, мать — ЛУна.
Четыре пары близнецов детей,
как лепестков у лотоса морского.
Вход в дом подводный стерегут
тот, что на Златых воротах Ра.
Я там бывала тоже.
Кристальная, волшебная вода!
И Нижний Мир волшебен и прекрасен!
Раджас Кама
по-прежнему мудра и молчалива,
словно книга жестов-мудр.
И дети, только трое, ныне здравы живы.
Иногда тела их так легки,
как над нами эти облака.
Моя мать — Анахата – лунный свет,
Меня рожала трудно, на рассвете
в день краткий Карачун.
Дэлфин – её тотем — из вод хрустального залива,
призвал скорей спуститься с гор,
чтоб через воды тёплые морские
впустить меня живою в тверди Яви мир.
Так притушить огонь,
которым я исполнена была
в час возрожденья, как светило.
Иначе я утробу матери своей сожгла
Она бы кровью изошла.
— Вот это да!
Ты что, не человек?!
— А кто же? Я — как и ты —
создания, зачатые в любви.
Как все вокруг, и мАлы, срЕдни и велИки,
сошедшие Ра-искрой чрез кровь и в плоть.
— ЧуднО.
Какие сложные пути Отцы и Матери для нас избрали.
От удивленья волоса все дыбом встали.
Ходил, ходил... Блуждал, блуждал…
Истоптана до дыр не раз моя обувка,
одёжа — многократно прохудилась и мешок,
и съеден соли пуд, бесчисленно лепёшек.
За чудесами шёл и в снег, и в дождь,
в гору, с горы,… в болотах, реках утопал…
А диво-дивное всё, оказалось, было дома!
Не ведал раньше я такого!
Слыхал,
Горынычей всех нынче одичалых,
Небесных, подземных и морских
повсюду бьют и истребляют
за то, что те изводят род людской.
Они палят огнём,
нещадно топят в водах всех,
кого узрят в домах, челнах
или в повозках на дорогах встретят.
— Отец Всевышний, Ра-Солар!
А как иначе?
Как же слепых, жестокосердных,
хладнокровных вразумить?!
Без ласки и любви да будь кто,
хоть человек, хоть зверь, хоть птица,
конечно, одичает!
Забудет род, язык и с нами прочну Духа нить,
Так превратится в нежить и дикое зверьё.
Вот привяжи иль посади на цепь любого —
Глядишь, и вскоре друга истинного больше нет!
Разъедини возлюбленных,
Иль отними, иль покалечь их чада —
тоской отяжелённый вымрет славный Род!
Останется лишь неутолимой ярость в жилах,
дарующая смерть всему, что будет на пути.
— Согласен. Верно.
Дракон — и повитуха?! Друг?
Как так в си времена возможно?
Хотя я видел как ягини
рожали в воды бурные
источников родильных.
И драконы-девы
помогали сиянием своих сердец
прийти на свет великим чадам Россов и Расенов.
— Не первый раз так прихожу.
Всё так же много сил затратных,
а тЕла меньше с каждым разом.
Не знаю почему.
Я вижу как гигантам очень тяжело
ходить, дышать, рожать.
Возможно от того,
что только две луны теперь осталось.
Но в родах связывать мне силу надо.
Драконам лишь под стать с той силой совладать,
оставив в теле только сколько нужно.
Иначе при рожденьи буду умирать.
Но, помню, раньше не было
для наших Душ такой нужды.
Мы были многомерны и беЗсмертны
с серебряною кровью,
что тогда текла по жилам в нас.
— Мне скажешь имя прежнее своё?
— Ну хорошо. Скажу.
А ты к утру забудь,
что здесь тебе сказала.
Я — Тара Белая.
Бываю Красной в час лихой.
Зелёной — в годы процветания и счастья.
Богиня рек и вод исток, но только тех,
что средь земель Да*Арии текут.
Я рождена в озёрных тёплых водах.
Пришла тогда из недр бутоном лотоса —
одним из многих.
На крыше Мира после битв Богов
теперь лежат и спят
под белым покрывалом
мои святые ясли — воды Манасаровар. (Манасаровар – озеро в Тибете,
рядом с горой Кайлас)
Там счАстливо жила в садах у Ра,
в священных первозданных землях Рая.
И так до бедствий, что принесли иные родом,
чтоб Живу повсеместно жрать и грабить нас.
Столь велика была тогда,
что в прежней, с ростом этим
была б мизинчиком своим.
Жаль, нет теперь моей семьи,
друзей, садов и тех дерев великих.
Разрушены, украдены, остатки сожжены.
Теперь таких частей от Тары, как и я,
Возможно, тысяча сейчас по миру ходит,
как капель-брызг не счесть, взлетевших из воды.
С-Т-О т-ы-с-я-ч Т-а-р!
Сто тысяч единокровных, мудрых, многоликих!
Неисчислимо лотосов священных малых и больших!
И все они — ручьи, озёра, родники и реки,
— все девы-весты, ведуньи, жрицы, ведьмы… —
в душе наполнены Манасаровар святой водой.
Я сердцем слышу голос-шопот их родной.
Ведь мы, надеюсь, помним
о происхождении едином.
Так мы везде друг-друга узнаём.
Наш человечий Род — Асуры.
Наш светлый Род — Небесный, Звёздный,
кто знанием числа и качества стихий
создали эту землю — пятый дом наш,
и может быть уже последний.
Тем строже и усердней
беречь от гибели его должны.
— Ты так была огромна?!
И многочисленна теперь?!
Умом мне ни представить, ни понять.
Как был мальцом,
возможно, тоже помнил что-то,
как сиротою стал —
в заботах ежедневных позабыл.
— Так вспоминай в сей час!
Тела меняем, облик тоже.
Наш Дух — един.
Представь, древа такие раньше были…
что те, что ныне перед ясны очи видишь,
лишь мхом казались бы тебе тогда.
Столь Ярки всевозможны чудо-птицы...
— О, сохрани меня Солар, Санти!
— Я Падмэ.
Я Лотос, в коем Ра-Дитя,
как в яслях однажды пребывал.
— Ты матерью его была?!
— Нет. Что ты. Только ясли.
Колыбель, Грааль, вода, кристалл.
Я пуповину с кровию рожденья берегла.
Кто обладает кровью-пуповиной,
тот повелевает волею и мыслями дитя.
— О, это знанье помню я.
Ведь мать моя её носила оберегом.
Теперь вот на моей груди
висит на ремешке она.
— И потому ты волею своею свободно обладаешь.
— Сказала — ты Кристалл Вода и Колыбель?
Всё рАзом? Разъясни.
— Сейчас всё выглядит иначе, чем тогда,
когда меж звёзд родители летали
на колесницах к солнцам и мирам.
Любой мы вид и облик по желанью принимали.
И это было безусловно и привычно нам.
— Сказала: к солнцам?
— Да, Ставр.
— А где ещё четыре мира?
— Здесь были. Теперь уж сметены.
Но есть и там, —
И Падмэ показала взглядом в небо,
— Ближайшие уже мертвы, разрушены.
И та зараза,
что оборвала жизнь великих предков,
создавших Мир, что ныне видишь,
зовутся хищники с небес,
холоднокровные Анну-Наги.
Полузмеи-полулюди!
И многочисленны ещё другие...
Они пришли сюда чрез звёздные врата,
чтоб жрать, и жрать всё то,
что Живой на земле пропитано,
теплом, любовью, златом, Светом.
Те две Луны, что видишь там –
дыханьем их мы живы
в плотном, огненном, эфирном теле.
Теперь мы пребываем только здесь.
Мы заперты на самом деле, Ставр.
Звенят над нами Звёздный
и хрустальный невидимые храмы-купола.
И крайне редко приоткрываются на вход врата.
Над нами беЗконечная вода.
Да и под нашей твердью тоже жизнь:
В морях, озёрах, реках, океанах.
— Не может быть!
Разрушены миры?
Невидимые храмы?
Мы заперты?! А кем?!
Погибли луны?!
— Нет. Одна.
Одна ещё похищена, уведена далёко.
Надежда выжить – Радомир.
Его сиянье, сила,
поднимет тех с колен,
в ком знание о Мире полно, живо
или отравленное страхом спит.
Тебе — дитя хранить лишь первые часы и годы.
А после, в тонком теле
сопровождать и защищать,
и память пробудить в его Душе.
Как станет отроком – отправиться к Отцам
на обучение на Крышу мира, ШамбалА,
в пространств-времён святые зеркала.
В те, что ещё остались.
Ты там останешься потом.
А он вернётся сам,
чтобы служение своё исполнить.
В разных землях зреет войско,
Таких, как ты и я.
Мы все – опора Радомиру.
Волхвы и маги, балии, колдуны,
магини, жрицы…
Тот страшный год погибели в огне Земли
зачал Маг Тьмы. Он змееликий. Питается людьми.
Его в писаньях древних называют Яхвэ.
Зовётся год тот Годом Ямы Света (Яма — на санскрите озн. конец всего).
Год Возрожденья
лишь через тыщщу лет придёт
И будет называться Годом Света.
Надеюсь, что отступит тьма
под знаменем Владеющего Миром дважды.
хоть и будет сопротивляться Чёрный маг,
подталкивая Мир во Тьму.
Он изберёт испытанное им не раз оружье
– кровопролитную с Душою Ариев Войну.
А мы… должны едины быть все поголовно,
как дети Матери одной – Земли,
чтоб защитить Любовь, Семью и Жизнь как таковую.
— Откуда знаешь?
— Всё в Круголете писано
и в Х-Арифметике исчислено давно.
Отцы оставили для её нас
чтоб знали: было это не однажды,
а значит снова может быть.
— А ты сама?
— Я? Я...
Другой путь ждёт меня.
— Какой?
И Ставр взял за руку её,
и свод пещеры задрожал,
а в очаге огонь вдруг ярко-синим стал.
Санти отняла руку,
встала, отошла.
— Не этот.
Нам быть нельзя с тобой пока,
не в этой жизни, Ставр.
Огонь и воды смешивать нельзя
вот так,
сейчас.
Опасно.
Нас услышат.
А слуги Яхвэ тотчас же опять найдут. (Яхвэ - аббревиатура на иврите:
Я тот, кто я есть, бог без имени)
— Я из земель пришёл живым на свет,
что в волосах твоих.
И свет в глазах твоих не раз спасал,
когда я замерзал в горах чужих!
Когда в пустыне жаждой иссыхал,
я находил родник.
Когда плутала в топях зыбкая тропа,
опору в вере находил.
Когда про дом я забывал,
сапсана слышал крик!
И ныне жив-здрав балий (балий - целитель)
лишь магией Санти!
— Да…
Маг и Я.
Всё так и есть.
Я помогала и вела путём твоим,
но старым.
Познай и вспомни сам, кем был,
чтоб не сойти опять с пути.
Санти встала, взяла лук, колчан,
за ней встала и вышла пещеры Облак.
— Скоро утро, витязь.
Мне пора.
Я слишком многое сказала.
— Останься!
— Нет.
— До первого луча!
— Нельзя.
— Куда пойдёшь?
— Чанди зовёт.
О нас с Саамом говорит в пещере Веды Вод.
Вот водопад в горе почти иссяк,
остался тонкий волос.
И древо молодильный плод
нам не даёт уж год.
А белый Алатырь уснул и мхом порос.
Завял последний красный лотос.
— Вернёшься?
— Может быть.
— Мне ждать?
— Свой путь сам избирай, балий.
Меня забудь.
Сама найду обоих Райдо,
коль нужно будет исцелить.
— Нет, погоди!
Вот нож.
Возьми!
Принёс из мест волшебных белых вод я.
Напоминаньем будет обо мне,
защитой от чёрной ворожбы чужой.
— Смешной,
великий витязь — волхв-балий.
Душой – дитя, уменьем – мастер.
Опутать чарами цветок нельзя,
Сорвать иль истребить лишь можно.
Я человек, как каждый,
кто из плоти-крови состоит,
но и богиня воплоти.
Ты не ищи меня,
а камень сердолик — сыщи.
Его теплом излечишь душу.
Купай в росе свого коня,
и так восполнишь отнятые силы.
Пей сурию, великий маг,
по три глотка три дня,
и рана быстро зарастёт.
Теперь сапсан Чанди
легко тебя найдёт.
Санти взяла нож маленький
из чёрной гибкой стали,
отвернулась, и,
зажав в руке бесценный дар любви,
неторопливою походкой
спускалась с белою волчицей с гор.
* * *
Наталья проснулась с тяжёлой головой. Она, как оказалось, проспала всю ночь в одной позе лицом в подушку. Руки, скрещенные на груди, затекли, и ладони крепко держали брошь-меч. Его глубокий оттиск исчез только к полудню.
Оказалось, Наталья и Ирина сейчас опаздывали на нарзанные ванны. Причесались, проглотили на бегу по горячему чебуреку и поехали на такси без маленького Саши.
Вечером Наталье нечего было записать в тетрадь снов. Всё, что осталось — беспокойство и сердцебиение. Она грызла ногти и шариковую ручку, в надежде хоть что-то вспомнить. Невпопад что-то отвечала Ирине, слушала скучный прогноз погоды: Донецк — 24, Львов — 22, дождь, и скучала по бабуле Ане, которой не было на свете уже год.
В тетради лишь появился подробный рисунок: улыбчивый очаровательный крылатый дракон с лотосом и жемчужиной с руках-лапах. А с ним рядом гривастый белый волк и крест-оттиск меча в открытой женской ладони.
«Да, надо меньше пить! Пить меньше надо. Ваня, Петя, Коля, Вася.
Главное, нашла когда! В полнолуние! И где?! В горах!»
— И-ири-ишь! На-ата-аш! Вина к завтраку хотите? Холодного-о! Лагман греть? — Спросила хозяйка снизу.
— Вина? О, нет, нет. Спасибо большое. Если вот только в Донецк, бутылочку. Валя, Вам помочь с ужином? Я свободна-а и не устала-а. — Наталья отложила тетрадь снов, встала с кровати, выглянула вниз через открытое настежь окно.
Ирина:
— Лагман? Да. Спускаемся. Потом разберёмся с вещами. Пошли.
Хозяйка:
— Можете и помочь.
Наталья:
— Уже идём.
Пребывая в Кисловодске Наталья постоянно замечала двойные цифры: 44 и 11. То сдача с чая четыре монеты, то номер на талончике, билете в Донецк заканчивался на 4 или 1, то городской транспорт Кисловодска маяковал двумя четвёрками и единицами в различных сочетаниях. А потом и родной Донецк встретил её в 14 часов 41 минуту.
(Только спустя некоторое время Наталья поняла, что означали эти знаки: 44 градуса 11 минут — это меридиан на котором стоял город Спитак).
Эта поездка, воды и процедуры специалистов Кисловодска, как и стремления Ирины помочь подруге забеременеть, также ничего не дали. Когда поезд тронулся, Наталья мысленно попрощалась с этим красивым городком и с облегчением выдохнула. Подумала, что «электрическая» тряска и навязчивый во снах женский голос и ритм:
«Услышь меня ещё, о Тара.
Землетрясенье скоро будет,
погибнут звери, птицы, люди.
Сойдутся, разойдутся звуком горы,
разрушен будет звуком Светлый град с пятак» — уйдёт.
К счастью, так и произошло. Дорога домой в купе пролетела незаметно.
На железнодорожном вокзале в Донецке Наталью и Ирину с маленьким сыном Сашей встречали с цветами любящие мужья. А дальше у каждой из подруг жизнь пошла своим чередом.
Дома, со слов мамы, Карат с полчаса уже стоял у дверей, вилял хвостом и скулил. Встреча была очень горячей. Соскучившийся пёс налетел на хозяйку, визжал, подпрыгивал и от счастья чуть не уписался. Наталья крепко обняла маму потом Карата, сразу схватила поводок и бегом через ступеньку отправилась с ним гулять во двор на полчаса. Отца дома не было. Без него отметили возвращение Натальи жареной картошкой с луком и домашними солёными огурчиками.
В понедельник Наталья вышла на работу в «Дом моделей», а уже через неделю из-за скандала уволилась. Потому, что обнаружила, что пока она была в отпуске, молодая модельер присвоила себе её идею и разработку лекал. Доказывать что-то не хотелось, да и работать в том месте, где обманули — тоже. Да и модельер эта ей, на самом деле, очень нравилась. Простила.
В мучительных поисках причин и ответов, отрицании и познании себя, Наталья продолжала откликаться на любой призыв о помощи, исполняя некий «свой личный долг».
Так к ней с одной лёгкой руки прилипло странное имя: «безымянный рыцарь куда позовут» — "и.о. ангела по вызову".
Продолжение в главе 2