Санинструкторы — фото из интернета. У Раисы военные фото не сохранились — их просто не было — военкоры их часть не жаловали.
Никто даже не предполагал, что очень скоро всё измениться.
Даже на половину уменьшив свою порцию Рая не стала худеть, как ожидала — просто медленнее стала поправляться.
И как-то через три месяца во время встречи подруг Надежда сказала:
-Раис, мне кажется, или ты действительно уже догнала меня?
-Тебе кажется- запротестовала Рая.
Сейчас проверим — пошли на весы. - не согласилась Надежда.
Сначала взвесилась Надя: 56 кг 260 грамм потом взвесили Раису — 56 кг 180 гр.
=Почти догнала! - уточнила подруга. - Мне кажется, что ты и подросла немного.
Раиса против этого не протестовала — немного подрасти не мешало. Измерили рост — оказалось что за три месяца Рая подросла на 1 см.
-Через год ты меня и ростом догонишь! - обрадовалась Надя.
-Это если ты к этому времени не порастёшь — возразила Рая.
-Я уже не росту — призналась подруга. - -Как было 178см — так и осталось.
Обрадовавшись таким изменениям изменениям, Раиса стала просить Надю, чтобы та поговорила с Верой Григорьевной о её переводе из возниц в санинструкторы.
-Неужели не прижилась? - поинтересовалась подруга.
-Не в этом деле, Надюшка — ответила Раиса. -Не моё это — не моё. Зачем на курсах тогда училась? На моём месте любая деревенская девчонка сможет справится.
-Ты же знаешь — Михалыч не отпустит тебя! - ответила подруга.
-Если вместо меня будет достойная кандидатура — не пигалица, с умением обращаться с животными — отпустит с удовольствием! - ответила Рая.
Надежда и сама хотела чтобы подруга была рядом, но пока возможности для перевода не было: группа была сформирована полностью, а другую начальство набирать не собиралось.
Теперь не считает — понял что она подходит как никто другой.- пояснила Вера Григорьевна.
-Если ему предложить девушку подходящей комплекции, выросшую в сельской местности, умеющую обращаться с лошадями, то Михалыч согласится — с уверенностью запротестовала Надя.
-Да где же взять такую? - не соглашалась Вера Григорьевна.
-На курсах заказать! - ответила Надя не понимая по,чему Вера стоит на своём, ведь Раиса будет лучше любой другой справляться с их работой тем более теперь и Воронов не сможет упрекнуть что у неё недостаточный вес — рубеж она перешагнула и пока не останавливается на достигнутом. - Тем более всё равно придётся заказывать девушек вместо наших погибших подруг! Закажете подходящих — вам не откажут сейчас другой руководитель курсов к тому же этот курс набирали и девушек из сельской местности — выбор будет.
В тот же день Вера Григорьевна, побывав в городе, заказала на мед курсах нужные для них кандидатуры девушек с нормальным ростом и весом, чтобы упрямец Воронов не смог снова забраковать их. Начальник курсов слегка удивился запросу, но услышав о чудачестве Воронова, которого знал лично, всё понял и согласился даже на то, что одна из девушек должна быть из сельской местности и должна уметь обращаться с лошадями.
-Найдём, уважаемая Вера Григорьевна: для вас расстараемся — обещаю.
С этим и вернулась она домой и успокоила, смотревшую на неё с надеждой Готовцеву:
-Потерпите ещё несколько дней девчонки! — сказала она. - Выпускные закончатся и девушки будут здесь, как по заказу.
Девушки прибыли через неделю и именно такие как заказывала Вера Григорьевна. Даже воронову начальник курсов угодил. Но понравится ли Олеся — девушка из сельской местности Михалычу? Это больше всего беспокоило Раису.
Реакция Михалыча на девушку удивила всех: он словно дар речи потерял — только смотрел и о чём то лихорадочно соображал.
Когда же он согласился на обмен сердце Раисы словно с норки скатилось вниз.Теперь проблема была в Воронове: что если он не согласиться чтобы Раю перевели к санинсирукторам. Тут снова в дело вступила Вера Григорьевна сказав что лично проикзаменовала Раису и она знает и умеет даже больше чем умеют и знают уже бывалые медички-санинструкторы.
-А если до дела дойдёт — не растеряется ли ваша хвалёная Раиса? - не сдавался майор.
-Нет! - твёрдо ответила Вера. - сама проверяла — не растерялась и выполнила всё так как бы сделала я.
Воронов молчал и Вера Григорьевна вновь прибегла к уже известному номеру:
-Под мою ответственность Серёжа! Ты же не пожалел что мы взяли к себе Готовцеву?
-Не пожалел — вынужден был признаться майор.
-И С Раисой не пожалеешь! - завериа его Вера.
-Ну, ладно — нехотя согласился Вороном — под вашу.
И Раиса начала работать тем, кем хотела с самого своего прихода в воинскую часть.
Она старалась так как никогда - даже Воронов признал что эта девушка призванный медик и он был не прав что сразу не позволил Раисе заниматься любимым делом — признал свою ошибку, что с ним бывало очень редко.
Если оглянуться назад и посмотреть внимательно то станет ясно что изменения начались гораздо раньше, а именно 19 ноября 1942 года, когда началось грандиозное наступление на сталинградском фронте. Бои были страшными и потери были очень большие — едва успевали хоронить погибших и отвозить в город раненых. Полевой госпиталь не мог вместить такого количества раненых, поэтому туда отвозили только таких, которым была нужна немедленная операция, а остальных, оказав первую неотложною помощь, грузили на сани и сразу же везли в город в стационарный госпиталь.
Но чем дальше отодвигалась линия фронта от Сталинграда, тем труднее было доставлять в него раненых.Мороз снег и метели не просто делали дорогу сложной, но и внушали опасения что раненых, да ещё с потерей крови, можно не довести до города, и они погибнут по дороге. Поэтому гужевой транспорт не мог справиться с этим, и встал вопрос о его расформировании. Девушек-извозчиков начали одну за другой переводить в санинструкторы и переправлять на новое место ближе к линии фронта, где организовывалась новая линия для подсобных помещений в блиндажах, отбитых у фашистов: госпиталь, кузня со столовой, места проживания санинструкторов и офицерского состава части.
Перевозкой оборудования госпиталя, кухни, столовой, спальных мест и постельных принадлежностей девушек было поручено заниматься Михаилу Громову. В его распоряжение поступило две бортовые машины-полуторки, и он так увлёкся этим, что совершенно забыл о том, что должен всегда быть впереди всех и первым рваться в бой.
В части остались только две животинки как говорил Михалыч: Савраска и Звёздочка. И соответственно их возницы — Раечка и Таня-тёмненькая. Девушки рвались туда — на передовую ведь все их подруги уже был там а они всё ещё оставались на старом месте.
Но Вера Григорьевна сказала что партийная организация части доверяет им вывезти последних раненых, ещё оставшихся в госпитале, чтобы можно было потом перевезти оставшееся оборудование на новое место, а уж потом они все переберутся на новое место. И Рая с Татьяной не посмели ей возразить ведь слова Верочки как называли её меж собой девчонки этой маленькой но строгой женщины были сродни приказу. этой мпленькой но строгой женщины были сродни приказу.
В начале декабря ещё Раиса должна была доставить троих тяжело раненых бойцов в госпиталь на левую сторону Волги.
Горластый лейтенантик не давал ей транспорт. Он кричал, багровея, задыхаясь и кашляя из-за недавнего ранения в грудь:
-Ну нет у меня машин, санинструктор — нет! Сколько можно тебе повторять?! Заняты все — сама видишь.
-Как ты не понимаешь, Громов? - упрямо твердила Раечка. - Если срочно не отправить ребят — они умрут! И эти смерти будут на твоей совести.
Громов усмехнулся в ответ потрескавшимися от холода и мороза губами:
-На моей совести уже столько смертей, сестричка, что тремя больше тремя меньше - не имеет значения.
После гибели любимой девушки Аллочки Михеевой у Михаила уже второе ранение — он словно специально смерти ищет и рвётся всегда в бой первым. Его и улещали, и грозились уволить, но он снова и снова лезет на рожон.
Воронов кричал:
-Мне офицеры нужны, а не самоубийцы. Если ещё раз повториться — возьму за шиворот и потащу куда надо: сначала к родителям, а потом если не поймёшь, и дальше!
-Мои родители погибли во время первой бомбёжки города — упрямо отвечал лейтенантик.
-К Михеевым потащу — пусть тебе перед ними стыдно будет! - не сдавался Сергей Егорович-
Вместо того чтобы мстить за девушку — ты смерти ищешь. Разве это не предательство любимой?
Рая, выслушав младшего лейтенанта, недовольно сверкнула глазами:
-А я не хочу брать на свою совесть эти смерти: я медсестра и должна спасти раненых во что бы то ни стало!
И чуть помолчав, добавила уже более миролюбиво:
-Всё равно ведь не отстану, Михаил. Так что ты дашь мне транспорт. Дашь!
-Ну и настырная же ты, Рая! - огрызнулся в ответ лейтенант. - Могу только лошадь с санями обещать, если, конечно, с Михалычем договоришься хотя он и зол на тебя, что спишь и видишь себя на передовой а не в его отделе а ведь к тебе все относятся хорошо а он тебя сам даже дочкой тебя называет — ведь ты так похожа на его младшую дочь. Но Михалыч отходчив — поговори с ним по хорошему принеси небольшую фляжку со спиртом - ему не часто выпадает такое „лакомство“. И всё. Всё!
-Спасибо, лейтенант! - козырнула довольная Рая.
И продолжила с ироничной улыбкой:
-С паршивой овцы — хоть шерсти клок!
-Но-но! - строго пригрозил Громов, - Попрошу без оскорблений старшего по званию!... Могу ведь и передумать.
-Не передумаешь! - убеждённо возразила санинструктор.
-Это почему же? - удивился Михаил.
-Потому что ты — добрый! - засмеялась в ответ Раечка. - И строгость на себя напускаешь для вида, чтобы с тобой считались.
Михаил лишь пальцем погрозил девушке в ответ, а та уже со смехом выскочила из блиндажа и побежала разыскивать строгого Михалыча- заведующего всем гужевым транспортом. Михалыч — дядька в возрасте, как все думали, даже не догадываясь что этому сухому и строгому на вид мужчине нет и пятидесяти лет. Но что его на честное слово не возмёшь: нужен особый подход. Но у Раечки для этих целей в санитарной сумке кроме обязательных санитарных пакетов и минимального медицинского набора, есть ещё и небольшая фляжка со спиртом и ломоть чёрного хлеба. Спирт — для Михалыча, хлеб — для гужевого транспорта, для доброго Саврасушки.
Но вот, наконец, Савраска запряжён в сани, раненые бойцы уложены рядком, и Раечка, как опытный «ездовой» погоняет коня, предварительно скормив ему заветный ломоть хлеба.
Метель тем временем разыгралась не на шутку: заметает, пуржит так, что в нескольких шагах ничего не видно. Раненых девушка укрыла всем, что нашла, даже старую брезентовую палатку где-то раздобыла, а вот самой брезента не хватило. Но о себе думать уж недосуг: в головке белокурой единственная мысль мечется, путается: «Только бы успеть!... Довести ребят... Всех!»
-Держитесь, мои хорошие! - шепчет девушка. - Не сдавайтесь!... Держитесь... Я здесь... Я с вами...
Путь хоть и недалёкий, а по военной, разбитой дороге: где бегом, где шагом, а где и вовсе стоп — пропусти технику. Да ещё и переправу ледовую «мессеры» разбомбили: пришлось на окружную дорогу сворачивать.
До госпиталя добрались только к темноте. Сдала санинструктор раненых с рук на руки в приёмном покое, вздохнула с облегчением, и тут же свалилась в горячке.
Очнулась Раечка на шестые сутки. Перед глазами всё плыло, застилая туманом, словно опять она на санках, в пургу — только жарко очень.
Послышался испуганно-радостный голосок - женский:
-Очнулась?!... Рая очнулась!
А потом быстрый топоток, и голос стремительно поплыл прочь:
-Иван Дмитриевич?! Тётя Люба?! Раечка очнулась!
Голос показался девушке слишком громким и неприятным: он словно нарушал уже устоявшееся равновесие между сознанием и душой. Поэтому она закрыла глаза, шумно вздохнула, задерживая дыхание, а потом задышала ровно и легко.
А вокруг её кровати уже хлопотали, окружая со всех сторон: маленький тщедушный доктор - Иван Дмитриевич; медсестра Вера, чей голос показался Рае таким неприятно-громким; женщина лет сорока — худощавая, с тонкими, правильными чертами лица, гладкими тёмными волосами, аккуратно прикрытыми белым, ситцевым платочком; молодой боец, из тех раненых, что Рая доставила в госпиталь несколько дней назад. Обеспокоенные, взволнованные.
-Ну, честное слово, тётя Люба! - уверяла молоденькая медсестра. - Я сама видела, как Раечка глаза открыла, Правду говорю — не вру!
-Помолчи, балаболка! - строго урезонил её доктор. - Настрекочешь вечно с три короба — и всё напрасно...
Иван Дмитриевич чуть приоткрыл одеяло и вскрикнул:
-Да она же мокрая, как мышь! Вера быстро принеси сухое постельное бельё и рубашку — нужно срочно переодеть Раису.
Все взгляды сразу устремились на строгого доктора, и он неожиданно улыбнулся в ответ
-Слава Богу: кризис миновал! Миновал...
-Я же говорила вам! Говорила! - затараторила Верочка. - А вы — не поверили...
Женщина в платочке начала медленно оседать на пол. Её едва успели подхватить под руки, и усадить на стул, придерживая за плечи.
-Нашатырь, Вера! - вскрикнул доктор, и та заметалась по палате.
-Сколько раз говорить, что такие вещи, как нашатырный спирт, йод, перевязочный материал должны быть у тебя всегда под рукой?! - недовольно прервал её бесполезные движения доктор.
Он достал из одного кармана пузырёк с бесцветной жидкостью, а из другого клочок ваты, и накапав на вату несколько капель, поднёс её к лицу женщины. Та открыла глаза.
-Ну-ну, Любовь Дмитриевна?! Зачем так пугать?... Теперь с Вашей дочерью будет всё хорошо: кризис миновал... Радоваться нужно.
-Я радуюсь, - тихо ответила та. - Радуюсь, доктор.
-Потому и в обморок хлопнулись? - пристально вглядываясь в лицо женщины, поинтересовался он.
-Это от усталости! - вступилась Верочка, - Полночи мы с тётей Любой раненых размещали, потом у тяжёлых дежурили, под утро Раечку проведывали... Потом полы ещё перемыть, бельё подготовить, бинты прогладить...
-Да, знаю, знаю... - уставшим голосом согласился доктор. - Не стоит напоминать.
Доктор на минуту опустил голову, словно задумываясь.
-Любовь Дмитриевна, - обратился он к женщине, которая с самого начала войны работала в госпитале санитаркой, - отдохните пару часов за занавеской. Вы совсем спать перестали с тех пор, как Раиса у нас... Отдохните-отдохните. Так надо! Я Лидочку попрошу подменить.
С этого дня Раечка пошла на поправку: медленно, с трудом, то с рецидивами, то с улучшениями. Если бы не общие усилия персонала, подруг, раненых — тех кто подкармливал, кто доставал необходимые лекарства, кто ухаживал — ночей не спал, то не известно смогла бы девушка выкарабкаться из цепких лап смерти. Двухстороннее, крупозное воспаление лёгких — заболевание не простое, коварное. Да ещё в военное время, когда кругом нехватка: лекарств, продуктов, времени, сил. Но Раечка выжила. Вопреки всему — выжила.
Когда девушка начала вставать, и, держась за спинки кроватей, по стеночке передвигаться по палате, Иван Дмитриевич пригласил тётю Любу в свой кабинет.
-Любовь Дмитриевна, - начал он, - хочу поговорить насчёт Вашей дочери.
-Что с ней?! - обеспокоилась женщина.
-Не волнуйтесь Вы так, Любовь Дмитриевна: с ней всё нормально, - успокоил доктор.
-Нельзя Раечке оставаться в Сталинграде. Нельзя... Нужно отправить её в деревню. Здесь она погибнет... Организм девочки ослаблен, а она уже снова на фронт рвётся. Не Вам мне напоминать, какая она отчаянная...
Любовь Дмитриевна молча слушала, прекрасно понимая, что Иван Дмитриевич прав и возразить ему на это нечего.
-Вам есть куда отправить дочь? - настаивал доктор.
-Есть, - ответила женщина тихо, - в Воронежскую область, к родителям мужа... Но она не поедет, доктор. Одно слово: неслух.
-Ну, это уж моя забота! - почти сердито отреагировал доктор. - Меня она послушает — никуда не денется.
Женщина подняла на Ивана Дмитриевича заплаканные глаза и неожиданно произнесла:
-Доктор, Вы же знаете: Раечка главный кормилец в нашей семье... Без неё мы не выживем. Тоня и Лёня ещё слишком малы и мне не помощники.
-Выживете! - твёрдо возразил доктор, - Мы поможем — все вместе.
И добавил уже мягче:
-Раечку спасать нужно, мать! Спасать... А ребята Ваши при госпитале будут... Нам помощники нужны.
В середине февраля младшая сестра тёти Любы — Дуся увозила Раю в Воронежскую область. Их провожали человек десять: мать с сестрёнкой и братишкой, старенький доктор — Иван Дмитриевич, две подружки - Лида и Вера, мальчишки-солдаты, которых спасла отчаянная санинструктор Раечка.
Девушка, чтобы не видели её слёз, прятала лицо в воротник тулупчика, который передал ей через Лидочку горластый лейтенантик Мишка Громов.
-Рае это тулупчик сейчас понадобиться! - сказал он Лиде Волковой своим обычным, крикливым голосом. - Тут он всё равно никому не подходит по размеру...
И ушёл быстрым шагом прочь, не оглядываясь. Только, когда Лидочка села в попутный «газик», он, в прощальном жесте, поднял руку.
В тот же вечер, после отъезда дочери, тётя Люба хотела сжечь военный билет Раисы, опасаясь, что Раечку начнут разыскивать и снова отправят на фронт — доктор не разрешил. И душа матери постепенно успокоилась: её девочка уже была далеко от Сталинграда - там, где война прошла лишь краем, оставив целыми небольшие, старинные воронежские деревеньки под удивительным названием Матрёнка.
На родине девушку встретили с распростёртыми объятиями: бабушка Марфа всплакнула, глядя на Раю жалостливым взглядом. Бережно прижала любимую внучку к груди, нежно приглаживая ёжик, её немного отросших волос, вспоминая, как не хотела отпускать сына с семьёй в большой и шумный город. Знать права она была тогда: и сын сгинул в застенках НКВД, и внучка старшая вернулась домой совершенно больная, на себя не похожая.
По деревне быстро разнеслась весть: Марфе из Сталинграда старшую внучку привезли - едва живую. И в дом потянулись соседки: охали, глядя на Раечку, удивлялись, жалели. Каждая несла с собой что-нибудь съестное: пару яиц, мисочку квашеной капустки, десяток картофелин, баночку засахаренного медка.
Посидели рядком: пили чай, разговаривали, вспоминали, внимательно слушали рассказ Раечки о битве за Сталинград, о почти полностью разрушенном немцами городе, её жителях, защитниках, потерях. Вспомнили погибших и пропавших без вести, помянули их добрым словом. Всплакнули по бабьи, роняя горькую слезу. Попели протяжные жалостливые песни и разбрелись по домам, проклиная войну, принёсшую столько бед и горя в их семьи.
Перемена климата, деревенская еда пошли девушке на пользу: понемногу стала она оживать, приходить в себя. Но, как говорят, одна беда не приходит: слабый организм вновь дал сбой. Откуда не возьмись - малярия приключилась. Из лекарств одна хина, да и то в минимальных дозах. Уж и пожелтела Раечка, и аппетит пропал - всё кажется невыносимо горьким; и веса не больше сорока килограмм, а болезнь не унимается.
Лежит она на печи, под тулупчиком подаренным Громовым, и никак согреться не может. А приступы всё чаще и чаще — на глазах слабеет Раечка. Не в силах дальше бабушка Марфа смотреть на то, как её любимая внучка с каждым днём угасает. Хорошо понимает, что сделать ничего для её спасения не может. Плачет украдкой старушка, смахивая непрошеную слезу фартуком.
И тут припомнилось ей, что в соседней деревеньке лекарь живёт — дед Макарыч. По молодости-то она его хорошо знавала — даже ухаживать он за ней пытался. Но соседский парень Михаил живо наглеца отвадил: сам заглядывался на молодую соседку. Слух о Макарыче, как о лекаре, на многие вёрсты разошёлся в округе. Вот и уверилась Матрёна, что только он один сможет помочь внучке — только он один может справиться с её болезнью.
Дело оставалось за малым: уговорить внучку пойти в соседнюю деревню. Рая совсем почти не встаёт с печи — только по нужде. Ещё немного времени и сил у девушки вовсе не останется. Уговаривает Марфа внучку, а та в ответ своё:
-Не пойду, бабушка — не уговаривай! Лучше я здесь, на печи лежать буду...
-Так помрёшь ведь, Раюшка! - плачется старушка, жалостливо глядя на внучку.
-Пусть, - равнодушно отвечает та, - но на печи. Тут хоть немного теплее...
Уговорила всё же бабушка Марфа Раечку, усовестила. Напомнила, что она в семье теперь за старшую и на неё вся надежда. Слово с Раечки взяла — крепкое, что дойдёт та до деревни соседней, встретится с дедом Макарычем и станет делать всё так, как тот велит.
Упросила бабушка Матрёна Дусю одолжить Раюшке костюм выходной — серый. Нехотя давала Дуся костюм свой племяннице.
-Измажет она его! - недовольно высказывала опасение молодая тётушка. - Или порвёт ненароком: она такая неаккуратная. А он у меня единственный: и в пир, и в мир, и в добрые люди.
-Не жалей, Дусюшка, не нужно: какой мерой ты даёшь — такой и тебе будет дадено.
И Дуся уступила, не сказав больше ни слова.
Костюм болтался на девушке, как на вешалке: до того худа стала. Юбку пришлось подвязывать «мутузиком». Пиджак правда держался сам по себе, но угрожал свалиться с худеньких плеч Раечки при первом же неловком движении.
Бабушка Марфа собрала небольшой узелок и наказала внучке:
-Макарычу отдашь, Раюшка. Скажешь от Марфы. С благодарностью и поклоном низким.
-Если донесу, - попыталась протестовать Раечка.
-Ты уж донеси, милая, донеси. Боле-то ничего нет. Оплатить за лечение нечем.
И добавила, заботливо перекрестив внучку:
-По хорошему тебя проводить надоть, да некому. Война идёт: время строгое... Придётся самой, внученька... Иди, милая, иди...
И Раечка пошла. Каждый шаг давался ей с трудом. Её шатало, как пьяную. Матрёна смотрела вослед внучке, и плакала навзрыд, прижимая платок к губам, чтобы заглушить рыдание. Утро уже высветило все рытвины и ухабы. Весна делала своё исконное дело: оттаяла, размесила чернозём, как смолой сковывающий движение, разбросала лужицы-озерца, делая путь намного труднее.
Как одолела семь километров Раечка и сама не помнит. Словно в бреду была. Три раза её накрывал приступ и без сил валил на землю. Как не старалась она упасть в то место, где ещё лежал снег, но костюмчик Дуси всё же подпортила. Девушку трясло, как пляска святого Витта, и каждый раз она вспоминала Макарыча недобрыми словами.
-Колдун несчастный! Навязался на мою голову... Если бы не бабушка — ни за что не пошла... Лежала бы сейчас на тёплой печке, а не в этой грязи…
Вернулась домой только вечером и не дойдя до дома совсем немного упала потеряв сознание. Её увидели принесли домой переодели во всё сухое и снова уложили на русскую печку.
Раиса не верила во всю эту колдовскую магию и не хотела делать то что сказал старик но бабушка Марфа настояла и на удивление Рая пошла на поправку а через месяц чувствовала себя намного лучше.
-Вот и не верь этим знахарям?! - думала она. - Но ведь помогло его колдовство — помогло. Уже и еда не кажется такой горькой как полынь и аппетит появился и тошноты этой изнуряющей нет — спасибо старому знахарю — он действительно помогает людям, ведь медицины здесь днём с огнём не сыщешь, да и лекарств тоже никаких нет.
Но на удивление старания знахаря увенчались успехом и Раиса пошла на поправку: пропала горечь она больше не ощущала перепада температур — то жара то холода, появился аппетит.
И Рая начала понемногу поправляться. И наконец она спустилась с печи и начала двигаться — сначала по хате, а потом и вокруг дома. Когда шаги стали более уверенными она сказала бабушке Марфе:
=Всё, бабушка — мне пора домой!
-Ты же ещё не совсем выздлровела! - не согласилась бабушка.
-Выздоровела! - отозвалась Рая. - Я уже прочно стою на ногах!
Бабушка Марфа не устояла против напора внучки и отпустила её. Приготовила на дорогу продуктов — всё что могла найти и, перекрестив внучку, отпустила с тяжёлым сердцем.
И Раиса пошла_- где пешком, где на попутных машинах, где на санях. Поначалу сама делилась едой с теми, кого встречала, потом делились с ней — так и добралась до Сталинграда.
Вопроса куда идти не было: конечно в госпиталь к родным людям а это была не только семья, но и коллектив госпиталя, и лежащие там раненые солдаты — они все были её семьёй.
Вот она, наконец, и пришла: весна сорок четвёртого года. Раечке уже начинало казаться, что она никогда не настанет, что эта зима будет длится вечно, всегда - так же, как и проклятая война. Но, вопреки её неверию, апрель несмело и неспешно вступал в свои права. Снег пожух, осел, теряя первозданную чистоту и свежесть, но ещё не сошёл. Лишь кое-где обнажил землю, как стыдливая красавица, приоткрывая изголодавшемуся взгляду свои, слегка оголённые, прелести.
Если днём солнце и пригревало землю, то ночью ледок сковывал всю влагу, образовавшуюся за день, похрустывая под ногами, звеня весенними сосульками, гроздьями свисающими с крыш деревенских домиков, в одном из которых и жила Рая последние полтора месяца.
Война ещё в самом разгаре. Проклятая жива, хоть и дышит надсадно и хрипло. Но уже откатилась от Сталинграда, и пошла вспять — на Запад: шаг за шагом, с кровью, потом, собирая свою страшную дань человеческими жизнями. Но девятнадцатилетняя санинструктор Раечка, вопреки всему, жива — даже не ранена. Хотя, как она считает, это не её заслуга.