Рижский бальзам

Марина Аржаникова
 Город Рига -  столица республики Латвия, которая  входит в состав Союза Советских Социалистических республик. Население Риги...

- Четвертая дорожка, освободите правый борт..

Тетка - тренерша, которую Юрик ненавидел, а она ненавидела его, (за  то, что взяли по блату, несовершеннолетнего, даже не оформив официально, решив, что все равно фамилия как у брата), крутилась рядом, перекладывала спасжилеты.

- И чего их перекладывать? -  думал Юрик, он был не прочь окупнуться, и ждал конца смены. Тренерша как- будто услышала его мысли, унесла жилеты в подсобку, но опять вернулась, стояла, будто следила за ним, Юриком. Правда, не любил он ее, мужиковатую, с плечами, как у всех пловчих, бледно-безликую,  с короткой стрижкой...

И фамилия еще.. Риттер.

Время тянулось. Три положенные  недели  заканчивались, досиживать было невыносимо,  а  братец-то в Риге, пьет, наверное, рижский бальзам, пиво и крутит с рижскими девчонками, модными как картинки из журнала...

Юрик болтал ногами, сидя на высоком спасательном стуле-троне и вспоминал   фильмы Рижской киностуди, Вию Артмане, еще пару актрис, молодых, очень красивых, которых фамилии не помнил..

- Дзинтарс,  -  сказал он вслух, внезапно.

- Чево? - обернулась тренерша.

Юрик улыбнулся. Ничево. Дзинтарс. Мирдза Мартинсоне... 
У Мирдзы такие выпуклые губы, он видел, по телевизору, она играла жену бандита. Их еще потом выследил мальчишка, говорят это роман..
Но спасателю нельзя читать, даже газет,  сиди только, наблюдай, и Юрик наблюдал, смотрел вглубь воды, думал о предстоящем поступлении, конспектах, пропавшем лете,  но отвлекался, конечно, тогда опять о брате, или представлял себя в Риге, вот идет он, Юрик-Юргенс, (так бы его звали там, в Риге )  по булыжной мостовой, и воздушные рижанки в коротких юбочках и тонких свитерочках, улыбаются ему,  -  "Юргис, Юргис!" ,  - говорят с приятным акцентом,  и он приглашает их в гости, на Рижский бальзам, трогает тонкие, почти прозрачные, пальчики...


 Вода в бассейне чистая, зелено-голубая, красиво бликует от яркого искусственного света. Какой он, бальзам этот? - думал Юрик, облизывал губу, ощущая что-то горько- сдадкое, и уже легкое кружение в голове, пьянящее, ах, ему нельзя, вспоминал он, снова смотрел на квадратный бассейн, тела, затянутые в резиновые советские купальники, безликие, не отличающиеся не оригинальностью кроя, ни расцветкой.

- Женщина в синем купальнике, вы руками так не молотите.. Брызги от вас, - говорит  купальник напротив, на полном рыхлом теле стареющей женщины. Бледная резиновая шапочка утянула куда-то внутрь все лицо, забрала его, оставив натянутую мордочку, как у старой собачонки. Синий купальник оборачивается, рука, крупная, идет вверх, возмущается, наверное, затем  резко разворачивается, создав водяной в вихрь, и исчезает в нем...

Иногда Юрику хотелось, чтобы вместо теток плавали рыбы, и то было бы интереснее.    Он мысленно наполнял бассейн диковинными рыбами, с прозрачными розовыми телами, воздушными хвостами, изящными чешуйками, с женскими лицами, нежными, влекущими..
Он считал дни. Самые противное были среды, когда к летнему сезону обучались будущие воспитатели пионерлагерей и домов отдыха. Обучала  сама Риттер, тогда из подсобки тащили, наваленные как попало,  торсы, обрубки, гипсовые, с потресканными носами, торчащей из боков толстой проволокой, но с ярко выпученными ртом,  обьемной грудью и короткими руками, вскинутыми вверх. Наверное, так ведут себя несчастные утопающие, Юрик никогда не видел, он никогда не был на море, а в речке, где они купались, было совсем неглубоко.
Торсов-обрубков, было четыре, два мужчины, и две женщины, они лежали  в темноте год, перевернутые, нелепо обнявшиеся, покрывшиеся пылью,  вспотевшие от повышенной влажности, и вытащив их на свет Божий, их мыли, и у женщин были накрашены губы и даже чуть раскрыты, призывно, чувственно, наверное, чтобы помочь спасающему: " Дышать сюда!".


Обучемые стояли в ряд, в купальниках, готовые кинуться на помощь, а Юрик  показывал,  наклонялся, голова его чуть кружилась, когда он прикасался к холодным гипсовым губам, а гипсовые женщины впивались взглядом неморгающих глаз.   Все было противно, жутковато, но все же волновало.. И от этого он бесился. Нежные губы рижанки, тонкие, пахнущие Дзинтарс  или лавандой, манили, раздражали.
И Юрик давил  на грудь тонущему гипсовому обрубку, дул в рот, в захватанные чужой слюной, красные губы, бесстыдные, наглые, неблагодарные, готовые заглотить спасателя.

                ********


Виктор прислал открытку, вид Риги, Ратушная Площадь, и подписал:
 "Привет, брат, я в порядке. Познакомился с девчонкой.. Дружим на всю! Заграница, Юрик! Кофе в зернах пь! Тут этих кофеин - на каждом углу! В общем, отрываемся по полной!  Давай, до связи,  как у тебя, кстати ? Надеюсь, никто не потонул?

 Шутка, все, целую. Виктор.

 P.S.  Мою звать Ивете, ей восемнадцать. Фотку пришлю.


" ИВЕТЕ...  С ума сойти".. Юрик засыпал под легкий плеск бассейновой воды..


                *********



По пятницам купающихся было меньше, наверное, готовились уезжать за город, на дачи, речки, озера, июнь подходил к концу и бассейн закрывался, Юрик болтал ногами, поглядывал  на часы на вспотевшей стене, сползал с кресла, почти касаясь пальцами воды, как в дверь вошла девушка , стройная, с полотенцем на плече, с льняными волосами, тонкая, как веточка лаванды. Она прошла к дорожке быстро, уверенно, стряхнула полотенце прямо на пол, прыгнула  и поплыла..  Юрик был сражен, это была его рижанка, его русалка, ундина,  он готов был наблюдать ее, спасать, целовать в губы, дотрагиваться до груди. Она плыла браво, выставляя локти, и Юрику стало жарко, тесно, а  его русалка уже на дне, среди ракушек и жемчужин, лежала, нежилась, вытянувшись, глубоко, потом вильнула, но как-то грубо, резко, перевернулась.

- Ивете, Ивете, как неприятно долго задерживаешься ты под водой, - жмурился  Юрик, вытянувшись книзу, приблизившись к воде...

Потом он видел Риттер, она, по мужски, резко, прямо в одежде нырнула,  крики, команды, Юрик метнулся к подсобке, к торсам, но зачем?  Риттер уже несет на себе тело, трясет полотенцем Ирина, прибежавшая медсестра и два глаза, зелено-голубых, смотрят сквозь Юрика, тонкая цепочка закрутилась меж волос, спуталась.

- Ишь, че надумала, а, глупая? - говорила Риттер, Юрик даже не узнал ее голос.

- Думаешь не знаю? Знаю!.. - Она даже смеялась.

 " Почему она смеется" ?

Потом была тишина.
Потом такси, рев мотора, Юрик вышел..

- Все? Отработал? - Риттер  долго посмотрела на Юрика, очень долго,  Юрик не понял почему.

- Иди домой. -  бросила...

                *************


- Рига, седьмая кабинка.. Молодой человек, вы там оглохли?! - говорила девушка - телефонистка..
- Слышь, Юраск, Ветка такая скромница, к десяти уже мчится домой к родителям.. Но податливая  девушка.. Мы уже целуемся.. Она, может, приедет к нам, в Сырск,  - трещал Виктор.
Юрик набрал воздуху в легкие, подумал - "Она тоже так набирала, вчера"..

- Витя, у нас вчера девушка хотела утонуть.

- Что?? Как это хотела, что случилось?!

- Она.. бросилась, она не хотела жить.. Ее звать Ивете..

- Юрка!!
      
                **********


Виктор приехал один, хмурый, недовольный, сидел возле нераспакованных чемоданов, и курил. Юрик смотрел в окно.

- Ладно. Поставили точку, все обошлось, не дури, - и задергал модными замками от багажа, зашуршал  пакетами, вытаскивая коричневую бутылку рижского бальзама, коробки конфет.

Юрик трогал, дергал  штору, как - будто хотел спрятаться от июньского солнца. Лучик то заглядывал, то вновь прятался в ее складках.

- Ну все!  Хватит! - закричал Виктор.

                *********


Девушк-русалка поселилась у Юрика в душе, уютно свернула хвост, холодила серебряной чешуей, и постепенно страх ушел, зеленые глаза наблюдали за ним, а губы, красные, коралловые, потресканные, звали, призывали к поцелую. Юрик просыпался мокрый, стонал, звал  - Ивете! Ивете! - прикасался ладонями к ее телу, глядел в потолок, бессильно вытянув руки поверх одеяла.

- Ты чо пришел? - спросила баба Даша, никого нет, воду спустили..


Он засыпал,  а утром будил свисток - "Женщина, придерживайтесь третьего бортика".. Ивете ступает, в белом пушистом полотенце узкими ступнями по старому, потрескавшемуся кафелю, она смотрит на него, Юрика, соединяет ладошки и исчезает в воде.

- Юра, ид-ко ты домой, родной, не ройся ты тут, от греха подальше -  ворчала баба Даша. - Я тебе больше не открою..


Юрик уходил. Время шло, институт маячил, занимал все время.
Юрик сидел над учебниками, читал про сопротивление воды, прекрасная зеленоглазая  ундина уходила,  исчезала, уносила свое русалочье тело.


- Ивете, я не нашел тебя, прости!

                *********


 - У вас не будет запасной ручки ? - спросила девушка шепотом..
- Конечно, - кивнул Юрик.
 
Вечером они вместе гуляли, кареглазая Лариска висла на руке, жалась, как будто боялась, что Юрик уйдет, убежит.

- А я не боюсь распределения, - говорил Юрик.

- У тебя же квартииира, -  пела снизу Лариска. - Ты хочешь в деревню? - Глазки ее становились как две смородины.


                **********


Виктор - рижанин,  даже  стал разговаривать с акцентом, ну, Юрику так казалось.

- Кончай придуриваться! -  говорил Юрик брату, и они боролись на кулаках, дурачились, совсем как в детстве.

- Перестанте, перестанте, - говорила Ивете,  довольная, однако, она была рада Юрику.

- Ну, колись, когда свадьба?  - спрашивал старший брат, заправляя рубаху.

- В июне, в конце.. Двадцать девятого,  - отвечал  Юрик, - приедете?

- Это когда ты там кого-то утопил? Приедем, приедем! - кивали родственники. - А что, невеста, хороша?

- Хороша, - отвечал Юрик , как будто, удивленно, и думал, сам не мог понять, хороша ли, так быстро у них все завертелось, ручка на экзамене, несколько прогулок по осенней роще, ужин у Юрика и Лора, быстрым взглядом окидывающая двухкомнатные апартаменты, потом ателье, примерка, костюм, новые тарелки на кухне, белоснежные вафельные полотенца,  фата в коробке, и довольное лоркино лицо.

                *********


Свадьба - хлопоты, Лариса была хваткая, всю организацию взяла на себя, только успевал Юрик бегать исполнять ее приказания.

-  Надо заливное. Какая свадьба без заливного ? У меня есть овальное блюдо, Юрик! - Лора важничала.

Зачем овальное блюдо?  Юрик бегал, зажав в ладошке список, вычеркивая купленное обгрызком карандаша.

В рыбном отделе было холодно, замороженные рыбины лежали, вверх мордами, выпучив глаза, покрывшиеся инеем и выглядели неаппетитно. Юрик поежился.

- Что вы роетесь.. Вам показать? -  Молодая женщина в белом несвежем халате, со слегка выпученными глазами, стояла, и ждала ответа.

- Мне щуку, - сказал Юрик.

- А...  Есть,  -  ответила женщина, равнодушно, и начала ворочать тела, торсы, доставая большое,  ледяное щучье тело.

- Берете? Вот хорошая,  - она подняла ее на ладошках и покачала.


Юрик стоял. Его Ивете, с прибитыми, убранными в пучок, жидкими волосами, удивленными, поднятными вверх аквамариновыми глазами, смотрела на него, губы, потрескавшиеся, покрыты блескучей помадой, наполовину стертой, были равнодушны и усталы.

- Ивете,  - сказал Юрик.

- Что? - подняла глаза вверх женщина.  -  Вы берете?

- Да...

- У нас есть больше.. Посмотреть?


Она завернула рыбу в бумагу и ушла в подсобку, Юрик держал рыбину, холодную, нос ее уперся, выглядывая из бумаги, прямо Юрику в грудь, он постоял, мгновение, чуть подумав, сделал шаг, к подсобке,  заглянул  -  в коляске сидела маленькая девочка,  улыбалась и перебирала пальчиками подвешенные игрушки. 

- Три пятьсот-пятьдесят, пойдет? - крикнула Ивете.Я

- Пойдет! - крикнул Юрик.


 Он нес рыбу, почему-то то на вытянутых руках, ни о чем не думая.
 
- Отлично, заливное будет, -  сказала Лора дома. Она  довольна. - Сколько отдал?

- Много. Все. - ответил Юрик.

- Такая дорогая? -  подняла бровки Лора.

Юрик открыл кран, тяжелая, холодная щука, уже лежала в квадратной белой раковине, он улыбался,  и Лора не могла понять эту улыбку, и отошла, а Юрик все стоял и стоял.