И все-таки после той случайной встречи (через 15? 18? лет) я позвонил ей, хоть и не сразу. Не мог придумать: с чего начать. А по размышлениям вспомнилось все то, из-за чего мы с ней «окончательно» расстались... Но все же, «большое видится на расстоянии». А это расстояние между нами – в 15-20 лет – стерло из памяти все нехорошее между нами, усугубив хорошее.
Так часто бывает. Но я даже не ожидал, что, когда я позвонил, на меня сразу обрушится такой поток с трудом скрываемого ожидания, нетерпения и даже упреков: как я мог так надолго пропадать, а сейчас еще задерживаться со своими колебаниями!
Она тут же пригласила меня в гости: адрес ее, как и номер телефона, я не забывал, но во всяком случае, для надежности, он у меня был записан в старых записных книжках.
Дом ее на теперешнем Олимпийском проспекте найти было нетрудно, тем более, что с фасада дома сталинской архитектуры находилась запоминающаяся помпезная гостиница.
Но теперь, чтобы подняться к ее квартире, надо было пользоваться домофоном…Интерьер квартиры был тот же – двухкомнатные апартаменты со старинной мебелью, двуспальная деревянная кровать, старое фортепьяно…Не наполняли только жилище многочисленные приятели и приятельницы, как прежде. Не было и энергичного младенца. Вместо детей, туда-сюда сновали другие домашние любимцы: черная кошка и черный же упитанный кобелек, породы «тузик».
Вот его хозяйка тут же собралась вывести погулять, не обращая внимание на красноречивые взгляды, бросаемые мной на ее шикарное двуспальное ложе.
Почти прямо от ее дома, с внутренней его стороны, начинался старинный парк, значимость которого подчеркивалось табличками на его воротах, на которых сообщалось, что это историческое заведение охраняется государством.
Мы лишь немного прошли по тенистой аллее, обрамленной вековыми липами, как из деревянной беседки, стилизованной под старину, выбежала крепенькая девчушка лет пяти и обхватила колени моей спутницы.
Она же проникновенно поблагодарила еще одну даму с собачкой, оставшуюся в беседке, которая, как я понял, по-соседски приглядывала за оставленной погулять на свежем воздухе малышкой, называвшую мою даму мамой.
Девочка, сразу видно, была вполне самостоятельной, и мама ее привычно отпустила побегать с нашим «тузиком» по облагороженному бережку находившегося здесь пруда.
Поглядывая за пробежками ребенка с собачкой, неожиданно для меня, еще раз возведенная в ранг матери, Леночка стала рассказывать свою историю, которая складывалась в последние 20 лет уже без меня.
Она, после окончания университета, выехав в США, как политическая эмигрантка, устроилась работать на один из телеканалов редактором и автором русских текстов.
Сначала жила на пособие (600 долларов), в предоставленной, как иммигрантке, квартире. Пройдя испытательный срок, была зачислена в штат русскоязычной программы. Освоившись немного, вышла там замуж (потом и не раз).
Особо глубоко не погружаясь в журналистскую деятельность – ей надо было еще растить сына, по большей части, одной. Мужья надолго у нее не задерживались и были очень большие паузы, когда ей приходилось рассчитывать только на себя.
Хорошо, что сын был послушным и очень способным…
«Он был необыкновенно талантлив во всем, за что бы не брался! - это она тут громко выкрикнула – «Он даже не стал заканчивать школу, успешно занялся бизнесом, стал зарабатывать большие деньги. И тут произошло несчастье. Его нашли выпавшим из окна с 13 этажа.»
Леночка рассказала, что полиция не стала глубоко копать – мол, самоубийство. Вложенные в его бизнес деньги она не смогла перевести на себя. А компаньоны сына не только не помогали в расследовании, но и намекали и чуть ли не открыто угрожали ей, если она не откажется от своих претензий.
Устав от этой безрезультатной борьбы, находящаяся в депрессии Леночка решила радикально сменить обстановку и вернуться в Москву. В квартиру, которую она сдавала все эти годы и приносила достаточный доход для того, чтобы теперь выживать в России при всех наших экономических пертурбациях.
Потеря единственного, обожаемого сына не переставало давить на ее психику и послужило причиной возникновения идеи заменить его усыновленным ребенком.
У нее получилось «удочерить». В одном из детских домов она увидела малышку, очень похожую на нее самое в фотографиях того же возраста.
Она прошла все непростые юридические процедуры для того, чтобы получить узаконенную новую четырехлетнюю дочь. Помогающим обстоятельством послужило и тяжелая наследственность выбранной девочки: отец был наркоман со стажем, а мать уже умерла от СПИДа. За такими не особенно охотились потенциальные усыновители.
Леночку же покорило их обоюдное сходство, да и внешне приобретенные болезненные признаки никак не проявлялись. Разве что потом выявленная гиперактивность, но разве это нужно относить к серьезному заболеванию?
Глядя на этого активного, ухоженного, в меру упитанного ребенка, я не мог не одобрить выбор этой приемной матери. Но, зная психологические особенности моей подруги, я засомневался на ее счет – стоило бы нашим органам опеки повнимательней изучить личность усыновительницы…
Теперь о том – почему Леночка так радушно меня встретила. Подробности ее совместного проживания, воспитания девочки как раз и вернули меня к особенностям ее характера. Она пригласила меня участвовать в суде по признанию правомерности ее усыновления.
Насколько я понял, Леночка не меняла своих привычек, манеры общения, короче, своего привычного образа жизни. То есть, продолжала таскать ребенка по старым и новым знакомым, рассказывая везде ее историю.
И вот, что называется, напоролась. Один из ее однокурсников, пытавшийся, как она рассказывала, перевести дружеское общение в более тесное и получивший на этой почве полный облом, по словам Леночки, обратился в суд за признанием ...его отцовства для ее ребенка.
Но у девочки были же, зафиксированные судебными органами настоящие биологические родители. Да и права Леночки на усыновление были досконально изучены...
-«Бред какой-то!» - так выразился я.
- «Да, несомненно! – подхватила она. – Он, явно ненормальный. Но суд реально будет через 2 недели.»
И она пригласила меня на судебные слушания, как журналиста, для подкрепления авторитетности ее позиции.
Я согласился, большей частью из банального любопытства. И неверия в то, что такой поворот в судебной практике возможен. Но не пришел, из-за обычного для меня разгильдяйства – что-то меня в тот день отвлекло. К тому же, фантастические подробности того, что она рассказывала за эти две недели, о взаимоотношениях с этим, якобы, претендентом на отцовство, в значительной мере отбило у меня охоту участвовать в этом шизофреническом спектакле.
Леночка рассказывала, что она стала довольно тесно общаться с этим ненормальным конкурентом и даже принимала приглашения съездить вместе куда-нибудь "на природу", в ближнее Подмосковье. И вот, когда вместе с ребенком они расположились заночевать, по согласованностью с хозяевами, на сеновале, и она уже было задремала, как проснулась от неприятного ощущения на губах. Этот «маньяк», как она его назвала, возил по ее губам своим, к счастью, еще непроснувшимся органом!
После этого Леночка порвала все отношения с ним, а тот, из мести, обратился в судебные органы со своими нелепыми притязаниями….
Когда я, извинившись за не приход в суд, спросил, чем закончились ее судебные дрязги, Леночка сказала, что суд не стал даже рассматривать это дело…
Наблюдая дальнейшее ее поведение, я пришел к выводу, что Сумасшедшая Леночка стала еще больше соответствовать своему прозвищу. И вела она себя в повседневной жизни не совсем приличным образом...А как оценить ее обращение со своей собакой, когда она, ни с того, ни с сего, истошным голосом начинала подзывать ее к себе, распугивая немногочисленных прохожих? Так же она могла наорать на свою пятилетнюю дочь, которую, впрочем, часто отпускала на берегу пруда в «свободное плавание…
Зачем я с ней продолжил общаться? Наверное, по той же причине, что и со своим общежитским коллегой. Она была прекрасным собеседником, много знающим, утонченной и открытой настолько, что не надо было особо фильтровать говоренное. Да и к тому же, я, как при серьезной болезни, или наркозависимости, что называется, подсел на нее. Многолетняя увлеченность ею перевела эту болезнь в хроническую: Я видел в ней не реальную, почти пятидесятилетнюю женщину, а ту Прекрасную Даму двадцатилетней давности, по-прежнему сексуально привлекательную.
И в этом я еще больше убедился, когда при своих дальнейших визитах к ней, заканчивал навязанные мной «дружеские объятия» на ее соблазнительной груди.
И между нами стояло то еще несбывшееся, которое не давало отпустить ее…