Зачем мы созданы? Глава четвёртая

Александр Клепфер
Священник

И вот осень подарила тёплый солнечный день и он сидел на кладбище с кроваво-красным, лопоухим листом в руках и смотрел на каменного ангела, и думал о смерти.
Вечерело и кладбище преображалось. Стало зябко и неуютно и даже немного жутковато. Казалось, что кладбищенские духи подлетают к нему и рассматривают его в упор с неудовольствием, как непрошенного гостя, и шипят ему что-то злобное в лицо и он даже, как будто чувствовал на щеках их холодное дыхание. 
Сам не зная почему, Северцев наклонился и бережно положил кровавый лист на землю и неожиданно увидел осколок пивной бутылки под скамейкой. 
«Сколько же ты ждал меня стеклянный беспризорник?» -  подумал Северцев. 
Он взял осколок и увидел, что тот будто специально приспособленн для резания. Осоколок был необычной формы; продолговатый, с ровными краями и с утончённым и абсолютно острым кончиком. Осколок лёг в ладонь, словно подогнаный для его руки. 
«Наверное это знак судьбы, - решил Северцев, - Черкну по венам и тихо уйду из этого подлого, извращённого мира. Похоронят меня, может быть, прямо здесь на этом старом кладбище и всё будет кончено».
Скрипнула дверь часовни. Северцев оглянулся и увидел стройного высокого человека в чёрном, длином одеянии, идущего по аллее в его сторону.
«Как странно он идёт, - отметил Северцев машинально, - Будто невесомый. Вроде шагает по земле, а шагов не слышно. Господи, уж не покойник ли это? Ведь лежат в часовне перед захоронением умершие люди. Может один из них превратился в привидение и направляется ко мне?»
Однако он тут же отогнал эту абсурдную мысль.
«Ну какой покойник, тьфу, - чертыхнулся  Северцев, - До чего только не додумается больное воображение.
Он отвернулся и стал смотреть себе под ноги не обращая более никакого внимания на приближающуюся личность.
Вышедший из часовни, между тем, был уже рядом и остановился напротив.
Пришлось поднять глаза. Перед ним стоял человек лет тридцати, с очень правильными чертами лица. Северцев вдруг заметил необыкновенную сходство незнакомца с каменным ангелом, стоящим напротив. 
 «Могу я Вам чем-нибудь помочь?» - спросил подошедший, причём не формально, как говорят обычно, а очень искренне и доброжелательно.
«Да нет, всё в порядке. Я сейчас уйду», - поднялся Северцев.
Незнакомец кивнул головой на руку Северцева, в которой блестел осколок: «А это зачем Вам?»
«Да вот нашёл под скамейкой. По дороге домой хотел выбросить», - стараясь быть предельно спокойным, ответил Северцев.
«Знаете что. Давайте я Вас провожу, - предложил незнакомец, - Мне всё равно спешить некуда, так как живу я один, а по дороге мы поговорим. Вы не против?»
Незнакомец располагал к себе. Кроме того его фраза об одиночестве подействовала по-родственному.
«Я не против, если Вас не затруднит», - согласился Северцев.
Они не спеша двинулись к выходу и Северцев опять отметил, что незнакомец идёт рядом абсолютно бесшумно, как будто невесомый, и даже как будто не дышит.
«Странно», - отметил Северцев про себя, но почему-то не удивился и не испугался, а просто констатировал это как факт.
«А Вы что, работаете на кладбище?» - спросил он бесцветно, чтобы хоть как то поддержать разговор.
«Да. Я присматриваю за могилами, но главным образом я прихожу к душам усопших, которые нуждаются в моей помощи», - ответил служитель кладбища.
«Нуждаются в помощи?» - остановился Северцев и посмотрел вопросительно на своего спутника.
«Ну да, я их поддерживаю. На этом кладбище есть отдельные захоронения несчастных мучеников, которые, не выдержав жестокостей этого мира, покончили с собой. Я  молюсь за них, чтобы Бог смилостивился и простил им страшный грех самоубийства. Сегодня, например, я разговаривал с душой моего давнего друга Доктора Эберхардта, который после войны попал в списки преступников нацизма и подвергся страшным моральным унижениям. Не выдержав душевной боли, он повесился».
«Так Вы утверждаете, что души умерших приходят к Вам?!» -  немного разочарованно спросил Северцев, решив про себя, что наверняка имеет дело, с психически больным человеком, вообразившим из себя невесть что.
«Да! Да! Души, наложивших на себя руки, находятся здесь и они посещают меня в часовне и я разговариваю с ними, и молюсь за них», - сказал тот совершенно серьёзно и улыбнулся.
И весь его вид говорил: «Я понимаю Ваше недоверие, но это правда». 
«И что, можно эти души видеть?» - не отступал Северцев.
«Можно», - подтвердил незнакомец так просто, как будто общение с душами было самым обычным делом.
«Хотел бы я посмотреть на них», - не унимался Северцев
«Ну так пойдёмте и посмотрим, и поговорим», - предложил удивительный собеседник и указал рукой в сторону часовни.
Северцев пристально, если не сказать нагло, уставился на чудаковатого оппонента, пытаясь понять в конце-концов, с кем же он имеет дело? Ему даже захотелось потрогать его, но он не осмелился.
Собеседник смотрел на Северцева удивительно добрыми и искренними глазами, без тени притворства.
«Да-а-а, - подумал Северцев, - тяжёлый случай. А вот возьму и соглашусь. Что он будет тогда делать? Ведь ложь его сразу  раскроется».
Но следом пришла другая мысль: «А вдруг у него план? Вдруг этот тип хочет затащить меня в церковь, а там затаились какие-нибудь садисты».
И в голову Северцева полезли мысли о вампирах, о жутких сатанистах и о сектантах-извращенцах, о которых он много читал и особенно в последенее время. 
«Может в следующий раз?- отступил он, - Сегодня уже поздно, а мне далеко идти, да и Вам наверное пора?»
«Хорошо, давайте в следующий раз», - легко согласился таинственный служитель.
«Я могу придти завтра, утром», - предложил Северцев
«Приходите. Я буду Вас ждать».
Северцев сделал прощальный жест рукой, коротко сказал: «Пока», - и быстрым шагом пошёл прочь.
Подойдя к воротам кладбища, он так, на всякий случай, оглянулся, но за спиной уже никого не было, незнакомец исчез, а перед глазами разворачивалось гигансткое живописное полотно, творимое природой.
Светло лиловые сумерки опускались на надгробные памятники, обрамлённые рыже-красными кустами и чёрная часовня, с медной позеленевшей пикообразной крышей, охваченная у основания пламенем заката, как космический корабль неслась в бездонную синеву неба, где начинали зажигаться голубоватые звёздочки.
Впервые за много-много дней красота мира, взорвала сознание.
Как будто с глаз сдёрнули мутную пелену и мир преобразился, и засверкал необыкновенно сочными красками и Северцев, очарованный красотой заката, тихо прошептал: «Боже! Спасибо тебе за то, что ты подарил нам этот прекрасный мир! Спасибо тебе за то, что ты дал нам жить в этом мире и наделил нас душою, сознанием и умением любить!»
Неожиданно осколок зажатый в руке дал болезненно о себе знать и Северцев рефлекторно разжал руку и посмотрел на ладонь. В нескольких местах проступала кровь. Странным образом, осколок ощущавшийся ранее гладким и будто подогнанным для руки, оказался  очень острым и зазубренным, и осклизло неприятным, и Северцев отбросил его в сторону, и мысли об уходе из мира, воспринимаемые им совсем недавно как бы даже приемлемыми, показались ему совершенно глупыми и абсурдными, и он удивился: «Ну как я мог до такого додуматься?»
На следующий день, около девяти утра, он подошёл к часовне и попытался открыть входную дверь, но она не поддавалась ни в ту ни в другую сторону и Северцев хмыкнул: «Этого и следовало ожидать. Вчерашний чудак наверное сразу же забыл обо мне, после моего ухода».
С этими мыслями Северцев медленно пошёл по узким дорожкам среди могил, вглубь кладбища, осматривая надгробные камни.
Неожиданно, прямо перед собой, он увидел вчерашнего незнакомца. Тот стоял на коленях перед небольшим холмиком, на тенистой полянке и судя по-всему молился, так как глаза его были закрыты, руки сложены перед грудью и губы слегка шевелились.
Северцев подошёл поближе к служителю и тот, почувствовав чужое присутствие, обернулся и отрешённо взглянул на Северцева, но узнав его приветливо улыбнулся и лицо его показалось Северцеву при дневном свете ещё более похожим на лицо печального, красивого ангела у склепа. 
Служитель встал, наклонил голову в знак приветствия, и пригласил Северцева жестом следовать за ним. 
Они подошли к часовни и служитель легко открыл дверь, потянув её на себя.
«Не может быть, - удивился Северцев, - Ведь она же была заперта, ведь я же её довольно сильно дёргал?!»
Но думать о странном факте было некогда, так как служитель ожидал его, придерживая дверь, и Северцев вошёл в помещение.
Они оказались в большом зале, овальной формы не менее десяти метров высотой. Вверху располагались несколько мутных цветных витражей, скупо пропускающих свет, и потому в помещении царил полумрак. Большой деревянный крест, чёрного цвета, метров пять на семь, висел прямо перед ними, на противоположной стене, нависая над столом из серого гранита. На столе, в железном блюдце стояла толстая жёлтая свеча и рядом стоял серебряный кубок. Служитель прошёл по центральному проходу между кресел прямо к кресту и открыл узкую, едва заметную дверь, в стене под крестом, вновь приглашая Северцева пройти перед ним в слудующее помещение. За дверью оказалась просторная квадратная комната и хотя в ней не было окон, было в ней намного светлее чем в  церкви, так как высокий полусферический потолок, был собран из застеклённых рам и почти беспрепятственно пропускал дневной свет.   
Служитель извинился и сразу направился к телефону, висевшему на стене рядом с дверью, а Северцев огляделся. Перед ним, по окружности на уровне глаз сияли, с десяток прекрасных картин. Они были в добротных, резных, тёмных рамах и очень тонко выписаны, почти на фотографическом уровне. Северцев мог поклясться, что он уже видел ранее подобные сюжеты, но не в таком хорошем исполнении. Одна картина, висевшая в центре, прямо перед ним, выделялась особенно. На голубом небесном фоне, крупным планом был нарисован мужчина средних лет, русоволосый, с правильными чертами лица и с необыкновенно интеллигентными серыми глазами. Одет он был в белоснежную тогу, драпированную  коричневой каймой и напоминал Римского Патриция, кисти художника эпохи возрождения. На приподнятой ладони, на уровне груди, он держал голубоватый шар, напоминающий землю, какой мы привыкли её видеть на фотографиях из космоса. Лицо человека было также, очень знакомым и Северцев попытался вспомнить, где же он его видел, но опять таки не смог. Впрочем картина удивляла ещё и другим. Нарисована она была столь искусно, столь чистыми сочными красками, что создавался удивительный эффект, как будто она лучится светом. Казалось что это и не картина вовсе, а виденье реального далёкого мира, сияние которого через картинные рамы, как через окно проливается в помещение. 
Между тем служитель закончил тихий разговор по телефону и встал рядом с ним. Северцев взглянул на него и служитель указал рукой на стул. Они присели за большой квадратный стол, на котором также находились не совсем обычные вещи. На столе стояла чернильница, вырезанная из тёмного дерева, в форме орла с припущенными крыльями, стоящего на одной лапе и в другой, держащего баночку для чернил. В клюве у орла было зажато гусиное перо. Глаза его были сделаны из чёрного кристаллического материала, возможно из агата, и светились будто живые.
Рядом с оригинальной чернильницей лежала габаритная книга. Она была забрана в металлический футляр, серебряного цвета, на котором сверху, в центре была выдавлена свастика и вокруг неё, резцом по металу, начерчены кружочки и эллипсы, с мелкими надписями. Весь комплекс рисунков объединялся в сложную, с многочисленными линиями и стрелками, увязанную схему. 
Рядом с книгой стоял подсвечник из чёрного матового металла, с тремя рожками, на которых стояли толстые, оплывшие, белые свечи и подле лежала коробка спичек. На столе также лежал маленький приборчик, с многочисленными кнопками, напоминающий дистанционное телевизионное  управление.
Служитель чиркнул спичкой и зажёг свечи и они задышали уютом. Затем он взял приборчик и нажал одну из кнопок. Боковым зрением Северцев увидел движение слева  и взглянул в ту сторону. Один из камней, в стене, вдруг выдвинулся вперёд и поднялся на дугообразных рычажках вверх, открывая глубокую нишу, из которой заклубился голубоватый дым, опускаясь вниз и растекаясь по полу. Повеяло необыкновенной свежестью, как будто в комнату пролился прохладный озоновый воздух, каким он бывает после дождя. Служитель нажал ещё одну кнопку и зазвучала тихая приятная музыка, доносящаяся от куда-то издалека и напоминающая индийскую. Музыка унесла Северцева воспоминаниями в Сибирь, в детство, к их старому приёмнику, по которому удавалось иногда поймать подобную музыку и он её очень любил. 
«У Вас тут прямо как в супер дорогом отеле, а не в кладбищенской церкви, -сыронизировал Северцев, - Откуда всё это?»
 Он указал рукой на картины и на нишу, из которой вытекала свежесть.
«Ничего подобного я ещё не видел в христианских храмах. Может быть Вы проповедуете какую-то другую религию или может быть Вы просто фокусник?»
Служитель улыбнулся, но сказал совершенно серъёзно: «Это всё для Вас. Вы мой гость и я хочу, чтобы Вам было приятно. Мне же этого ничего не нужно. Да, кстати, -добавил он,- Может быть Вы хотите чаю или кофе?»
«Нет нет, я только что позавтракал», - заскромничал Северцев.
«Тогда перейдём к делу. Вы хотели поговорить с душой человека, похороненного на этом кладбище?»
Северецев задумался. Ему почему-то не хотелось сейчас, чтобы эта уютная  обстановка исчезла и чтобы появились какие-то души... Он был почти уверен, что появятся какие-нибудь надуманные глупости, выдаваемые за появление душ человеческих, которые испортят впечатление от картин, от странного, но в принципе очень симпатичного служителя и он замялся: «Знаете что, расскажите лучше мне об этих чудесных картинах, которые здесь висят и если можно то поподробнее об этой»,- и Северцев указал глазами на картину, висевшую в центре.
«Охотно, - с готовностью сказал служитель, - Все эти картины принадлежат великим художникам, так называемым хранителям истины, а картина в центре, называется «Сын Божий» и была нарисована Леонардо да Винчи, о которой мало кто знает и которую к счастью удалось спасти».
«О Господи! Вы опять за старое», - уже не скрывая возмущения, перебил  Северцев, - Уж не хотите ли Вы сказать, что у Вас тут в полузабытой кладбищенской часовне, в маленьком немецком городке, висит картина великого маэстро, которую удалось спасти от кого-то и о которой мало кто знает!? О чём Вы вообще говорите? Мне это в конце-концов надоело. Вы очень симпатичный человек, но нельзя же всё время фантазировать и придумывать небылицы. Сначала Вы рассказываете трогательную историю о душах умерших, с которыми Вы проводите спасительные беседы. Сегодня Вы вещаете вдруг о каких-то хранителях и о картине гения которая находится здесь, без охраны и показываете её мне... Зачем всё это? Вернитесь же в конце-концов в реальный мир. На психически больного Вы вроде не похожи, но почему-то пытаетесь втереть мне абсурдные вещи. Какую цель Вы преследуете и зачем?»
«Я ожидал подобной реакции, - задумчиво сказал служитель, - Но не сердитесь пожалуйста. Мне было поручено поговорить с Вами и ответить на все Ваши вопросы».
«Чёрт знает, что это такое», - уже в отчаяние вскричал Северцев.
Ему захотелось просто встать,  послать этого упрямца куда подальше и хлопнуть дверью, но он опять сдержался и спросил: «Кто поручил, о чём Вы говорите?!»
«Знаете что, - примиряюще сказал служитель, - Давайте просто побеседуем. Вы же интересуетесь Христианством, а также общей ситуацией в мире и, насколько мне известно,  Вас интересует происхождение Иисуса Христа, так давайте об этом и подискутируем и если Вам станет скучно, или Вы окончательно потеряете доверие ко мне, мы сразу прекратим наш разговор. Согласны?»
Служитель говорил абсолютно примирительно и серьёзно и Северцев сдался: «Хорошо давайте поговорим. Даже очень интересно, как Вы сумеете раскрыть проблемы сегодняшнего мира и в частности проблемы Христианства, но сначала скажите мне кто Вы такой?»
«Я есть слуга Божий и пытаюсь донести людям правду о мироздании об Отце нашем небесном, и о землеустройстве».
«И кто ж поручил Вам со мной поговорить?» - спросил Северцев нахраписто,  решив не обращать более внимания на этикет и говорить прямо и открыто.
«О это долгая история, но если кратко, то те кто Вас любят, расплывчато ответил служитель и сразу продолжил, - однако давайте не отвлекаться на выяснение второстепенных фактов, а перейдём к обсуждению актуальных проблем общества, что в настоящий момент намного важнее для Вас», - сказал служитель.
Было совершенно очевидно, что он никоем образом не хочет рассказывать о себе и Северцев, мысленно сплюнув, смирился.
«Бог с ним, - подумал он, - Что убудет с меня что ли. Поговорю с ним, а там  глядишь всё и прояснится».
«Так значит Вы проповедник и я так понимаю проповедуете Христианство, -   по-деловому начал Северцев, решив вывалить на Служителя все свои сомнения, - Тогда объясните мне, каким образом в одной религии уживаются глубочайшие противоречия, которые не вписываются ни в какую логику?»
«Что же Вас смущает в Христианстве?» - спросил служитель.
Он уселся поудобнее, откинулся на спинку стула и сложив руки на груди, показал всем своим видом готовность внимательно слушать.
«Если сказать упрощённо, - начал Северцев, - то Библия, как Вы знаете, состоит из двух частей. Одна часть, Ветхий Завет, проповедует лозунг непрощения. В ней утверждается, что человек должен действовать по принципу: «Око за Око, Зуб за Зуб...» и кроме того, общее содержание Ветхого Завета наполнено бесконечными историями о предательствах, об убийствах, о призывах к насилию и ещё чёрт знает чем. Можно привести сотни отрицательных примеров из Ветхого Завета, в которых рисуется человеческая гнусность, не имеющая границ, в достижении корыстных целей, но это странным образом преподносится как святое писание и действия, которые в реальной жизни классифицируются как уголовно наказуемые, в Ветхом же Завете комментируются как-то по-другому. Им приписывается какой-то тайный смысл и они как бы даже оправдываются, хотя в буквальном понимании выглядят все истории из Ветхом завете, как наивная глупая ложь, о мерзостях еврейских персонажей прошлого. Спрашивается, какую мораль должен  вынести христианин из изложения подобных событий? Одновременно, в противоположность к Ветхому завету, вторая часть Библии, то-есть Новый Завет, призывает к полному смирению и к безоглядной любви даже врага своего. Чёрным по белому в нём пишется: «Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую...». Вот и получается в итоге, что одно отвергает другое, а христианство базируется на обеих, равных частях Библии, как утверждают священники. Чем же руководствоваться верующему? Странная картина получается. Если мы принимаем принцип всепрощения и смирения, то отдаёмся в руки людям, почитающим Ветхий Завет и они могут делать с нами всё что угодно, они будут бить нас по левой щеке, а мы будем подставлять правую и будем любить их, и прощать им всё, и в это время они будут делать свои грязные делишки и захватывать планету?!»
Служитель задумчиво смотрел на прекрасную  картину, «Леонардо да Винчи», никак не реагируя.
А Северцева прорвало и он  уже не мог остановиться: «Я думаю, что из-за таких-то вот противоречий и начинается абракадабра в нашем мире. Вы посмотрите на общество в котором мы живём. В нём врач не заинтересован в излечении больного, а может быть даже наоборот желает обратного. Ведь, по-настоящему врач должен лечить причины возникновения болезни и заниматься профилактикой, разъясняя больным, что главное это здоровый образ жизни, включающий оптимальное питание, занятие спортом и душевное равновесие. Но, поступая таким образом, он сократит количество больных и тем самым уменьшит количество своих потенциальных плательщиков и что тогда? Тогда он сам будет безработным и ненужным обществу. 
-Точно также, пародоксально функционирует работа социальных служб и как ни крути, они заинтересованы в увеличении числа людей с социальными проблемами, ведь именно в этом случае повышается их значимость в государстве и увеличивается необходимость их финансирования.
-А фармаиндустрия. Ведь она заинтересована в сбыте своих препаратов и  создаёт всё новые и новые виды лекарств и преподносит их людям, как панацею от болезней, с единственной целью, побольше продать, чтобы получить максимальную выручку. Я почти уверен, что обнаруженные новые виды гриппа «свинной и птичий» являются умышленно раздутой опасностью для человечества, на борьбе с которой фармаиндустрия заработала многие миллионы. Соответственно не заинтересована фармаиндустрия и в том, чтобы люди укрепляли свою иммунную систему и, по всей видимости, продуманно не  расскрывается вред от побочных действий на организм человека профилактических прививок и затушёвываются их истинные воздействия.  А ведь фармаиндустрия тесно связана со  здравоохранительной отраслью, цель которой заботиться о здоровье граждан, и вот тут-то и появляется самый страшый парадокс. Чем больше здоровых людей и меньше больных, тем менее надобности в здравоохранительной отрасли. То-есть, делать профилактику, закаливать иммунную систему, проповедовать здоровый образ жизни  – означает для всех выше названных структур, рубить сук на котором они сидят и конечно они не будут этого делать. Они продолжат зарабатывать себе на жизнь на страданиях больных и вряд ли их будет интересовать наше здоровье.
-Если же говорить о власть имущих, то и в этой сфере имеется не меньше парадоксов. Вы думаете заинтересованы правители государства в качественном и многостороннем образовании юношества? Отнюдь нет. Ведь если молодёжь будет правильно образована и потянется к духовным ценностям, то тогда на смену глупому большинству придёт умный, активный народ, который поймёт в чём корень зла, объединиться и захватить  власть, и перекроит существующую структуру управления государством, и тогда чиновники, находящиеся много лет у кормушки, потеряют свои привилегии и вынуждены будут хлебать из общей миски равенства, если не будут до этого разорваны на куски озверевшей толпой. Именно поэтому многие государственные учреждения устроены таким образом, что они не ликвидируют причины возникновения проблем, а решают лишь появившиеся проблемы, что никогда не приведёт к искоренению бед. Говоря открыто, любое государство заинтересовано  в существовании клиентов, которые оплачивают жизнь пробравшихся к власти. А клиенты эти есть простые граждане, выполняющие тяжёлую, грязную работу и получающие за неё гроши, которые достаточны лишь на минимум, то-есть на то, чтобы человеку  хватило на покупку продуктов питания и на приобретение дешёвых шмоток. При чём делается это не потому, что кому-то жалко людей, а с одной единственной целью. Люди которым есть что надеть, желудки которых наполнены и сознание которых настроено на материальные ценности, никогда не пойдут на баррикады и не будут заниматься политикой».
Выпалив наболевшие мысли, Северцев опять взглянул на служителя. Тот по-прежнему смотрел на картину,  производя впечатление глубоко задумавшегося человека. Северцеву даже показалось, что служитель и не слышал его страстный монолог и он расстроился:
«Я есть наивный глупец! Нашёл перед кем изливать свою душу. Этому чудаку вообще наверное не до тебя. Он витает в своих придуманных мирах и не замечает реальности».
«Нет, нет! - встрепенулся вдруг служитель и посмотрел на Северцева ясным взглядом, - я Вас внимательно слушаю. Я просто обдумываю, как бы Вам понятнее и убедительнее объяснить устройство мира, в котором живут люди». 
Две мысли появились в сознании Северцева.
Во-первых он удивился неожиданному пробуждению служителя. Создавалось впечатление, что тот читал его мысли.
Во-вторых, из формулировки Служителя вытекало, будто тот исключал себя из живущих на земле, ведь он сказал:
«...живут люди..!»
«Знаете что, - предложил между тем служитель, - Давайте попробуем, на основе Библии поговорить о мироздании, ведь Вы же начали с критики Библии и поэтому я предлагаю начать нашу дискуссию именно с неё.
Но для начала ответьте мне на простой вопрос: «Верите ли Вы искренне в существование Бога, как всегомущего творца всего сущего?»
«Да», - почти не задумывавшись, ответил Северцев, хотя тут же, где-то глубоко в душе появились какие-то сомнения, как будто Северцев почувствовал подвох в этом вопросе. Он удивился, а служитель уже выстраивал логическую цепочку рассуждений.
«Итак если Вы безоговорочно верите в Бога, то это значит, что всё, существующее вокруг нас продумано и создано им и всё, что есть в этом мире, должно иметь «непререкаемый» смысл, ведь не создавал же Великий Генийальный Творец нечто хаотичное, как попало. Он должен был всё тщательно продумать. Но тогда напрашивается резонный вопрос: «А зачем Бог, создавший этот мир, создал также негативные составляющие мира? Зачем есть зло, страдания, тьма... Создал бы наш творец только Рай и пусть там его дети наслаждаются вечно. Но нет. Мир создан таким, каким он есть, наполненным прекрасными формами бытия и одновременно страданиями.
В чём же дело? Почему Бог допустил такое противоречие в своём творении?
Да дело в том, что иначе просто нельзя. Абсолют не возможен без системы, состоящей из противоположностей:
Свет - тьма
Дух - материя
Юг - север
Бог – дьявол...
К этому пришли в своих исследованиях ещё древние мыслители Греции, начиная с Зенона и пытались на основе «Закона единства и борьбы противоположностей», обьяснить мироздание. Их первоначальные и упрощённые рассуждения о противоположностях расширили и углубили затем Гераклит, Аристотель и много позже, Гегель. Однако этот закон сегодня отодвигается в забытье, хотя именно он наиболее логично обьясняет динамику мира.
Только в результате борьбы противоречий, борьбы двух разностей, брошенных друг на друга в страшной схватке ненависти и отрицания, сдавленных друг с другом и стремящихся выжить, когда каждая из сторон лихорадочно ищет аргументы самоутверждения и отрицания противной стороны, рождается новая, творческая сила обеспечивающая движение, или иначе говоря развитие. Существование бытия невозможно без противоположных начал! Этому закону подчинено всё, в том числе и человек, полнота жизни которого не может измерятся только позитивными переживаниями, а измеряется суммой позитивных и негативных ощущений.
Счастье не может быть без страдания, точно так же как не может быть гения без рутиного, напряженного труда, точно так же как не бывает любви без духовной боли...
Закон единства и борьбы противоречий признали даже материалисты, перевернув его однако с ног на голову.
И вот именно на этой основе и написана главная книга Хрстианства.
Это же очевидно. Написание Библии и не могло быть иначе. Христианство базируется на «Законе единства и борьбы противоречий». Именно этот принцип лежит в основе написания Святой книги, которая предлагает наиболее обьективную картину бытия.
В человеке, изучающем Христианство вибрируют два непремиримых принципа:  Бог – Дьявол, которые обагащая его всеобьемлящими знаниями увеличивают, в конце-концов его общий потенциал, его интеллект.
Служитель прервался и вопросительно посмотрел на Северцева, как бы ожидая его реакиции.
Северцев погрузившись в свои мысли, пытался уложить в голове только что услышанное. Честно говоря, представленная характеристика Библии была совершенно новой и необычайно оригинальной, но очень логичной.
«То-есть Вы хотите сказать, что мерзости, о которых пишется в Ветхом Завете есть целесообразное учение Христианства? - спросил Северцев и тут же сам продолжил, - Но ведь описание и оправдание мерзостей, в изложении истрории еврейского народа, может безвозвратно изменить душу нормального верующего и он уже никогда не выберется из лживого учения», - закончил он...