Лиза.
Глупее имени для девочки с моим заболеванием придумать почти невозможно. Меня зовут Лиза. И у меня хронический дефицит серотонина мозга. Если от ласковой девочки Лизоньки, в белых носочках и клетчатом платьице, отнять каплю серотонина - не останется ничего. Ни носочков, ни платьишка, ни суффикса в моём липком имени. Хотя нет. От платьишка - останется клетка, в которой неведомая для меня жизнь: с перепадами настроения, какой-то любовью и морем (почему морем?) какого-то удовольствия . Как картина безумных танцев для сидящего в наушниках зрителя. И да, я - Лиза. И у меня хронический дефицит серотонина мозга. Я снаружи картинки и всегда по другую сторону клетки.
Сколько бы вы не читали и не размышляли о смерти, не щекотали себя хеллоуинами и горстью земли, брошенной в могилу покойника, смерть для вас всё равно это только виньетка, о которой вам нечего рассказать в своём инстаграме. Так и для меня... жизнь - натюрморт ваших срезанных чувств, чернильные пятна уже высохших слёз, письмо Татьяны - просто длинный рифмованный текст. Потому что я - Лиза. И у меня хронический дефицит серотонина мозга. Мне нужна доза, чтобы войти в клетку и стать одним из героев картинки. И вот тогда порция серотонина захлестнет меня счастьем и удовольствием, которые зависят только от количества граммов .
Высокая доза - и я обваляю счастьем каждого встречного, низкая - еле улыбнусь, и уж точно не этому встречному. Но если без дозы... Вы даже не представляете Лизу без дозы. Нет настроения? Мигрень? У вас депрессия, зайчики мои? Да вы даже не знаете, что такое депрессия и какой из неё выход. Для меня он только один. SOG. Английский армейский нож.
Лизонькой меня перестали называть уже в пять лет. Когда переодетый в Деда Мороза сосед дядя Виталик спросил, что же я хочу на Новый Год.
- Я хочу быть Красной Шапочкой, - все гости застыли в умилении, - пойти в лес, найти волка и попросить его съесть нашу бабушку как можно быстрее, без прелюдий и маскарада.
Все не могли сдержать улыбки, а дядя Виталик, давясь от смеха, поинтересовался:
- Лизонька, а почему волк должен съесть именно вашу бабушку? - от этих слов напряглась уже моя мама, а папа, наоборот, согнулся от хохота в букву эс, причём эс как доллар.
- Когда я недоедаю манную кашу, - начала я,- она меня постоянно пугает голодными детьми Африки, которые тоже всегда недоедают. Если мы все вместе недоедаем, тогда почему они голодные, а я нет?
После этих слов в комнате повисла гробовая тишина и дядя Виталик, растягивая каждое слово, задумчиво произнёс:
- Ну ты и даёшь, Ли... Елизавета Васильевна...
С тех пор исчезла Лизонька, а появилась Елизавета Васильевна. Странно, конечно, так было называть пятилетнюю девочку, но в моём случае странно было так не называть. Я была для всех очень странной и непохожей на маленького человечка. Я никогда не смеялась, постоянно лежала в кровати и ... никого не любила.
Боль была тому причиной.
Тогда я ещё не понимала, что эта за боль при депрессии, которая не отпустит меня никогда. Вернее, их даже две. Первая - чуть выше переносицы, постоянная, тяжёлая, которую можно терпеть, но жить с ней - невозможно. Вторая - за грудиной. Как камень. Большой гладкий камень. Он не цеплял сердце и не разрывал мою душу, а просто лежал на лёгких, не давал дышать и тащил моё "завтра" на дно, но это всё было потом. А вот первая боль укладывала меня в кровать и поворачивала к стене. Я лежала так днями и неделями, разглядывая трещинки на штукатурке, похожие на трёх паучков. Каждому паучку, маме, папе и их дочке, я придумала имена. Пуся - это папа, Муся - мама и дочка Дуся. Они единственные, кто помогал мне пережить эту боль. Когда она становилась невыносимой, я смотрела на них и повторяла про себя "Пуся, Муся, Дуся... Пуся, Муся, Дуся... Пуся, Муся, Дуся..." и так десятки, сотни, может тысячи раз и приступ депрессии на время отступал. Когда я показывала родителям, где у меня болит, папа смеялся и говорил, что это гайморит, а точнее, сопли у меня в мозгах и нехрен валяться целыми днями в постели.
Что мне нужен психиатр, а потом и эндокринолог, а не "ухо, горло, нос", мама поняла однажды ночью, когда прибежав на крики в комнату, увидела меня с кухонным ножом и выпотрошенной подушкой. Мне было тогда двенадцать лет, и я впервые почувствовала, что боль исчезла. Да, на время, но исчезала полностью. Я могла жить, ПРОСТО ЖИТЬ несколько часов. Смеяться, а через минуту плакать, потом снова смеяться. Весна стала для меня не просто очередным временем года, а настоящей весной. Письмо Онегину я знала наизусть и сама начала писать стихи, но мне всегда был нужен нож. Нож и это чувство, когда лезвие полностью заходило во что-то, и пальцы на рукоятке чувствовали эту мякоть. Через год я уже разделывала на кухне курицу за несколько секунд, к восторгу отца и младшего брата. От курицы не оставалось ничего, даже название я потрошила до шести отдельных букв. Поэтому, само собой, теперь мы практически всегда ели куриные котлеты.. Папа радовался, что я не валяюсь в кровати, а занята делом. Мама всегда стояла в сторонке и незаметно вытирала слёзы.
"Чикатило в юбке," - произносила она с ужасом каждый раз, глядя на то, ЧТО я делаю с курицей. Мой пятилетний братик с восторгом проглотил это новое слово и бегал по квартире с ножницами и криками:
- Чика, чика тело, я - Лиза, чик, чик, - и щелкал ими со зловещим маленьким лицом, пытаясь разрезать шторы, скатерть и электропровода. И только грозный взгляд матери и подзатыльник отца, недотягивающий пару ньютонов до ювенальной юстиции, быстро остужали Дениску в его стремлении разделить мир на левое и правое, чёрное и белое.
Само собой врачи подбирали мне дозу лекарств, для увеличения серотонина, но это не то. Я просто была зомби. Или радостно-идиотская зомби, или не очень, но одна реакция на всё. А я хотела горки, безумные горки, и так в моей жизни появился SOG. Английский армейский нож. Это всё папа. Он у меня Василий. Знаете, вот даже не Василий, а вот прямо Вася. Если боль в переносице - значит, сопли в мозгах, если на картине зелёные коровы, потому что художник так видит - значит, он хреново видит, ну и если дочери нужен нож, то это должен быть нормальный английский армейский нож и запись в секцию ножевого боя.
Первый раз увидев SOG, мама, с присущей ей фатальностью, подняв брови и скривив губы, пророческим тоном грустно выдохнула:
- Ну, теперь ей дорога на мясокомбинат или в тюрьму...
- Слушай, а может, в медицинский, на хирурга? - с робким оптимизмом возразил отец.
- Ага, наша Лиза и вдруг хирург. Ты, вон, её котлеты из холодильника возьми и попробуй снова собрать из них курицу, разве что только, если... слепить.
И вот мне двадцать семь, и я врач. Врач-патологоанатом. У меня по-прежнему дефицит серотонина мозга, и я уже умею бороться с болезнью. Таблетки, солнце, триптофан, лактобактерии, только дневной сон и десяточка в парке - это половина моего успеха, остальное - профессия. Наверное, нет в мире более счастливого человека, так любящего свою работу. И она отвечает мне тем же. Настоящий Серотониновый рай. "Малый секционный нож, средний, проволочная пила Джильи - это же не просто слова, это вальс, вальс из фильма "Мой ласковый и нежный зверь", так любил говаривать мой учитель Арон Ароныч, или как называла его вся больница - Харон Хароныч, в честь перевозчика душ умерших через реку Стикс в подземное царство мёртвых. Вообще, Ароныч, полвека проработавший в морге, несомненно был уникальной личностью. И это чувствовалось сразу: ежели первое впечатление еще как-то суетилось между дедушкой Калининым и полковником Сандерсом из KFC, то уже в конце разговора - это был, безусловно, единственный в своём роде, Арон Аронович Райнер.
Ароныч.
Моё первое знакомство с ним состоялось ещё на первом курсе, когда вся группа гуськом ходила по больнице и изучала организацию лечебного дела.
- А это наш морг, - показывая на дверь, зловещим шёпотом сообщил куратор, едва мы оказались в жутком полуосвещенном подвале, - сюда вы придёте на третьем курсе.
И все облегчённо ускорили шаг. Разумеется... кроме меня. Я стояла и зачарованнно смотрела на эту слегка приоткрытую дверь. Звук пилы из глубины зала звучал для меня как волшебная флейта Гамельнского крысолова. Я не готова была ждать ещё два года. Я сделала шаг
(продолжение следует)