Хорошо осенью. Нет, не тогда, когда уже все листья с деревьев облетели, и на дорогах лужи, и по утрам иногда иней на земле лежит. А вот сейчас, ранней, золотой осенью. Листья желтеют. И начинают понемножку осыпаться. И покрывают золотым ковром бульвар. И убирать их будут позже, когда они уже все осыпятся. А сейчас они лежат, еще не тронутые осенними дождями и московскими дворниками, и последние лучи заходящего солнца как бы отражаются от них, и от желтеющих листьев в кронах деревьев. И окрашиваются в какой-то волшебный желтый цвет. Кажется, сам воздух окрашивается в желтый цвет. Как будто глядишь на мир через желтый фильтр.
А мы сидим «на углу», на улице, за летними столиками нашего любимого кафе. И перед нами пиво, такое же янтарное, такое же волшебное, как невероятно яркий, желтый воздух. А воздух кажется таким же густым и таким же тягучим, как пиво в наших бокалах. И мы пьем его. И уже непонятно, что же мы пьем. То ли пиво, то ли этот воздух. Мир сливается воедино. Тают грани между домами, деревьями, людьми. Есть только одна субстанция — вот этот, окружающий, окутывающий, впитывающий нас МИР. И мы растворяемся в нем. И чувствуем эту всеобщую гармонию. Воздух, пиво, наше настроение. Красота!
Красоты невиданной полотна
Нарисует вечер, в синих окнах
Розовую краску размешав.
Откуда это? Что-то вертится в голове, а припомнить не могу.
Ах, волшебница Осень, ты сводишь меня с ума! Вот уже и глюки какие-то появились.
А мы ведь уже давно не ходили ужинать. Правда! И появилась, снова появилась та острота ощущений, которая бывает, когда есть в жизни что-то хорошее, но нечасто. И ты ждешь, когда же оно, это хорошее наступит, и оно приходит, и это скопившееся в тебе ожидание вырывается наружу! А может быть, всему виной волшебница Осень?
Глоток, еще глоток. Волшебно! Сказочно!
—;Вовка, а ты помнишь, как в походе сказки рассказывал? — спрашиваю я.
—;Не-а. Когда? — Вовка на секунду отрывается от бастурмы.
—;Давно уже. Это, когда Вероника с нами ходила. Лежим вечером в палатке, а спать чего-то и не хочется. А Вероника, она девушка маленькая, и говорит, как ребенок, капризно так: «Расскажите мне сказку, а то я без сказки не засну».
—;И чего, я рассказывал ей сказку? — искренне удивляется Вовка.
—;Угу. Ты еще хвалился, что племяннику книжки на ночь читаешь.
—;Ну, это еще может быть, — успокаивается Вовка и опять принимается за закуску.
—;Ну, и какую Вовка сказку рассказывал? — спрашивает заинтересованный Александр.
Да-а, если Вовка что-то делает для девушек, это всегда интересно.
—;Про трех поросят. Что-то я уж и не помню, чем сказка эта кончилась. Уж больно здорово она начиналась.
—;Как?
—;М-м-м… — я попытался вспомнить в точности тот незабываемый текст. — Жили-были три поросенка: Ниф–Ниф, Няф–Няф и Нюф–Нюф. Все! После этого сказку можно было не продолжать. Но когда потом в том месте, где волк хотел схитрить и сделал вид, что уходит, помните, да? Ну, так вот, когда волк в Вовкином исполнении назвал поросят «поросочными худосятами»… Тут уж вообще весь сон как рукой сняло.
Александр поперхнулся от смеха и, прокашлявшись, сказал:
—;А Вовка, оказывается, знаменитый сказочник.
—;Ну! Веронике понравилось.
—;А девушкам всегда нравится, что Вовка делает, — вставил Семеныч.
—;И формы его нравятся, — добавил под общий смех Борода.
—;А вот, между прочим, я не помню, ты-то рассказывал Веронике сказку? — перешел в наступление на меня Вовка.
—;Я-то?
Что верно — то верно. Зажал. Потому что конкурировать с Вовкой ну никак было невозможно. А Вероника потом на меня дулась. И я все-таки написал сказку и в конверте вручил ей на день рождения. Что же это за сказка была? Не помню. Что-то никак не вспомню. Да и не мудрено — сколько лет прошло. Сколько? Да лет двадцать уже.
—;А кто-нибудь еще сказки знает? — поспешил я сменить тему.
—;Я знаю, — сказал Борода. — Про репку. Посадил дед Репку. Вышел из тюряги Репка и пришил дедку.
—;Фу, ты! Это прямо криминальная история какая-то!
—;Семеныч, а ты сажаешь у себя на даче репку?
Семеныч не любит, когда его жилище называют «дачей». Он говорит: «У меня — дом. Это у тебя — дача». А разница, по Семенычу, существенная. В доме ты — хозяин. Ты там живешь, хозяйство ведешь, кур–петухов разводишь. А на дачу, тьфу, приехал погостить на пару дней, да еще только летом.
У Семеныча — дом в Салтыковке. Он, как его отстроил, сразу с семьей переехал туда жить. В городе ему тесно, шумно, воздух не тот.
—;А в Салтыковке сосны — у-у!
Мы к нему в гости приезжали. Там у него на участке действительно сосны. И не просто — у-у, а у-у-у! Такие за человеческую жизнь не вырастить.
А еще у Семеныча есть собака.
—;Мохнатая такая. Любой мороз нипочем, бегает по двору, даже в будку не хочет залезать.
И эта собака охраняет его хозяйство.
—;Ну как, Семеныч, работает твоя собака?
—;Да ну ее! Только жрет и ср…!
А еще у Семеныча есть куры. Которые дают свежие диетические яйца.
—;А когда они перестанут давать яйца, из них можно сварить щи.
Как-то Семеныч приносил нам на пробу эти яйца. Вовка на них налетел орлом. Такие яйца, говорит, надо есть сырыми. Только, говорит, их надо надколоть с обеих сторон, а потом высасывать. И начал нам показывать, как это надо делать. Раз показал, два, три. Тут-то мы и смекнули, что нам уже может не достаться. Ну и, кто как может, надкалывая то с одной стороны, то со всех сразу... Перемазались изрядно, но тут уж не до этого — успеть бы попробовать.
И как только у Семеныча появились куры, тут же появились и другие домашние животные — крысы. А чтобы от них избавиться, пришлось ему завести самую лучшую мышеловку — кошку.
Вот такое у Семеныча хозяйство. Так что — какая же это дача?
—;А ты сажаешь у себя на даче репку?
Но Семеныч уже перестал реагировать на наши подкалывания.
—;Не-ет. Я пробовал, но у меня все посадки куры склевывают. А то, что куры не поклюют, то собака потопчет.
—;А куры-то несутся? — продолжаем мы его расспра-
шивать.
—;Несутся. Вот петух — не несется. Я из него щи сделал.
—;О! Я сказку про курочку Рябу вспомнил. Снесла курочка Ряба дедушке яичко… левое… напрочь...
Я что-то так реально представил себе Семеныча в роли этого дедушки, что меня аж слеза прошибла.
—;…А курочка Ряба все не унимается. Не плачь, говорит, бабушка, не плачь, дедушка. Я снесу тебе, говорит, другое яичко.
Я рыдал. О, Семеныч! Упаси Бог тебя завести такую курочку Рябу…
А мы сидели и пили пиво.
И солнце медленно катилось за горизонт. Мы этого не могли видеть за домами большого города. Но это чувствовалось. По тому, как желтый воздух превращался в розовый, потом в лиловый, фиолетовый… И весь окружающий мир как будто менялся вместе с ним. От безудержно–радостного он становился флегматичным, почти грустным. Но все равно безумно красивым!
Красоты невиданной полотна…
А, черт! Вот ведь привязалось!
—;Семеныч, а ты как назвал собаку?
—;А никак. Сын назвал — Мишка. Но я против, потому что у животных не должны быть человеческие имена.
—;Ну, это он, наверное, потому, что на медвежонка похож. Ну, и как же ты его зовешь, если надо?
—;А так и зову — Собака.
—;Ты его в дом-то пускаешь?
—;Не-ет. Пусть по двору бегает. Я ему еду один раз в день в миску насыпаю. А он, бестолковый такой, со всеми делится. Крыса была. Так я видел — сидит она, из его миски жрет, а он на нее смотрит и хвостом машет. Туды-сюды. Подружку себе нашел!
—;А как же кошка?
—;Это еще до кошки было. А когда кошка появилась, то и она начала из его миски хлебать.
—;А птицы? Воробьи там, вороны всякие?
—;У-у! Птицы, знаешь, какие хитрые. Одна, значит, прыгает перед ним и уводит его за собой. А остальные миску облепят, и давай клевать. А он не понимает, что ли, только хвостом виляет, ж… с ручкой!
И тут я вспомнил старую–старую сказку, которую слышал еще в институтские времена. И даже вспомнил, как и когда это было. Да-да. Курсе на втором или на третьем у нас последней парой был английский язык. А до этого, ведь надо же было кому-то додуматься, в расписании стояла физкультура. Ну и мы после физкультуры, распаренные и разморенные, всегда стояли перед дилеммой — куда идти? На английский или на «Вадковский». А «Вадковским» мы называли пивнушку недалеко от нашего института, потому что она находилась на Вадковском переулке. Собственно, даже и не на самом Вадковском переулке, а около троллейбусной остановки с этим названием. И была она со стоячими местами, «жигулевским» пивом из автоматов, в которые надо было монетку бросать, и «хрустящим картофелем» на закуску. И там постоянно толпился всякий сброд типа прогуливающих студентов. И вот там, да, там, я услышал эту историю.
—;А вы знаете, откуда пошло это выражение — ж… с ручкой? — спросил я.
—;Ну-ну, рассказывай!
—;М-м. Это — долгая история. Давайте-ка сначала закажем еще по кружечке пива.
Я не торопился. Надо было собраться с мыслями и все вспомнить. А обстановка, вот такая — с друзьями, да с пивом, да в погожий осенний вечер — располагала к длинному рассказу.
И принесли пиво. И мы уже сидели достаточно долго, чтобы не набрасываться на него, а вот так — с чувством, с толком, с расстановкой — посмаковать под неспешный разговор. И я начал рассказывать длинную сказку:
—;А слышал я ее от моего старого студенческого друга, который говорил, что ему ее рассказывал его друг. И передается она из уст в уста, из поколения в поколение. И когда эта история случилось, никто теперь уже и не помнит.
—;Ну же, ну! — поторопил меня Вовка.
Ну что ему неймется! Терпение, дорогой ты мой, терпение.
—;А было это так. В старые добрые времена на дорогах Эльзаса и Лотарингии можно было встретить кочующую труппу бродячих артистов. На старой, разбитой на сельских дорогах кибитке с полинялой от жаркого летнего солнца матерчатой крышей они переезжали из деревни в деревню, из городка в городок. И в базарный день на рыночной площади они устраивали свои представления. Папа Карло доставал шарманку, крутил ручку, и из шарманки лилась дивная мелодия. Девочка Мальвинка выходила в центр круга и танцевала. И делала она это легко, изящно и красиво. А песик Артамончик бегал по кругу с шапкой в зубах, и благодарные зрители бросали туда мелкие монеты.
—;Но ведь Папа Карло, — перебил меня Борода, — насколько я понимаю, родом из Италии, а Эльзас и Лотарингия — это где-то, то ли во Франции, то ли на юге Германии.
—;Да погоди ты, не мешай. Рассказывай дальше! — зашикали на него ребята.
А я в это время глотнул пива, мысли уже пришли в порядок, успокоились. И меня понесло на лирические отступления:
—;Вот так они и жили. Заработанных денег им едва хватало на то, чтобы прокормиться, да кое-как подлатать свою кибитку. Летом они спали под открытым небом, а зимой, промозглыми холодными ночами, грелись, сидя у костра.
—;Издалека Серега начал, — не то похвалил, не то подстегнул меня Александр.
—;А ты не спеши… — ответил я ему, а про себя подумал, что пора, пожалуй, переходить к сути дела. — И вот однажды после одного из своих концертов Папа Карло сидел в придорожном кабаке и, по своему обыкновению, пропивал заработанные в этот день деньги. На душе у него было тоскливо и муторно. Ему до смерти надоели и эти концерты, и всегда чему-то улыбающаяся девочка Мальвинка, и этот противно тявкающий песик Артамончик. И эта старая, потрескавшаяся шарманка. И он все брал и брал пиво, еще и еще. И гора пустых кружек на его столе все росла и росла.
Заинтригованные ребята пододвинулись ближе к столу.
—;Так, а мы-то еще пива заказали? Сусанна! — вдруг забеспокоился Вовка.
Я решил им дать передышку на смену кружек и неспешно продолжил:
—;А в это время девочка Мальвинка и песик Артамончик гуляли на лужайке неподалеку от кабака. Светило теплое солнышко, пели птички, и настроение у девочки было радостное и прекрасное. Песик Артамончик, весело тявкая, носился по лужайке за красивой бабочкой. И бабочка села на цветок рядом с девочкой. И она поймала бабочку. И вдруг…
—;Ну, когда же про ж…? — не выдержал Вовка.
—;А ты слушай, слушай… И вдруг бабочка заговорила человеческим голосом: «Отпусти меня, девочка Мальвинка, а за это я исполню любые три твоих желания». Девочка Мальвинка обрадовалась, но никак не могла придумать желания. Все было так прекрасно, ей все так нравилось, и казалось, что ничего больше и не нужно. «Ах, да! Наша старая шарманка. Сделай так, чтобы у нашей шарманки была золотая ручка. Ведь это будет так красиво, правда?» — «Хорошо, — сказала бабочка, — у вашей шарманки теперь золотая ручка. А еще два желания?» Но девочка Мальвинка думала–думала, но так ничего придумать не смогла. И тут ей пришла в голову великолепная мысль. «А пусть остальные два желания придумает Папа Карло». «Хорошо, — согласилась бабочка, — пусть будет так». И счастливая девочка Мальвинка, хлопая в ладоши, побежала в кабак, чтобы сообщить Папе Карло радостную весть. А за ней, весело тявкая, припустил песик Артамончик.
Я взял паузу, чтобы промочить пересохшее горло. И чуть-чуть передохнуть. Ничего, пусть немножко потерпят. Тем более, что сейчас как раз и наступит в рассказе самое главное. И ребята тоже потянулись к своим кружкам. Я сделал несколько глотков и продолжил:
—;А в это время Папа Карло сидел, уронив голову посреди пустых пивных кружек на заляпанный пивом и засиженный мухами стол. Он оглядывал затуманенным взором грязное прокуренное помещение кабака. И в душе его было так, как будто там кошки нагадили. И вот тут… Вы представьте себе его состояние… И вот тут, когда все уже было выпито и съедено, а хотелось еще, а деньги, на которые им надо было жить еще неделю, уже кончились… И вот тут уже изрядно назюзюкавшийся Папа Карло увидел вбегающую в кабак счастливую девочку Мальвинку и визжащего и тявкающего песика Артамончика. «Папа Карло, Папа Карло, — защебетала ничего не подозревающая девочка Мальвинка, — а у нашей шарманки теперь золотая ручка!»
Вот теперь нужна пауза. Я сделал вид, что мне нужно промочить горло, отхлебнул пива, посматривая за ребятами. Ну, вот теперь можно продолжать.
—;И вот тогда Папа Карло рявкнул: «А идите вы все в ж…, и ты, девочка Мальвинка, и ты, песик Артамончик, и ты, шарманка с золотой ручкой!» И тут… Да, представьте, и тут он почувствовал — о, ужас! — как то, что он только что произнес, начинает исполняться. Это ведь было то самое второе желание.
—;Какой кошмар! — Вовка откинулся на спинку стула.
—;«Назад, назад, все назад! И ты, девочка Мальвинка, и ты, песик Артамончик, и ты, шарманка! — в ужасе закричал Папа Карло».
Я отпил еще пива. Ну, как они, прочувствовали? Но сейчас затягивать паузу нельзя.
—;А про золотую ручку-то он и забыл. Но, увы, все три желания бабочка уже исполнила.
Вот теперь, уже для полноты прочувствования, можно не торопиться. Для того, чтобы запечатлелся и закрепился в сознании яркий образ бедного Папы Карло.
—;С тех пор на дорогах Эльзаса и Лотарингии можно было встретить довольно странную труппу бродячих артистов. Они переезжали из деревни в деревню, из городка в городок. И в базарный день на рыночной площади они устраивали свои представления. Папа Карло становился в центр круга и… снимал штаны. Девочка Мальвинка крутила ручку, торчащую у него из ж…, и оттуда лилась дивная мелодия. И делала это Мальвинка легко, изящно и красиво. А песик Артамончик бегал по кругу с шапкой в зубах, и благодарные зрители бросали туда мелкие монеты.
Семеныч потянулся в карман за мелкой монетой.
—;Вот, собственно, оттуда, по легенде, и пошло выражение — «ж… с ручкой»… — закончил я эту историю.
…И мы еще долго сидели за столиком. И вспоминали сказки. И анекдоты. И какие-то смешные истории из своей жизни. И был тихий теплый осенний вечер. И небо было необыкновенным, бархатным, мягким, без единого облачка, с разными оттенками синего цвета, от светлого в том месте, где зашло солнце, до густого фиолетового. И это было красиво — золотые листья на фоне синего бархата неба…
…Ребята пошли на проспект ловить такси. Им ехать далеко. А я один по бульвару побрел к метро. Я ведь всегда возвращаюсь домой на метро. И я никуда не спешил. И шел, загребая ногами осенние листья, которых сегодня, почему-то именно сегодня, нападало так много. И они расступались перед моими ногами, расходились, как волны перед носом корабля. И я шел по безбрежному океану этой листвы, а вокруг меня сверкала и переливалась золотом и драгоценными камнями царица Осень.
И я вспомнил, да, вспомнил ту сказку для Вероники.
Солнце село, вечер гасит краски.
И меня ты вправе упрекать.
«Обещал ты рассказать мне сказку».
Обещал. Про что же рассказать?
Ведь неинтересно то, что знаешь,
Это ж скучно, коль знаком сюжет.
Я досочиню (не возражаешь?)
То, чего в сюжете сказки нет.
С «Красной шапочкою» с детства ты знакома.
Помнишь, как охотники пришли
И на волка, спящего у дома,
Ружья беспощадно навели?
Серый Волк! Убить его — почетно.
Только неизвестно — был ли прок?
Может он уставшую девчонку
На хребте до дома доволок.
Не пустили в дом — уж больно грязен.
В доме чисто и полно ковров.
Запах в щелку. Как он был прекрасен!
Запах чая, меда, пирогов.
И тогда он на крыльце остался.
Что ж, коль не пустили за порог.
Он не слышал, как охотник крался
Как ружье поднял и взвел курок.
За окошком сухо выстрел щелкнул.
Вой звериный, птиц истошный гам…
А она, подумав: «Ну и черт с ним!» —
Руку протянула к пирогам…
Жаль, что в сказках часто так бывает:
Пьянки, лень, разбой, неравный брак,
Лгут, хамят, друг друга убивают.
И герой, как правило — Дурак…
Вот и все! Ты, дверь за мной захлопнув,
Сядешь, ноги под себя поджав.
Красоты невиданной полотна
Нарисует вечер, в синих окнах
Розовую краску размешав.