Глава 10
Вечер оказался тихим и тёплым. Солнце давно зашло за горизонт, наступили сумерки, на небе стали появляться звезды. На берегу небольшой речушки Большой Ломовис собиралась молодежь, горел костёр. Вокруг костра местные красавицы стали водить хоровод, взявшись за руки, они ходили вокруг костра и тихо напевали очередную песню. Парни тем временем стояли в стороне, посматривали на девчат и о чем-то улыбаясь, шептали. Тут неожиданно откуда-то появился гармонист. Это был молодой, рыжий парень, весь в веснушках, с длинным чубом, одетый в красную рубаху, широкие штаны и хорошо начищенные сапоги. На селе его кликали «Фаня» хотя не фамилия его, не имя, никак к этому не подходили. Его звали Егор и он был первым гармонистом на селе. Красавца парня приглашали на гулянки, пирушки, свадьбы и он никому не отказывал, а только веселил народ и радовал. Вместе с ним были ещё несколько человек, это неразлучные друзья, троица, они всегда были вместе. И тут «Фаня» растянул гармонь, и пошло поехало, зазвучала песня звонкая, раскатистая, а голос у него был громкий, слышно было на другом конце деревни. Девчата даже стали подпевать, да подплясывать, а парни держались в стороне, они только слушали и посмеивались.
— Давай «Фаня» давай!
Кто-то перепрыгивал через костёр, здесь и девицы и парни разбегались издалека и что есть сил сигали над костром и приземлялись как можно дальше от него. Кто-то вставал на ноги и снова прыгал, а кто-то падал и кубарем катился по траве, вот это было веселье, вот это было развлечение! Так и отдыхали сельчане после тяжёлого рабочего дня, а утром, как только светало, приходилось вставать и с первыми лучами солнца приступать к работе в поле.
— А ну девчата, подпевай, громче! Громче! — Подзадоривал гармонист.
— Куда же громче, разве тебя перекричишь! — Громко ответила белокурая девушка.
— А ты попробуй!
— Ты «Фаня» играй веселей, не отвлекайся, — кто-то крикнул из девушек.
Иногда на такие пятачки заглядывал и парторг или ещё кто из правления, а мог зайти и сам председатель. Интересно было посмотреть на молодёжь, как она развлекается, отдыхает. Конечно, их интересовали ни драки или беспорядки, которые могли произойти, хотя как сказать, интересовало и это тоже, но в последнюю очередь, а больше им было интересно другое.
Времена в стране были не спокойные, тем более на селе. Совсем недавно закончилась гражданская война, разгромлены банды, которые грабили и убивали людей. Эти озлобленные остатки сейчас находились среди жителей деревень и сёл, они затаили злобу и ненависть на народ, который живёт по новым законам советской власти. Кто знает, что можно ожидать от таких людей, прежде всего надо быть готовым ко всему.
— Здравствуйте, здравствуйте товарищи, — кивая головой по сторонам, то налево, то направо прошёл как всегда с натянутой улыбкой Стрель.
— Товарищ парторг, присоединяйтесь к нам! — Кто-то выкрикнул из девчат.
— Нет нет, дорогие женщины, я стар прыгать через костёр, поищите кого-нибудь помоложе.
— Помоложе?! А вот и почти молодой, удалец. — Державшие хоровод красавицы, взяли парня за руки, который оказался по случаю рядом и стали кружить его вокруг костра. Этим парнем был Пашка Фёдоров, он только что подошёл к пяточку и со стороны любовался происходящим.
— Что вы! Что вы, — закричал Пашка.
— Вон парни сидят, берите любого и прыгайте, сколько хотите, а я своё отпрыгал и отплясал.
— Эх ты! А может ты испугался? А ну-ка бабы, берите его за руки, за ноги и раскачивай! Раскачивай! — Громким, пронизывающим до костей голосом кричала Клашка. Это была довольно сильная женщина, её в основном бабы побаивались, да что там бабы, некий раз обходили стороной и некоторые мужики.
— Да что ты Клашка, поимей совесть, отстань от меня, — возмущался Павел.
— Эээх! А ты оказывается слабак! Оказывается ты только в правлении герой, а тут баб испугался! — Ответила Клашка.
— Так его, так! — Засмеялся Стрель. — Ты Клашка не стесняйся, заходи в правление и там его прыгать заставь.
— А что, она заставит! — Засмеялись девчата.
— Да уж, вот мужику попадется такая баба, будет плясать не переставая, — добавил Стрель.
— А ты Виниамин Карлович приглашай её на собрание почаще, глядишь там все запляшут, — выкрикивали бабы.
— Да, это точно девчата, так оно и будет, — наконец-то засмеялся парторг.
— А это кто там стоит, никак учитель, — опять встряла Клашка. — Ну что же вы спрятались, выходите выходите.
— Да я не спрятался, просто стою, смотрю, как вы веселитесь.
Плешаков подошёл ближе, поздоровался.
— Ну, что же присоединяйтесь к нам Валентин Данилович, посмотрите как веселится народ на деревне, небось, в городе такого не видели, — посмеялся парторг.
— А где же ему видеть-то, такие костры, поди в Тамбове не жгут, — добавила Клашка.
Плешаков улыбнулся.
— Да, в общем-то, там их вообще не жгут, дорогая Клаша.
— Эка, какая скукотища, а чем же в городе занимаются по вечерам?
— Чем занимаются? Да по-разному бывает, ходят в гости, в театр, играют в карты, ну и многое что.
Тут подошла молодая девушка, она всё время стояла в стороне и молчала. Плешаков обратил на неё внимание, у него даже возникли симпатии к ней, но подойти он не решался.
— А я знаю вас.
— Меня? — Удивился Плешаков.
— Да вас. Вы приходили к моему дяде, это на улице Гаврюшинской, там стоял самый высокий дом, помните?
— Гаврюшинская улица, да, да, конечно помню. Действительно, кажется, там жил один купец, как же его звали...
— Степан Лукич! — Радостно воскликнула девушка.
— Точно! Именно, он там и жил, а вы простите, кем ему приходитесь, — сразу поинтересовался Плешаков.
— А я его племянница, вы разве не помните меня?
Плешаков, посмотрев на девушку, изменился в лице. Это милое создание смотрело на него широко открытыми глазами.
Именно эта улыбка, выражение, глаза, губы и голос, этот неповторимый голос, его интонация, тембр, это была она.
— Так, тебя зовут Анисья?
— Да, — ответила девушка.
— Анисья, — Плешаков был не просто удивлён, он был поражён, повергнут в шок.
В его мыслях представилась маленькая белокурая девочка, играющая на фортепьяно. Звучала музыка Чайковского, Рахманинова, это были завораживающие моменты того времени мирной жизни, когда не стреляли на улицах, не убивали людей, только из-за того, что иначе думаешь. Как это было замечательно, когда не было этой проклятой гражданской войны. А музыка всё играла и играла, она просто лилась из под клавиш инструмента. Эта маленькая девочка просто творила чудо. Все ею восхищались, а потом долго аплодировали.
— Анисья, вот ты какая стала, — тихо сказал Плешаков.
— Какая? — Улыбнулась девушка.
— Совсем взрослая и красивая, совсем взрослая, Боже мой, — повторил Плешаков.
И только тогда он заметил, что вокруг никого нет. Все стояли в стороне, около костра, на них уже не обращали внимания, как будто их здесь не было вовсе.
— Анисьюшка, девочка, бедная девочка, пойдём отсюда, я провожу тебя домой, а по дороге ты мне расскажешь всё, всё что с тобой случилось.
— Пойдёмте Валентин Данилович, пойдёмте, мне тоже здесь не по себе. Ни с кем не попрощавшись, они ушли с пяточка и вдоль речки медленно направились в сторону выгона, а там и до деревни рукой подать.
— Как ты здесь оказалась? — Спросил Плешаков. Этот вопрос его мучал с самого начала, с тех пор, как он узнал её.
— А здесь живёт моя тётка, вы её должны знать, Гаврилова Агафья Тимофеевна. Её дом стоит на самом краю деревни, надо пройти через всё село.
Она меня забрала из города, когда арестовали Степана Лукича, ведь сейчас у меня кроме неё больше никого нет.
— Арестовали Степана Лукича? А за что?
— Не знаю, я ещё тогда ничего не понимала, а тётка всегда говорила: — Степан Лукич ещё не скоро вернётся, а пока мы будем жить с тобой вдвоем.
Ну, а когда я подросла и стала понимать политику многочисленных арестов, то тётка Агафья рассказала мне всё, всё что произошло.
— Так что же, что же случилось?
— А что случилось? Ничего не случилось, Степан Лукич последнее время даже из дома не выходил, он как будто знал, что за ним придут, вот в один из вечеров пришли. Несколько человек в военной форме зашли в дом, показали постановление об аресте, посадили в чёрный «воронок» и увезли. С тех пор я больше его не видела и ничего о нем не знаю. А тётка Агафья говорит:
— Ты дочка лучше помалкивай, а то и нам с тобой достанется.
Вот я и помалкиваю, хотя бывает, люди говорят в гневе, что яблоко от яблони не далеко падает, что я враг им всем, но я всё терплю.
Все-таки люди такие злые, такие злые, ну что им сделал Степан Лукич, этот добрейший, святой человек.
Плешаков остановился, остановилась и Анисья. Он снял с себя пиджак и накинул на её плечи.
— Очень жаль Анисья, очень, ведь ты знаешь, Степан Лукич был мне очень дорог, он был мне другом.
— Я знаю Валентин Данилович, я всё помню.
— Скажи мне, а где твоя мама, я знаю, она долгое время болела, она сейчас жива?
— Нет, она умерла ещё до ареста Степана Лукича. Тётка Агафья осталась единственным мне родным человеком на земле.
— Вы всё гуляете? — Послышался голос из темноты. Плешаков присмотрелся, при слабом лунном свете, увидел лицо «Фани» гармониста.
— Я говорю, всё гуляете? — Переспросил он снова.
— Да, гуляем, — ответил Плешаков.
— Хорошего вечера вам, — сказал гармонист и скрылся в темноте так же неожиданно, как и появился.
— И тебе всего хорошего, — вслед сказал Плешаков.
— На пяточке, наверное, всё закончилось, раз гармонист ушёл, прошептала Анисья.
— Наверное, — тихо ответил Плешаков.
— А вот и мой дом, свет горит, тётка теперь точно не спит, меня ждёт.
— Может быть, завтра опять погуляем, дни-то какие стоят, а Анисья, что скажешь?
— Завтра? Что же, может быть, — она закрыла калитку и только из темноты послышался её негромкий, нежный голос:
— До свиданья!