Этюд

Елена Черникова-Калиновская
Этюд
Культурный шок – что это такое? Когда все твои представления о мироустройстве вдруг испытывают мощнейшее потрясение.  Например,  приезжаешь в тихий подмосковный городок, заходишь в подъезд длиннющего дома, а там… тьма-тьменная. Потому что утро наступило только по часам, а на деле – астрономическая ночь: солнце взойдёт ещё через пару часов. Включаешь фонарик на мобильнике и… Нет, конечно, ты не в реалити-шоу – антиутопия в реальном мире. Лестница завалена мусором на полметра. Лоток с яйцами уронили – хорошо, что не наступила. Просто повезло. Стены изрисованы страшными чёрными граффити. Почтовые ящики покорёжены. С трудом обнаруживаешь номера и понимаешь, что ошибаешься подъездом, в соседний нужно. В соседнем горит свет, стены выкрашены весёленькой фисташкой, и не воняет мусоропроводом. Как мало нужно для счастья.
Или такой номер. Много лет снится один и тот же сон. Психологи говорят, что гештальт можно закрыть, только пережив ситуацию. Значит, нужно пережить.
Интернет пообещал тихий солнечный день без дождя. Раненько утром надеваю любимые кроссовки, беру рюкзачок, ветровка, джинсы, платок. Глаза рисовать? Да кто меня там увидит? Грибники и рыбаки тоже ждут раннюю электричку. Едем. Толстый дядька кондуктор раз пять прошёл мимо – скоро приедем. Вышла на станции. Через лес дороги не видно – заросла. Пойду по шоссейке. Иду и иду. Цыганёнок-подросток прицепился:               
- А вы к кому?
– На какой предмет интересуешься?
– Я всё должен знать.               
– Состариться не боишься?
– А вдруг вы кого убить хотите? Время сколько?          
- Иди уже домой, надоел! Время на своей мобиле посмотри. Ты не на КГБ работаешь? – Нет.
– А я на них, так что не мельтеши.                Отстал. Испугался, наверное. Утро еще. Поле, лес, снова поле. Птицы поют только для меня – никого же больше нет. С луга веет медовым ветром. Долго ли, коротко ли, вот и бетонка, которая в сторону столицы. Но мне туда не нужно. Перебегаю и снова в глубь, в глубинку. Мимо проезжают машины, спрашиваю про деревню. Нет, не знают, речка с таким названием есть, деревни нет такой. Добрела до знакомого названия на указателе. Торчит столб с оранжевым телефоном-автоматом – трубка оторвана. А деревня заросла крапивой по крыши полуразрушенных домов. И тут начинается дождь. Интернет же обещал… Мало ли кто и что обещал. Прячусь под раскидистой липой. А тучи обложили всё небо. Везёт же певичке – она умеет тучи разводить руками. Зато для меня алая тесьма землянички – самая последняя июльская горсточка. Всё на свете кончается, дождик кончился. Тепло. Нашла дорогу, по которой столько раз хожено. Луг огорожен колючкой, Но ворота варварски выворочены и брошены рядом с дорогой, поперёк которой были установлены.
Коршун в небе парит. Из-под ног выскочила перепёлка и побежала, уводя от гнезда. Луга не скошены – разнотравье пахнет слаще конфетной фабрики. Дорожка под ногами вьётся ниткой из волшебного клубка. Негде присесть, чтобы отдохнуть – луговой наряд вымок от дождя. Вот я и на горке – почти дошла. Бабушка говорила, что под горку легче бежать. Впереди лесок – сколько в нём грибов-ягод собрано! Опушка, как и была, не заросла. Стоп, а этот лес откуда? Не было его, на этом месте была…
Ну да, была. Дома – страшные серые остовы с проломленными крышами и провалами окон-глазниц. Лес обернулся заброшенной деревушкой. Сколько же их по России! Одно дело, когда вы смотрите на чужого покойника. И совсем другое – когда это ваш родной и любимый. Когда ты помнишь тропку на этой заросшей улице, – забитую до каменного состояния, гладкой под босой пяткой и щекотную траву, по которой ходить нужно осторожно, чтобы не затронуть пчелу.
Дом был здесь, именно на этом самом месте – ракиты разрослись полувековые, дедом посаженные. Продираюсь сквозь ивняк, крапиву, малину, нога скользит по жерди ограды, чуть не падаю в островок иван-чая на печные кирпичи. Ещё одна печь подальше. Вот и всё, что осталось от дома. Яблони с яблоками, до которых не дотянуться, по саду не пройти – зарос. Вымокла выше пояса. Ну что, не будешь больше сниться? Мне очень жаль, старый дом, что я не навещала тебя. Я благодарна тебе за самые счастливые деньки детства – беззаботные и радостные. Я буду вспоминать тебя.
Луг за дорогой огорожен той же колючкой, но так же нескошен, хотя петровки уже прошли. Города нужно строить в деревне – здесь воздух чище.
Мимо по дороге на велосипеде с ведром лисичек едет тетёнька моих лет. Я её не помню. Да и она тоже, иначе спросила бы, что я здесь делаю. Спрашиваю про кладбище.
- А не заблудитесь, дорога хорошая, прямо за клубом поворот.
За мостом разрушенная ферма и жилые дома. Странно, раньше скотину держали в сараях за домами, и навозные кучи были не видны с улицы. А сейчас в одном доме живут, в соседнем сарай, и прямо в садовое окно чистят, а не на огород.
Вот и запруда. Много лет назад здесь летом ребячий визг и хохот стоял с утра до ночи – купались, загорали. А теперь вода затянута ряской и тишина. И клуб тих и на замке. Библиотечный домик с весёленькими занавесками на окошках тоже заперт. Может, у меня ноги выросли с тех пор, как дорога сюда казалась такой длинной.
Памятник на могиле неизвестного солдата – школьники в пионерских галстуках свежевыкрашен серебрянкой. Сотни фамилий на досках памятника. Кладу цветы – букетик иван-чая – к тем, что уже возложены и иду дальше. Берёзки совсем тоненькие норовят стянуть косынку с головы – прямо над тропкой стоят. Кладбище ухоженное, ограда цела, трава выкошена. Город же рядом совсем, приезжают. Нашла могилку, постояла, попросила прощения. Ноги гудят, как два электропоезда. Обратная дорога будет короче?
Когда совсем уже не осталось сил у бетонки – моя электричка только что просигналила, следующая через три часа, а идти до нее три километра, наугад тормознула легковушку. И она вдруг остановилась. Водитель возил опоздавшего пассажира к питерскому поезду. Назад пустой едет. Мы должны были встретиться.
– На бензин подкинешь?
– Конечно, - киваю и сажусь в кресло: блаженство. Задрёмываю моментально: двадцать километров прошагать без привычки – не шуточки. Я же не пилигрим, у которого такие переходы ежедневны.
Лето. Гроза. Бабушка с дедушкой после обеда спят-отдыхают в дальней комнате, я в ближней, на печи. Такой грохот, что кажется, дом сломался. Моментально скатываюсь с печи и бегу на двор через сени. А там проводка на стене светится, как ёлочная гирлянда. И огонь лижет брёвна в углу над задней дверью. Бегу к дедушке и кричу: горит!!! Дымно и холодно. Затушили. Только чёрный угол над дверью напоминал тот всполох молнии. А потом стало некому спасать дом, он и сгорел. И вся деревня умерла. Уехали в Подмосковье. В тот самый подъезд с мусором?
Через пару лет я вернулась в деревню. На автомобиле. Быстро доехали. Совсем опустела деревня – пара-тройка жилых домов, детишки совсем не бегают;  младенцы в колясках у дачников. Лес огорожен колючей проволокой. Усадьбы заросли непролазно. Вдруг на дорогу выскочила рябенькая курочка фазана. Опасливо осмотрелась и юркнула в кусты, не дала себя сфотографировать.