Увольнение
Зуммер электронного будильника пронзительно втискивался в сознание.
Ужасно болела голова и он с усилием воли заставил себя подняться. Надо было спешить на работу.
По-приходу на работу к нему сразу подошла Бетина, его начальница. Она пригласила Северцева к себе в бюро и заявила, что он переводится вахтёром в дом престарелых и если не согласен, то будет уволен.
Ошарашенный Северцев, смог только попросить время на обдумывание ультиматума, на что Бетина сказала равнодушно, что он может подумать, но с завтрашнего дня он обязан явиться на новое место работы.
Новым начальником оказался низенький, худощавый мужчина, арабской внешности, который держался очень высокомерно.
Он без лишних разговоров показал ему рабочее место привратника, категорически заявив, что с понедельника Северцев должен приступить к исполнению новых обязанностей и после недельной практики, с опытным коллегой, продолжит дежурство самостоятельно.
Но после нескольких дней работы на новом месте, на Северцева навалилась невыносимая тоска. Он понял, что не сможет здесь работать при всём желании. И дело было даже не в том, что в его обязанности входили масса поручений, не имевших с должностью вахтёра ничего общего, а именно:
• ему приходилось гоняться за выжившими из ума престарелыми людьми, которые норовили улизнуть из здания.
• ему надо было возить от лифта в столовое помещение инвалидов на каталках, не упуская из вида входную дверь
• ему надо было содержать прихожую в чистоте, то-есть убирать блевотину и плевки от деградирующих жителей приюта, подбирать окурки и мусор, поливать цветы, заменять скатерти и т.д. и т.п...
Но все эти неприятные и унизительные обязанности можно было бы стерпеть. Северцев давно уже примирился со своим положением в Германии и, несмотря на то, что закончил один из самых престижных институтов в Москве и дослужился до начальника отдела Российского Министерства, знал, что на новой Родине его ждёт, скорей всего, грязная, тяжёлая физическая работа и был внутренне готов к этому, но находиться рядом со старыми умирающими людьми и сопровождать их на «тот» свет он не мог.
Он обратился в профсоюзную организацию за помощью. Те в свою очередь посоветовали пойти к адвокату. Адвокат, изучив ситуацию, сказал, что у Северцева стопроцентные шансы на выигрыш и написал письмо руководителю предприятия с требованием, восстановить Северцева на прежней должности.
Но руководство не согласилось и усилило прессинг, в результате чего жизнь Северцева превратилась в ад. Новые коллеги придирались к малейшим неточностям в работе и систематически действовали на нервы. Начальство регулярно контролировало его деятельность и ужесточало условия работы, однако Северцев тоже не уступал. В конце-концов дело дошло до суда и завершилось его увольнением. Он получил небольшое выходное пособие и неплохую формулировку в судебном решении о причине увольнения, но в конечном счёте это уже не играло никакой роли, так как Северцеву было за пятьдесят и шансов на трудоустройство в Германии, в этом возрасте, у него практически не было, что неуклонно вело к безработице и к падению на самую низшую ступень немецкого общества, без каких либо перспектив на улучшение.
Северцев заболел. Он не мог больше спать. Его замучили бесконечные горькие думы. Ночи напролёт лежал он уставившись в потолок и думал, и думал, и не мог понять, как могло с ним такое случиться? С ним, с одним из самых оптимистичных, честных и уверенных в себе людей на свете. С ним, который был убеждён, что преодолеет любое препятствие и ничто не сломает его и вот жизнь летит под откос, а он бессилен что-либо сделать. Новая Родина, высосав из него все силы, выплюнула на помойку, как старую резиновую жвачку и продолжает безразлично двигаться вперёд, требуя новые и новые жертвы, для достижения никому непонятных целей...
Под утро он забывался коротким судорожным сном и через несколько часов просыпался с тяжёлой болью в затылке. Он быстро заваривал себе крепкий кофе и почти залпом выпивал горький напиток, что снимало боль, но голова оставалась тяжелой на весь день.
Круг его занятий сократился до минимума. Он лишь ходил в магазины за продуктами, да поддерживал порядок в доме, а в оставшееся время пытался читать классику или сидел часами в саду, у своих елей. Он почти ни с кем ни общался, но зато много молился и в контакте с Богом искал утешения. В таком ритме прошло несколько месяцев.
Наступила осень. Затяжные дожди казалось сползлись со всего мира над их маленьким городком и потянулись серые тягучие дни, ещё более усиливая тоску и одиночество. Чтобы не сойти с ума окончательно и хоть чем-то заняться, он стал ежедневно ходить на прогулки, накручивая длинные километры по пустынным окрестностям и перекатывая в мозгу свои тяжёлые мысли. Однако в душе, как ни странно, ещё теплилась какая-то надежда.
Может то была память о матери.
Может быть любовь к единственному сыну, уехавшему в Норвегию, после окончания университета, и звонившему ему иногда от туда, с краткими рассказами о своей жизни.
Может ещё что-нибудь... - что-то держало его не плаву и не давало сломаться