Ай да Матрёна Пантелеевна

Владимир Игнатьевич Черданцев
    - Доброго здоровьица, кума Матрёна! А я с заду то тебя сразу и не признал.  Сам себе думаю, что это за краля фигуристая в нашем краю появилась? Ты куда это лыжи то свои навострила, в такую даль от деревни упёрлась, да еще и с бидончиком?

    - Генка, паршивец! Ведь так можно и окочуриться от неожиданности.  Что за привычка у человека, сзади подкрадываться. Бидоном моим интересуешься?  Ты что, и новость сегодняшнюю не слыхал? Совсем, совсем не слыхал? Ну, ты меня удивил, кум Геннадий.

    - Да я и в центре сегодня еще не был. Телушшонку свою блудливую, пропади она пропадом, найти никак не могу. Все горы вокруг деревни взял, как скрозь землю провалилась, окаянная. Так и не сказала мне, кума, бидончик то,  на кой ляд тащишь, чай, покосы то закончились, слава богу?

    - Ох, кум, и дался же тебе бидон мой. Стареешь, знать. И нюх свой  потерял. И мышей перестал ловить. Значица, и тебя, как того Сивку, укатали наши горки. Так вот знай, куманёк, сегодня на пасеке у Карповея премию дают. Тем, кто ударно нонешным летом на сене вкалывал. Я, как только узнала, схватила бидончик, что первым попался под руку, и бегом, пока не расхватали, премию то эту.

    - Ага, раскатала губы, бабонька! Что, прям таки, тебе бидон пятилитровый медом сразу и наполнят? Да ни в жисть не поверю!

   - Вот олух царя небесного! Какой мёд! Вот совсем нет нужды говорить тебе, но так уж и быть, скажу. Карповею, пасечнику нашему, руководство совхозное, под страшенно большим секретом, дало задание сварить десять фляг медовухи. Да чтоб отменная была, медовуха эта. Ту, которую  только пасечник Карповей и может изладить. А утром мне сосед потихоньку шепнул, что медовуха готова к употреблению и сегодня будет награждение на пасеке. Медовухой этой. А, ежели, мол, кому не достанется, не беда, деньгами потом премируют. Правда, совсем небольшими.

   - Да ни ху-ху себе! Это что же, выходит пролёт у меня полный может получиться. Слушай, кума Матрёна, свет Пантелеевна, ну сама подумай, на какой хрен сдалась тебе эта медовуха, непьющей то. Отдай мне бидон свой, а сама потом в конторе денежками премию свою получишь. А то, покамест я в деревню сгоняю за посудиной, да возвернусь обратно, у Карповея на пасеке только дух медовушный и останется.

   - Вот достал, прилип, прям как банный лист к жопе. Даже и не подумала бы уважить тебя, прохиндея, за прошлые твои заслуги, да спину что-то прихватило, мочи никакой нет. Пойду потихонечку обратно. А ты, вот что сделай, куманёк. Если премия тебе вдруг не поглянется или еще чего, то ты бидончик мой у Карповея оставь, пусть он потом его в деревню привезет. А я уж опосля заберу его.

    Но Геннадий будто и не слышал ее слов последних. Хоть дорожка и в горку шла, он, чуть ли не вприпрыжку, размахивая бидоном, устремился к Карповеевой пасеке. А там, сам Карповей и помощница его,  родная сестра Анисья, совсем не были готовы к приему дорогих гостей. Разожгли дымарь, одели на себя халаты, сетки на головы, и уже было двинулись в сторону ульев, как их остановил громкий окрик Геннадия.

    - Погодь, погодь, Карповей, не спеши пока к пчелам своим. Сначала обслужи клиента в первую голову. Кажись, я и прибег то первым, коли никого больше здесь не наблюдаю. Доставай свои талмуды, показывай, где расписаться мне в получении премии и как мы с тобой немчуре в той войне говорили – ауфидерзейн. Что в переводе означает – наше вам, с кисточкой.

    - Ты чего это, Панкратович, с утра уже успел наклюкаться? Да нет, навроде тверёзый. Ты чего мелешь тут нам, кака така премия, каки таки талмуды?

    - Ты, Карповей, дурака то не включай. Ты ведь мой карактер хорошо знаешь. Где медовуху, что на премии нам сварил, прячешь? Небось, в омшанник сховал, десять фляг, это тебе не бидончик, вот этот, спрятать. Да, в ведомости не пропусти жену мою, Катрю, она тоже ударно на сене работала. Ребятёшек моих, Петьку и Пашку, что копны возили, в списках наверняка не должно быть, ввиду их малолетства, но всё же глянь, на всякий случай.

    Изумленный Карповей даже не сразу смог ответ дать своему товарищу фронтовому, потому-как, дар речи на время потерял.

    - Ты вот что, Геннадий, давай-ка всё по порядку расскажи нам с сестрой, что за премия, кто надумал тебя за ней отправить, бидончик, опять же, для какой цели в руках своих держишь.

   Когда Геннадий кончил свой рассказ, от раскатистого смеха пасечника, даже испуганные дристушки, враз взлетев, покинули густой черемошник, где до этого спокойно склёвывали спелые ягоды черемухи.

   - Ну, Матрёна! Ай, да баба! Это надо же, так облапошить мужика! Так, сестра, мы, значит, ее и видели на том косогоре, в самой вершине, когда ехали сюда на телеге. Не поверила, знать, неугомонная женщина, что отошла уже клубника, решила сама проверить. Вот и встрел ты ее, Гена, на свою беду, с пустым бидончиком на дороге.

    Анисья, в знак женской солидарности с Матрёной, тоже не преминула добавить добрую ложку соли в кровоточащую Генкину рану.

   - Вот, Гена, что значит память женская. Она, память эта, ой, как долгая у нас.  Не забыла, знать, по сию пору, Матрёна, как ты с ней обошелся, вражина, много лет назад. С Мотей, уж ты, батюшки-свет, так целовался-миловался, так хороводился, а женился вдруг на подруге ее, Катерине. Вот она и продолжает шутковать над тобой до сих пор.

   Геннадий и сам уже понял, как глупо попался он на Матрёнину удочку. Его слипшиеся от пота седые волосы, его лицо, всё красное, говорили о том, что зря старался он быть первым. Полный кирдык пришел его премии, в виде медовухи в пятилитровом бидончике.

    - Карповей, Анисья, Христа ради, умоляю слёзно вас, не рассказывайте никому о конфузе моем. Засмеют ведь меня в деревне и мужики и бабы. И так горе у меня большое, третий день тёлку свою не могу отыскать. Наверное, бандюганы ее уж давно на шашлыки пустили и продают мою Зорьку частями теперича в забегаловках, что понастроили вдоль дорог алтайских.

   - А ты, Геннадий Панкратович, случаем, ботало не вешал на шею своей Зорьке? Вчерась я обратил внимание, что три теленка ходят в-о-о-н в том березняке, а один теленок точь-в-точь масти как тёлка твоя, но он с боталом ходит.

  - Карповеюшка, золотой мой человек! Так это же я на днях сделал ботало из поршня мотоциклетного с гайкой и собственноручно повесил ей на шею. Спасибо тебе, ублажил товарища, скрасил моё недоразумение. Побёг я, пока куда-нибудь еще не подалась, скотинка моя, походячая.

  - Ну, так телушка эта вся в хозяина своего. Куда побежал? Бидончик то Матрёнин забыл.

  - Тьфу ты, совсем забыл на радостях сказать тебе. Матрёна просила, что если с премией, пропади она пропадом, вдруг чего не получится у меня, то, чтобы ты захватил его с собой в деревню, а она вечером забежит, заберет.

    - Смотри, сестра, сколько прыти у мужика нашего осталось. Как он в березняк то дунул. И не поспеть ведь за ним. Хотя с ним всё понятно, он же тёлку ищет. Но эту пропажу он сейчас найдет. А вот с премией, Матрёна Пантелеевна ему крепко подкузьмила. Может статься, на всю оставшуюся жизнь запомнит.