Гулять с ветром

Мария Ивано
..ведь все дело-то человеческое, кажется,
 и действительно в том только и состоит,
 чтоб человек поминутно доказывал себе,
 что он человек, а не штифтик!
Ф.М. Достоевский «Записки из подполья»

Она любила ветер, порывистый, шквалистый, беспощадный и неугомонный. Любила, и когда он гнал за собой миллионы замерзших снежинок, вонзающихся в нежную кожу щек. Любила стоять посреди поля и угадывать его траекторию, наклоняясь то сюда, то туда, теряя часть веса в его объятиях. Она любила его мощь, ничем неограниченный характер, его безмерную свободу, его как стихию. Она сама была ветром, мощным и сшибающим с ног все, что попадалось ей на пути. Она всегда летела вперед, пока не утыкалась в видимый только ей предел. А достичь предел, нащупать границы свободы было ее хобби.

Это было не просто даже увлечение, а страсть. То ли эта страсть родилась из-за безумной пустоты внутри, требующей хоть каких-то доказательств ее существования, то ли, наоборот, изнутри нее что-то распирало, что-то постоянно растущее и жаждущее ощущений. Она чувствовала себя необъятной, но она не упивалась этим чувством, а страдала из-за него: ей хотелось найти границы своего Я.

В детстве она буквально неделю щупала этот предел коленками, копчиком, спиной.. Пока ее не увезли в травмпункт с возможной трещиной на кости пятки после очередной попытки научиться летать, прыгая с дивана.

Предел был для нее чем-то эфемерным, при поиске которого она получала экстатическое наслаждение. Эксперименты над собственными физическими возможностями доставляли ей сущее блаженство, давали понять, что она все-таки человек (а большим она никогда не хотела стать). Можно сказать, что безмерное внутри нее всегда спорило с силой Бога. Каждый раз, когда она ставила новую цель, она повторяла: «Я справлюсь сама, я буду стараться сама, а если у меня не хватит сил, то тому суждено случиться, но здесь только я». Очевидно, что в детстве ей читали "Четвертую высоту", и вот воодушевленная и поверившая в бесконечную силу человека, в Гулю Королеву, она определила свою дальнейшую жизнь.

Деревня на границе с Казахстаном, в Великой степи, куда она приезжала к бабушке и дедушке каждые лето и Новый год, становилась для нее полигоном собственных «военных учений». Сначала она с упоением избивала себя березовым веником, поддавала на горячие камни, пока не начинала задыхаться, и окуналась полностью голая в снег или опрокидывала тазики с ледяной водой. Потом по два-три часа без остановки каталась на велике, на коньках, на роликах, на чем только можно. А на ночь глядя заглатывала книжку. Но в своей книжной «одиссее» она мерила не количеством, а скорее качеством: искала потруднее, потяжелее для духовного мира читателя. Иногда ей попадались Говард Рок или размышления Ницше о сверхчеловеке, она вновь воодушевлялась и продолжала себя испытывать. И так круг за кругом, из года в год.

Но эти испытания вскоре превращались в рутину, и она опять отодвигала рамки пределов. На втором курсе она решила пойти на второе высшее, без особых раздумий, буквально за месяц поступила во второй университет. Окрыленная новыми горизонтами мазохизма, она успокоилась на годика полтора. Эта задача оказалась сложной, но тем более привлекательной. Ей нужно было ее преодолеть, буквально выжав из себя все соки. Два образования без вреда для каждого в отдельности. Бессонные ночи, постоянная простуда, слезы в подушку, но "Она шла по жизни смеясь", как поется в той песне. Потому что ноги еще не дотронулись до дна, не был найден предел.

"Да ты не сможешь", - какие же это страшно губительные для ее судьбы слова. Родственники с детства знали, что эта фраза в присутствии этой неугомонной запрещена. Она шею сломает, но попытается сделать, а если все-таки не получится, то улыбнется, пожав сломанным плечом: «я же человек».

Ее друзья постоянно шуточно называли ее то роботом, то энциклопедией, поэтому она так стремилась им доказать, что она человек. Выпивала бутылку рома за вечер, на что подруги, к ее сожалению, восклицали: "Машина!". Однако она парадоксально желала найти свое человеческое, нащупать, где ее сила, ее свобода встречается со слабостью, безволием.

В конце третьего курса ей вновь стало скучно, поиски пределов во внешнем образе (от каре до супердлинных, от тощей до округлой) ей не доставили должного удовольствия. К стрессу учебы в двух университетах у нее уже выработался иммунитет, ей требовался новый наркотик. И она его совершенно случайно открыла.
Она любила ходить, это было успокоительное для ее безмерной натуры. Однажды увлекшись разговорами с друзьями, она прошла 50 километров за день. Конечно, на следующий день проснувшись утром, она была удивлена, почему так сильно гудели икроножные мышцы, но недолго продолжалось ее удивление. На экране телефона мигало оповещение: "Поздравляем, 11 мая был поставлен рекорд - 50 км за 24 часа!". Ходьба. Это что-то новенькое.

И вот ровно через месяц с двадцатью килограммами за спиной и улыбкой до ушей, она пошла из Москвы до Томска, по Великой степи с ветром, гуляющем на ее просторах, за Уральские горы в Сибирь. Родным она обещала звонить и звонила, рассказывала об удивительных встречах, а о том, что заставляло ее беззвучно ронять слезы, молчала. Шла она все равно воодушевлённая и все искала свой предел. К октябрю она должна была остановиться на полпути и переждать зиму в одном из городов ее бесконечного маршрута.

Неизвестно, где она нашла свой предел и нашла ли она его вообще, но через шесть лет ее объявили погибшей. Может быть, это был ее новая сверхчеловеческая цель - создать себя заново, с чистого листа. Может быть, она просто уперлась в стену своих возможностей. А может быть, это была не только она, может быть, так суждено. Но следов не осталось, остались только слова на пустой могиле:
"Моей старшей сестре-трикстеру, пытавшейся объять свое необъятное. Ты всегда будешь гулять с ветром".