Утраченное

Виктор Калашников2
       Виктор КАЛАШНИКОВ


      У Т Р А Ч Е Н Н О Е
  рассказ-быль

Введение.
Социалистический реализм, как известно, предполагал желаемое выдавать за действительное. Этот текст написан в духе пост социалистического реализма, то есть, действительное тогда я выдаю за желаемое сегодня.

1.
Валя Улитина родилась в предгорной станице. Вернее на хуторе, расположенном на другом берегу речки, отделявшей его от станицы, а ещё вернее, конечно, в районной больнице в двадцати километрах от хутора по очень ухабистой тогда из-за мочаков дороге, почва в этой речной долине была суглинистой.
Отец её работал шофёром в местном табак-совхозе, мама — бухгалтером в конторе. Обо всём этом Валя, конечно, не знала в первые полтора-два года жизни. В совхозе уже тогда был свой детсад, куда мама вначале носила, а после водила её поначалу в ясельную, а с годами и в старшую группу, чтобы самой выйти на работу после закончившегося декретного отпуска.. Благо всё это было расположено неподалёку тут же на хуторе, и садик, и контора, и гараж отца... И даже начальная школа, куда Валя пошла, когда исполнилось семь лет. Ни в садике, ни в школе ничем особенным она не выделялась. Как и все сверстники была принята в октябрята, после в пионеры, а в седьмом классе и в комсомол. С увлечением участвовала лишь в школьных соревнованиях по лёгкой атлетике, Любила ходить с классом или подружками в походы по окрестным достопримечательностям: по лесной тропинке на озеро, образовавшееся когда-то давно на месте провала, в Гуамское ущелье, к Волчьим воротам... Училась без усердия, не хватало, наверное, усидчивости. Из предметов ей нравилась лишь география: где какие континенты, страны, города... Самой же ей дальше райцентра бывать пока не довелось...
Как и все, наверно, селяне страны и жители станицы кормились от того, что вырастили и выкормили на своих огородах и хозяйствах, плюс то, что можно было насобирать в лесу, грибы, ежевику... Полученные в совхозе небольшие зарплаты тратились на хлеб, который привозили из районной пекарни, сладости, алкоголь и прочие мелкие хозяйственные нужды, на кой-какую одежонку и мебель, а главное, на дрова для обогрева зимой плохо сохранявших тепло турлучных хат... В частности, Улитины имели 15 соток огорода, где выращивали картошку, кукурузу, фасоль... Из худобы держали корову, телёнка до году, кур, иногда и гусей... Так что, подрастающей Вале с детства была привычна работа по хозяйству....
Совхоз специализировался не только на выращивании табака, были и кукурузные поля, и картофельные. К тому же, неподалёку от станицы с незапамятных времён сохранились большие сады, где росли яблони, груши, сливы. В период сбора урожая работников совхоза не хватало, поэтому первый учебный месяц к сбору обычно привлекали школьников старших классов.
С годами мочаки на дороге в райцентр засыпали гравием и даже положили асфальт, а  вместо «кладки», пешеходного, подвесного перехода через речку, построили бетонный мост. И вместо старой, тоже турлучной., школы на хуторе, теперь, уже в станице, построили новую двухэтажную кирпичную со своим стадионом... Кроме двух общественных бань, в станице и на хуторе, с мужским и женским отделениями, был в станице и Дом культуры, где кроме ежевечернего кино по субботам проводились и танцы под баян или радиолу.. После того как исполнилось шестнадцать лет и одноклассницы Вали стали там завсегдатаями, она же, сходив с ними несколько раз, чувствовала себя не комфортно в ожидании, когда её кто-нибудь пригласит. Успехом у ребят и в классе она не особенно-то пользовалась, понимала, что не  красавица, отчасти поэтому ей и не хотелось им нравится, да и гулять невесть где, не весть с кем не разрешала строгая мать, так что вечера ей привычней было коротать дома, предпочитая читать книжки, а когда в станице появилось телевидение, то смотреть и эту диковинку.
После девятого класса некоторые из её одноклассниц засобирались в города, поступать кто в техникумы, кто в профессиональные училища. Отец Вали хотел, чтобы дочь окончила одиннадцать классов и поступила в какой-нибудь институт, мать же настаивала на учёбе в техникуме Советской торговли, после окончания которого дочь бы вернулась в станицу... Но в Валину душу уже запало другое. Зимой она увидела по телевизору передачу о хлопчатобумажном комбинате в краевом центре - просторные цеха, высокие потолки, под ними лампы дневного света, оконные рамы чуть ли не во всю стену. Между рядами невысоких станков ходили улыбающиеся работницы в лёгких синих халатиках... Светло, чисто, тепло — вот где, наверно, весело работать! Впечатление от увиденного засело в памяти накрепко и казалось именно тем, что ей более всего подойдёт. От бывалых подруг она узнала, что при комбинате есть текстильное училище. Но как уговорить маму, чтобы она отпустила её туда? Пробовала поговорить с отцом — он добрый, поймёт, поддержит. Но отец самоустранился: «Поговори лучше с матерью — она у нас  хозяйка: как скажет, так и будет»... Зная маму, Валя понимала, что говорить с ней о поступлении в училище бесполезно и решила перехитрить её — согласившись на учёбу в торговом техникуме, благо туда готовилась поступать её соседка и подружка Лида. Они вместе послали почтой нужные документы и вскоре им пришёл вызов. Там она завалила первый же экзамен, забрала документы и поехала в училище. Недобор был лишь в группу прядильщиц, хоть Валя и не представляла себе будущую профессию, но сразу же согласилась. В училище ей предоставили место в общежитии, а домой написала, что поступила в техникум. Через год она уже работала на комбинате в прядильном цехе. Подружка Лида в техникум поступила, так что они часто встречались теперь и в городе, а в совместных приездах в станицу на каникулы, она хранила её тайну, поэтому мать ещё долго не знала, что дочь не будет торговым работником.
Но чем дольше жили подруги в городе, тем больше расходились в мировоззрении.
-Теперь в городе модно опрощение, - рассказывала Лида, услышанное общением в техникуме.
-Опрощения в отношениях не принимаю и не приму, -не соглашалась Валя. -Парни всегда ухаживали за девушками —  так и должно быть.
-Ухаживали за богатыми девицами — бедных и тогда лишь домогались...

Так постепенно всё складывалось как и было задумано: работа нравилась, жизнь в краевом центре была интересной и до родной станицы каких-нибудь три часа на автобусе первое время местами по гравийке, а с годами и везде по асфальту.
Тем временем недопонимание между подругами лишь разрасталось, у Лиды появилось высокомерие:
-Недавно узнала, что на ХБК работают тысячи таких как ты и все в одинаковых халатиках —  тебя же не различить среди них? -удивлялась она.
Валя предложила ей побывать на комбинате. Провела через проходную по чужому пропуску. В цехе оставила на время в тесном от девчат вестибюле цеха, чтобы самой переодеться в раздевалке. Когда вернулась, Лида на самом деле не сразу узнала её среди десятков других, одетых в одинаковые халатики  с разноцветными косынками на головах. У Вали, к тому же, одно колено было зачем-то перебинтовано.
- У тебя ж, вроде, не болело колено? - удивилась Лида.
-Коленом приподнимаю веретена, когда связываю нити — кожа у меня нежная, синяк появляется...
Вошли в шумный от работы многочисленных  машин цех. В пространстве над ними витали пушинки, Лида с опаской пыталась уклониться от них, Валя же уверенно направилась к длинному проходу между рядами машин — со стороны она казалась Лиде до жалости беззащитной среди стрекочащих нагромождений. Но Валя уверенно включала машины,, быстро находила обрыв, коленкой приподнимала веретено, оборванный конец зацепляла за челнок и сноровисто присучивала нить к пряже... Эта уверенная быстрота движений её рук вызывала у Лиды одновременно и восторг, и страх, что никак не совмещалось в её представлении о любимом деле.
-Валь, неужели тебе нравится эта однообразная работа? -недоумевала она после.
-Почему однообразная? Я присучиваю нити, меняю ровницы, счищаю планки, -перечисляла Валя, не согласившись. -В таком случае, работа везде одинаковая. Продавец делает одно и тоже — продаёт, врач — ставит диагнозы, швея — шьёт. Любое дело может показаться однообразным, если нет увлечённости. Всё зависит от отношения .
-Но здесь ведь и думать не надо!.. Не удержишься ты долго в этом кощмаре. Сбежишь!
-Куда? Что искать? Да и думать везде надо. Но главное, мне это нравится. Может, где-то и получше, чем здесь, но это моё!..
Лида не верила в её искренность, считала глупостью. Это смешило Валю:
-Ну, хочешь, докажу тебе — не уволюсь?...
Прошли годы. Лида закончила техникум и по распределению уехала куда-то в Среднюю Азию, связь с ней потерялась и в станице она больше не появилась. А Валя так и продолжала работать на комбинате.

2.
Первые после окончания училища годы Валя жила и работала как бы сама по себе, то есть, профессией овладела в совершенстве, но мысли были далеко от производства даже во время работы. Интересы в начале самостоятельной жизни не простирались дальше походов с соседками по комнате общежития в кино, на концерты заезжих знаменитостей, знакомств с ребятами на танцах. Но постепенно интерес к этому спадал — не все  фильмы оказывались хорошими,  концерты заезжих знаменитостей халтурой, да и знакомства с ребятами стали чаще раздражать — от одних пахло вином, от других табаком, от третьих борщом. А главное, все они не пытались ухаживать, а домогались с мало скрываемым желанием лёгкой доступности с её стороны...
Однажды к ней подошла начальница цеха:
-Что-то не пойму я тебя, Валентина. Вроде, стараешься, а в середняках ходишь!
-Мне и этого хватает!
-А где твоя гордость? Проработавших пять лет, как ты, в цехе единицы, но именно они задают тон в социалистическом соревновании на производстве! Именно они ведут активную общественную работу! Одна ты в стороне! Мне за тебя обидно. А тебе за себя?..
Валя промолчала — ей нечего было сказать в оправдание, но самолюбие было задето. Невольно вспомнились школьные спортивные соревнования, когда ей, бывало, хотелось быть впереди. Но о соревнования здесь, на производстве, она не задумывалась! Хотя и видела, конечно, висевшие повсюду на комбинате лозунги о социалистическим соревновании, но не придавала им значения, воспринимала лишь как украшение...
Преобладающая часть работающих на комбинате девчат приехала из станиц. Многие из них уехали из дому, не желая работать в колхозах, не хотели они работать и на комбинате, мечтая лишь об одном — подцепить городского парня и выскочить за него замуж. Такими были и большинство её новых знакомых по общежитию, под их влиянием и она первые годы иронически относилась к передовикам, дескать, или жадные - хотят помногу зарабатывать или в очереди на квартиры стоят, то есть, зависимые — вот и стараются!
Неожиданный упрёк начальницы невольно заставил задуматься о своём месте на производстве — ей уже далеко за двадцать, а она всё среди тех, кто моложе. Многие её сверстницы на самом деле давно уже обслуживали большее, чем положено по норме, количество машин. Портреты некоторых даже красовались на Доске почёта.., Раздумья привели к тому, что Вале захотелось-таки доказать, прежде всего самой себе, что и она сможет работать не по настроению, а постоянно перевыполняя норму... Вдумчивое отношение к процессу работы не замедлило сказаться отдачей — вскоре проявилось в умение грамотно организовывать свой труд: поменьше болтать с соседками при встрече, избегать ненужной суеты, уметь находить самые точные и верные движения, то есть экономить время секундами, за смену сэкономленное складывалось в минуты, за неделю в часы, а за месяц в целую рабочую смену... Сноровка в присучке нитей, быстрой замене ровниц у неё уже была... С более добросовестным отношением к делу  нормированная зона обслуживания вскоре стала казаться тесной и Валя попробовала взять ещё одну машину и... справилась! После ещё одну... и тоже справилась!
Постепенно о ней заговорили как о лучшей прядильщице вначале в смене, а после и в цехе, и на комбинате. Награждали разными почётными званиями, о некоторых сейчас и вспоминать как-то неловко, вроде «Молодой гвардеец пятилетки»... Известно, что успехов, как и денег, много не бывает, их хочется больше и больше, да и возвращаться к былому уже значило бы уронить достоинство, а всегда делать больше, чем другие - становилось потребностью.
За ударный труд, к тому же, хорошо и платили. А в отпуска лучшим работникам от профсоюза предлагали льготные путевки в санатории, дома отдыха, круизные туры... Так постепенно сбылась и её школьная мечта увидеть страну своими глазами. Она побывала в круизе по Волге с посещением старинных городов верховья, Казани, Куйбышева, Волгограда и Астрахани. В круизе по Прибалтике от Калининграда до Таллина со знакомством с непривычной для русского человека готикой в архитектуре городов, качеством и количеством товаров в магазинах — тогда прибалтийские республики были витриной страны.  В экзотическом турне по республикам Средней Азии: Ташкент, Самарканд, Ашхабад, Красноводск и паромом в Баку... В туристических поездках в Ленинград, Москву...
С ростом интереса к работе возникала потребность и в более содержательной личной жизни: танцы и кино заменило забытое было чтение книг, появился интерес к театру. В поездках в Ленинград и Москву она старалась побывать на прогремевших спектаклях лучших из них... Неожиданно для себя полюбила органную музыку, ей довелось услышать орган в Домском соборе Риги... И, наконец, захотелось знать больше о своём производстве — Валя поступила в вечерний техникум лёгкой промышленности, окончательно тем самым успокоив отца, мечтавшего об образованной дочери.
После окончания техникума появилась возможность перейти работать мастером, ей даже предлагали должность, но Валя не согласилась, потому что работать простой прядильщицей казалось ей уже престижней.
Но индивидуальные успехи, к сожалению, часто находились в зависимости от общего уровня организации труда в производстве, от чёткой работы всего цикла и обуславливались достаточным количеством и качеством веретён. В прядильный цех они поступали из приготовительного отдела, значит, и там необходим был высокий уровень технологического процесса, высокая квалификация работниц... А этого приходилось требовать не только мастерам, но и непосредственным потребителям продукции, то есть прядильщицам. Так личностные интересы постепенно расширялись до общественных. Она стала бывать на комсомольских и профсоюзных собраниях. На комсомольских актив «песочил» нерадивых комсомолок, относившихся к своим производственным обязанностям, что называется, спустя рукава, а таких было немало. На профсоюзных уже от начальства работницы требовали более высокого качества поступающей в цех продукции, комбинат начинал выпуск новых тканей, джинсовой, плотной плащёвки, вельвета-рубчика... Кроме того, начальство почему-то считало, что если ты передовик труда, то тебя обязательно надо пригласить на все общественные и политические мероприятия не только комбината, но и района, города. А передовики, как известно, народ дисциплинированный — надо, значит, надо... Пребывание на многочасовых собраниях, совещаниях, активах постепенно воспринималось делом гораздо более утомительным, чем выстоять восьмичасовую смену у машин.
После таких мероприятий Вале всегда хотелось встряхнуться, освежиться или обновить, что ли, себя — например, постричься или сделать новую причёску. Она заходила в ближайшую парикмахерскую и попадала в атмосферу, совершенно противоположную той, где была только что. В мир бесконечных разговоров о состоятельных мужчинах, о количестве золотых колец на чьих-то руках, где могут предложить дефицитную копчёную колбасу по спекулятивной цене, фирменную косметику, блузку, бельё...
Подошла очередь и она села в кресло, которую обслуживала молодая девица во всём фирменном.
-Мне покороче и посовременней, -и попыталась подробно объяснить, какую именно, подразумевая ту удачную, какую ей сделали в последнюю поездку в Москву.
-Я так не смогу, -призналась «во всём фирменном».
-Чего тут не мочь, ведь это так просто!
Но «во всём фирменном» свои способности знала(такие вообще всё знают):
-Нет, такую не смогу.
-Тогда делай, что можешь!..
Делает. А по ходу дела предлагает, растягивая и произнося слова чуть в нос — явно подражая кому-то:
-Туфли не нужны? Итальянские.
-Покажи, -Валя повертела в руках туфли, оглядывая со всех сторон как можно небрежнее, размер был её.
Из очереди подошла женщина и ахнула:
-Какая прелесть! И сколько стоят?
-Сто рублей.
-Боже, как дорого!..
-Дура какая-то, - буркнула вслед женщине «во всём фирменном». -За итальянские ещё дёшево...
Причёску она сделала такую, что дома пришлось её переделывать на свой лад, ближе к тому как хотелось бы...
Ударная работа требовала большого напряжения сил, отличного здоровья, поэтому с годами, теперь уже Валентина Ивановна, уставала на работе всё сильнее и отпуска предпочитала проводить в домах отдыха и санаториях. Позаботилось о ней и родное предприятие. К тридцатилетнему юбилею ей выделили комнату в малосемейном общежитии, а к тридцатипятилетию предоставили однокомнатную квартиру в новостройке неподалёку от комбината.
Недостаток же личной жизни  она продолжала восполнять общественной работой уже не только на комбинате как член профкома, но и в районе,  в качестве депутата районного совета. А когда её избрали делегатом на съезд профсоюзов, воспользовавшись случаем, в перерыве между заседаниями она подошла к министру лёгкой промышленности, тоже делегату, назвала себя и сказала:
-Прошу вас выслушать меня по личному вопросу.
-Хорошо! После заседания приезжайте в министерство — я приму вас...
В диспетчерской съезда Валя взяла дежурную «Волгу» и поехала на Калининский проспект. В здании Министерства поднялась на нужный этаж и секретарь проводил ей в кабинет министра.
Несколько полушутливых, ни к чему не обязывающих фраз, и Валя изложила свой «личный вопрос»:
-Нам горком выделил землю под строительство детского садика, но денег на строительство у комбината сейчас нет, а землю угрожают отдать другим, если не начнём строительство до конца года. Не могли бы вы помочь нам?
-Вы мать? Сколько у вас детей?
-У меня нет детей — я не замужем.
-Давайте ваше письмо, -улыбаясь, сказал министр.
-У меня его нет. Я — устно, но от имени коллектива.
-Хорошо, я помогу коллективу — будут деньги. А вы и в будущем не стесняйтесь обращаться ко мне с действительно личными просьбами. И будьте при этом настойчивой, если я почему-то не пойду навстречу...
После того как Валентину Улитину наградили премией Ленинского комсомола и её портрет напечатали в «Комсомольской правде» имя её стало известно всей стране.

Послесловие.
Реалии перестроечных перемен с начала девяностых. Нет больше того табак-совхоза. Принадлежавшие ему земли были розданы работникам паями. В итоге, большая часть полей заросла кустарником, лишь малую их часть и сады купили сторонние частники... Сравнительно новую технику начальство распределило между своими да нашими, корпуса гаража  и бань продали и сейчас в них частные пилорамы, кабинеты в конторе продали под квартиры.
Детский сад стал платным, а средняя школа фактически девятилеткой — напуганные пресловутым ЕГЕ школьники не хотели учиться до получения Аттестатов зрелости.
Хутор и станица прозябали и хирели более двадцати лет, пока их чудесным образом не облюбовали  «Анастасиевцы», люди природы, оказавшиеся, к тому же, людьми богатыми, и теперь они съезжаться туда со всей страны, с помощью местных умельцев строят себе великолепные коттеджи на месте развалившихся хат, по пустырям и лесным окраинам. Со своим уставом в чужой монастырь странные приезжие пока не лезут, да и станичники, хотя и относятся к ним кто иронически, кто настороженно, поступаться многолетними устоями не намерены.
Нет больше и хлопчатобумажного комбината — в его корпусах  новые хозяева разместили торговый центр с полупустыми полками китайского и турецкого ширпотреба.