Встреча. Рассказ

Алексей АЛЕЙНИКОВ

ВСТРЕЧА. Рассказ.

Рисунок Сергея Труханова.

«Намёком странным и туманным
К душе случайность прикоснулась» Наташа Бурцева.

*****   

Я – таксист с многолетним стажем. Работа такая, что нагляделся я и наслушался
всякого, но чтобы ТАКОЕ могло случиться!!! Расскажи мне кто другой, а не будь
я сам участником событий, усмехнулся бы недоверчиво: заливаешь, мол, приятель.
А тут я ведь и помог всему этому произойти. Конечно же, не умышленно. Предвидеть
это было невозможно. Никому знать не дано, где соломки подстелить, чтобы упасть
потом безболезненно. А всё же, как вспомню её…
Чувствую, не смогу описать, какая она была. Если одним словом, то
необыкновенная. Но что это значит? Разве про это расскажешь?! Скептики возразят:
необыкновенное, мол, - это то, обыкновенной сути чего мы не знаем. Попадались
мне в книжках такие мысли. Может оно и так, только что от этого меняется, если
всё равно чувствуешь: вот оно – необыкновенное, самое что ни на есть. И всего-то
я с ней час неполный пообщался, а ведь знаю, сколько жив буду – буду помнить. Да
ещё и мучиться при этом. Отчего мучиться? Вины моей будто бы и нет никакой. Но
ведь я же её туда привёз. Мог не везти? Не мог. Более того – обязан. Раз
таксист, значит и вези, куда скажут. Так что, казалось бы, чего терзаться. А я
всё равно успокоиться не могу. Такое ощущение, что кто-то, наперёд всё знающий,
так всех участников во времени и пространстве распределил, чтобы ВСТРЕЧА эта
обязательно состоялась. Мистика скажете? Не знаю, не берусь я это определить.
Я ведь вообще-то человек здравомыслящий. Верю в одну лишь причинно-следственную
связь. Она, конечно же, и в случае, про который я рассказать хочу, имела место.
Но только не утешает это меня ничуть.
Такое чувство, что в чём-то я перед нею виноват. Вот ведь помню, мелькнула
мысль: как же это здорово – рядом с нею быть, голос и смех её слышать. Эх, если
бы так сделать, чтобы всё это при мне осталось. Но как? На край света её увезти,
что ли? Да только где он – этот край? Не в моей же малогабаритке. Нет, тот кто
всё это затеял и роли распределял, точно знал: импровизации невозможны. Вот в
этом-то, вероятно, вина моя перед ней и заключалась: в безропотности, смиренной
покорности обстоятельствам или, если угодно, судьбе. А ведь она ко мне из сказки
пришла. Той самой, которую мы всю жизнь про себя сочиняем. О том, как жизнь свою
решительно переиначиваем. И помогает нам в этом обязательно девушка, живущая в
наших мечтах. Так вот в мечтах этих мы хоть куда герои, а в жизни к встрече-то
оказываемся и не готовы. Пока в себя от неожиданности придёшь, уже и сказке
конец. И лишь впоследствии осознаёшь, что проворонил, быть может, указующий знак
судьбы, один лишь раз случающийся в жизни. Поздно…
Кто б не хотел свершённое уже
Исправить поздней мудростью своею!

В руках она держала шикарный букет белых гвоздик. А когда мой зелёный огонёк
увидела, то подняла руку над головой и помахала мне, как старому приятелю.
Привет, мол, рада тебя видеть. И улыбалась при этом. Другие руку, как шлагбаум,
выбрасывают и чуть не под колёса прыгают, боятся, что мимо проскочу. А она,
похоже, и секунды не сомневалась, что машина остановится, спокойно так стояла и
улыбалась. Ну я, естественно, по тормозам. Как же можно мимо такой девушки
проехать, даже если и работу закончил и ехал уже в таксопарк. А когда я её
поближе увидел, ну прямо офонарел. До чего хороша! Ну, конечно, ножки там и
прочее… Сами знаете, что нашему брату нравится. Так вот всё это было у неё, надо сказать, на самом высоком уровне. Предки её в этом плане богато одарили.
Чувствовалась, так сказать, порода. Одета – будто с обложки модного журнала
убежала. Платье из модной тогда марлёвки, цвета хорошего загара, лишь чуть
светлее её загорелой кожи. Пожалуй, и различить, где кончается платье, а где
начинается она сама, было бы трудно, если бы не светло-бардовая полоска на
подоле платья и всех деталях отделки. А вдоль бардовой полосы вплетена была
золотая нить. И всё это вместе: золотое, бардовое и загорелое – ух, как здорово
смотрелось! Про обувь я умолчу, ибо про каблуки, подъёмы и что там ещё ни есть,
я просто слов не знаю.
Через плечо у неё на длинном ремешке была перекинута небольшая кожаная сумочка
почти того же бежевого цвета, что и босоножки. На шее золотая цепочка с каким-то
замысловатым кулоном. Волосы светлые, почти золотые, обрамляли лицо и шею
крупными, слегка завитыми кольцами и доходили до плеч. А вот брови были тёмные,
и из-под них глаза, как антрацит поблескивали.
Не знаю, что ещё можно было бы сказать о её внешнем облике. Что бы ни сказал –
всё это бывает и у других людей. И вообще, мне кажется, красоту человеческого
лица невозможно описать словами. Её можно только увидеть. Или же поверить в неё.
Так вот, я прошу мне просто поверить: она была очень красива. Той красотой,
которая принимается обычно сразу и безоговорочно.
Садится она ко мне в машину.
- Здравствуйте, - говорит, - во всём мне сегодня везёт: и погода прекрасная, и
цветы, какие нужно, быстро нашла, и такси ждала недолго.
А я удержаться не могу, пялюсь на неё во все глаза. Но стараюсь делать это хоть
и внимательно но как бы равнодушно. Вероятно, старания мои были тщетны, а
выражение лица при этом довольно глупое, потому что она, поздоровавшись и
нисколько не смутившись пристальностью моего взгляда, улыбнулась и сказала почти участливо:
- Я вас, конечно, понимаю… Но лучше вам всё же вперёд смотреть.
Я, помню, смутился.
- Да, да, разумеется, извините.
Я включил таксометр.
- Куда поедем, - спрашиваю, а сам опять на неё уставился. Лицо её как магнитом
меня притягивает. И вот, чувствую, взволновался, запылал весь. И на фоне белой
рубашки переживания мои, очевидно, нельзя было не заметить. Но она молодец.
Видно её ни красотой, ни умом судьба не обделила. Уразумела она моё состояние и
говорит доброжелательно и улыбаясь по-прежнему.
- Ну что вы так засмущались? Я в принципе не против того, что вы на меня так
заинтересованно смотрите. Я к этому давно привыкла. Но сегодня мне никак
опоздать нельзя. А у вас голова всё время в мою сторону повёрнута?
От этих её слов и улыбки мне полегчало немного. Вот ведь, красивая, а не дура,
как некоторые, на которых лишь разочек взглянешь заинтересованно, так и не рад
потом. Губы презрительно сложат, недоступностью ощетинятся и корчат из себя
недотрог, коими на самом деле не являются. Нужны они мне, как стук в двигателе.
Что тут такого, если мужчина на красивую женщину посмотрит? Это в нас заложено
природой. Красота, можно сказать, достояние общественное. Видеть её и
наслаждаться ею – это же так естественно.
Для меня красотки, как цветы на клумбе: постоял, полюбовался и пошёл дальше.
Взял я себя в руки и улыбнулся ей в ответ.
- Ещё раз прошу меня извинить. Очевидно у вас биополе очень сильное. Вы меня
прямо-таки наэлектризовали всего. Оттого, вероятно, меня и оторопь взяла. Но это
пройдёт, как только мы с места тронемся. Так куда же вас отвезти?
Она назвала адрес, и мы поехали. Некоторое время молчали. Несколько раз я без
надобности пристально всматривался в дорожную ситуацию справа от нашей машины,
чтобы заодно взглянуть и на неё. Она же, задумавшись о чём-то, казалось, не
замечала моих примитивных уловок. Затем вдруг сказала:
- Что касается биополя, то вы, пожалуй, правы. Уже много раз я замечала, что
произвожу на людей сильное впечатление, иногда даже на грани стресса.
И вероятно, это у меня наследственное – от мамы. Внешне я почти во всём её
копия. Что же касается так называемых духовных качеств, то вряд ли мне удастся
когда-нибудь с ней сравниться. Никогда мне не стать такой, какой была она.
- Она что, умерла?
- Да, год назад. Ещё совсем молодой. Рак крови. Но мне кажется, что она умерла
не совсем. Ну, конечно же, были похороны и всё такое. Но я всё равно знаю, что
она не совсем ушла из мира. Иногда мне даже кажется, что она незримо
сопровождает меня по жизни. Порой я почти физически ощущаю её присутствие.
Про себя я от этих её слов присвистнул и ещё раз внимательно на неё взглянул.
Но ничто в её внешнем облике мелькнувшую было у меня догадку не подтвердило.
Голос ровны и мелодичный. Совершенно нормальный взгляд. Никакой суеты, никаких
признаков неадекватности. И всё же было в ней что-то как бы не от мира сего.
Словно прочитав мои мысли, она усмехнулась и продолжала.
- Я понимаю, что для нормального человека это звучит несколько ненормально. Но в
жизни много такого, что представляется странным лишь на первый взгляд.
Психически я человек полноценный. Заканчиваю университет. Не верю ни в какую
чертовщину. Но разве нужно в наше время доказывать, что в сфере человеческой
психики много ещё неразгаданного? И время от времени оно напоминает о себе
каким-нибудь «странным» фактом. Может быть, к ним и относится моё ощущение
не прекращающейся связи с умершей. А вообще-то объяснение лежит, я думаю, в
былой нашей очень сильной привязанности друг к другу. То, что она подарила мне
жизнь, не утрачивая, конечно, своего значения, со временем стало лишь общим
фоном наших отношений. Главное, пока я росла, она сумела стать для меня
необходимейшим другом, которого я восторженно почитала. Малышкой я часто
спрашивала её: «Ты меня любишь, правда?», - зная ответ заранее и всё же снова,
с радостным предвкушением, желая его услышать.
- Правда, конечно правда, - отвечала она, улыбаясь. – Для меня это самая
несомненная правда на свете.
- А за что ты меня любишь? – не могла удержаться я от следующего вопроса.
Вначале она отвечала мне полушутливо: «За то, что ты так во мне нуждаешься». Или
цитировала Бёрнса: «И я полюбил её с первого дня  За то, что она полюбила меня».
Но однажды, решив очевидно, что со мной можно уже разговаривать всерьёз,
сказала: «Прежде всего, конечно, это голос крови. Фактически ты ведь частица
моей плоти и внешне при этом почти что моя копия. Я люблю тебя, можно сказать,
как себя в будущем, которое мне, увы, будет недоступно. Как единственный способ
остаться в этом мире материально. Но кроме этого, я надеюсь, что со временем,
как сказал бы Шекспир: «Взойдут в твоей душе моих уроков зёрна». То есть, что в
твоём сознании будут жить мои мысли о мире. Таким образом, я и духовно
не полностью уйду из жизни, буду продолжать жить в тебе, и очень надеюсь,
интересной жизнью.
- Ты ещё такая молодая, а думаешь о смерти, - удивилась я.
- О ней думают все, кто думает, - ответила она.
- Симона де Бовуар в одной из своих книг написала, что человек – это смертник,
получивший отсрочку. Срок отсрочки может истечь в любой момент, и лучше, если он
не застанет тебя врасплох.
После этого разговора я осознала себя в новом качестве: я – это не просто я, а
звено в цепи поколений, протянутой в будущее.
Дольше, чем это обычно бывает, в маме сосредоточились для меня главные ценности
мира. Красивая, умная, руководитель большого научного коллектива, прекрасный,
экспериментирующий, в том числе и на мне, педагог – всё это она, моя мама. Я
гордилась ею и восхищалась её многообразной замечательностью. Лишь незадолго до
её смерти, познакомившись с одним из её аспирантов, я поняла, что могу нуждаться
в общении не только с ней.
Я была совсем ещё малышка, когда с отцом случилась эта банальная история… Другая
женщина… Странно... Но что-то он нашёл в ней такое, чего не было в маме. Я её
видела. Милая, но совершенно обычная женщина. Традиционный набор женских
ценностей: дом, дети – превыше всего. Но может быть, именно этого отцу и не
хватало – обыденности, позволяющей ему играть первые роли.
Когда я однажды спросила маму, почему она вторично не вышла замуж, то в ответ
услышала: «Я уверена, что ни с кем мне не будет так хорошо, как с тобой".
Её ответ меня вполне устроил, наполнил радостью и гордостью: вот, оказывается,
как много я для неё значу. И это было правдой. Однако, неполной. То, что она
серьёзно больна тогда ещё мне было неизвестно. Все её коллеги по работе были,
насколько я помню, в неё влюблены. Мне по-хорошему завидовали, говоря, что
общение с ней – это радость, которой мало кто достоин. А я благодарила судьбу за
подаренное мне счастье – быть её дочерью и другом.
Девушка замолчала, а затем, словно опомнившись, сказала: «Вы извините, что я всё
это рассказываю. Вам, может, и не интересно вовсе. Но для такого рассказа у меня
есть особый повод – сегодня состоится наша встреча.
Я вздрогнул, и взглянул на неё удивлённо. А она, улыбнувшись такой моей реакции,
продолжала: «Да, да, не удивляйтесь. Сегодня, - она взглянула на часы, -
примерно через полчаса мы с ней встретимся, и эти цветы для неё.
- Разве вы собираетесь на кладбище, - спросил я в недоумении. – В это время,
учитывая интенсивность движения, за полчаса мы ни до какого кладбища не
доберёмся.
- На кладбище ехать не придётся. Именно на перекрёстке, который я вам назвала,
она и назначила мне встречу.
- Назначила вам встречу?! – воскликнул я, изумившись ещё более.
- Да вы не волнуйтесь, - попыталась она меня успокоить и улыбнулась.
Сколько жив буду не забуду эту улыбку. Казалось, что это луч, а по нему к
чему-то во мне, лучшему, переходит то же самое от этой девушки. Только бы
смотреть, как она улыбается, - мелькнула у меня мысль. – И ничего не нужно
больше. Но разве властен я удержать её рядом дольше обусловленного срока?! Мы
приедем и всё… «Что я Гекубе?» - случайная пара ушей. Даже телефон я у неё не
попрошу: мы из разных миров, между которыми возможен лишь случайный и
бесперспективный контакт. Однако, как странны её слова. Что это за встреча с
умершей матерью, о которой она сказала?
Словно услышав мой немой вопрос, она ответила: «После смерти мама мне часто
снится. Теперь она там, на Кузьминском кладбище, а я у метро «Войковская». Но
стоит ей мне присниться, и я спешу к ней, сижу под берёзкой, перебираю в памяти
совместно пережитое, поверяю ей свои печали и немногие радости, рассказываю, как
пригодилось мне многое из того, что она хранила в своём письменном столе
специально для меня.
- Я понимаю, - продолжала она, - такого рода общение - это, в основном, лишь
работа моего воображения, почти иллюзия, но именно почти. Это реальность моей
жизни, именно то, что она называла будущим способом своего существования во мне.
Так вот, прошлой ночью она опять мне приснилась. Но не так, как обычно,
действующей в каком-нибудь житейском эпизоде. Отчётливо помню её лицо и голос:
«Милая, в шесть часов вечера я жду тебя на пересечении Розовой улицы и Главного
проспекта». Вот почему мы туда едем. Естественно, я далека от мысли, что
действительно её встречу. Но и не ехать не могу. Всё, что связано с мамой, имеет
надо мной большую власть. Я подчиняюсь зову, разумом понимая, что это лишь
верность её памяти. Будет просто ещё один вечер воспоминаний.
От последних её совершенно нормальных слов у меня отлегло от сердца, но какое-то
смутное беспокойство всё равно осталось.
Тем временем поездка наша близилась к концу, и это меня ничуть не радовало.
Спасибо случаю за эту встречу и нежданную радость общения. Вот и Розовая. А чуть
впереди и пересечение с Главным проспектом.
- Подъезжаем, - сказал я внезапно дрогнувшим голосом. – Где вам удобнее выйти?
- Да вот, пожалуй, за автобусной остановкой, - ответила она. – Пройдусь немного.
Хочу соответственно настроиться.
Я остановился, выключил таксометр и ещё раз внимательно и можно даже сказать
взволнованно на неё посмотрел. Это не осталось незамеченным. Она всё прекрасно
понимала. Передавая деньги, задержала свою руку на моей и сказала:
- А знаете, вы прекрасно водите машину и у вас очень добрые глаза. У вас есть
телефон? Я бы звонила вам накануне, если мне понадобится такси.
Телефона у меня не было. Было огромное желание спросить номер телефона у неё. Но
я понимал, это лишнее. Она сама предложила бы его, если бы видела в этом смысл.
Если я заикнусь об этом, то упаду в её глазах, несомненно.
- Телефона у меня нет, - произнёс я после секундного колебания. – Ну да беда не
велика. В такси много превосходных водителей. Ну а что касается глаз, то я
убеждён, что все глаза, которые на вас смотрят, становятся добрыми.
- Увы, не все, - возразила она, но сказанное мною оценила. Из букета она
выдернула гвоздику и протянула мне.
- Возьмите на память. Пусть не долгую, но всё же…
- Спасибо, - ответил я. – Вы и не представляете, как я вам благодарен.
- Удачи вам, - сказала она и вышла из машины.
Я смотрел ей вслед, как она удаляется, и мне было очень плохо и очень хорошо
одновременно. Вскоре я перестал различать её в толпе идущих. Всё хорошее
кончается так быстро, - подумал я уже не в первый раз.
Я не мог сразу куда-то уехать. Сидел и смотрел на оставленную ею гвоздику.
Прекрасный цветок, как и она сама.
Вдруг со стороны Главного проспекта донёсся звук, который каждого водителя сразу
заставит встрепенуться: пронзительно-звучный, интенсивно нарастающий, визжащий
звук резко тормозящих автомобилей. И сразу за этим невнятный, но достаточно
громкий шум и гомон толпы, топот сбегающихся к одному месту людей.
Прозрение ужалило меня и ослепило. В сознании, опалив его, молнией вспыхнула
мысль: вот она – ВСТРЕЧА. Эта мысль осуществлённой невероятностью своего
содержания совершенно лишила меня сил и способности двигаться.
Сейчас, когда я вспоминаю этот случай, загадкой представляется мне не только то,
что ВСТРЕЧА состоялась, но и то, что первая мысль, пришедшая тогда, была о том,
что это именно ИХ ВСТРЕЧА. Почему я не попытался обмануть себя надеждой, что
вероятно, это кто-то другой, мне не знакомый, только что встретился с
непоправимым? Почему ужас свершившегося предстал моему сознанию сразу
несомненной, неопровержимой данностью? Не знаю…
Я пришёл в себя от звука открываемой двери. Какая-то дамочка тяжело опустилась
на сиденье рядом со мной.
- Вы тут, похоже, задремали, - обратилась она ко мне взволнованным голосом. – Вы
извините, если я вас разбудила, но очень уж я тороплюсь. И так задержалась. Вы
представляете, какой ужас! Совсем молоденькая девушка, и вот надо же – такая
смерть! Я как раз напротив неё стояла, на другой стороне. Ждала, когда зелёный
загорится. И вот вижу, поднимает она руку над головой, а в руке белые гвоздики.
Машет она букетом. Мне даже показалось, что это она мне знак подаёт. И сразу на
дорогу метнулась. Так и вижу, бежит она на меня, руки вперёд выбросила. В одной
– букет, а другую как бы для объятия приготовила. А машины-то прут. Им ведь
зелёный. Я так вся и обомлела. Тут все водители тормозить начали. Да что
толку. Слишком неожиданно всё случилось. Несколько машин друг в дружку въехали.
А передняя, воинская, её и сшибла. За рулём солдатик сидел, совсем ещё
молоденький. Офицер его еле от руля оторвал. А как выбрался он из кабины, как
увидел её всю в крови и гвоздиках, так и вовсе обезумел. Ноги его видно не
держали. Сел прямо на асфальт, рядом с колесом, голову руками охватил и воет. Но
он, конечно, не виноват. Офицер сразу же давай свидетелей записывать, что она
сама под машину бросилась. Многие записались. И я тоже. Так ведь оно и было.
Хотя и странно это: такая молодая, красивая – за версту было видно. Может она не
в себе была. Несчастье там какое, или ещё что. Беда ведь стороной никого не
обходит – ни молодых, ни старых. Похоже, что она на какое-то торжество
торопилась. Белые гвоздики – это ведь неспроста. Но теперь, конечно, встреча уже
не состоится.
Женщина была очень возбуждена и потому не обратила внимание на моё странное для
данной ситуации неучастие в разговоре. А я, как тот солдатик, мёртвой хваткой
вцепился в руль, с ненавистью сжимал мёртвый пластик, как бы пытаясь удушить
несчастье, только что родившееся в этом мире, с горечью и беспредельной тоской
осознавая, что сил для этого у меня не хватит.
«Цепь поколений, протянутая в будущее» - вспомнились мне вдруг её слова.
Оборвалась на таком прекрасном звене. Хотелось взвыть, выпустить рвущийся на
волю дикий утробный звук, в котором отразилось бы всё моё бесполезное неприятие
случившегося. Усилием воли, которая вот-вот должна была меня покинуть, из
последних сил я пытался себя сдержать. Но при последних словах женщины о
встрече, которая уже не состоится, что-то среднее между стоном, воплем и
всхлипом вырвалось всё же сквозь мои плотно стиснутые зубы.
Женщина замолчала. Взглянула на меня внимательно и удивлённо. И тогда, глядя ей
прямо в глаза, и надеясь, что во взгляде моём она увидит нечто, что не выразить
словами, я сказал:
- Вы ошибаетесь. Встреча состоялась.
Выражение испуга, недоумения и растерянности мелькнуло на её лице. Секунду она
как бы обдумывала мои слова, а затем я услышал:
- А знаете, я, пожалуй, пешком пройдусь.
Она вышла из машины, и это было как нельзя кстати.
Дрожащей рукой я дотянулся до щитка приборов и включил сигнал аварийной
остановки.