Комета

После падения кометы куда-то в глубь леса жители маленького посёлка Елоховка это событие в целом пережили нормально. Первые странности начались позже, когда выяснилось, что они отрезаны от внешнего мира глубокими трещинами покрывшими землю и непролазными завалами из колючих кустарников. Общими усилиями тропу в лес удалось расчистить и вскоре нашлись желающие посетить место падения.
Собралась экспедиция. В её состав вошли братья Забалуевы, художница Верочка Козявина, Родион с Антониной и всё. Вот такая скромная числом участников получилась команда, однако следом за ними с небольшим интервалом по времени отправился и сам Ефим Козявин. Несмотря на то, что Ефим уже пару лет как был женат, его всё равно в посёлке называли одиночкой и считали тёмной личностью. Верочка жаловалась соседям, что муж постоянно проводит дома какие-то эксперименты и ей от них якобы не по себе.
Близнецы Забалуевы крепкие надёжные ребята шли впереди, прокладывая путь остальным. Родион с Антониной двигались следом за ними, эти двое постоянно пихались локтями, сразу не решив для себя кто из них должен идти первым. Замыкала отряд Верочка. Художница часто отвлекалась на лесные красоты и немного отставала, но всё же старалась не упускать из виду остальных.
Ближе ко второй половине дня участники экспедиции вышли на усеянную цветами большую поляну, затем поднялись по невысокой земляной насыпи чуть выше, откуда их взорам предстала интересная картина.
Они увидели почти до краёв заполненное водой совершенно круглое озеро, облака, плывшие по небу, повторяли свои ленивые движения отражаясь в его гладком прозрачном зеркале. Забалуевы молча вынули из походных сумок сапёрные лопатки и разом отправились в сторону леса чего-то там копать. Родион повёл себя по-другому, он снял тяжёлый рюкзак, выбрал место поудобнее и принялся выкладывать на заранее приготовленную простыню содержимое.
Палка ароматной охотничьей колбасы устроилась рядом с солёными огурцами, к ним присоседились варёные яйца, консервы с кильками и свежие помидоры, а на половинку чёрного хлеба Родион бросил несколько длинных зелёных стеблей лука. Антонина достала из своей сумки запечённую в фольге курицу, десяток сосисок, розовый окорок и пакетик очищенных лесных орешков, сама она расположилась возле Родиона. Походному натюрморту для полной гармонии с природой явно чего-то не хватало, тогда философ ещё раз погрузил руку вглубь рюкзака и теперь она вернулась оттуда с литровой бутылью. Игриво поблёскивая, в ней томилась крепкая жидкость цвета лунного камня.
Верочка успевшая к тому времени сплести себе венок из васильков и ромашек стала частью природы, как только надела украшение себе на голову, в таком виде она и заняла своё место за столом. С мешком полным червей вернулись близнецы, но прежде, чем заняться рыбалкой в необычном озере они так же присоединились к столу, чтобы вернуть силы и заодно отметить первый контакт.
— Ну, что друзья первый тост за первый контакт.
Торжественно произнёс Родион.
Не то чтобы он считал собравшихся своими друзьями, одна только Антонина в тельняшке, слишком уж откровенно обтянувшей её грудь, внушала сомнения. Эта женщина, как философу казалось только и ждала момента чтобы сбросить его с капитанского мостика и взять штурвал в свои руки, однако добрая традиция обязывала произнести здравицу словами с оттенком дружбы.
Потом был второй тост за первый контакт и третий, а четвёртый прозвучал из уст Родиона совсем неофициально и даже как-то сокращённо:
— Заперконт.
Развязно произнёс он, затем разделся до трусов и полез купаться. Сидевшие к тому времени с удочками неподалёку Забалуевы, они больше не пили, были против всякого шума, но возразить Родиону не могли. Озеро оказалось неожиданно глубоким оттого вода в нём была холодной, но после четырёх первых контактов Родион барахтался там вполне уверенно чувствуя себя хорошо. Вернувшись к столу, он наскоро обтёрся полотенцем, надел штаны и махнул сразу два заперконта подряд, закусил их сосиской, а ту её часть, что не поместилась во рту небрежно бросил в озеро. Верочке нравился Родион, к этому человеку художница испытывала не интимное конечно влечение, ведь она была замужем, а скорее далёкое родственное чувство свободы. Антонину свобода Родиона напротив совсем не забавляла и могла вызвать, разве что по-женски тревожную тягость. Близнецы к поведению Родиона относились с пониманием хотя бы потому, что считали его человеком начитанным знающим и, стало быть, авторитетным.
Первые звёзды появились далеко наверху в прозрачной синеве, когда Антонина отдала всем команду собираться домой. Она не смогла равнодушно смотреть на то, как Родион после очередного заперконта занялся разведением килек в озере. Подозревая, что его собираются поймать авторитетный мужчина насторожился. Услышав совсем рядом голоса он пнул от себя консервную банку, ловко достал из кармана штанов орешки и бросил несколько мелких горстей наугад во тьму. Преследователей это не остановило, тогда сверкая голым торсом он рванул на поляну, где немного побегал в тусклом свете луны после чего неожиданно исчез.
Искали его долго, а когда нашли то внешний вид беглеца мало кого обрадовал. Вернее сказать, определённая радость всё-таки имела место, но связать её лучше будет не с самим Родионом, а с тем, пожалуй, лёгким восторгом, что испытывает начинающий грибник, отыскав в лесном бору среди листвы коренастый белый гриб.
Волосы у философа на голове плечах и груди топорщились в стороны. Этот лохматый холм слегка покачивался, перебирая в руках, словно чётки лесные орешки. Родион сидел на корточках в высокой траве, смотрел куда-то в сторону леса и тихо повторял:
— Я видел его, видел, видел.
Антонина качнула философа за плечо.
— Кого ты видел, кругом тьма и туман.
Расплывчато оценивая теперешнюю картину мира, Родион собрал остатки мыслей в недрах основного массива разума и постарался дать хоть какой-то ответ:
— Глаза у него круглые пустые будто стеклянные и мне почудилось, что под ними прячутся ещё другие глаза. Голова лысая, неприятно блестит, кожа вся зелёная, а вместо носа, я так и присел, хобот.
Люди, знавшие Родиона много лет, впервые ему не поверили.
— Мало ли что можно разглядеть ночью после стольких порций заперконта. Странно, что сам таким не стал.
Хмыкнула Антонина и попросила близнецов помочь ему встать.
В самом деле пришло время возвращаться. Забалуевы снова шли впереди. Родион с Антониной, как и прежде недовольно толкались между собой и было чувство, что эта пара опять не смогла определить лидера. Верочка традиционно замыкала походный строй. С тревожным чувством она пристально вглядывалась в тёмные образы лесной чащи, но теперь уже не отставала. Она одна поверила Родиону.
Хрустя старыми сухими сучьями под ногами, обессиленные члены экспедиции в полном составе под утро вошли в родную Елоховку.
Следующий день обещал быть жарким и с самого утра на площади перед сельским клубом собрались первые любопытные. К полудню их число заметно увеличилось, все хотели посмотреть на следопытов и о многом с ними поговорить. Сначала пришли Забалуевы чуть позже появились Антонина с Родионом, а Верочки всё не было видно, скорей всего вмешался Ефим и запретил жене вилять на публике хвостом. Смотрели на них кто с интересом, кто с тревогой, а кто и с надеждой.
Близнецы в двух словах поведали о том, что видели озеро, но рыбы в нём нет, и вообще пусть лучше рассказывает Родион у него интересней получается. Родион молчал. Антонина запретила ему даже чихнуть, сказать по правде после переохлаждения в его носу постоянно что-то щекотало поэтому очень даже хотелось сморщиться до неузнаваемости и что есть силы нарушить запрет. За то сама она сумела нагородить такого, чего и не было, это давало надежду, что другие энтузиасты в лес соберутся ещё не скоро. На том и разошлись.
Родион выглядел понурым, ведь он как никто другой понимал какая опасность пришла в Елоховку, и не мог найти подходящие инструменты чтобы заставить народ поверить ему.
Но сдаваться было не в его характере.
— Важно заинтересовать, а дальше всё само образуется.
Вернувшись домой, Верочка испытывала неясное беспокойство, она присела на край стула в прихожей и надолго погрузилась в тёмные раздумья. О том, чтобы идти сейчас куда-то на площадь и речи быть не могло. Неожиданно входная дверь отворилась. На пороге стоял точь-в-точь подходящий под описание Родиона кто-то. Этот кто-то медленно двинулся вперёд, поравнявшись с Верочкой недовольно хрюкнул, и не особо задерживаясь возле неё направился к лестнице ведущей в подвал, где Ефим устроил себе лабораторию. Походка его была уверенной неторопливой и создалось ощущение, что он здесь уже не в первый раз. Верочка вот-вот собралась было перекреститься, как вдруг поняла, что это и есть Ефим.
— Ходил по лесу ходил и кажись дошёл. Вот что комета с людьми делает.
Верочка побежала к председателю.
Овдовевший много лет назад Виталий Трофимович сентиментально выращивал у себя на участке помимо прочего цветы, которые нравились его супруге так не вовремя покинувшей этот мир, но деловую хватку он не утратил, и жители посёлка часто приходили к нему по любому пусть даже самому будничному делу.
— Объясните спокойно, что вас ко мне привело?
Спросил Виталий Трофимович и предложил Верочке присесть. За большим столом председателя уже собралось несколько человек и кажется они что-то отмечали.
— Мой муж инопланетянин.
Ну, что сказать, в чём-то она была права. Действительно мужчина вёл себя странно, чем вызывал всякого рода подозрения. В массовых мероприятиях он участия не принимал и вообще сторонился коллектива, зато время от времени одиноко бродил по лесу. Бывало, уйдёт в лес и нет его. Кто знает, что он там делает?
Всё-таки этих тревожных сигналов недоставало для целости картины, а потому нужны были твёрдые доказательства. Кстати, местные знатоки, сидевшие за столом председателя склонялись к тому, что планетяне все как один должны быть зелёными, а у этого красавца кожа вроде белая только лицо и руки малость рябые.
— А теперь всё зелёное!
Почти крикнула Верочка. Не имея возможности сдержать эмоции она искренне разрыдалась.
Виталий Трофимович всё-ещё сомневался.
Дело в том, что сама художница была женщиной во многом привлекательной и живой, но очень уж своеобразной, если не сказать умалишённой. Мало того, что Верочка бегала по дворам почти без одежды, когда луна на небе становилась сияющим диском, так она ещё в руках держала метлу выкрикивая при этом, что-то вроде:
— Вот моя главная кисть.
Так она и бегала, размахивая метлой пытаясь перекрасить холодный ночной окоём в тёплые утренние цвета. Наблюдать такое всякий раз было страшно возможно, потому что страх сам по себе притягивает вынуждая, таким образом досмотреть чем дело кончится. Обычно ближе к рассвету ей удавалось оживить кромку небесного свода, и утомлённая ночными художествами Верочка возвращалась домой.
Когда неспокойная дама затихала до следующего полнолуния вернув себе приличный вид, то общее внимание переключалось на её мужа и многие укоризненно поговаривали:
— Как она с ним живёт?
Однако дождавшись очередной полной фазы луны, у соседей просыпался тот же вопрос, только теперь в нём эту пару не сговариваясь меняли местами.
— А не созвать ли нам совет? Там все мы соберёмся посмотрим друг на друга и решим, как дальше с этим жить.
Слова Виталия Трофимовича были сказаны по-домашнему мягко и слышалось в них что-то надёжное. Бывшие за столом гости одобрительно закивали мол давно пора и Верочке стало немного легче. Такое облегчение обычно приходит, когда не очень послушной, но всеми любимой дочери родители возвращают дорогую игрушку, не так давно утерянную ей же самой.
Когда Верочка добралась обратно домой то повстречала прежнего Ефима в человеческом своём обличии и ей показалось, что любимая игрушка снова куда-то исчезла.
Очень скоро по всему посёлку пролетел слух о том, что в Елоховке завелось нечто инопланетное. Возле клуба всё чаще стали собираться недовольные. Многим хотелось узнать, как выглядит пришелец. Всего-то и нужно было, что найти очевидца способного пролить свет на неведомое. Как не сложно догадаться, им оказался старый знакомый, с виду вполне приличный образованный, но сказать, по правде, очень пьющий человек. Оставаясь философом, Родион объяснял свои регулярные дремучие запои по-разному, но всякий раз слова его звучали убедительно и даже аппетитно. Никто не сомневался в том, что Родион знает куда больше, чем говорит. На любой вопрос о том, что он видел, Родион готов был дать развёрнутый ответ, но прежде, чем заняться этим делом требовал угощений. Приняв дары, философ брался замысловато буровить о неразрывной связи каких-то энергетических начал, в которых между собой сталкивались земные и небесные токи. А сами эти токи, если кто не знал, протекали внутри длинного хобота. Что же касалось подробностей общего устройства хобота, состоявшего по мнению Родиона из квазиполярных магнитных вихрей, то в нужный момент лектор умолкал, многозначительно приложив указательный палец к сомкнутым губам. Сперва к нему наведывались парами, позже стали приходить целыми семьями, а спустя ещё немного времени гостеприимное жилище Родиона с трудом вмещало всех жадных до истины елоховцев. Пожилая мама Родиона не могла больше вытерпеть такой наплыв посетителей и вскоре выгнала всех во двор, где теперь это мероприятие напоминало ежедневные образовательные лекции в городском саду. Слушали его всегда внимательно. Плохо понимая, что к чему одни стеснялись задавать глупые вопросы и лишь досадливо почёсывали затылки, тогда как другие делали задумчивые лица мысленно улетая куда-то далеко за край доступного. На самом важном месте своих откровений, Родион как правило наклонял голову к груди, от чего густая прядь волос небрежно спадала ему на глаза и теперь можно было услышать лишь тихое посвистывание ноздрями вперемешку с мелким отрывистым храпом. Жёлтый аксельбант слюны, берущий начало из края улыбки, тянулся до самого плеча придавая образу рассказчика аристократическую небрежность.
В конце концов все согласились с тем, что от Родиона толку не будет и перестали его поить. Узнав об этом, Родион сильно огорчился, но пить не перестал. На последней лекции он сурово ударил кулаком по столу. Стакан испуганно подпрыгнул и тут же перевернулся, сделав возле себя продолговатую лужу, от которой тонкая мутная струйка трусливо потекла на пол.
— Он среди нас.
Сообщил философ, после не спеша поднялся в дом, добрёл до кровати и упал поперёк неё, но прежде, чем заснуть успел погрозить кому-то пальцем. Трудно было разобрать, кому он угрожал тем более зная строгий нрав мамы Родиона не очень-то хотелось этим заниматься.
Между людьми стали возникать споры. Почему-то некоторые для себя решили, что это корабль пришельцев, но при этом все хорошо помнили, как комета упала, а не плавно приземлилась, такое положение дел заводило в тупик.
На этот счёт у Родиона скопились свои мысли.
— Одно дело, когда запускаем мы, но совсем другое, когда запускают в нас.
Родион грудью стоял против мрачной перспективы падения на землю разного рода комет, метеоритов и прочих малых небесных тел.
Вскоре он вышел на площадь перед клубом и устроил открытую забастовку с плакатом на котором неумело намалёванную зелёной краской морду пришельца перечёркивала ярко-алая полоса. Краски он взял у Верочки. Его смелый протест был так же обречён, как и митинги по телевизору с участием некрасивых девушек в защиту каких-нибудь японских стрекоз или австралийских лягушек, или бразильских пауков. Всё у них казалось похожим, с той лишь разницей, что некрасивые девушки стремились своими акциями сохранить исчезающие виды, в то время как Родион требовал гнать всякое непонятное обратно туда откуда оно взялось. Откровенно говоря, девушкам из телевизора было всё равно за какие невзгоды драть глотку, хотя бы потому что им за это платили. Пусть не много, но на губную помаду и колготки хватало.
Родион бунтовал даром.
— В таком деле неважно, какой плакат держать в руке, важно чья рука его держит.
Это и многое другое пытался втолковать Родион глупой толпе, не оставляя попыток пнуть любого, кто хотел подойти к его одиночному пикету слишком близко.
— Я видел, понимаете, своими глазами видел...
Говорил Родион, разводя руками перед собой, при этом пальцы шевелились так, как если бы играли на баяне. Руки плохо помогали объяснить, что он там видел, но смотреть на него всё равно было интересно и даже весело. Вообще, Родион умел привлечь к себе внимание. Раздвинув локтями собравшихся, вперёд выступила женщина в тельняшке.
— Конечно, какие глаза с утра залил, такими и видел.
Хохотнула Антонина и подойдя к нему совсем близко спросила:
— Интересно, а я, по-твоему, какая?
— Вот такая.
Родион повторно развёл руками, но вышло очень похоже на вариант с пришельцем и теперь смех в толпе был слышен отовсюду. Родион яростно принялся разгонять злорадных зевак, саму же Антонину обидеть не посмел. Владычица морская, как он уважительно её называл, жила в доме чем-то напоминавшем маяк и ходила в полосатой футболке. Ну, владычица она морская или обычная камышовая русалка, дело такое себе, надо заметить спорное, тем более что пожилая мама Родиона видела в ней всего лишь простую дождевую жабу. Приводил Родион владычицу к себе нечасто и сам бывал у неё наплывами. Причину их редких встреч отыскать не сложно, ведь Родион постоянно пил, а в этом состоянии он мог найти себе занятие поважнее, чем легкомысленно плескаться в ванночке с приторными ароматами семейной идиллии. Так ему казалось. Антонина молча взяла в одну руку плакат с перечёркнутым пришельцем, в другую Родиона и потащила всё это к себе домой, потому что кое-кому давно уже спать пора.
На следующий день.
Собрания у клуба возобновились, они имели стихийный характер, и все ждали, когда появится тот, кто возглавит людей, поведёт за собой и откроет им глаза. На правах председателя, Виталий Трофимович организовал добровольную дружину и первое место, куда повёл народ был дом Козявиных.
Верочка была такой за долго до падения кометы, поэтому подозрения сразу обошли её стороной. Совсем другое дело Ефим.
Ефим вышел во двор в домашнем халате. Выглядел он вполне по земному, что касается инопланетной сущности, со слов Верочки коварно проникшей в мужа, то внешне она увы ничем себя не выдавала.
Подняв руку, мужчина мирно приветствовал собрание.
Кто-то из толпы выразил сомнения в том, что планетянин, пусть даже самый раззелёный не может оказаться внутри хорошим человеком. Председатель резко возразил:
— В глубине души он сколько угодно может оставаться хорошим и зелёным, но какую пользу Ефим принёс обществу? Неужели вы не видите, что ему до наших земных дел нет никакого интереса. А сколько вреда своим равнодушием он может принести?
— Между прочим, мы тоже не очень-то приносим пользу.
Вступился другой недовольный голос. Председатель изменился в лице, и опасаясь потерять инициативу решил смягчить эмоциональный накал.
— Согласен, но мы ничего не делаем дружно, как единый слаженный организм, он же валяет дурака сам по себе. Пусть Ефим ознакомится с заявлением составленным мной, и подпишется под ним. Ефим Козявин взял бумагу, бегло прочёл текст, улыбнулся чему-то давнему и оставил внизу свою козявистую роспись на документе не имевшем юридической силы. Вернув листок председателю он ещё раз поднял руку:
— Я видел его.
Этими словами Ефим отвлёк внимание елоховцев от персоны председателя после чего Виталия Трофимовича уже не слушали и потянулись к человеку, знавшему правду о пришельце.
— Скажи какой он на вид? Сколько у него лап? Он очень зелёный?
Вопросы сыпались один за другим, Ефим попросил тишины и взялся давать первые туманные ответы.
— Интересуетесь цветом его кожи извольте, среди нас, если поискать позеленей найдутся.
Толпа загудела, желая услышать всю правду. Людям надоели тугоплавкие речи Родиона и теперь все ждали от Ефима истины. Она сейчас была нужна как свежий ветер с его грозовыми порывами и яркими всполохами озарений. Ефим продолжил:
— Пришелец не совсем такой как мы. На вид он добрый пушистый и кажется любит орешки.
Большинство собравшихся сразу вспомнили о говорящей чудо-белке, что жила в позолоченной клетке на веранде у местной поэтессы и певицы Эвелины Марковны. Вроде всё совпадало в этом описании, одно только не сходилось - добрый.
Делегация направилась к дому Эвелины.
Сидя в клетке белка тяжело переживала своё заточение и пела с хрипотцой в голосе злобные куплеты:
-Ем не рульку, не азу,
-А орешки всё грызу.
-Скажите мне доколе,
-Останусь я в неволе?
-Руку протяни, погладь,
-Не бойся палец потерять.
Творчество это, если вдуматься походило на безвинные скоморошьи частушки, но услышав такое желающих просунуть палец между крепких прутьев так и не нашлось, кстати сказать весь репертуар пушистого любителя орешков состоял из песен с таким же примерно невесёлым финалом. Эвелину Марковну, огорчал агрессивный характер грызуна ведь сама она была так добра и благодушна, что касалось поэтического дара белки, то хозяйка относилась к нему, как и положено сопернице по перу несколько прохладно.
Родион не верил в чудеса и подозревал, что где-то под клеткой был установлен обычный магнитофон, именно он транслировал наружу всю злобу мирскую от имени белки голосом подозрительно похожим на сопрано Эвелины Марковны. Вот и всё чудо.
Чтобы убедиться в правдивости своих домыслов Родион предложил разобрать клетку. Эвелина до такой степени растерялась, что не способна была решить, какое действие лучше подойдёт, раскрыть свой маленький коммерческий секрет или согласиться с инопланетным происхождением пленницы. Оба варианта её не устраивали, ибо каждый из них сулил скорое разоблачение, публичный позор и неизбежную разлуку с питомцем.
— Оставьте зверька, неужели у кого-то есть сомненья в том, что это наш земной самородок.
Надрывно произнесла Эвелина Марковна, преградив своим телом путь на веранду, от напряжения лицо её стало покрываться разной формы пунцовыми пятнами, а когда с ней такое происходит, это не добрый знак и будет лучше если оставить всё как есть.
Родион, так и быть отступил.
Сейчас он не в силах был организовать вокруг себя возмущённых, и уж тем более не собирался примкнуть к общему настроению. Родион вспомнил слова пожилой мамы, которая всегда к месту говорила:
— Если не хочешь или не можешь управлять толпой, держись от неё подальше.
Философ решил вернуться в дом Козявиных, рассказать Ефиму что он видел и попытаться связать в одно целое их наблюдения.
Дверь открыла Верочка, она больше не плакала, только платок в её руке напоминал о недавнем тяжёлом потрясении. Она молча проводила Родиона в лабораторию мужа.
Ефим бросил на стол противогаз, остальные части защитного костюма доставать не стал и строго спросил:
— Кроме меня (он кивнул на противогаз) ты никого больше не видел?
Посмотрев на стеклянные глаза и хобот, Родион казался себе жалким посмешищем. Как он мог не догадаться?
— Вроде никого. Мне и тебя хватило.
Задумчиво ответил он, даром что философ.
— А с орешками в траве не ты ли был случайно?
Спросил Ефим, начиная подозревать себя таким же мелким и ничтожным.
Родион кивнул.
— Получается, мы видели друг друга?
Оба они облегчённо вздохнули, но была в этом вздохе какая-то неудовлетворённая досада, где же всё-таки затаилось то неземное волшебное и было ли оно вообще?
Первые утренние, ещё не очень тёплые лучи солнца коснулись поверхности загадочного лесного озера и если присмотреться, то можно было разглядеть, как две живые кильки игриво виляя хвостами плавали у самой кромки берега.