Маленькая война

Герман Юрченко
"Он убегал!               
 В него стреляли люди.               
 Проваливались лапы в рыхлый снег.               
 Волк твердо знал - спасения не будет,               
 И зверя нет страшней, чем человек."               
Метель бушевала вторые сутки. Клубы снежной пыли взвивались, уходили в штопор и ударялись о землю. Степь выла и кипела.
Резко начало темнеть. Вагончик с одной стороны занесло почти по крышу. Внутри тепло! Паренек с интересным именем Тимофей колдовал около чайника. Молодой специалист, слушатель Московской академии имени Тимирязева, приехал на практику и сразу попал в круговерть погоды и событий. Две недели назад волк порезал четырех баранов на точке и Филин определил здесь место дежурства. Филин – охотовед-биолог с огромным опытом волчатника. Отличный стрелок, неугомонный следопыт и просто хороший человек. Его знали в республике практически все, вплоть до руководителей республиканской администрации. Тимофей в душе радовался такому руководителю практики. Он был из тех немногих, кто знал Филина по имени-отчеству и очень гордился этим. Конечно, Тимоха (так звал его Филин) тосковал по Москве: девчонкам, клубам и отсутствию интернета.
Но здесь был снегоход, страсть Тимофея, которую ему привил отец-механик автомастерской. Снегоход был старый, латаный-перелатаный, но, благодаря энтузиазму и усилиям потомственного механика, хорошо работал и заводился, когда от него это требовалось, а не когда он сам хотел.
Стукнула дверь, в вагончик ворвалось облако снега и вошел Филин. "Привет, Тимоха! Чай заварил?" "Заварил, Герман Георгиевич! Вам налить?" "Наливай! Лимон порежь!" Филин сел за стол и достал булочку. В этот момент дверь опять открылась и вошел чабан, мужичок без возраста и национальности с рябым лицом. Болдыр! Все звали его просто Вовка. По обыкновению, не здороваясь, он буркнул:
– Филин! Когда метель кончится?
Филин, не поворачивая головы, ответил:
– Здорово, Вовка! Мы-то не ваших воспитаниев - здороваться умеем! И словов таких не знаем - кончится. А что до твоих синоптических вопросов, отвечаю: метель ЗАкончится в полночь.
– Ну ты, философ! – Вовка удивленно захлопал глазами.
– Господи, Вовка! Не смеши студента, у него ночь будет тяжелая. Не философ, а филолог! Да не филолог я, а биолог. Странный ты человек! Ни русского, ни калмыцкого языка не знаешь! Наши придут, на каком будешь базарить?
– Это какие ваши? Хохлы, что ли?
– Хохлы скорее ваши, чем наши! А скажи вот, Вовка, ты за красных или за белых?
– Я сам по себе, антихрист!
– Опять чудеса лингвистики! Анархист, наверное, батька Ангел! Так вот, слушай, анархист, иди проверь кошару и собак выпусти. Метель ЗАкончится – придет обязательно!
Филин стал серьезен. Вовка что-то пробурчал и ушел. Тимоха взвился:
– Правда, придет?
– Придет, куда он денется! Жрать захочет, придет! Ты дуй в бокс, проверь снегоход. Не заведется – я на тебе верхом поеду. Да рацию не выключай. Я буду в дальней засидке.
Тимоха убежал, а Филин стал переодеваться и готовиться. Скинув цивильную одежду, остался в хорошем термобелье. Поверх надел комбинезон охотничий, на него – белый костюм. Потом долго мял в руках травяной веник, натер им лицо и даже пожевал. Взял карабин с пятью патронами, ночник-бинокль и старый, потрепанный, но с прекрасной оптикой, Цейс. Глянув в висевший в углу кусок зеркала, мазнул ладонью по побеленной стене и провел по лицу, еще и еще раз. Все! Можно идти!
Шел потихоньку, чтобы не вспотеть. Метель била в лицо, высекая слезы. "Черт возьми! И так ни хрена, не видно, а тут еще по глазам сечет!" Жмурясь и отворачиваясь, Филин упорно двигался к стожку прошлогоднего сена, в котором устроил засидку. Оглядываясь, убеждался, что метель делает свое дело и следы мгновенно исчезают. Запоздало вспомнил Вовку. "Собак выпустит – зароются в снег. Лучше бы в кошаре оставил. Вдруг попытается залезть! Догадается! Хотя, мышление убогое, а чабан классный. Разберется!"
Идти было еще далеко, но Филин головы не поднимал, В такой кутерьме все равно ничего не увидишь. Ноги сами несут к месту. Вот и копна! Залез в нее, приготовил карабин и затих. Потом подумал и выключил рацию. Гарнитурой он не пользовался, чтобы слышать степь, а Тимоха мог что-то спросить, тогда все старания по боку. Вскоре замело так, что подумал невольно, сможет ли выбраться, и улыбнулся. Снег ведь не шел, а наносы – только в местах препятствий. Задремал.
К полуночи метель вдруг внезапно стихла. Сон как рукой сняло. Опять невольно вспомнил Вовку: "ЗАкончилась в полночь! Говорил же!" Сознание заработало помимо воли, включился слух. "Придет! Обязательно придет!" Осторожно включил ночник и осмотрел степь. Память четко фиксировала все наносы, выступы и бугорки. И хотя, все это было в зеленом свете, в мозг, как на карту, укладывалось без препятствий. Выключил ночник и закрыл глаза. Нечего зыркать! Работал только слух. Прошло часа четыре. Со стороны можно было подумать, что Филин спит. Но нет! Сна не было! Была работа, та работа, которой он посвятил жизнь. Еще два часа! Поднялся ветерок. Уже лучше! Звуки скрадываются. И вдруг... Нет! Он не услышал и, тем более, не увидел, т.к. глаз не открывал. Он ПОЧУВСТВОВАЛ! Волк был рядом, где-то рядом...
Приоткрыл глаза. Светало. Не двигаясь и не поворачивая головы, насколько мог, оглядел степь. Хорошо бы воспользоваться Цейсом, но зверь так же фиксирует степь и заметит любое движение. К счастью, с рассветом ветер усилился. И вот сознание фиксирует на карте памяти новый нанос метрах в 120-ти. Вот он, зверь! Лежит, видимо, долго, т.к. следов подхода нет. Почувствовал! Надо стрелять! В момент очередного порыва ветра Филин успел приложиться к карабину и поймать цель. Выждав еще минут 10, потянул спуск. В этот миг, волк взвился и сделал огромный прыжок в сторону. Почувствовал выстрел! Пуля ударила в заднюю лапу и кровь сильной струей брызнула на снег. Волк начал уходить на махах в степь. Включив рацию, Филин заорал: "Тимоха! Заводи!" Перезарядив карабин, выскочил из засады . Если бы не кровь, хлеставшая из раны, можно было бы подумать, что зверь не ранен. Прыжки казались огромными.
На удивление, мотор взревел почти сразу. И вот уже Тимоха на полном ходу подлетает к засидке. "Вон он! Догоняй!" Филин запрыгнул на снегоход сзади Тимохи. Степь замелькала перед глазами. Погоня была недолгой. Волк вскоре стал уставать, остановился и развернулся. Филин, гася эмоции, мгновенно выстрелил с ходу.
Зверь ясным взглядом внимательно посмотрел на стрелявшего и рухнул в снег. Снегоход резко остановился. Филин спрыгнул и осторожно приблизился к волку. Ткнув его стволом карабина, тихо, но четко произнес: "Двести восемьдесят девятый..."
На востоке из-за горизонта показался диск солнца. Начинался новый день и очередная маленькая война окончилась победой.