Бывают какие-то события в жизни, когда надо срочно принять решение. Ну, в условиях подчиненности начальнику, например, в милицейском Управлении, его часто принимают за тебя. И если ты смиряешься с этим, то можешь потерять себя.
Полковник милиции Муранова в своем огромном кабинете приняла меня на собеседование. У нее была вакансия эксперта-криминалиста. Требовался исполнительный, знающий работник. Передо мной в очереди в ее кабинет было несколько "кандидатов". Но молодые люди выходили из ее кабинета быстро, печально, и вот уже пора заходить мне.
Я открыл тяжелую дверь, не постучавшись. От порога к столу начальника была постелена красная ковровая дорожка. В глубине огромного кабинета в форме полковника сидела маленькая женщина. У меня почему-то совсем не было волнения. Я уже понял по быстро выходящим людям, что и меня тоже вряд ли возьмут на эту работу.
Помню, что увидев ее, я улыбнулся и сказал: "Привет!". Женщина встала из-за стола, надела очки и близко подошла ко мне. Она рассматривала меня в упор, как какое-то удивительное насекомое. Наконец выдохнула:
-Ну, ты даешь: "Привет". Здесь так не принято. Ты вообще понимаешь, куда пришел? Это Экспертно-криминалистическое Управление внутренних дел. Понял?
Мне было неприятно ее "тыканье". Наверное, уже можно было сразу уходить, потому что я, еще не начав, уже провалил собеседование.
И тут она неожиданно сказала:
-А улыбка у тебя хорошая. Да садись на стул, расскажи, где учился, чего умеешь.
Я не заметил, как мы с ней проговорили целый час.
И в конце она подвела итог:
-Я тебя беру на службу. Если будешь стараться, то сделаю начальником отдела.
Через полгода тебя аттестуют, получишь "лейтенанта". Все в твоих руках. Старайся.
В результате я попал в отдел из восьми человек. И очень старался. Надо было вводить в компьютер дактокарты обвиняемых в преступлениях. Норма была двадцать пять в день. Но глупость молодости, доверие начальника, желание показать себя привели к тому, что я выполнял в два раза больше работы. Вводил в компьютер пятьдесят дактокарт. Без перекура и вообще без перерыва, без обеда, как Стаханов на забое.
Восемь часов в день я не вставал из-за стола. Ребята из отдела по полчаса ходили на перекур, успевали сбегать в столовку, а я был, как заведенный робот. Мне так хотелось, чтобы меня похвалили. Вместо этого весь отдел, кроме хмурого начальника отдела - Павла Павловича, подсмеивался над моим рвением, и не понимал меня.
Я в своем добровольном упорстве даже забыл урок, который мне преподали старые рабочие еще на заводской практике. Тогда нас со школы в девятом классе направили на месяц на завод. Я обрабатывал дрочевым напильником заготовки деталей, а потом мелким напильником полировал их. С меня ручьями тек пот. В день я выполнял по три нормы. Для вечно курящих мужиков, удобно развалившихся на покрытой тряпками металлической балке, это было веселое зрелище. И один из них не выдержал. Он отобрал у меня напильник и далеко закинул в глубь цеха. Терпеливо отчитал:
-Ты думаешь, молодой, что сносу тебе не будет? Ты так все здоровье здесь оставишь. Не рви жилы, жизнь длинная. Работай потихоньку, как все. Целее будешь. Потом меня вспомнишь.
Ох, зря я забыл этот урок. Так и здесь, в этой милицейской системе мне дали понять, что инициатива - наказуема.
Через месяц моей работы начальник отдела Пал Палыч подвел итог. Он персонально спросил с каждого:
-Так, Семенов, сколько ты дактокарт вводишь в день? Вижу, пятнадцать. А ты, Марочкин, восемнадцать. Значит, один Юрий за всех старается. Так вот, норма теперь для каждого-сорок пять. Меньше делать нельзя. Кто не справляется, пойдет с объяснением к начальнику Управления.
Все посмотрели на меня с раздражением, и я понял, какой я дурак. Пришлось на ходу умнеть. Я всегда ненавидел кнут и палку. С удивлением к концу дня начальник увидел, что я выполнил всего двадцать пять. Остальные - больше меня. Он решил на меня "наехать":
-Я же сказал...Это приказ. Ты что, не подчиняешься?
-Да, я не подчиняюсь. Или будет прежняя норма, или я отсюда уволюсь.
Через несколько дней начальник "сдал" назад, сделав норму "тридцать", но затаил на меня зло. Зато весь коллектив стал лучше ко мне относиться.
К сожалению, полковник Муранова сделала из нашего начальника отдела полностью безвольного, зависимого от нее человека. Заставляла докладывать всякую мелочь, следить за нами. И он "сломался". То за руку к ней в кабинет тащил капитана, который неосторожно жевал семечки у компьютера. То докладывал ей, что кто-то опоздал с перерыва.
И вот как-то у нашего лейтенанта Тимошина умер родной дедушка. Он пошел отпрашиваться на похороны к начальнику Управления Мурановой.
Вернулся от нее, сел за стол и обхватил голову руками.
-Ну, что,-спрашиваем мы.- Отпустила?
-Нет,- ответил Тимошин.- Сказала, что дед не является близким родственником. Я должен не идти на похороны, а работать.
Он начал всхлипывать:
-Да как же так. Дед меня воспитал. Так любил. А я?
-Хватит ныть,- перебил его я.- Берешь больничный и идешь на похороны. Потом никогда себе не простишь, если ее послушаешь...
-Ты что такое ему говоришь? Доиграешься.- зашипел Пал Палыч.
Мне было не страшно. К концу года я вдруг узнал, что премий по окончаний года ни у кого не будет. Оказывается, их не было уже много лет. Единственная большая премия к концу года, как обычно, полагалась начальнику Управления Мурановой с формулировкой "За экономию премиального фонда".
Ну, это были еще цветочки. Вскоре я на себе столкнулся с еще большей несправедливостью. Я узнал, что в нашем Управлении никто за двадцать лет, пока начальником была Муранова, не поступил на учебу на юридический факультет, чтобы получить второе высшее образование. А оно для нашей работы позарез было нужно. Кто-то был биолог, кто-то химик, лингвист, бывшие военные офицеры. Но юриста не было ни одного.
Было категорическое указание Мурановой, что вторая учеба на юриста запрещена. И никто за двадцать лет не посмел нарушить этот приказ.
Что за средневековье? Я решил поступать на юридический в университет и заплатил отцовские деньги за весь срок обучения вперед. Я понимал, что никто разрешения на месяц сессии мне не даст. И выкручивался, сдавая экзамены в свой отпуск, договариваясь с преподавателями на выходные.
У меня получалось держать в секрете целых три сессии, полтора года, мою учебу. Оставалось еще полтора, и у меня будет второе высшее юридическое образование.
Но однажды я проявил неосторожность, забыв на рабочем столе подправляемую мной в перерыв свою курсовую работу.
В кабинете вечером тогда оставался только один человек-Пал Палыч.
Утром, придя на работу, он мне с ухмылкой сообщил, что меня ждет у себя Муранова.
Я зашел к ней в кабинет, и первый раз увидел ее в ярости.
-Это что такое?-махала она у меня перед лицом курсовой работой. Обнаглел. Ты что, не знал, что пока я начальник, этого никогда не будет? Прямо сейчас, немедленно, идешь в свой деканат и приносишь мне справку о своем отчислении с подписью и печатью. А я поручу Пал Палычу проверить исполнение. Пусть встретится с твоим деканом и доложит.
-Не старайтесь.- тихо сказал я.-Если выбирать работу или учебу, то я выберу учебу.
-Ах, значит, ты так решил. Хорошо. Вот лист бумаги. Немедленно пишешь заявление на увольнение. Я жду.
Я коротко написал и вышел за дверь. Ну, думаю, сучка, так же нельзя. Я же за свой счет учусь, три сессии в свои выходные и отпуск сдал. Я же ни разу ничего не попросил, а тут-увольнение.
Я пришел в отдел кадров ГУВД на 4 этаж и зашел к начальнику. И прямо спросил:
-Считается ли проступком или преступлением, что я учусь на юридическом? И ни разу не взял направление на сессию за счет рабочего времени? За это увольняют?
-Понятно.-сказал кадровик.- У Мурановой работаешь?
-Да.- растерялся я.
-А когда у тебя сессия?
-Да вот скоро начнется. Я уже договорился, один профессор вечером примет, а другой в субботу.
-Да пошла она на хер.- Заорал кадровик.- Совсем уже охренела. Давно ей пора на пенсию свалить. Шестьдесят лет, а от стула жопу не оторвет, нравится ей руководить. Садись и пиши заявление на сессию, а я подпишу. На весь месяц, когда тебе надо. Написал? Оставляй у меня, и сдавай экзамены спокойно.
Я, не веря происходящему, пошел по лестнице вниз на свой второй этаж. На третьем этаже, навстречу мне, поднимаясь вверх, шла полковник милиции Муранова, и, с хорошим настроением, помахивала листочком бумаги. Судя по всему, моим заявлением об увольнении. Она ухмыльнулась, и важно проследовала мимо меня.
Пока я выключал свой компьютер, и пытался собраться с мыслями, прибежал Пал Палыч, и срочно потребовал меня к Мурановой.
-Никуда я не пойду.- сказал я.- Надо, пусть сама приходит.
Через пять минут в кабинет зашла Муранова. Она была растеряна и подавлена.
-Далеко пойдешь,- начала она.- Как ты вообще посмел...
Мне не хотелось ее слушать, и я коротко ответил:
-Я, может, и далеко пойду, но Вас бы я послал еще дальше.
И вышел из кабинета.
Через месяц, когда я вернулся на работу с успешно сданной сессией и впервые всласть выспался, то узнал о присвоении мне очередного звания. А в распахнутом настежь кабинете Мурановой я увидел незнакомого огромного мужика в гражданке, нового начальника Экспертного Управления.
С тех пор порядки изменились. Несколько сотрудников подали рапорта с разрешением на учебу. В конце года многие получали премии. Лишь Пал Палыча по-прежнему оставили начальником отдела, строго-настрого запретив ему заниматься стукачеством.
Воздух в коллективе сразу стал чище, и жизнь наладилась.
Вспоминая прошлое, понимаешь, что человек в своей основе труслив, и каждый боится сделать поступок. А люди без внутреннего стержня со временем неизбежно слипаются в быдло-массу, которую так легко катать пинком. И чем дольше внутри находишься, тем сильнее хочется быть таким же, как все. Не отличаясь по цвету и запаху от такой родной коричнево-фекальной субстанции.