В один из сезонов все мы, десяток строителей и подсобных чернорабочих, трудились в огромном цеху отправки изделий на заводе «Равенство». Завод военный, цех секретный, изделия паковались в фанерные ящики, обернутые фольгой, бумагой, в стружках – и под надзором военных контролеров. Я гипрочил окна, ничего сложного, только вот огромные были они – три в высоту и два в ширину, с арочным сводом. Кто мастерил подобное, оценит силовую составляющую при монтаже в одну пару рук. Чтобы вовремя выполнить большие объемы работы, взяли новую маляршу на помощь многоопытной Вере.
Нашей Вере за пятьдесят. Я ее уважительно, но за глаза, называл Электровеником. Меня на два-три года постарше. Лицо по молодости выжгла какой-то кислотой на химпроизводстве у себя под Калугой. Здесь она вместе с семьей уже лет пять на заработках, заодно сына женила, лицо подправила, машину купила. А новая малярша, помоложе и пожиже, сперва стала требовать себе постоянного помощника, чтобы туру с колесиками двигал и наверх для нее ведра с шпаклевкой и краской поднимал. И дали! Потом у нее нога заболела, через пару дней что-то дома случилось, и она первому встречному подробно выкладывала, почему всегда детки сволочи, врачи недоученные, а нога врагами проклята. Вера на маляршу была зла – ведь та захапала себе ее, законные и загодя в уме оплаченные, квадратметры работ. Выбила себе помощника, а Вере никогда подсобника не выделяли. И как то зашел я в раздевалку в обеденное время.
Перекусывали малярши и пара пацанов. Новая малярша со слезами жаловалась на жизнь. Вера вдруг рявкнула:
- Слышь, кончай ныть! Сколько можно?
Потом я сказал Вере, наедине, что я-то думал, она маляршу поддержит, две тетки в мужском коллективе, а оно вот как. Вера зло глянула и ответила:
- У нее одной беды и болячки, у других нет?
- Некоторым надо выговориться,- предположил я.
- Да кого еб*т чужое горе?- сказала Вера.- Я не люблю выражаться, но эта дура допекла меня, Юрик.
А меня ее замечание, точнее, присказка, впечатлило. Краткостью, энергией, такой явной, но черной правотой.
-------
Хорошо помню утро, когда подсобник по кличке Электроник превратился для меня в человека. Я шел от метро Нарвская по улочке Промышленной к проходной воензавода Равенство. Он шел впереди. Замедленная шаркающая походка клоуна или алкоголика. Сгорбленная фигурка среднего роста. На ушах как всегда наушники. Я обогнал его и по привычке хлопнул паренька по плечу, чтобы приветствовать. Он так же привычно шуганулся, то есть, сильно дернулся и прыгнул в сторону. Застыл, поднял лицо. А оно оказалось заплаканным.
- Что случилось?
- А вы, а ты…Вы не знаете? Ночью Горшок умер.
- Ты любишь «Короля с шутами»?- не сразу сообразил я, о чем горе.
- Ну это, в общем, да-наверно-думаю….Я их всегда слушал… и вот теперь, что теперь будет?
- Тогда сочувствую,- хладнокровно сказал я и продолжил свой путь.
Мальчик оплакивал смерть кумира.
Я у «Королей» помнил одну песенку, плакать было не о чем, поэтому я пошел быстрее, и без того опаздывал относительно своего обычного графика. Справа по ходу движения были высокие, криво стриженые кусты, уже пыльные к середине лета и нарядные от застрявших в ветках оберток. Дальше парк, в глубине аккуратный овал прудика. Я иногда мечтал на том прудике половить карасей. По одной причине: пару лет назад позвали работать на Равенстве зимой, и синим мутным вечером увидел на пруду , в заметенном грязным снегом кругляше, рыбака. Дед в ватнике сидел на ящике и дергал огрызком с неразличимой мормышкой. То ли сумасшедший. То ли пенсионер от скуки чудо ищет. А ватник вытащил засверкавшую рыбешку, сноровисто скинул на снег, и опять задергал мормышкой…
Уже давно, лет пять тому назад, строителям на заводе выделили под раздевалку заброшенный склад. От железных шкафов, разобранных станков и станин, груд искусственного гранита и досок освободили угол, поставили гипрочную выгородку, повесили дощатые стеллажи. В зависимости от объема работ тут обитало от двадцати до одного-двух человек. У меня имелся свой постоянный шкафчик с навесным замком, где я хранил инструмент и шмотки. Раз в год или два кто-то из ушлых подсобников замок ломал и что-то воровал для быстрой продажи – шуруповерт или перфоратор. Я горевал и старался в паузы, уходя работать в другие места, самое ценное забирать, а прочее класть в мешок и прятать в хламе на огромной территории склада.
Сюда меня звали на определенные работы, чаще плитка, иногда соглашался гипрочить оконные откосы, неделю или месяц впахивал, потом уходил и работал с другими фирмами или частниками. На заводе работать нравилось: огромные цеха, и некоторые сплошь с антикварным дизайном, круговерть пожилого народа, живописные физиономии и гонористые начальники, со многими из которых спустя десять лет отработок я почти приятельствовал. Был свой режим труда – старался приехать раньше всех, потому что и цеха с семи утра работали. А в три тридцать отбой – и охрана выпроваживала из цехов, не выбирая своих-чужих. Хочешь много сделать, соответствуй местным правилам. Прочие строители приезжали к восьми-девяти, работали обычно на заливке стяжек или на демонтаже. Или чинили протекающие крыши, благоустраивали территории. Я днем забегал в раздевалку, чтобы со всеми глотнуть кофейку, оставить заказ на материалы – их к месту моего труда подвозили подсобники, и послушать новости, сплетни, поглазеть на народ. Быть в курсе жизни.
Этого паренька встречал уже с год. Знал его кличку – Электроник. Его держали за балбеса, слегка слабого умом и всем прочим умением, обычно он занимался уборкой, плюс разгружал-грузил. Как принято в компании молодых гопников, а других тут почти не бывало, Электроника чморили, каждый старался подшутить, иногда жестоко, каждый хотел подогнуть под себя – послать за сигаретами или бухлом, заставить делать чужую работу и прочее. В те полчаса, что сидел в кубрике и слушал пацанов, я получил представление о его биографии: мать сильно пьет, развелась с отцом. Который аналогично сильно пьет, а пацану родители выделили комнатку в квартире на Просвещения, там еще злая бабка-соседка живет. И он с шестнадцати работает там и тут, часто теряя работу и деньги, потому что не везде будут терпеть тормознутого паренька, который все сильнее налегает на выпивку, плюс попадает в истории. Избили. Ограбили, напоили, уехал не туда – и прочее. Возможно, он был аутистом, и потому с трудом контактировал, но мне казалось, что Электроник был очень запуган, бит, и потому слегка прикидывался дурачком, зная, что кроме насмешек будет иметь и некоторые плюсы. Жалость. Малярши приносили ему шмотки и обувь, иногда подкармливали. Прораб не всегда штрафовал за опоздания и прогулы. При том, по моим наблюдениям, часть зарплаты дурачка клал себе в карман. Мы выполняли тяжелую работу, в грязи и грохоте, и каждый выживал как умел.
На протяжении примерно года мы с Электроником мало пересекались на рабочих площадках. Я в основном клал плитку, если он и помогал в этом, то как правило в паре с кем-то более вменяемым они привозили к месту работ поддоны с клеем, пачками кафеля, и иногда после завершения процесса в одиночку появлялся там с ведром и тряпкой. У него, кстати, со временем появилась личная щетка и личная швабра с тряпкой – наш прораб, пузатый Цабрик, мечтал сделать из паренька идеального уборщика. Вошел, пошустрил, вышел – и сзади все блестит!
При том сам себя я числил достаточно добродушным и терпимым человеком. Как ни поверни, гуманитарное высшее плюс широкий кругозор. За чашкой кофе иногда расспрашивал Электроника о жизни. У него все было вроде как типично, никого не удивить. Но судьбинушка давила-крутила с перехлестом: мать с отцом развелись давно, лет семь назад, ему только 14 стукнуло, потом мать стала сильнее выпивать и водить мужиков, потом стала чаще болеть и теперь постоянно в больнице, и еще была родная бабка, которая настояла на размене, и ему купили комнату в двушке на Авиамоторной. Бабка померла, мать навещает раз в три месяца, еще он то и дело меняет места работы, так как везде обманывают и издеваются. Его не любит соседка, потому что он в день получки обязательно выпивает, возвращается поздно и блюет в коридоре или в ванной, ну и засыпает. Она его будит, иногда колотит и заставляет за собой все замывать. Во дворе завелись, как в колтуне гниды , знакомые девки, которые ловят его, требуют водку и деньги, напрашиваются в гости. «Говорят, что я должен жениться. А я знаю, видел такое, что как женишься на девке со двора, так и умрешь, потому что не ты, а жилплощадь им интересна,»- монотонным голоском объяснял мне Электроник.
Поскольку и у меня сосед в коммуналке сперва пожил с цыганкой, а потом исчез, я над такой житейской сентенцией не смеялся, а кивал.
- Зачем тогда пьешь с ними?
- А кто, кроме них, захочет спать со мной?- удивился Электроник.- Вот работаешь. Устаешь и злишься, и очень хочется нормально отдохнуть. Выпить и с женщиной поспать. Всем хочется, и мне хочется.
Потом он сел обедать, а зрелище это было не для слабонервных. На обед привозил один и тот же контейнер, литра на два, до краев заполненный отварной вермишелью или крупными макаронами, с кусочком курицы, иногда шматом вареной колбасы. Грел в микроволновке, а потом быстро-быстро поедал, загребая столовой ложкой и низко склонившись над едой. Чтобы не отобрали. Чавкал, что-то вылетало изо рта. От количества проглоченного Электроником у меня по первости глаза вылезали на лоб. А у него на какое-то время выпячивалось надутым шариком пузо. При этом он был худым пацаном.
Я договорился на большую авральную работу – женская раздевалка плюс душевая и туалеты на третьем этаже основного корпуса. Для заводских малярш и работниц двух лабораторий. Срок был месяц, объем по плитке и гипроку очень большой, и директор погрозил, что если не в срок – срежет выплату, а я взял с него обещание, что любой мой заказ на материалы будет выполнять без промедлений. Загвоздка была в том, что складировать особо негде – оживленный коридор, туда-сюда возят свои телеги с секретным железом заводские, а сразу за ним мои ремонтируемые помещения. В общем, всякие проблемы возникали, а тут второго прораба взяли, и он вдруг решил моими действиями рулить – по полчаса с утра рассказывал, что ему кажется разумным в моих планах и действиях. Он был новичок и не понимал, что за план и срок отвечал я, а действия давно отработаны и сверены, потому и сижу один в этой раздевалке. Но я вежливый. Дня три разъяснял ему обстановку на трудовом фронте, потом стал просить не отвлекать, потом стал звонить директору, а новичка-прораба посылать матом. А директор с меня пять тысяч рублей снял за оскорбление начальника, хохотал при этом, но прораб расхотел ко мне приходить. И перестал в первую очередь доставлять мои заказы. Нервы! Я выложил керамогранит на половину пола в раздевалке, и как раз появился Электроник. Привез от грузовых лифтов телегу с плиткой. Я ему говорю:
- Видишь, вот новая плитка на полу? Специально скотч наклеил, чтобы ты не ошибся. Наступать нельзя, только что выложил. Иди вот так мимо и складывай пачки в том углу. Понял?
- Ну да, сюда не идти, туда идти, все понял.
Через пять минут он забыл, куда не идти , пошел с плиткой по моему новому полу, безжалостно вминая огромными ботинками свежие квадраты керамогранита. Даже не замечал, что под ногами что-то движется в разные стороны. А я, не думая про жалость и воспитание, схватил щетку на длинной ручке, побежал за ним и пару раз его по спине огрел. Потом он вернулся, и под моим злым взором дотаскал остальное. Я тоже сделал выводы, и если опять была опасность, то перекрывал проходы не туда баррикадами из ведер, метелок и кусков гипрока. Но чувство легкого омерзения запомнил, конечно, вот когда пару раз врезал, а сопляк привычно согнул спину и упрятал голову под задранные локти, в тот момент омерзение к себе меня застопорило. Колотить безответного пацана было стыдно.
Может быть, припомнил я это, когда закончил свои ремонты, и Леху прислали помогать с финальной помывкой. Толку было с него мало, одно дело намести под лопату сор, а другое – до блеска натирать окна и плитку. И от него воняло сильно, я спросил, в чем дело.
- Мыла дома нет,- сказал он.- Забыл в получку купить, у бабки пару раз взял попользоваться. Теперь прячет. Даже везде чесаться начало.
- Лезь в душевую,- сказал я, а сам вытащил из маленькой кладовой упаковку с жидким мылом, из припасов заводских уборщиц.- Этим намылишься. Заодно поддон и слив в душе испытаем.
Он добросовестно помылся. Вылез голый и ходил туда-сюда, чтобы просохнуть. Грязной майкой обтереться не захотел. И забежала какая-то заводская малярша, они часто приходили и радовались будущим личным апартаментам. Встала, заглядевшись на Электроника. Громко сказала:
- Ну и пупсик! Гладенький, как родился. Где таких выпекают?
Электроник замер у горячей батареи, но срам ладошками прикрыл. Перламутровая статуя купидона. Я перестал протирать тряпкой стены и вышел из туалетов к душевой. Тетка не уходила, внимательно разглядывая пацана.
- Шла бы ты,- намекнул я.- У парня из-за тебя душевная травма будет.
- Не пойму, то ли погладить, то ли откусить хочется,- пожаловалась тетка и вышла.
Я вспомнил, как новый прораб часто норовит обхлопать руками Электроника, тоже подумал – то ли пупс, то ли андроген кучерявенький, и попросил его быстрее одеваться.
- Сейчас бабы прибегут и поколотят!- сказал подсобнику, он поверил и мгновенно натянул грязные одежки, личную швабру и ведро схватил, убежал.
Я этот случай с голеньким пупсом Лехой запомнил потому, что в конце того же дня была получка. Я вернулся в раздевалку, чтобы дождаться директора с авансом для меня. В раздевалке было три-четыре человека, по случаю денег подвыпившие. Электроник сидел где-то за шкафами, ревел и иногда стукался головой об стенку, как тот домовой эльф в книжках про Гарри Поттера.
- Ну и зачем Электроника обидели?- спросил я у Андрюхи по кличке Шип, начинающего гипрочника.
- Он ждал пять тысяч. Новый прораб ему на руки три выдал. Полторы мне должен. Пятьсот рублей с него за комбез и ботинки высчитали. Теперь жалуется, что не хватит бабок квартиру оплатить и макароны тоже подъел.
Шип был такой же гопотой, но не с Выборгской, как Леха, а с Васильевского острова. Мать с отцом в контрах, растила бабка, если ему верить, сумасшедшая, так как, минусуя лето, они жили в квартире вместе с козой на балконе и кролями на кухне. Когда маленький Шип спал, кролики писали ему в кровать. Детский невроз, ага. Бабка в девяностые натерпелась и стала голода бояться. А Шип ненавидел ее, родителей, да и всех вокруг. Хвастался, что не прочитал до конца ни одной книги, но ума и расчетливости бог ему дал. Именно ему достались те мифические золотые руки, которыми Шип постоянно что-то учился собирать-разбирать. Ну и своровать. Он был навсегда обиженный на людей, на мир, и считал себя волчарой, что первым вцепится в горло и первым убежит с добычей. За дикие замашки иногда его били, и сильно.
- Шип, а ты за что деньги у него отнял?- спросил я.
- Неделю назад пили вместе. Пить он, вот как жрать, в три горла способен. Потом в метро ехали и заблудились. Нас обоих укачало, его на меня стошнило, пришлось рубашку и куртку выбрасывать. Я его там бил мало, но сказал, что бабки за ущерб заберу.
- А сам тоже блевал, мне на туфли блевал, и ничего. Я их дома отмыл…- наябедничал Электроник, подтянувшись к нам из-за шкафов.
- Сука ты, Электроник, не напрашивайся на выпивку, если не умеешь,- разозлился Шип и дал пацану затрещину, потом достал тысячу, засунул Электронику в карман рубашки, и ушел.
Подошел директор и тоже спросил, почему пацан зареванный. Я не без удовольствия рассказал, что новый прораб внаглую отбирает у несчастного сироты до половины заработков, потому что Леха безответный, зашуганный, но когда фирме надо, пашет больше всех. А уходит, как правило, позже остальных. На следующий день нового прораба уволили, Лехе его две тысячи вернули, а мне пять тысяч штрафа за оскорбление начальства не вернули. Это ничего, не печалька, я тогда на раздевалках хорошо заработал.
После 15-го года финансирование заводу резко сократили, любые строительные работы отменили, я там больше не появлялся. Знаю, что и стройконтору ликвидировали. И паренек с кличкой Электроник куда-то сгинул. Был случай, когда мне потребовались дешевые руки, чтобы из квартиры на дворовую мусорку таскать много мешков с мусором строительным, я позвонил ему. Но его телефон не отозвался. Петербург, как и Москва, город обширный, да со всеми знакомыми строителями рано-поздно сталкиваешься. Шипа вот встречал, иногда и звал его вместе потрудиться. Он, как заколдованный, обязательно с кем-либо разосрется, а то и подерется, разгребать приходилось мне – ну его нафиг! Но почему-то не думаю, что встречу Электроника. Мало у него шансов за любую работу и за жизнь в целом зацепиться.
Вспоминаю про него и задумываюсь про всех сразу. Про себя, тебя, сирот без отцов и выбл**ков и детдомовских, кто был чего-то лишен в малолетстве. Один не стал умней, другой добрей, а третий без здоровья остался. Я могу припомнить сотни и сотни лиц таких вот лишенцев, и иногда не без испуга воображаю, как именно мы меняем этот мир, делаем ли мы, вы, они наш мир, нашу жизнь такой, какой надо. Дурак только думками богатеет, и от думок в моей лысой голове тумана белесого больше и больше.
31.10.22г.