И вот наконец-то.
Сто пятьдесят лет ожидания, нервного, мучительного, и - наконец-то условный стук в дверь, на который я лечу, едва живая.
И мы вдвоём стоим в нашей тесной, похожей на шкаф прихожей - глупо растерянные, с дурацкими полуулыбками, разделённые букетом роз, забывшие все слова, не в силах отвести друг от друга глаз.
Он, как всегда, приходит в себя первым. Бросает короткий взгляд в комнату и крепко берёт за руку.
- Мне надо тебя поздравить, - шепчет он. - И чтобы никто не видел.
Подхватывает меня, разворачивает молниеносно - и буквально вносит в распахнутую дверь ванной. Щёлкает задвижка. Всё. Мы одни.
- Куда можно целовать?
Я поднимаю обе руки в мольбе:
- Я только что накрасилась, старалась, старалась…
- Куда можно? Сюда?..
И его беспокойные губы на шее, на волосах, на плечах - нет, это конец, я сейчас умру здесь, в ванной, превращусь в розовый куст, в воду, в звезду… Как всегда, рядом с ним стены ломаются, потолки взлетают, меня поднимает ветер, я боюсь упасть…
- Ты такая красивая… с днём рождения… Белка моя сероглазая…
Ну, всё, сейчас расплавлюсь совсем, и стеку, и не будет меня, я поднимаю умоляющие глаза:
- Сейчас ребята придут… надо идти…
- Как придут? Разве никого нет?
- Милка пошла встречать Костика… - лепечу я, - привести сюда... Татка побежала…
- Ах, никого нет! - шёпотом восхищается он. - Так это ж замечательно, что никого нет, значит, мы тут совсем одни…
И опять меня накрывает волна, и опять несёт поток...
- Татка побежала… искать чашку… - я безуспешно отгоняю головокружение, - мы пока убирались, чашку разбили…
- Это к счастью…
- У нас так красиво… пойдём… посмотришь…
- Это ты красивая, я лучше на тебя буду смотреть… ты самая красивая… какое счастье, что ты у меня есть….
И снова я про всё забыла, и только одного хочу: чтобы это никогда не кончалось… улечься в эту ванную и больше не вставать - вот и всё.
- Я тебе должен подарить… Открой глаза!
Да, попробуй тут открой глаза…
Но он вдруг замер возле меня сосредоточенно, между нами пробежал воздух, он чего-то ждёт? Открываю глаза, ещё не вполне протрезвевшая.
Красивая сверкающая шкатулочка передо мной.
- Это мне? – спрашиваю недоверчиво. – Ой, какая...
- Открывай. Там что-то для тебя есть.
Осторожно присаживаюсь на край ванны. С замиранием сердца открываю гладкую лаковую крышечку. Какая-то красивая маленькая штучка… на цепочке. Кулон? Нет, не кулон…
- Что это? – заворожённо шепчу я, поднимая на него глаза.
- Это ответ на твой медальон. Ты мне свой подарила, а это тебе от меня.
- А что это? – повторяю я. – Ах, это для ароматов, наверное, да?.. Да?..
Осторожно извлекаю крошечную амфорку, всю усеянную блёстками бисеринок. Какая красота… боже мой...
И я держу эту красоту на цепочке перед глазами и таю от восхищения.
- Дай надену! Повернись.
Он застёгивает на моей шее замочек, и я тщетно пытаюсь разглядеть себя в наше так называемое зеркало. Красота… господи, как это он нашёл? Где? Наверное, Нора ему помогла…
- Это Нора тебе подсказала?
- Вот ещё! Сам выбирал. Нравится?
Я поднимаю на него сияющие глаза.
- Ты ещё спрашиваешь… У меня такого никогда в жизни не было… Какой… какая хорошенькая… И вот туда духи можно капать, да?
- Духи, масла… Пусть твои любимые ароматы будут с тобой. Но это ещё не всё, вот теперь закрой глаза и приготовься ко всему.
- Ко всему – к чему? Я никуда не упаду? – с опаской спрашиваю я.
- Упадёшь. Прямо в мои объятия. Не подсматривай.
Он берёт мою руку. Что-то скользит по моему пальцу.
- Венчается раба божья Эсмеральда рабу божьему Раздивиллу…
Я улыбаюсь с закрытыми глазами. Это было уже – там на юге. Угадай, что я принёс? – Яблоко? Персик? – На букву Л. – Луна? Ломтик луны? И вот так же, такими же словами он нас венчал на старом волнорезе – колечком от ключика… Это ключ от моего сердца… Сейчас тоже какой-то ключ? Или мы уже совсем женимся? Тут, в ванной?
- Открывай!
Моя рука сжата в кулак. С любопытством я смотрю на тыльную сторону – мой средний палец схвачен серебряным обручиком с завитушечками на концах. Интересно… Кольцо, наверное. Только оно внутри, спрятано в ладошке, я его чувствую там, в своём кулаке…
- Разжимай пальчики.
Я медленно разжимаю пальцы – и вся кровь кидается мне в лицо. Мне вдруг становится холодно, а лицу – жарко.
Я поднимаю ошеломлённые глаза.
- Это… ты откуда это взял?
У меня, наверное, дикий вид, он начинает смеяться, потом снова целует меня.
- Саладина ограбил, - беззаботно сообщает он.
До меня в следующую секунду доходит, что это просто очень похожее кольцо, но первое впечатление было совершенно оглушительным. У меня даже сердце застучало.
- Боже мой, где ты это взял?
Он наслаждается моей растерянностью и моим ошеломлением. Стоит, прислонившись к косяку, весь синий и джинсовый, и любуется на моё остолбенение. А я всё ещё не пришла в себя. Моё сердце всё ещё стучит… И даже не знаю, как реагировать. Взять и повернуть камень… И?.. И что?..
- Эй, вы! Куда дели именинницу?! - в нашу укромность вламывается Таткин голос. - Затворнички! Эй! А чьи розы на вешалке валяются? А это что за сумка, полная добра?
Розы? Да, да, ведь были же розы, точно были…
- А что за сумка? - неуверенно улыбаюсь я.
- Девчонки тебе прислали гостинцев. Надо выходить, пошли - улыбается князь.
Я нервно оглядываю себя в зеркальный осколок, бездумно поправляю волосы. Лицо сейчас ведь выдаст меня со всеми потрохами. Глубоко вздыхаю.
Князь открывает задвижку и торжественно выводит меня в прихожую.
- Мы наряжали именинницу, - непринуждённо сообщает он Татке.
Я надеюсь, у меня не очень виноватое лицо. Ну, а князь, как всегда, молодцом – по нему никогда ничего не угадаешь, у него вечно невозмутимое лицо разведчика. Слава богу, что он послушал меня и не размазал помаду… Ах, вот же они, розы! Он просто «повесил» букет на вешалку. И когда только успел? Нет, всё-таки, он ужасно предусмотрительный, настоящий разведчик. А я-то про них совсем забыла. А сумку и вовсе не заметила.
И мы входим в комнату: немного смущённая я, настоящий разведчик князь и розы, которые мне вручили вторично.
Ох, и ничего себе! Все уже оказывается, собрались, пока мы там интимничали… И Костя, и Юра - все уже здесь.
С днём-ро-ждень-я!!! – орут все по слогам. Татка вымахивает вверх что-то маленькое – раздаётся оглушительный выстрел. Сразу за ним – второй! Нас всех чем-то осыпает, пахнет порохом, вином... Ах, так это ж хлопушка, которую Татка приберегла с Нового года. А второй выстрел – шампанское, которое открыл Юра. И все срочно сдвигают Милкины бокалы!
Начинается весёлая неразбериха, меня опять, теперь уже всей компанией, поздравляют, вручают ещё два букета – от Костика, от Юры, ещё какие-то подарки... Забегают поздравить наши знакомые девочки Надя с Леной из «того» конца коридора. Они помнят князя, который им чинил фен после замыкания, радостно с ним здороваются, и он немедленно пускается за ними ухаживать – наливать, угощать…
Я с некоторым удивлением вижу, как он свободно держится, как весело общается, он вообще, оказывается, умеет быть душой компании - веселит, шутит, балагурит, все вокруг покатываются, и я чувствую - особенно сейчас, после шампанского – что влюбляюсь в него ещё больше. И украдкой любуюсь им - ему так идёт эта светло-синяя рубашка под цвет глаз, а отросшие светлые волосы придают прямо совсем заграничный шарм...
А мне опять наливают, в стакане у меня опять шипит, я с каждым глотком становлюсь всё счастливее, а князь - всё красивее… И вообще – такие красивые мальчики у нас, все трое, каждый по-своему хорош, Костя из всех троих самый изящный, он ниже ростом и вообще - тициановский мальчик со своим тонким лицом и руками пианиста, а князь и Юра – друг другу под стать - рослые, плечистые, крепкие парни…
Вообще всё хорошо, и стол хорош - а я ещё несколько дней назад отчаивалась, что нечем чем кормить гостей. А тарелки пустеют, красиво разложенный Милкин пирог редеет...
Я вспоминаю про сумку - там же ещё что-то! Бегу в прихожую, тащу сумку в комнату. Ого, сверху громоздится торт! Под ним - нереально красивые рыночные фрукты, окорок в пергаменте, ещё сыр, ещё сухая колбаса, и всё уже аккуратно нарезано...
Все, дружно загудев, начинают обновлять закуски, а я улучаю момент и сбегаю в ванную.
Осторожно снимаю с пальца кольцо, бережно укладываю его в шкатулочку и опускаю в карман моего халата, висящего в ванной. Через секунду передумываю, забираю шкатулку и, стараясь проделать это незаметно от остальных, прячу её в сумку, а сумку – в кухонную нишу. Почему-то не могу сейчас быть с этим кольцом на пальце. Потом, когда все уйдут, когда буду одна – налюбуюсь спокойно…
А потом стою возле стеллажа, смотрю, что творится за столом. Надя с Леной уже ушли, князь вернулся, проводив их по коридору, а моим девочкам была дана задача занимать Юру так, чтобы он ни минуты не скучал и вообще обо мне забыл.
И тут всё идёт по плану. Татка, помня своё обещание изображать собой его девушку, с самого начала сидит рядом, кокетничает, ухаживает, заваливает вопросами. Милка кинула на Юру своего Костика - тот сразу нашёл с ним общий язык, у них какой-то глубокий разговор о программировании, и Юра уже просит листок бумажки, и рисует какие-то схемы.
Всё замечательно, только князь одинокий и грустный.
Я тихо делаю знак Милке и передаю ей свой новый альбом с фотографиями. Разложить их, конечно, не успела, просто насыпала между страницами. Милка, как всегда, поняла с полувзгляда, успокаивающе кивнула. И устремилась взглядом на беседующих, деликатно ожидая паузы. Теперь всё отлично: когда разговор иссякнет, она выступит на сцену с альбомом, умильными улыбками и сияющими своими глазками.
А я тихо подсаживаюсь рядом с князем и шёпотом зову:
- Ваша светлость…
Он сразу оживает улыбкой, поворачивается ко мне широким жестом, почти обнимает.
- Что, милая?
Как он говорит это "милая…" Так нежно и тепло, у меня сразу замирает сердце, я никак не привыкну, что это слово относится ко мне, что это меня так называют. Такое особенное, мягкое, бережное слово, я молча впитываю его в себя, не веря самой себе, я живу с ним в сердце - и ничего больше мне не надо... А сама я так не могу, и от этого чувствую вину…
Я смотрю на него, и вдруг понимаю, что хочу, чтобы все разошлись. Чтобы мы остались наконец вдвоём.
Это так и будет, мы договорились: Милка уйдёт пораньше, ей неудобно приходить в дом Костика очень поздно, Татка с Юрой пойдут их провожать, Татка поедет ночевать к тётке, мы будем одни. Совсем немного надо подождать…
- Ты грустишь? - одними губами спрашиваю я.
- Нет, просто задумался, - отвечает он.
- О чём?
Он смотрит сверху вниз взглядом часового – взглядом, по которому ничего не поймёшь.
- О пустяках, - успокаивающе говорит он, хочет положить свою руку на мою – и сразу убирает. Холодная рука. Что-то его волнует. От него пахнет сигаретным дымом – значит, курил, когда девочек провожал…Что-то случилось у него…
- Скажи, ты давно его знаешь?
Он кивает на остальных, но смотрит на меня.
- Костю? – удивлённо спрашиваю я. – Мы с ним в самолёте летели обратно, я тебе рассказывала, даже писала… ты не помнишь?
Я против воли улыбаюсь, потому что с Костей связана моя история с князем. Как мы прощались, как мучительно расставались, как я летела в самолёте и чувствовала счастье…
- Нет, не Костю…
- Юру?Шведова?
Он молчит. Опускает глаза, потом снова поднимает.
- Скажи, кто такой Юрий Скороходов?