В спальне уже давно погасили свет. Обычно пользоваться мобильными телефонами не разрешалось, их отбирали и хранили у заведующей – до случая. И, конечно, давали сделать звонки родным несколько раз в неделю, и все. Это тем, у кого были родные. Хотя, если разобраться, откуда тут телефоны вообще? Основной контингент – сироты. Биологические или социальные, не важно – и первым, и вторым никто не будет покупать телефон или смартфон, так что если найдут – будет допрос у заведующей и отберут вообще навсегда. А те, у кого родные есть и кого родные посещают, особо телефонами тоже не хвастаются. Так что всего пару на интернат набралось. И лежат они у заведующей – это чтобы не потеряли, не испортили, не украл никто. Дают для звонка родным, отчитаться, что телефон есть, и – свободны. Зачем ребенку телефон? Не президент!
А вот у Оли еще и смартфон. Везучая. И как не отобрали? Шутка в том, что у глухой девочки никто и не думал его искать, а она умная, не показывала никому, потому и не отобрали. Теперь можно лежать до полуночи под одеялом и лазить в интернете, читать.
Конечно, все это не в диковинку. Так как интернат особый, специализированный, для детей одаренных, то компьютеры тут есть и даже интернет есть, но пользоваться им можно только в учебное время и, по большей части, в учебных целях. При этом многие сайты заблокированы специальной программой родительского контроля, а историю посещений иногда педагоги просматривают и, опять же, обсуждают, запрещают, не рекомендуют. Вот так и учись, вот так и познавай мир, если ничего нельзя.
На самом деле, если бы не контроль и заблокированные сайты, то никто не отказался бы и порнофильмы посмотреть, и в чате для взрослых посидеть, и найти схему, как собрать дымовую шашку, и, если случай подвернется, ее собрать и тут же испробовать. Но с такими тотальными запретами на все и маниакальными проверками компьютерный класс вообще отталкивал. Педагоги дули на воду, пугались и искали крамолу во всем. Вот так Оля, которая хотела посмотреть «Солярис» Тарковского, но никак не могла найти с субтитрами, была отлучена от компьютера с подозрением на поиск порнографии. Потом оправдана, но осадок остался.
Ну и к черту этот компьютерный класс. Теперь у Оли был смартфон и доступ в интернет без всех этих блокировок и запретов. И вот Оля лежала под одеялом и занималась делом, в сущности, на самом деле бесполезным – читала чью-то курсовую, посвященную желтой прессе. Объект исследования, конечно, мог бы быть интересным, если бы автор хотя бы приблизительно понимал, зачем он в него углубился. А так бездарно потратили время оба – и Оля, и этот анонимный автор. Но оторваться было невозможно, что иногда бывает даже с самым плохим чтивом. Почти засыпая на очередной главе, Оля подумала, что она бы могла написать не хуже. Может быть, стоит подумать о том, чтобы поступить на журналистику? Ника помогла бы… А писать курсовые – вообще чепуха.
Внезапно кто-то потрогал Олю за ногу. От неожиданности и испуга она буквально подскочила под одеялом. Судорожно отключила свой смартфон, засунула под подушку и выглянула. Темно. После слепящего экрана тьма спальни совсем кромешна.
Поморгала, надавила на веки закрытых глаз, немного пообвыклась. Вроде никого. Ее кровать у стены. До соседней кровати, на которой спит соседка Карина, – шагов пять, так просто рукой не дотянуться. Кто ее пугает? Стало неуютно. Не могло же просто показаться… И тут девочка заметила движение за тумбочкой. Там кто-то сидел, покачиваясь из стороны в сторону. Стало так страшно, что Оля чуть не заорала. Сдержалась только потому, что в голове настойчиво бубнила светлая рациональная мысль – монстров не бывает там, где так много людей, это кто-то из своих, кто-то свой!
И правда… Глаза совсем привыкли к серой спальне, тьма сменилась синим сумраком и черный силуэт за тумбочкой оказался Майком. Олиным ровесником с синдромом Тричера Коллинза. Тугоухий Майк только недавно начал пользоваться слуховым аппаратом, а до того общался языком жестов. Друзья по несчастью, у которых есть общий язык. Но как он сюда пробрался, к девочкам? Зачем?!
Оля сползла с постели, поглядывая на кровать соседки. Беда в том, что Карина не глухая и шум, который невольно может создать Оля, может ее разбудить. А будить ее точно не нужно. Карина вредная и завтра обязательно может все доложить воспитателям. Мальчики в спальнях девочек – это очень серьезный проступок. Может влететь.
Оля подобралась к Майку, попыталась спросить, зачем он пришел, не сильно понимая, видит он ее жесты или нет, но мальчик только схватил ее за руку и поволок в коридор.
«Если поймают – могут быть неприятности», – заволновалась Оля еще сильнее. По коридорам в ночное время не разрешалось ходить. Когда-то еще и двери запирали. Санузел у каждой спальни и душевая смежные, что может заставить ребенка бродить по коридору? Ночные страхи, бессонница? Ну, ты же не дома, мама-папа не пожалеют, так что, если что, лежи и реви в подушку. Только тихо, а то если соседи проснутся, то можно еще и от них получить. Смотря какие соседи. Вот Карина драться не будет – хоть в чем-то плюс. Жалеть, впрочем, тоже вряд ли. Но уж точно будет рада всем рассказать обо всем, что только видела и слышала. Вредная девочка.
Сейчас, кстати, спальни перестали запирать – была проверка, запретили, так как это не соответствует нормам безопасности. Впрочем, закрытых дверей в интернате и без этого хватало.
В коридоре было светло и пусто. Оля поежилась – холодно, поджала пальцы ног – тапки не надела, зря. Майк повернулся к ней и, моргая перекошенными глазами, начал что-то сумбурно пояснять:
– Собрание. Решили позвать и тебя. Не все знают, и знать не должны. Сама поймешь.
– Что? – изумленно переспросила девочка. Но вместо подробностей, Майк снова схватил ее за руку и повел по коридору.
Кругом было пусто. Оля даже удивилась. Нет, раньше по ночным коридорам ей гулять не доводилось (разве что когда болела – ее водили к медсестре), но она была убеждена, что тут хотя бы кто-то иногда проходит или даже дежурит, проверяет, все ли спят.
Майк довел Олю до двери игровой комнаты, воровато оглянувшись, толкнул дверь. Они быстро зашли внутрь, закрылись. В игровой было темно, только ночник был зажжен – лампа, в которой плавали масляные шары и которая светила теплым оранжевым светом. В комнате, прямо на ковре, сидели пятеро – четверо своих, детдомовских, и один какой-то посторонний, незнакомый мальчик.
Ближе к двери, удобно устроившись на огромном мягком медведе, совсем как на софе, на животе лежал Федя Инкубатор. Оля его боялась, так как говорили, что если сложить руки на груди вот так, крестом, и три раза проговорить: «Инкубатор ту-ру-ру!», Федя может убить. История глупая, конечно, Федя на прозвище не обижался, а чем может быть обидно вот это «ту-ру-ру» – совсем не понять, но Оля все равно побаивалась, вдруг что.
Чуть дальше от Феди сидел Давид. Новенький слепой мальчишка с нежным ангельским лицом, обрамленным темными кучерявыми волосами. У него было мечтательное лицо, и когда он слушал что-то особенно внимательно, лицо его приобретало какой-то особо нежный и задумчиво романтичный вид. Оля уже несколько раз ловила себя на том, что на уроках она смотрела именно на Давида, не следя за педагогом.
Дальше, прямо на ковре, подвернув под себя ноги, сидели Лев и Алиса, однояйцевые близнецы. Уникальные, как Оля узнала на просторах интернета – однояйцевые близнецы обычно рождаются однополыми, а вот такой разнополый комплект встречался всего несколько раз в современной истории. Называются такие близнецы полуидентичными. Хотя – вот они сидят, очень идентичные! Одинаково подвернули ноги, одинаково крутят прядь волос на затылке, накручивая ее на указательный палец. Оба ужасно некрасивые – с лошадиными лицами, узкими плечами, жесткими волосами и густыми, почти сросшимися бровями. Но удивительные, так как казалось, что они могут работать, как рация. Находясь в разных комнатах, они как будто продолжали быть на связи друг с другом, так что если Алиса плакала, брат прибегал ее защитить, а если Льву вдруг не спалось в его мальчишеской спальне, вдруг просыпалась и Алиса, тревожилась, просилась к брату. Оля часто пыталась проследить за близнецами и в других ситуациях, так как ей казалось, они реально способны общаться без слов – взглядами, прикосновениями. Но самое интересное, возможно, происходило с ними на уроках. Если Лев отвечал у доски, а Алиса в этот момент смотрела в книгу – не считалось ли это подсказкой?
В центре, на корточках, сидел неизвестный мальчишка. Как он попал в интернат, было непонятно. Но расспросить как-то неудобно: было ощущение, что все собравшиеся уже успели обговорить что-то и для главного, финального обсуждения ждали Олю и Майка. Было заметно, что все были взволнованы и совсем не рады происходящему. Девочка почувствовала укол беспокойства, но ничего поделать не могла – зашла, тихо села на пол, стала ждать, что будет.
Ноги совсем замерзли, потому она прижала колени к груди, а стопы обхватила руками. Так и сидела, внимательно глядя на нового, незнакомого мальчишку.
– Так. Теперь комплект, – кивнул мальчишка на Майка и Олю. – Хотя надеюсь, что потом к нам присоединятся и все остальные. Мы, люди новой генерации и склада, теперь полностью возьмем права на нашу планету у тех, кто сейчас ее заполнил и незаслуженно пользуется ее ресурсами. Мы – будущее, потому нам решать, кто войдет в этот новый мир с нами!
Оля ткнулась в коленки лицом, чтоб скрыть улыбку – что он несет? Как в старом фильме, ему трибуну…
– И ты зря смеешься, Оля, – только скользнув по ней взглядом, сказал мальчик. – Мне не нужна трибуна. И я не из старого фильма. Когда ты это поймешь, ты тоже ощутишь в себе силу нового человека.
«Это сон», – сообразила девочка и зажмурилась. Закрыв глаза, она, конечно, была лишена возможности понимать, что говорят и делают в комнате. Но ощущение ирреальности вдруг охватило и закрутило ее так сильно, что ей и правда вдруг начало что-то мерещиться, как во сне – какие-то неуловимые образы: человек с дудочкой, хромая лошадь бредет по пустому серому шоссе, река, зажатая двумя гранитными набережными, сосны в тумане.
Оля затрясла головой и выбралась из морока. Майк, сидевший рядом, коснулся кончиком пальцев ее руки и языком жестов сказал: «Позже все поясню».
Незнакомый мальчишка все так же что-то говорил, и Оля поспешила опять переключиться на него:
– Мы будем поддерживать связь. Я хочу вас видеть и знать, что вы получаете информацию от меня.
– Компьютерный класс! – подсказала Алиса.
– Хорошо, я могу рассылать письма на электронную почту, только они будут шифрованные. Но и живые встречи мне будут очень нужны и важны. Как и где – обсудим позже, сейчас мало времени. Самое главное, что я хочу вам сказать, наша доктрина проста: очистить мир от биомусора. Вы должны видеть и должны понимать, кто наш враг – люди со старыми, мертвыми убеждениями и ценностями, люди, живущие праздной жизнью и ничего не созидающие. Люди, которые не отступятся, так как уже не примут ничего нового – их невозможно перевоспитать! Потому все старое и отжившее нужно ликвидировать.
Федя и Давид одинаково вздрогнули на этом слове.
– Не бойтесь. Это просто закон будущего!
Мальчик встал, постоял в какой-то странной позе, как будто позировал перед невидимым фотографом, а потом, сдвинув брови, проговорил:
– Расходитесь теперь. Я уйду последним. У меня ключи.
Лев и Алиса одинаково встали и первыми вышли за дверь. Потом Федя. Майк поманил Олю: «Теперь мы».
В коридоре девочка почувствовала новый приступ страха и волнения – что-то определенно не нормальное только что произошло. Как сюда мог попасть посторонний? Что он им только что внушал? Почему выбрал именно их?
«Майк, мы в каком-то заговоре участвуем?» – спросила она спутника.
«Нет, – пояснил тот. – Мы теперь просто новое движение, детей за будущее. Мы теперь «Индиго», что значит особенные, рожденные с исключительными способностями».
Оля подумала: «Нет у меня никаких способностей», но Майку сказала другое: «Мне непонятно, этот мальчик сказал, что нужно кого-то ликвидировать, мы же не сделаем ничего плохого?»
Майк потряс головой в каком-то совершенно непонятном жесте, который можно было бы трактовать как «Да» и как «Нет» одновременно.
«Это он образно. Старое все равно однажды исчезает. А наша жизнь должна быть новой, как чистый лист».
И уже зайдя в свою комнату, где на соседней кровати спала Карина, Оля грустно подумала: «Никто и никогда не исчезает. И с чистого листа жить нельзя начать. Все равно все останется. Хотя бы даже просто в нашей ДНК».
Но она, конечно, уже никому ничего не сказала. А, забравшись в постель и согревшись, в полудреме продолжала думать, что все это ей приснилось, почудилось. Очень уж странная встреча в игровой комнате вышла. И компания собралась там странная – Федя, близнецы, Майк. Ну, допустим, Федя мог бы быть физической силой, близнецы – это рация, Давид – кажется, умный очень. Но Майк-то уж точно не особенный. Кажется, стихи пишет. А кто их не пишет? И она, Оля. Совсем не особенная. Просто глухая девочка из интерната.
И Оле начал сниться сон. Что она уже совсем не Оля, а космический пират, прорывающийся сквозь глубины космоса к заветному сокровищу – маленькой масляной лампе-антистресс, горящей где-то на окне в игровой комнате.
Утро у Хвостика выдалось интересное. Его собрали на скорую руку, заставили как следует помыться. Затем его быстро, но довольно аккуратно подстригли (худая темноволосая женщина ловко орудовала ножницами) и усадили на заднее сидение в микроавтобус, который был припаркован на стоянке возле вокзала. Темноволосая и Фокусник сели на передние сидения. Пока еще не тронулись, темноволосая обернулась и, строго грозя тонким пальцем с длинным ногтем, покрытым черным перламутром, стала пояснять:
– Мы тебе сейчас вещи быстро в одном магазине подберем. Переоденешься прямо тут и в то, во что скажем. Потом по адресочку еще двоих мальчишек возьмем – в дороге познакомишься. С утра поработаем немного, а потом завтрак и обед, и тихий час, и компьютеры с мультиками. Понял?
Хвостик, который пообещал себе не робеть, что бы ни происходило, живо закивал:
– Понял, понял. А тебя как зовут?
Темноволосая дернула бровью, но исправлять «ты» на «вы» не стала:
– Амалия, а тебя?
– Хвостик. А он? – Хвостик кивнул на Фокусника.
Амалия перевела взгляд и, на мгновение как будто замешкавшись, сказала:
– А его – Адольф.
Фокусник повернулся и потянул через весь салон длинную ручищу для рукопожатия:
– Адольф!
– Максим, – Хвостик так растерялся и удивился этой протянутой руке, что, пожимая ее, чуть ли не впервые представился своим реальным именем, а не уличным прозвищем.
– Ну, вот, – сказал Фокусник, – нормальное имя, а ты говоришь – хвостик.
– Все зовут Хвостик, мне нравится, – пояснил мальчишка. – А ты циркач?
Адольф ухмыльнулся и отвернулся к рулю, завел машину:
– В некотором смысле, но вообще артист, это правда.
– Фокусник?
Амалия прыснула, а Адольф засмеялся как Мефистофель, громко и раздельно рокоча: «Ха-ха-ха!» Потом сказал:
– Да, точно, фокусник.
Хвостика этот ответ удовлетворил и он несколько раз тихо повторил интересное сочетание: «Фокусник Адольф, Адольф фокусник». Звучало круто.
Буквально через пару минут они подъехали к комиссионному магазину возле рынка, скомандовали Хвостику выйти и уверенно повели его в отдел с детской одеждой. Набрали много, но набор был странным – не только обычные брюки и футболки, но еще несколько пижам, халат, три пары домашних тапочек (все какие-то смешные, детские), полотенца, простыня. В микроавтобусе Амалия дала ему пижаму с котиками и тапки:
– Сейчас наденешь вот это.
– Это же пижама.
– Я не слепая. Да, пижама. Так надо.
Хвостик не стал спорить, надо – так надо. Переоделся и развалился на заднем сидении. В пижаме было душновато.
Потом они с полчаса стояли в каком-то дворе. Фокусник нервничал, а Амалия его успокаивала:
– Скоро придут, это мы рано приехали.
– А я говорил, нужно других искать. Опять день потеряем.
– Не выдумывай, сейчас придут.
Потом к автомобилю подошел мальчишка, по возрасту приблизительно Хвостиков ровесник, но еще более худой и высокий. У него была модная прическа пучком и огромный пакет в руках.
– А где Рома? – не здороваясь спросил у него Фокусник.
– Ромка больше не придет, говорит, что надоело. И мама больше не пускает.
– А я говорил… – прошипел Фокусник, обращаясь к Амалии.
Мальчик тем временем забрался в машину, равнодушно посмотрел на Хвостика и, не удивившись его одежде, протянул руку:
– Артем.
И начал переодеваться, раскладывая по сидению свои вещи. Оделся он в итоге еще страннее – надел банный халат, намотал на голову полотенце, на нос нацепил очки и, прокашлявшись, вдруг обратился к Амалии неожиданно высоким голосом:
– Я готова, как будто только из душа. Чиста и свежа, как майская роза.
Амалия посмотрела пристально:
– Плохо. Очки сними, кто в душ в очках ходит? Лучше морду намажь чем-то, крем какой-то есть?
– Конечно, – уже обычным голосом сказал Артем, порылся в пакете, достал тюбик и стал густо мазать лицо чем-то зеленым.
В таком виде он Амалии понравился больше.
Машина снова остановилась.
– В бой! – скомандовал Адольф, и Артем, вздохнув, ринулся к выходу.
– Подождите, – пискнул Хвостик. – А что делать-то?
– А, да… – вдруг опомнился Фокусник. – Боевой инструктаж новичку. Смотри...
В многоэтажном доме на улице Восьмого марта консьержки было две, сменяли они друг друга в десять утра. Минуты через полторы, как Галина заняла стул, еще хранивший тепло Марии, в дверь стала ломиться какая-то девочка в халате.
– Что? Что такое? – изумилась консьержка:
– Ой, теть Галь (девочка произнесла ее имя как-то певуче, но неопрятно – получилось что-то вроде «Мляль» – может, даже «Марь» или «Варь»), мама телефон забыла, я следом кинулась, а брат спросонок не понял и за мной. Вот ключ и забыли. Квартира открыта, мы пойдем…
– Ага, – сказала консьержка и проворчала уже в спину детям, удаляющимся в сторону лифта: – Че по улице в тапках-то? Небось мамка потом хвалить не будет. Помойте подошвы, понятно?
– Спасибо! – отозвалась девчонка и помахала рукой.
Дети поднялись на последний этаж.
– Все, сказал Артем, теперь пешком до второго, удачи нам!
Он подправил на лице растекающийся зеленый крем, заново и потуже завернул на голове чалму из полотенца, перекрестился и позвонил наугад в ближайшую дверь. Тихо. Выждал пару минут – никто не открыл. Тогда позвонил в другую, и там тоже никого. Открыли только в третьей. На пороге стояла женщина с младенцем в руках, изумленно хлопала глазами.
Артем запел тоненьким голосочком:
– Какой малышик! Сладенький! Простите нас, что беспокоим, мы живем этажом ниже, недавно переехали. У нас сегодня электрик розетки чинит, а мама на работу ушла и деньги забыла оставить. Одолжите нам триста рублей, мы электрику заплатим, а через два часа мама на обед придет и вам занесет. Электрик уже ругается на нас, ждать маму не хочет.
Женщина заулыбалась, поманила в квартиру, покачивая малыша, достала из сумки кошелек, сунула Артему:
– Достань там триста, у меня руки ребенком заняты. Тебя как зовут?
– Алена! – улыбнулся Артем.
– Что-то немного вы электрику-то должны, где нашли такого дешевого?
Артем на секунду осекся, но потом нашелся:
– Мама ему задаток раньше переводила, так что я даже не знаю точно, сколько мы ему заплатили. Но вот триста еще должны.
– Понятно. Мне, наверное, тоже электрик нужен, дашь его координаты?
– Мама потом скажет.
– Или пусть от вас ко мне зайдет…
– Он говорил, ему на другой заказ. Но я ему скажу. Спасибо, что выручили!
Артем подтолкнул Хвостика к двери, чтоб женщина не успела задать другие вопросы:
– Вот, мы взяли ровно триста. Спасибо вам! Спасибо еще раз!
А в коридоре, не оглядываясь, поспешили к лифту, поехали на этаж ниже.
В лифте Артем придирчиво осмотрел себя в зеркале, оправил халат, под которым что-то захрустело, стрельнув глазом на Хвостика, сказал:
– Втягивайся, пацан. Я один все двенадцать этажей не обработаю.
– Ага, – кивнул Хвостик и вдруг заволновался – а что говорить-то, чем помогать? У него так легко не получится болтать с незнакомыми людьми, а у Артема слова как будто сами собой вылетали. Вроде и не думал – просто говорил.
Артем, увидев смятение на его лице, подмигнул:
– Ладно, не тушуйся, еще несколько квартир – и сам поймешь, что к чему. Потом разойдемся и по этажу на человека. Встретимся на втором.
На десятом этаже они вдвоем опять просили на починку розеток и уже попросили пятьсот. На девятом – на репетитора по английскому. Репетитор принес им еще пять сотен.
На восьмой этаж Хвостик поехал уже сам.
– Не тушуйся, – напутствовал его Артем. – Придумай основные ответы. Имя мамы, имя папы. Будут спрашивать чего-то, чего не знаешь – говори, недавно переехали, растерялся, забыл. Можешь сделать вид, что плачешь. Говори много, можно не по делу, ты же ребенок. Проси не много, но по ситуации, смотри по квартире. Старики и тетки с детьми мелочь дают, мужчины побольше. Просить можешь на урок по скрипке, на такси для сестры, на оплату заказа какого-то. Скажи, мебель доставили и сборщики просят денег. Понял?
На самом деле Хвостик мало что понял, так как с половиной из перечисленного никогда в жизни не сталкивался, но он на всякий случай кивнул, а про себя решил, что рискнет один раз, а если ничего не выйдет, просто посидит где-то на лестничной площадке, а потом спустится и скажет Артему, что никого не оказалось дома. Он же не станет проверять.
И вот Хвостик на восьмом этаже. Один, без напарника. Позвонил в одну дверь, затем в другую. Тихо. Потом позвонил в третью. Думал уже переходить к следующей двери, но тут открыли. Из полумрака прихожей выглянула очень мятая и растрепанная голова.
– О.
Хвостик заволновался, начал натягивать на сжатые кулаки рукава глупой пижамы:
– Здравствуйте, я ваш сосед сверху. То есть снизу. Мы недавно переехали, мама на работе, а у бабушки кашель, ей таблетку нужно купить, а мама денег не оставила. Вы бы одолжили мне триста рублей, а через час мама на обед придет и вернет вам.
Дверь раскрылась шире. В дверном проеме стояла девушка в похожей пижаме и с длинными спутанными русыми волосами. Видимо, спать она легла, забыв смыть косметику, так как под глазами у нее были черные разводы и подтеки.
– Не тараторь, не понятно ничерта.
– Тося, кто там? – из глубины комнат позвал еще один женский голос.
– Мальчишка какой-то, спи.
Но там уже не спали, и в прихожую вышла еще одна девушка, точно такая же – мятая, в пижаме, с растекшейся косметикой. Только волосы у нее были короткие.
– Ты кто? – спросила она у Хвостика и вдруг заржала: – Тося, он тоже в пижаме.
Хвостик сообразил, девушки были немного пьяненькие.
– Я ваш сосед снизу.
– Заходи, – вдруг поманила его первая и схватила за край пижамы, затянула в квартиру, поволокла на кухню. На столе стояли бутылки, ноутбук, пачки из-под снеков и коробки из-под пиццы. Хвостик с жадностью поглядывал – он вспомнил, что не ел, а от пиццы, пусть и засохшей, шел такой манящий запах.
– Ну, говори, сосед, че хотел? Пришел ругаться, что мы шумели ночью?
– Неее… – помотал головой Хвостик. – Я не слышал. Я просто дома один. Ну, с бабушкой, а мама на работе.
Рыжая толкнула подругу локтем:
– Тось, как у нас. Мама на смене, бабушка на даче, пацан в загуле.
Они захихикали.
Хвостика усадили за стол, налили какой-то напиток, стали совать пиццу. Он не отказывался. Сидели втроем за столом и жевали.
– Так че? Загульный пацан, зовешь в гости?
– Неее… – Хвостик опять помотал головой. – У меня бабушка.
– Можем отправить к Тоськиной бабке на дачу, пусть там вдвоем тусуются.
– А мы твою квартиру посуточно сдадим и у нас снова зависнем, – подсказала подруга и девушки хором захохотали.
Хвостик подумал, что ему пока лучше помолчать, поесть, а потом, когда выдастся минутка, улизнуть восвояси, а то полупьяные девки денег вряд ли дадут, а то еще и заболтают тут до смерти, а Артем сказал сильно не задерживаться, вдруг кто переполох устроил, пойдет искать этих загадочных соседских детей, которые в долг просят.
– А ты че худой такой? – вдруг озабоченно спросила Тоська. – Как у вас, у пацанов, так получается – вон, пиццу наворачиваешь, а в бедрах не полнеешь?
– Да, ладно, ему, может, дома не дают, – пожалела Тоськина подруга. – Жадно как жрет, как мой спаниель.
– Не гони, пацаны всегда такие! – сказала Тоська. – Ты моего брата видела? У него до двенадцати лет ноги были – во!
Девушка выставила вперед кулаки, оттопырив мизинцы, стала двигать пальцами, изображая шагающие ноги. Этот жест оказался таким смешным, что захохотали не только рыжая, но и сам Хвостик.
– У него и сейчас ноги такие, только сверху пузяка висит, – сообщила рыжая подруга.
– И щеки, – поддержала Тоська. – Но он уже худеть начал. Знаешь, как?
Подруга изобразила заинтересованность на лице.
– Турник дома повесил. Подтянуться не может, висит, как шланг. Повисит-повисит, потом опять на кухню идет и пельмени с пивом топчет, отягощение для упражнений увеличивает, поняла?
Отсмеявшись, девушки опять вспомнили о Хвостике:
– Так че зашел? Просто в гости или знакомиться?
– В таком парадном виде, – хохотнула подруга.
– Бабушке лекарство нужно, – с трудом вспоминая, что там говорил в начале, стал пояснять Хвостик.
– Какое?
Мальчик растерялся:
– Попо… Попо… Папаверин!
Название он это где-то слышал, но понятия не имел, что это за лекарство такое.
– Попа-дверин? – переспросила рыжая, и обе девушки чуть не покатились со стульев от хохота.
– Ага, – подтвердил Хвостик. Какая разница, они все равно будут смеяться.
Русая, продолжая смеяться, пошла к кухонному шкафу-пеналу, достала оттуда аптечку и стала в ней копаться:
– Йод, бинт, еще йод… Твоей бабушке йод не нужен? Лазап, гидрохло… гидрохла… Тьфу! Что за слово-то? Нет у меня Попадверина.
– Я бы купил, – пискнул Хвостик.
– Точно, – сообразила подруга. – В аптеку нужно.
– Не, я не пойду… – замотала головой Тоська.
– И я не пойду, – отказалась рыжая.
– Я пойду! – вызвался Хвостик.
– О, это хорошо, – сказала одна из девушек и куда-то ушла. Вернулась с рюкзаком, поковырялась: – У меня только двадцать рублей.
– У меня еще пятьдесят есть, – сказала Тоська и тоже вынесла откуда-то.
– Должно хватить, – сказал мальчик и, деловито сложив купюры, отправился к двери.
– Стой, – окликнула его одна из девушек, и мальчик с трудом удержался от того, чтоб не дать деру, оглянулся:
– Пиццу забери, – сказала Тоська и подтолкнула в его сторону коробку с двумя оставшимися кусками. – Сегодня понедельник, я худеть начинаю.
– Дура, сегодня четверг, – поправила ее подруга, но пиццу отдала, и Хвостик вышел за дверь.
Больше он не стал никуда заходить, в лифт тоже не садился. Пошел на лестницу, где сел в пролете на ступеньки и доел подсохшую пиццу. Аккуратно расправил и сложил по номиналу купюры, посидел немного и пошел на второй этаж, где они договаривались встретиться с Артемом. Тот подошел буквально через пару минут. Скомандовал:
– А теперь быстро переодеваемся! – вытащил из-под халата пакет со сменной одеждой, мальчики натянули спортивные штаны и футболки.
– Обувь, обувь… – посетовал Артем, потом махнул рукой: – Ладно, кто там особо смотрит…
Пижаму и халат, которым Артем вытер лицо, сняв остатки уже подсохшего и потрескавшегося крема, оставшегося кое-где на щеках, спрятали в пакет. Артем натянул на самые глаза кепку (похоже, он все же переживал, чтоб его не узнал кто-то), и они пошли вниз. Уже на лестнице Артем спросил:
– Сколько дали?
– Семьдесят рублей, – сказал беспризорник и заволновался, что этого слишком мало.
Артем сказал:
– Ясно, – и больше ничего не стал выяснять.
На первом этаже они спокойно прошли мимо вахтерши, вышли во двор и чуть не бегом направились к микроавтобусу, возле которого курил Фокусник.
– Как? – коротко спросил он.
– Все тихо! – махнул рукой Артем, но все равно они побыстрее прыгнули в машину, где их приняла Амалия. Взяла и пересчитала деньги у Артема, потом протянула руку к Хвостику, тот отдал ей свою добычу.
Она повертела в руке. Потом, ничего не говоря и как будто между делом, пошарила у него в кармане. Вытряхнула пакет и пошарила в пижаме.
– Как там? – спросил Адольф, не забывая следить за дорогой.
– Семьдесят рублей у нашего птенчика! – сообщила Амалия, и оба вдруг заулыбались как-то одобрительно. И Артем тоже заулыбался, закивал.
– Молодец! – похвалил Адольф. – С боевым крещением!
– Свой человек, – сказал Артем, обтирая влажной салфеткой лицо, на котором все еще обнаруживались зеленые разводы от крема.
За свою не очень богатую добычу Хвостик неожиданно получил вознаграждение – его отвезли в Макдональдс, где все вместе пообедали, и Хвостик, хоть уже и не был особо голодным, первый раз в жизни смог заказать и съесть целиком любой из бургеров.
Это был счастливый день.
Коплю вдохновение на новые главы тут – карта МИР 2202 2023 3930 9985