ЖДАТЬ
Много родственников было у Никитича в бескрайних землях Сибирских. Все они когда-то давно очутились здесь по воле государства силком, либо добровольно. Многие из них роптали на свою ссыльную судьбу, некоторым удалось вернуться. Остальные же наоборот не жаловались, укоренились и дали новые побеги и ветви. Их дети и внуки, рождённые в этих бескрайних суровых просторах, не видели, как жили предки там, откуда пришли сюда. Родные земли отцов и дедов естественным образом казались для отпрысков чужими. Так появились коренные жители здешних земель, гордо называющие себя сибиряками.
***
Однажды к деду приехала тётка, старушка девяноста пяти лет. Она казалась Никитичу пережитком прошлого, хотя и он сам был уже одной ногой в этом пережитке. Но, глядя на сидящий монумент за столом, Никитич удивлялся, как в этом архаичном объекте со впалым беззубым ртом, сухими закостеневшими пальцами и худющим телом, обтянутом почти прозрачной кожей, мог до сих пор оставаться острый ум, чистый взор и самое главное - желание жить.
- У меня ведь никого кроме тебя уже не осталось, Захар Никитич... - жаловалась гостья. - Вот, думаю, дай заеду к племяшу, проведаю.
- Правильно сделала, я тебя сто лет не видел. - одобрительно произнёс Никитич.
- Чувствовала, что ждёшь! - вытаскивая из авоськи банку брусничного варенья, радостно ответила старушка.
- Тёть Маш, а не колдунья ли ты у меня? - прищурившись, с усмешкой огорошил вдруг пожилой племянник.
- Чего это? - засмеялась она.
- Век живёшь и всё не стареешь! - водружая чайник на печку, по-доброму заметил Никитич.
А ведь и правда уже много лет Никитич помнит её именно такой. Она нечасто у него бывает, есть возможность сравнить. Что пятнадцать лет назад, что сейчас, сидит перед ним практически не изменившийся пожилой человек.
- А я скажу тебе! - вытирая выступившие от смеха слёзы, произнесла она. - Я не сижу взаперти. В лесу живу, лесом питаюсь. Сосновый воздух мне сил придаёт.
И правда! За домом Марьи Федотовны начиналась тайга. Ещё в детстве Никитич боялся по тёмному бегать до туалета, когда гостил у своей тётки в соседней деревне. Выйдет на крыльцо, а из темноты бора сверкают шесть волчьих глаз. Какой там туалет! Страх брал верх над примитивной потребностью ребёнка и дверь сеней тут же запиралась им на огромный железный крюк.
- Захарка, я ж говорю, вон в ведёрко в сенцах сходи. - участливо уговаривала тётка, тогда ещё молодая и очень красивая двадцатипятилетняя вдова с длинной чёрной косой, красиво уложенной в калачик на затылке.
Муж её спился на нет, последнее время и в семье уже не жил. Часто потом вспоминала она причину смерти мужа Алексея и каждый раз при этом давала навет Никитичу не спать на реке в лодке.
Было это так. Выпивал Алексей втроём с мужиками да прикимарил в лодке. Ночь уже была. Мужики вышли на берег за очередной порцией спиртного, лодка качнулась, тот в ней перевернулся, да так, что лодка накренилась и начала хлебать воду. Когда дружки пришли, увидели лодку пустой, а своего товарища у самого берега, лежащим на животе, лицом в каменистое дно протоки Енисея. Часть тела под водой, часть сверху - так мелко было, а утонул. Долго потом в деревне обсуждали эту нелепую смерть.
А Марья Федотовна недолго плакала по мужу, пришла ещё одна беда, рана от которой никогда уже не зажила в её душе. Во сне отошла в рай её единственная дочь. Для женщины это казалось самым страшным горем из возможных. У Никитича до сих пор стоит в ушах истошный крик тётки среди ночи, превратившийся в вой после того как сел её голос.
Через год после случившегося Марья Федотовна, заперев дом на засов, простившись с родными, уехала жить на Крайний Север. Прожила она там тридцать с лишним лет и всё же вернулась в родные края.
Когда увидел её Никитич впервые после такой долгой разлуки, то не узнал. Перед ним стояла маленькая худая женщина с впалыми щеками, тонкими кривыми пальцами, от тяжёлой работы, недугов и абсолютно белоснежными волосами. Она тоже не узнала в нём того семилетнего мальчика, её любимого племянника.
- А если серьёзно, Захар, как вернулась из Игарки, так и перестала стареть. Чужбина всю меня съела. До конца бы доела, если б я сюда не приехала. Э-эх... Не просто так мы кочуем по Земле. Бежим от лихой доли. Не все, конечно. Но я убегала от горя и искала вдали успокоения и мира в моей душе. Знаешь, мало кто нашёл там, что искал... Там у многих из нас, чтобы вернуться, уже не оставалось ни возможности, ни сил. А я вернулась, мне повезло... Как бы ни было тяжело переступать порог своего дома, как бы ни терзали воспоминания о том, что будто бы лишило тогда меня жизни, а вернувшись, всё-таки поняла, что и там я не жила на своём месте. Потому что оно здесь, место это.
- И-эй, знала бы ты что было с твоим домом за то время пока ты там на собачьих упряжках каталась! - смеялся Никитич. - И шпану оттуда гнал, и стёкла несколько раз вставлял. А как-то приехал и забора не нашёл, по досточке деревенские его зимой в своих печках сожгли, хорошо хоть дом на дрова не разобрали. В твоём дворе лес вырос за это время! Никто и не думал, что ты однажды вернёшься. Да что говорить, ты ни весточки за столько времени не прислала! А я ждал...- бранил её родственник.
- Спасибо тебе за новый забор и за то, что ж... - не договорила Марья Федотовна.
- Да какой там новый, из старья сколоченный... - отмахнулся Никитич и продолжил уже спокойно. - Даже не предупредила тогда, что едешь, а вдруг дома уже не было бы, столько лет прошло...
- Был бы! Я чувствовала, что и он ждёт!
Уже вечерело. Два родных человека никуда не торопились и спокойно допивали на кухне чай. Теперь они не вспоминали о плохом. Только добрыми воспоминаниями возвращали себя в те далёкие, тёплые сердцу времена. У каждого из них почти до конца уже были выпиты жизни. Но, не сговариваясь, они знали, что этот последний глоток, хоть и остывший, он самый вкусный и его надо пить медленней.