ПРИНЦ
Когда мне было лет одиннадцать, я воспринимал рас-
светы, закаты, запахи и звуки с особым, детским восторгом.
Жил я в интернате.
Однажды девочки попросили меня сыграть в спектакле
«Золушка» принца. Я удивился:
– Почему я?
– У тебя кучеряшки, и ты худенький, – ответили они.
– Я не худой! – возразил я.
– Правильно. Стройный, как настоящий принц.
Это мне больше понравилось, и я спросил:
– А кто Золушка?
– Оксанка, – сказали девочки, явно завидуя ей.
Оксана была в нашем классе отличницей. Я немного по-
думал и ответил:
– Ладно.
Настал день премьеры. В клубе был весь интернат. Де-
вочки нарядили меня принцем так: короткие спортивные
штаны какого-то первоклашки, белые гольфы с бубончи-
ками, балетные тапочки, девчоночья тонкая кофточка –
блузка с бантом на груди, самодельная корона… Ужас!
Я ни разу не выступал перед публикой. Вроде бы я не
волновался, текст был простой. Но меня пришлось вытолк-
нуть на сцену.
Вместо приветственных рукоплесканий меня оглушил
хохот. Он, проклятый, раздавался даже из-за кулис.
– Ну-ка, крошка, дайте ножку, туфельку примерить
вам, – произносил я назло всем звонко. Дурацкий смех обо-
злил меня и придал решимости.
– Она мне впору, – отвечала одна, потом другая дочка
злой мачехи Золушки.
– Нет, обман! Туфелька не впору вам! – говорил я ещё
громче. Да, я был уверен в себе, как все принцы.
После спектакля на меня стал коситься старшекласс-
ник Мишка Чубарь. Многие его боялись. Однажды он мне ска-
зал:
– Будешь к Оксане подходить – получишь! – и показал
кулак.
Я представил себе, как его «кувалда» прошлась бы по
мне. Было обидно, что Мишка Чубарь может мне что-то за-
прещать.
Дни следовали один за другим. Я и не подходил к Ок-
сане, потому что было незачем: домашние задачи сам решал.
Вообще, я никогда у неё не списывал, это другие, если не ко
мне, то к ней обращались.
А Чубарь всё был неспокоен. Иду по коридору, он –
навстречу, глядит на меня сурово. Или на дворе издали свер-
лит злым взглядом. Наш класс дежурит в столовой, а он с
улицы в окно следит за мной, и дружки его с ним.
Самая активная в классе Маринка Нечаева вдруг спро-
сила:
– Почему ты Оксану с днём рождения не поздравил?
– Мы же поздравили всем классом, – ответил я.
– Так то классом!.. А между прочим, это она выбрала
тебя принцем.
Я молчал.
– А может, ты трусишь?
– И вовсе нет, – сказал я.
– Ну, посмотрим, – мотнула косой Маринка и оставила
меня в покое.
Не собирался я лично поздравлять Оксану, но и трусом
выглядеть ни перед кем не хотел. Особенно перед девчон-
ками. К Оксане всё же подошёл:
– Дай списать.
– Ты же можешь сам, – удивилась она.
Я почувствовал, как краснею, как горят уши. Тогда Ок-
сана предложила:
– Давай вместе.
Задачка попалась лёгкая. Но я почему-то и вправду ни-
чего не соображал, сидя за её партой.
Васька, двоечник и доносчик, мне прошипел:
– Тебе же ясно сказали!..
В школьном саду я с интересом наблюдал за муравейни-
ком и подумал: «Надо будет показать Оксане».
Вдруг человек пять подошли ко мне. Я поднялся с кор-
точек. Зажмурился не от ожидаемого удара – солнце слепило
в глаза. И не попятился, отошёл чуть в сторону, чтобы мура-
вьёв не подавили. Чубарь подступил ко мне.
– Ну и худой! – вздохнул он. – Даже жалко.
Если б я возразил, что не худой, он меня точно сразу бы
ударил. А так положил правую руку на моё правое плечо – и
держит, словно мы друзья.
Если близко смотреть, глаза Чубаря не такие уж и злые.
Просто Мишка прикидывался грозной силой.
Честно говоря, я никогда ещё ни с кем не дрался, никого
не ударял, и меня никто не бил. Я и не мог вообразить себе,
как это можно кому-нибудь причинить физическую боль. Не
только не допускал, но и категорически, всем своим суще-
ством отвергал такую мысль. Само насилие казалось мне та-
ким нелепым, чудовищным, несправедливым, злым явле-
нием, что я даже не хотел об этом думать.
– Да не тяни, Чуб! – сказал кто-то из ребят.
– Снять бы с малого штаны и посадить на муравейник, –
насмешливо подсказал другой.
Мне даже показалось, что Мишка лучше их: зрачки его
дрогнули от услышанного.
– Пусть живёт! – наконец примирительно произнёс
Чубарь.
Он уже стал поворачиваться от меня, собираясь убрать
с плеча руку, но неожиданно, исподтишка, резко и сильно дал
снизу локтем по подбородку. Я клацнул зубами и прикусил
язык – больно, так, что солнце померкло в глазах!
Я не упал. И не заплакал. Просто смотрел и смотрел им
вслед, ощущая во рту солёную горечь крови…